«А люди всё кричали и кричали,
А люди справедливости хотят:
«Ну как же так?! Мы в очереди первыми стояли,
А те, кто сзади нас, уже едят!»
Но снова объяснил администратор:
«Я вас прошу, уйдите, дорогие!
Те, кто едят, — ведь это ж делегаты,
А вы, прошу прощенья, кто такие?»
Когда пришел домой, и только успел переодеться, зазвонил телефон. Я из комнаты подбежал к аппарату. Подняв трубку, ответил, и на другом конце услышал незнакомый женский голос. Не столь многие звонили домой, а своих друзей и Татьяниных, я хорошо знал. Тех, кто мог звонить отцу, тоже знал. А незнакомые звонки сильно не любил, обычно баловались малолетние идиоты.
— Слушаю.
— Мне дали задание, позвонить по этому номеру и связаться с учеником девятого класса средней школы.
— Да я у аппарата.
— Я несколько раз звонила, но никто не отвечал.
— Я только пришел с последнего урока, но, извините, вы не представились.
— Я работник секретариата Первого Секретаря ЦК ВЛКСМ республики, и звоню чтобы передать вызов в приемную сегодня к 16 часам.
— Вы, очевидно, ошиблись или Вас ввели в заблуждение. Лично я, не являюсь членом ВЛКСМ, и не могу никоим образом интересовать столь высокое комсомольское руководство. Тут явная ошибка, или над Вами пошутили, как над новенькой. Сколько вы работаете в аппарате секретариата?
Повисла тишина, и чувствовалось, что на том конце провода девушка пытается собраться с мыслями. Я решил ей помочь.
— Давайте Вы уточните детали, а я посижу у телефона, и буду ждать звонка. Очень бы не хотелось Вас подводить, так что лучше переспросить, чем провалить задание. Хорошо?
— Да, наверно это будет правильным решением. Я перезвоню, как только всё выясню.
Я повесил трубку и стал обдумывать.
Скорее это работа тех залётных комовских гадов. Я же тогда попросил слова от имени несоюзной молодежи, и тем самым противопоставил её, заявленной позиции комсомола. Вот эти суки и решили отыграться. Наверно, в первую очередь дали задание связаться с детской комнатой милиции, и наехать оттуда — вызвав на собеседование. В их тухлых мозгах, быть не комсомольцем можно, только состоя на учете в милиции за преступные действия. В подавляющем большинстве случаев это так, но я там — не был, не состоял, не привлекался. Им это, наверно, и сообщили. Тогда, скорее всего, они решили наехать на семью, но выяснилось, что партийных в семье нет. И по этой линии, не снять стружку. По работе наехать на главного инженера крупнейшего предприятия связи республики — не так то и просто, а если учесть первую форму допуска и тем более ответственность за функционирование связи республиканского бункера гражданской обороны, где в случае чего, или на учениях, собирается вся верхушка республиканской компартии и правительство республики — и еще сложнее. Так что и по этой линии случился у них облом. А в рапорте они, наверно, поспешили отметить случай злостного противления линии комсомола со стороны ученика девятого класса. Принять самим меры не удалось, и в результате информация могла дойти довольно высоко.
Но сидеть у телефона некогда. Надо пообедать, а то потом сразу придется ехать в город, если это не ошибка. Сбегал на кухню, и поставил обед, греться на плиту. Но приступить не удалось, снова зазвонил телефон.
— Да, я Вас слушаю.
— Это снова по поручению секретариата звонят. Я уточнила, и никакой ошибки нет. Вам следует быть к 16 часам. На проходной пропустят, только возьмите документы.
— А у меня кроме метрики о рождении без фотографии, никаких документов нет. Паспорт я должен получать только через пару недель. Как тогда быть?
В трубке опять наступила тишина. Похоже, я совсем загнал девушку в тупик вопросом. И решил помочь.
— А давайте пусть на проходной меня встретят те, кто меня видел. Ведь, скорее всего они будут присутствовать, для изложения их точки зрения.
— Знаете, но я не в курсе дела. Мне только поручено связаться и оповестить о вызове.
— Не беспокойтесь, вычислить причину вызова не составило труда, и по чьей докладной. Просто передайте мои слова. А то меня не пустят в здание.
— Хорошо. И спасибо за содействие, я действительно недавно работаю, и мне дают такие мелкие задания.
— Ничего. Привыкните. Успехов Вам в труде.
А повесив трубку, поскакал на кухню, пока всё не подгорело. Быстро пообедав, спасибо армии. Я схватил из портфеля статью, и, уложив в картонную папочку, побежал на троллейбус. В троллейбусе я спланировал дальнейшие передвижения. Сначала в Универ. А оттуда в ЦК комсомола республики. Статья в десятки раз важнее. Надо чтобы она попала в большее количество рук. Попрошу сестру, если нет лабораторок или какой срочной работы, распечатать статью в пяти экземплярах. Ундервуд справится, и попрошу не экономить копирку. Надо, чтобы статью просмотрели хотя бы несколько специалистов. Может быть и Слава — он биохимик. Вообще, зачем я гадаю? Татьяне видней, «кто у них ху».
В здании я сразу по лестнице побежал на кафедру и нашел, в какой аудитории работала сестра. Передал статью и просьбу напечатать, предложил по-быстрому сбегать за машинкой, и принести её сюда. А у двери вспомнил, и чтобы не забыть снова — быстро сказал.
— Да, чуть не забыл, я вчера частично изложил суть статьи Фридеру и Кристине, а также предложил совместное проведение работ. И координацию в дальнейшем.
— Ты уже за ректорат решаешь вопросы?
— Просто, это самая глобальная задача биологии в этом веке. И сотрудничество с ГДР в этом плане очень полезно. Ладно, я побегу, а то тут меня еще вызвали в ЦК комсомола, впрочем, расскажу, когда притащу печатный агрегат.
И поскакал в комнату редколлегии, а оттуда быстро притаранил машинку.
— Ты во что опять влип? — встретила меня вопросом сестра.
— Да ничего страшного, мы не сошлись с комсомолом в вопросе: надо ли желать доброго пути и всего хорошего, бывшей комсомолке, выезжающей на жительство в Израиль.
— Ясно, опять не мог без выпендрёжа.
— Вовсе нет. Это принципиальный вопрос. Люди в любом случае уедут. Удерживать силой, и подпитывать «пятую колонну», — глупость несусветная. А в Израиле, лучше иметь бывших соотечественников, хорошо вспоминающих о годах прожитых в Союзе, нежели помнящих, как их пинали все официальные структуры и партия с комсомолом. Разве не логично?
— Это, ты сейчас речь для ЦК репетировал? Мне то, — элементарное не объясняй. Когда сосед сверху дядя Гриша уезжал с семьей, разве мы не сердечно распрощались. Даже помогали вещи грузить. Сам же, тогда, и таскал.
— А для партийных чинуш — это дезертирство, от построения передового коммунистического общества. А с дезертирами нельзя миндальничать, а то многие побегут, и не только евреи. Вон, этот танцор гомик Нуриев слинял, и некоторые другие артисты тоже. Им плохо жилось в стране советов? Не ценили их творческих натур, и огромного вклада?
— Ты на часы не забывай посматривать, на когда тебе назначено?
— Успею, к четырем часам. А здесь десяток минут ходьбы от силы. Так что давай лучше поработаем со статьей — это важней сотни таких встреч.
Сестра вычитывала текст и спрашивала, когда не могла разобрать слов. К половине четвертого мы статью проработали.
— Машинку потом наверх не тащи, задействуй мужиков. Да, и со Славой поговори о статье, он наверно ближе всего по тематике. Можешь ему дать копию на ознакомление, да и пусть соавтором будет, ему в аспирантуре нужны печатные труды, а он сам подскажет, кто из профессоров, более смело мыслит и воспримет идеи. Ладно, я пойду, не хочу давать этим комсомольским начальникам преимущества. Точность — вежливость королей! Давай счастливо, я побёг.
Как ни странно — пустили меня без проблем, да и там — ждала девушка, наверно та, что звонила. Я предъявил свидетельство, и мы по коридорам прошли в приемную, где секретарь предложила подождать приглашения.
Я присел в кресло и приготовился ждать. Чем больше начальник, тем больше пауза в приемной. Потерплю, они считают, что нервничающий школьник перегорит в приемной и будет мягок как пластилин в высоком кабинете. Расчёт в целом верный, но не на ту возрастную аудиторию, а потому не сработает.
Подошел к секретарю и спросил, где можно взять газеты или журналы, чтобы полистать. Она мне выдала комсомолку, и я, поблагодарив, сел, углубившись в чтение. Минут пятнадцать я листал газеты, и читал заинтересовавшие статьи, прежде чем секретарь предложила проходить в кабинет.
Я прошел и остановился у двери.
— Добрый день Пётр Кириллович. Можно пройти?
— А, проходи, присаживайся.
— Да нет. Спасибо, я тут постою.
— Вот тут у меня рапорт работника горкома комсомола, что ты пытался сорвать комсомольское собрание и вел себя вызывающе.
— Извините Пётр Кириллович, но я не мог присутствовать на комсомольском собрании, так как являюсь несоюзной молодежью. Было собрание класса, где мы обсуждали выезд одноклассницы на постоянное жительство в Израиль.
— Тут так и написано, повестка собрания — выезд за рубеж на постоянное жительство комсомолки из вашего класса.
— Извините, я перебью, но я присутствовал не на комсомольском собрании, а на собрании класса, и, следовательно, не мог сорвать ведение комсомольского собрания.
— Хм, но там было комсомольское собрание класса, и присутствовали представители горкома и райкома комсомола. Сейчас участились единичные случаи выезда комсомольцев за рубеж, и мы держим под контролем каждый.
— Еще раз повторю, я не мог участвовать на комсомольском собрании. Вкралась ошибка, собрание было совмещенным, иначе бы — меня там не было.
— Хорошо, отложим в сторону выяснение этого. Тут написано, что ты выступил от лица несоюзной молодежи против курса комсомольской организации.
— Ничего подобного. Не выступал я против чего-либо, а лишь выяснил у одноклассницы, интересующие меня подробности, и пожелал ей доброго пути и хорошего обустройства на новом месте жительства. На Руси испокон века — было принято давать такие напутствия уезжающим.
— Именно это и написано в рапорте. Это расходилось со всеми прочими выступлениями. Кто тебе посоветовал так выступить?
— Всецело моя совесть, и долг товарища, проучившегося в одном классе восемь лет. Мне хотелось, чтобы у девушки осталось хорошее воспоминание о покидаемой Родине, и людях живущих тут.
— Вот именно, они покидают Родину, которая о них заботилась, растила, предоставила все возможности для нормальной жизни.
— Я бы, не покинул — это как бросить родную мать. Но люди разные, может им она показалась мачехой?
— Значит, сам это считаешь предательством, но желаешь доброй дороги?
— Тут нет противоречия, чем больше таких сомневающихся уедут, тем лучше. Не стоит их удерживать, и создавать «пятую колонну». Естественно, за вычетом, связанных подпиской об ознакомлении с секретными сведениями. У меня у отца первая форма допуска, и я знаю, что такое режим секретности. Отец никогда не рассказывает, что и где делал, даже в кругу семьи.
— Твоя позиция понятна, но ведь она расходится с позиций твоих товарищей, позицией партии и комсомола.
— Я беспартийный и не член ВЛКСМ, так что придерживаться их позиции не обязан. Товарищи имеют свою точку зрения, и я её уважаю, но не согласен с ней.
— Значит, ты отделяешь себя от коллектива? Обосабливаешься?
— Вовсе нет, я просто имею особое мнение по данному вопросу, только и всего.
— Я вижу, ты в своем поступке не раскаиваешься, и не желаешь отказаться от своих слов.
— Ни в коем случае. Я не ребенок, чтобы сказать, а потом прощения просить. За свои слова привык держать ответ.
— Так, с этим вопросом, наконец, закончили. Но объясни, почему ты не хочешь вступать в ряды ВЛКСМ, ведь я правильно понял?
— Абсолютно верно.
— Я слушаю, мне интересно знать, ведь сегодня редко встретишь парня твоего возраста не желающего вступить в ВЛКСМ.
— А вы точно хотите это слышать, и хотите услышать правду?
— Да, именно, правду и хотелось бы услышать.
— Тогда если есть магнитофон, или диктофон. Или иная аппаратура, то лучше включить запись, чтобы потом можно было еще прослушать.
— Ты уверен?
— Да если у секретаря есть диктофон, то пусть его принесут.
Пётр Кириллович по селектору попросил доставить диктофон. И секретарь внесла немалый агрегат — еще бобинный, и установила на столе, включив на запись. А после, спросив разрешения, вышла.
— Начинай, я жду, а то итак много времени потратил.
— Вы знаете термин «золотая молодежь»? И что он означает?
— Знаю, продолжай.
— Так вот «золотая молодежь» имеет абсолютную уверенность в полном своем превосходстве над прочими гражданами Союза. Считает себя элитой общества, которой всё позволено, из-за её исключительности. Далеко ходить не надо, тут по соседству расположена школа, где они обучаются. Я готов соревноваться с целым десятым классом, в решении задач вступительных экзаменов по математике или физике. Они будут решать по одной задаче, а я буду столько, сколько их будет. И посмотрим, у кого будет больше правильно решенных задач. Могу и в знании английского посоревноваться. Биология — было бы нечестно, так как у меня много знаний из университетского курса. Химия, — пожалуй тоже. Об астрономии даже не заикаюсь, все детство провел в планетарии.
— Ты настолько уверен в своем превосходстве? Ведь, там тоже есть интеллектуалы.
— Пётр Кириллович, вы не так трактуете, я совсем не заявляю о своем интеллектуальном превосходстве над «золотой молодежью», я просто указываю на отсутствие такового с их стороны. А они в нём глубоко уверены, ведь у них отец — занимает тот или иной посты. Это зарождение новой наследственной аристократии. Впоследствии, их уже не будет устраивать столь сложный механизм передачи власти по наследству. Им понадобится более простой и предсказуемый. И на данном этапе развития общества — им являются деньги, точнее — очень большие деньги. Именно, такая «золотая молодежь» и примкнувший к ним криминалитет — станут устанавливать капиталистический строй на обломках советского государства. А вы станете — последним Первым Секретарем ЦК КПСС, и её могильщиком. Так как партия перестанет существовать, вместе с развалом Советского Союза на 15 «независимых государств». А Вы, позднее, даже станете президентом одного из таких «независимых». Правда, независимости будет хватать только на то, чтобы выбрать место, где приложиться к афедрону Соединенных Штатов, да еще резвиться на выделенной ими для национальных элит лужайке. Не знаю, нравится ли Вам сегодня такая перспектива, но тогда вы и ей будете рады, и довольны.
Лучинский[30] долго сидел и думал, а потом произнес.
— Ты тут таких небылиц порассказал, что пожалуй стоит вызвать врачей.
— Простой прогноз, закономерного развития существующего общества. То к чему приведут установленные привилегии, и неподконтрольность обществу элиты. Это вам скажет любой грамотный и думающий историк. Французская Революция поджрала своих детей, и на смену пришли — Директория, Первый Консул и Империя. Где и зародилась своя — новая элита. У нас этот путь был предотвращен — благодаря выдающейся личности Иосифа Виссарионовича Сталина, который смог притормозить вырождение элит, путем их перманентной чистки. И 37 год — был такой чисткой, которая подготовила страну к тяжким испытаниям Великой Отечественной Войны.
— Теперь понятно, почему ты не вступаешь в комсомол. Значит, поддерживаешь осужденные партией сталинские методы управления.
— Осужденные партией, но не историей. Историей, которая уже осудила тот путь, по которому сейчас ведет страну КПСС.
— И ты не боишься мне здесь это заявлять?
— А чего бояться? История нас рассудит, и вынесет свой приговор. Безапелляционный приговор истории. Что тут может изменить суд человеческий?
— И ты так уверен в своей правоте?
— Да, как первохристиане, которые за веру отправлялись на арену со львами.
— Хм, твоя уверенность граничит с помещательством, или сектантством.
— Это просто логика и знание законов развития человеческого общества. И я вам подскажу одно имя — Савонарола[31]. Кстати, он указывал на несправедливость общества и нападал на богачей, говоря, что они «присваивают себе заработную плату простонародья, все доходы и налоги», а бедняки умирают с голода. И это — за пять веков до Карла Маркса. Да я знаю, что он был казнён и сожжен на костре. Но без его вклада, не было бы и Реформации[32]. Вот потому то, я за реформацию партии, и полный отказ от привилегий. Партия загнивает, как Римская курия. А живое, развивающееся учение Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина — извратили, превратив в набор коммунистических догм.
Было видно, что Петру Кирилловичу стало неуютно от проповеди шизанутого сталиниста, И все его мысли лишь о вызове охраны и врачей..
— Не беспокойтесь, я совсем не собираюсь на кого-либо набрасываться, просто убежденность продиктована знанием всего хода истории. Если опасаетесь, я отойду в угол кабинета, и присяду на стул.
Ну и как тебе последний — Первый Секретарь ЦК КПСС, когда вас партократов кормят вашим же дерьмом? Вижу, сильно не понравилось. А народ кормить нравилось? Мне всё одно терять нечего, надо мной итак Дамоклов Меч[33] висит.
— Ты такой решительный выходит в отца уродился? — с подначкой и скрытой угрозой спросил Лучинский.
— Нет в маму, отец как-никак руководитель, и умеет решить вопрос, без возведения баррикад и перекрытия улиц.
— Так может с ним стоило решать вопрос?
— Наверно это было бы оптимальным, но вряд ли что дало. Мне в семье не указывают, что делать. Я сам должен принимать решения.
— Ясно. Можешь идти.
На испуг хотели взять высокими кабинетами, и чтобы оставить за собой последнее слово, повернув голову, сказал.
— Вам бы стоило очень хорошо подумать над сказанным сегодня, прослушайте еще не раз нашу беседу. А через три недели, вся наша страна будет гордиться любимым «Лунным трактором»[34].