Глава IX Традиционные формы отклонения от нормы

Мы должны теперь вернуться к некоторым аспектам любовных отношений, к тем, которые полагается опускать или едва затрагивать при разговоре о жизни туземца. Факты, описанные в гл. III, показывают, что в рамках определенных ограничений каждый человек располагает большой свободой и широкими возможностями для сексуальной активности. Не только никому не приходится жить с неудовлетворенными импульсами, но более того — существует обширный диапазон возможностей для выбора.

Но сколь бы широки ни были возможности обычных сексуальных отношений для торобрианца, они не исчерпывают всех вариантов эротической жизни. К тому же сезонные перемены в деревенской жизни и праздничные сборища стимулируют сексуальный интерес и подразумевают его удовлетворение. Это, как правило, ведет к сексуальным отношениям вне пределов деревенской общины; прежние связи ослабляются, и возникают новые симпатии; происходят короткие страстные встречи, иногда перерастающие в более прочную любовную привязанность.

Традиционная практика допускает и даже поощряет такие выходы за рамки обыденной эротической жизни. И мы еще увидим, что, несмотря на поддержку обычая и общественного мнения, они ощущаются как эксцесс, как нечто аномальное. Как правило, они вызывают реакцию не со стороны общины в целом, а со стороны индивидов, которых они оскорбили[73]. Некоторые эксцессы - то есть то, что действительно заслуживает названия оргиастических нарушений правил, - ограничены пределами только одного дистрикта и воспринимаются другими туземцами как странные местные аномалии; те же, кто практикует их, гордятся ими и в то же время стыдятся их. Даже обычные и внешне пристойные развлечения рассматриваются как шальные выходки и рискованные авантюры, всегда планируемые под завесой тайны и часто возмущающие, даже если и не провоцируют месть постоянных партнеров.

Кажется, лучше всего поделить описание туземной сексуальной жизни на две части и рассматривать их по отдельности. Нормальное созревание сексуального влечения и его разрешение в браке должны были рассматриваться первыми. Те факты, которые пока- зывают, как этому импульсу придаются более широкие рамки, как он блуждает вне пределов локальной группы с ее повседневными привязанностями и идет вразрез с домодельными любовными связями, будут приведены в данной и последующих главах.

Такое разделение соответствует туземному взгляду на положение вещей и позволяет представить вышеупомянутые факты в более верной перспективе, чем если бы они были поданы вместе. Но эти две части тесно связаны между собой, и то, как они соотносятся одна с другой, станет очевидным при дальнейшем изложении.

Я начну с описания ситуаций, которые регулярно, на протяжении каждого года, стимулируют эротический интерес и в то же время обеспечивают более широкие возможности для его удовлетворения. Существуют определенные сезонные и периодические развлечения; существует порядок организации пикников, прогулок и кампаний для купания; существуют традиционные празднества, связанные с хозяйственным циклом, и, наконец, существует ежегодный сезон праздников.

1. Эротический элемент в играх

На протяжении всего года во время полнолуний периодически активизируются игры и поиск удовольствий. Когда две вещи, столь желанные в тропиках — мягкий свет и бодрящая свежесть, — соединяются, туземцы реагируют на это в полной мере: они дольше не ложатся спать ради того, чтобы поговорить, или отправиться на прогулку в другие деревни, или устроить нечто такое, что можно совершать при лунном свете. Торжества по случаю путешествий, рыбной ловли или сбора урожая, так же, как и все игры и празднества, проводятся при полной луне. В обычной жизни племени при растущем месяце дети, которые всегда играют по вечерам, дольше не ложатся спать и собираются вместе, развлекаясь на центральной площади деревни. Скоро к ним присоединяются юноши и девушки, а когда месяц становится еще полнее, в круг играющих вовлекается более зрелая молодежь мужского и женского пола. Постепенно более младшие дети оттесняются, так что круговые игры и спортивные состязания проводятся молодежью и взрослыми. В особенно прекрасные и прохладные ночи полнолуния я видел, как все население большой деревни собиралось на центральной площади, при этом активная его часть принимала участие в играх, а старые люди оставались зрителями.

Однако более молодые мужчины и женщины тут основные участники, а игры их во многом связаны с сексом. Близкий телесный контакт, воздействие лунного света и тени, опьянение ритмическими движениями, веселье и легкомыслие игр и песенок — все ведет к тому, чтоб снять напряжение и дать возможность для обмена объяснениями в любви и для устройства встреч. В данной книге мы рассматриваем главным образом эротический элемент в играх, но, чтобы не терять правильной перспективы, следует ясно понимать, что это лишь один из их аспектов. Детские забавы и игры взрослых нередко не содержат этого элемента, и ни в одной из них он не является единственным или даже главным стимулом для участия. Любовь к спорту, потребность в физических упражнениях, соревнованиях, публичной демонстрации ловкости и отваги, эстетическое удовлетворение и чувство юмора — все это столь же важно, как и сексуальный элемент. Возможно, наиболее значимые из всех игр те, что происходят лунными вечерами на центральной площади деревни. Они обычно начинаются с круговой игры типа «ring-a-ring-aroses»[74], называемой kasaysuya (илл. 52)[75]. Юноши и девушки берутся за руки и поют, при этом они движутся сначала медленно, а затем, с ускорением ритма пения, кружатся все быстрее и быстрее, пока не устанут и у них не закружится голова; тогда они останавливаются, отдыхают и начинают вновь, но в обратную сторону. По мере того, как игра продолжается и одна песенка сменяет другую, возбуждение нарастает. Первая песенка начинается словами «kasaysuya, saysuya», относящимися к кустарнику, по которому и названа эта игра. Каждый раз с началом нового круга звучит новая песенка. Участники игры проходят один круг за

другим, и ритм пения и танцевального движения, поначалу медленный, вскоре убыстряется,

завершаясь повторением последних слогов в виде быстрого стаккато. К концу игры рифмы обычно становятся довольно непристойными.

Вот примеры таких песенок-kasaysuya с сексуальными аллюзиями:

I

Taytulaviya, viya, taytulabeula, beula (повтор)

Неистовый тайту отважный тайту

Kavakayviyaka, kwisi tau 'а 'и

Огромный пенис мужчин

Isisuse wa bwayma

Они сидят в амбаре

630

Toyatalaga popu Прелюбодей экскремент.

Вольный перевод

О, быстрорастущий ямс-тайгу, о, отважный ямс-тайту. Мужчины с огромными пенисами

сидят на платформе амбара (то есть держатся в отдалении от женщин) — они педерасты!

II

Imayase la kaykivi tokaka 'и(повтор)

Они приносят его просительное послание вдовца

Ipayki «nakaka 'и

Он [она] отклоняет вдова

Ikaraboywa kwila tokaka 'и

Остается бесполезным пенис вдовца

Вольный перевод

Они принесли ей приглашение лечь с ним от вдовца —

Но вдова отказалась.

Так что пенис вдовца должен оставаться бесполезным!

Эта песенка, как мне говорили, обычно исполняется, если среди присутствующих есть вдовец, и особенно если он слишком активен по части амурных предложений или неверно их адресует. То же самое поют, если какая-то женщина пытается возбудить его интерес и поощрить его.

III

Yokwaniga tau 'а'иmiyawimi sayduwaku.

Вы действительно мужчины ваши набедренные повязки дува-ку кусок.

Saydukupi kupi.

Короткий кусок, короткий

Galaga takakaya kukupi

Нет действительно мы прелюбодействуем короткие (вещи).

Вольный перевод

О, мужчины, вы используете полоски duwakupjix своих набедренных повязок:

Они короткие, эти полоски, слишком короткие!

Ничто столь короткое не побудит нас прелюбодействовать с вами!

631

IV

Yokwamiga vivilaga midabemi siginanabu,

Вы действительно женщины действительно ваши юбки (тонкий лист),

Siginapatu, patu.

(Тонкий лист) узкий, узкий.

Galaga, takakaya patu.

Нет действительно мы прелюбодействуем узкие (отверстия).

Вольный перевод

О, женщины, вы используете листья siginanabu для своих юбок:

Это узкие листья.

Ничто столь узкое не побудит нас проникнуть в вас.

Эти две песни противостоят одна другой и демонстрируют типичный характер шуток, отпускаемых насчет одежды противоположного пола. Мой информатор настаивал, что они означают всего-навсего: «Gala takayta kaykukupi kwila - gala takayta kwaypatu wila», то есть «мы не совокупляемся (с тем, у кого) короткий пенис, мы не совокупляемся (с той, у кого) узкий куннус».

V

Yokwamiga giyovila kaynupisi nunimiga.

Вы действительно женщины высокого ранга маленькие ваши груди действительно

Kaykawala mitasiga gweguyaga.

Впечатлительны их глаза мужчины высокого ранга действительно

Kamilogi babawa,

Ваша опора при совокуплении земляной холм,

katniyaguma.

ваши горшки для извести

kwe, kwe, kwe.

(делают) кве, кве, кве

Вольный перевод

О, женщины высокого ранга, ваши груди действительно маленькие,

Но глаза мужчин высокого ранга распутны.

Вы совокупляетесь на земле, и когда вы это делаете, ваши горшочки для извести издают

громкий звук «кве, кве, кве».

Коллективные игры всегда начинаются с ритмической пробежки по кругу. Затем следуют другие игры, и в некоторых из них участвуют только два человека. Например, какой-нибудь юноша ставит ноги на бедро другого юноши или мужчины, который, стоя и держа его за руки, вертится по кругу (илл. 53); или же двое юношей, сидя лицом друг к другу, упершись подошвами и крепко ухватившись за палку, разделяющую их, пытаются поднять друг друга с земли. Это — разновидность «петушиного боя». Однако в большей части игр принимает участие много людей; иногда такие игры представляют собой очень условные имитации настоящих преследований, а иногда воспроизводят поведение животных. Так, в «собачьем хвосте» два ряда юношей стоят лицом друг к другу и движутся вправо и влево; в «крысах» юноши, построившись в ряд, сидят на корточках и прыгают друг за другом (илл. 54); в «кухонном горшке» юноши в той же самой позиции медленно переминаются с одной ноги на другую; в «ловле рыбы-кубойи» юноши движутся гуськом, а последнего из них хватают двое участников, которые стоят с двух сторон с поднятыми руками, и дают пройти всем остальным (илл. 55). В этой последней мы находим элементы нашей собственной игры в «апельсины и лимоны». Более разработаны роли участников в «краже бананов», «попугае» и в «пожаре».

Все эти игры без исключения сопровождаются рифмованными строками, которые поются иногда в начале, иногда на протяжении всей игры, а иногда, как в «бананах», в соответствующие моменты действия. Ни в одной из этих игр нет какого-либо непосредственно эротического элемента, но все они дают возможность контактировать, касаться друг друга руками, поддразнивать друг друга и обмениваться шутками. В состязательных играх, таких как «крысы», «собачий хвост» и «рыбная ловля», как правило, принимают участие только юноши. В более сложных играх вроде «пожара», «бананов» и «попугая» участвуют оба пола.

2. Игры, включающие физический контакт

Участие обоих полов - неизменное правило и в других играх, допускающих даже более близкий физический контакт. Игра sina составляет часть купального ритуала в обряде первой беременности (она описана в предыдущей главе). В деревне юноши и девушки играют в нее вместе. Существует также игра, участники которой, держась за руки, становятся в длинную цепь, а затем движутся, повторяя слова песни, вокруг человека, стоящего в конце цепи. Этот конец остается неподвижным, а человек на другом конце ведет всю цепь постепенно сужающимися кругами, пока вся группа не сожмется в тугой узел. Веселье этой игры состоит в том, чтобы сжать узел как можно туже. Затем его постепенно разворачивают, двигаясь в обратную сторону все быстрее и быстрее, так что под конец участники бегут вокруг неподвижного конца до тех пор, пока цепь не порвется. Другая игра начинается с того, что два участника садятся спиной к спине; двое других садятся у них между ног, служащих опорой, а затем еще двое — между ног этой второй пары, и так далее; сидя таким образом, они поют, и каждый ряд начинает давить на тех, кто сзади; ряд, который сдвинет соперников с места, побеждает. В обеих описанных играх тесная близость может стать прелюдией к любовным отношениям.

Излюбленная и наиболее значимая игра — это перетягивание каната — Ы'и (буквально — «вытягивание»). Отрезают длинную крепкую лиану, и с каждой ее стороны становится друг за другом равное число участников; обычно эта игра начинается где-нибудь посреди деревенской площади (baku). Когда все заняли нужное положение, одна из сторон поет первую половину соответствующей песенки, другая отвечает ей второй половиной, и когда исполнение заканчивается, они принимаются тянуть. Иногда мужчины выступают против женщин, иногда команды смешанные — по случайному принципу или согласно предпочтениям. Клановый принцип деления никогда не используется, хотя обусловленные родством табу на общение мужчин и женщин всегда соблюдаются, так что родные брат и сестра, к примеру, никогда не встанут рядом друг с другом. Каждая сторона стремится «заставить другую сдвинуться с места», и когда одна из сторон оказывается сильнее и с усилием тащит другую, начинается настоящее веселье. Много буйства проявляется в этой игре, равно как и явного пренебрежения ко всякому ущербу, наносимому жилищам, молодым деревьям или хозяйственным предметам, оказавшимся поблизости. Когда игра происходит в виде kayasa — состязательного мероприятия, о котором мы скоро будем говорить, — то дома, амбары с ямсом и молодые деревья, как говорят, сокрушают, а людей порой калечат. Главный интерес в этих состязательных играх, где проявляются сила и ловкость, заключается в игре как таковой, но многие участники используют их с эротическими целями. В игре не только имеет место физическая близость, допускающая определенную интимность, невозможную в иных обстоятельствах; игра необходима - как мы увидим позже - для отправления некоторых видов любовной магии.

Поздно ночью, как правило, туземцы играют в «прятки» (supe-poni), что является

кульминацией остальных забав. Когда эта игра проводится в широких масштабах, команды начинают с центральной площади, но прячутся вне ее, в weyka, то есть деревенской роще (илл. 56). Обычно мужчины и женщины разделяются и прячутся попеременно. Когда один участник находит другого, он должен громко запеть песенку. Те, кого не нашли в течение длительного времени, возвращаются сами, при этом, когда он или она приходит на место сбора, то должен напевать особую фразу. Как и перетягивание каната, эта игра чрезвычайно популярна, и, несомненно, отчасти тому причиной определенный сексуальный мотив. Некоторые мужчины и женщины сговариваются, что будут искать друг друга или встретятся в каком-то определенном месте, и нетрудно увидеть, как хорошо данная игра приспособлена для свиданий, хотя, возможно, они носят преимущественно предварительный характер.

Поэтому для замужней женщины считается неприличным присоединяться к играющим в «прятки». В погожие дни группа юношей и девушек нередко затевает прогулки в какое-нибудь излюбленное место. Обычно они берут с собой продукты и готовят еду на пляже, или среди прибрежных скал, или же у какого-нибудь особо привлекательного водоема. Порой прогулка сочетается со сбором фруктов, рыбной ловлей или охотой на птиц. В таких случаях любовники уходят в сторону от всех для большей интимности. В период душистого цветения растений и деревьев они собирают цветы, украшают друг друга гирляндами и даже наносят краску друг на друга, и таким образом эстетически отмечают данный случай.

В жаркие дни безветренного сезона юноши и девушки отправляются на пляж, к водоемам и заводям, где устраивают игры в воде. У каждой игры есть сложившиеся правила и свое название. Большая часть игр сопровождается пением. Участники плавают и ныряют группами или же становятся в ряд, распевая песенку, а когда она кончается, падают спиной на воду и уплывают. А еще они становятся в круг, лицом внутрь, про-певают несколько слов, а затем обрызгивают друг друга водой. Существует игра, в основе которой лежит старая легенда о превращении некоего мужчины в дюгоня. Кроме того, они умеют пользоваться досками для серфинга и развлекаются с ними в прибрежных морских водах.

Трудно сказать точно, насколько далеко эротический интерес заходит в этих забавах. Как и во всех других играх, описывавшихся до сей поры, наблюдатель может не увидеть здесь ничего, что хотя бы в малейшей степени нарушало приличия, однако из разговоров с туземцами и из их доверительных признаний очевидно, что любовные отношения нередко начинаются именно при данных обстоятельствах. Обрызгивание водой часто переходит в борьбу, а водные игры представляют человеческое тело в новом и возбуждающем свете.

3. Сезоны любви и праздничного веселья

Игры на центральной площади деревни происходят по большей части между маем и сентябрем, то есть в прохладный сезон пассатов. В эти месяцы не бывает игр, связанных с купанием, так как в полуденные часы дует сильный ветер. Игры в воде наиболее популярны в жаркие сезоны, разделяющие периоды сухой и дождливой погоды, — с февраля по март и в течение октября и ноября. Эти последние из названных месяцев, соответствующие в Южном полушарии весне, а на Тробрианах безветренному сезону, идущему вслед за сухими месяцами пассатов, представляют собой время праздников урожая.

Период сбора урожая — это время веселья и общественной активности, постоянного обмена визитами между деревнями, соревнований, демонстративных действий и взаимного восхищения. Каждая деревня должна отправлять группы юношей и девушек с дарами в виде еды. Они облачаются в особую одежду, засовывают себе в браслеты душистые листья, а в волосы — цветы и краской наносят на лица несколько полос. Девушки надевают новые фибровые юбки (илл. 61), юноши — новые набедренные повязки. Порой центральная площадь заполонена этими посыльными с плодами урожая (илл. 57). Такие праздничные визиты — повод для того, чтобы завести новые знакомства и себя показать; благодаря этим визитам завязываются романы между членами разных общин[76]. Все обычаи периода урожая: посещение других деревень и дополнительная свобода, веселый настрой и обыкновение наряжаться — благоприятствуют эротическим затеям. После захода солнца, под предлогом посещения огородов, компании юношей и девушек развлекаются в других деревнях, возвращаясь домой поздно ночью. Накал этого рода активности нарастает по мере прибавления луны.

За периодом урожая непосредственно следует milamala — ежегодный праздник возвращения в деревню духов предков[77]. Церемония открытия происходит в ночь полнолуния, и за этим следует месяц танцев, достигающих своей кульминации к следующему полнолунию. В последние несколько дней перед полнолунием происходят полагающиеся в этом случае торжественные празднества, исполняются танцы в парадном облачении и приносятся жертвы духам усопших. Все внимание общины сосредотачивается на этих финальных торжествах. Мужчины и женщины стремятся произвести впечатление щедрости, выразить уважение духам своих предков и тем самым — самим себе, а в целом стремятся добиться той славы (butura), которая столь мила сердцу тробрианца. Танцы, исполняемые в это время, никогда напрямую не связаны с сексом, они служат для того, чтобы утвердить за исполнителями славу хороших танцоров и таким образом добавить им личной привлекательности. В ночь после полнолуния духов торжественно выпроваживают из деревень, и все танцы прекращаются.

За milamala следует период более сдержанного веселья — kari-bom. После вечерней трапезы деревенские барабанщики выстраиваются посреди площади (baku), отбивая медленный ритм. Вскоре дети, старики и старухи, парни и девушки собираются на центральной площади и начинают обходить ее по кругу. При этом нет ни особого шага, ни сложного ритма— лишь медленная обычная монотонная ходьба. Такое хождение karibom происходит также и на начальном этапе месяца milamala, сменяясь к концу его настоящими танцами. Эта медленная ритмическая ходьба karibom — своего рода коллективная прогулка. Вместо движения гуськом, по одному, как в обычном танце, здесь рядом идут два или три человека, причем разрешается разговаривать и свободно выбирать себе партнеров. Можно видеть старика или пожилую женщину, ведущих за руку внука или несущих его на руках. Женщины, порой с младенцами у груди, болтают друг с другом, а любовники идут, держась под руку. Поскольку karibom обычно выпадает на темные безлунные вечера, он способствует эротическим сближениям даже больше, чем обычные игры, и значительно больше, нежели настоящие танцы. Существует несколько видов эротического наступления, которые могут применяться во время karibom юношей, идущим непосредственно позади объекта своего вожделения. Из этого положения он может схватить ее за грудь — то есть сделать то, что, как говорят туземцы, полезно для возбуждения ее эротического интереса, а также является условием некоторых видов любовной магии. Или же он может поднести к ее носу особые душистые травы, и их запах — сам ли по себе или будучи усилен при помощи магии — произведет могучий эрогенный эффект. А то еще — если юноша предприимчив, а желание его крепко — он может, оттянув край ее травяной юбки, засунуть палец в ее вульву.

В течение всего периода этого праздника, но особенно в первую его часть, milamala, происходит обмен визитами между деревнями. Иногда эти визиты носят официальный характер и обставлены церемониями, как это бывает, когда одна община приглашает другую полюбоваться недавно освоенным танцем или продать хозяевам один из их собственных танцев. Продажу танцев и еще одной-двух привилегий, а также, титулов обозначают особым термином laga*6. По такому случаю вся община со своим вождем и лучшими танцорами направляется толпой в другую деревню и там торжественно исполняет свой танец, обучая покупателей его тонкостям (илл. 58). Такой визит всегда предполагает ответное посещение. С ним связывают обильные дары (va 'otu), которые должны, как это всегда происходит, быть отдарены в эквивалентной форме. Но иногда группы юношей и девушек, мальчиков и девочек для собственного удовольствия ходят из одной деревни в другую и присоединяются к тамошнему karibom (медленному ритмическому хождению).Так возникают новые знакомства и завязываются более или менее продолжительные романы; при этом отдаленность и необычность добавляют подобному приключению пикантности. Таким образом, в обычные годы праздничное настроение milamala проникает и в скучный круг karibom. Но если пища имеется в достатке, а веселье бьет через край, если есть особые причины для праздника или какая-то необходимость поднять дух людей, как это бывает после поражения.в войне или неудачной экспедиции kula, — тогда период танцев умышленно затягивается. Такое затягивание называется usigola — «вместе ради танца»(usi — от wosi = танец, gola = скапливаться или собираться). Это может длиться один, два или даже три месяца. Подобно milamala, расширенный период танцев имеет свою церемонию открытия, свои промежуточные праздники и свою кульминацию в виде пир- шественной оргии и плясок, которые могут длиться несколько дней. Приглашаются люди из дружественных деревень; они приходят с подарками и возвращаются домой, нагруженные ответными дарами. Все, что было ранее сказано относительно сексуальных возможностей, предоставляемых в главный период праздников, очевидно, приложимо также и к usigola.

4. Обрядовые сборища: kayasa

Usigola (расширенный период танцев) — только один из типов праздников, в ходе которых milamala продлевается. Общее название для таких периодов обязательных танцевальных состязаний, развлечений или другого рода активности — kayasa. Kayasa всегда организуется по определенной модели, с соответствующей обрядностью; в некоторых своих аспектах он имеет силу закона. Kayasa не должен быть специфическим периодом развлечений. Существуют kayasa хозяйственной деятельности, такой как ого- родничество, рыбная ловля или изготовление раковинных украшений. И хотя usigola принадлежит к этому виду общинной деятельности, его никогда не называют kayasa; не применяют данный термин ни к обрядам, имеющим характер состязаний, ни к непременным экспедициям типа kula. Последние всегда называются uvalaku*7.

В определенных случаях деятельность, ставшая содержанием kayasa, — исключительная прерогатива данной общины или клана, но какой бы она ни была, инициатива всегда должна принадлежать вождю, который действует как tolikayasa (хозяин kayasa). Именно он с помощью членов своего клана и своих родственников должен обеспечить необходимые средства для большого пира или, вернее, того обрядового распределения пищи (sagali), которым открываются праздничные мероприятия. Те, кто принимает в этом участие, — а практически это должна быть вся община, — на протяжении всего периода обязаны напрягать все силы, чтобы kayasa оказался удачным; и порой, когда их усердие в работе или увеселениях выкаывает признаки ослабления, задается новый пир, чтобы подстегнуть энтузиазм участников. Помимо формальной обязанности по отношению к вождю, возникающей в силу полученых от него еды и даров, существует и другая причи- на. Дело в том, что слава от удачного kayasa достается главным образом tolikayasa (руководителю или хозяину kayasa), но, как мы уже знаем, существует простор и для амбиций любого другого участника, а элемент соперничества во всех kayasa очень силен.

Каждый такой праздник включает в себя какие-то виды состязательных публичных мероприятий, или соревнований, и на их результат всегда влияет общественное мнение. Так что наиболее удачливые или энергичные участники также получают свою долю славы.

Среди чисто развлекательных kayasa мы можем упомянуть прежде всего игру в перетягивание каната, уже описанную в этом разделе. Когда в нее играют как в kayasa, она торжественно открывается большой раздачей пищи (sagali, см. гл. XI, разд. 2). После этого игра должна продолжаться в полную силу ночь за ночью, при полном пренебрежении личными наклонностями, покоем людей и даже их собственностью, которой, как уже упоминалось, нередко наносится ущерб. Община обычно делится на две части; особенно хорошие тягалыцики приобретают известность, и рассказы о необычайных подвигах, невиданных опустошениях или долгом и трудном топтании на месте распространяются по всему дистрикту, принося славу (butura) руководителю и участникам соревнования. Существует спортивный kayasa, особо популярный в южной части дистрикта, когда миниатюрные каноэ пускают плыть наперегонки. Еще один вид kayasa, называемый kamroru, охватывает исключительно женщин и состоит в совместном пении. Этот вид считается дополнением к обрядовому танцу, в котором за очень редким исключением принимают участие одни мужчины. В kamroru kayasa женщины, нарядно одетые, усаживаются на новые циновки, разложенные на центральной площади, и, ритмично раскачиваясь, распевают в унисон соответствующие песни. Мужчины наблюдают с амбарных платформ и восхищаются наиболее красивыми фигурами и самыми приятными голосами.

Более прямой эротический призыв присутствует в празднествах, связанных со сладко пахнущим butia. Время цветения дерева butia совпадает со временем проведения milamala (ежегодного пиршества по случаю возвращения духов), и поэтому в годы, когда из-за траура нельзя устраивать танцы в деревне, имеет место только цветочный kayasa. В ином случае этот период времени всегда посвящается танцам. Вышеназванные цветы собирают в джунглях, плетут венки и гирлянды и обмениваются ими, трубя при этом в раковинный рог. Как говорят об этом туземцы, «мы делаем kula (ритуальный обмен) с венками butia». В реальности, кто бы ни начал обмен, он должен, предлагая свой венок, сказать: ит 'maygu 'а (твой ценный подарок). Затем, со словами: kam kway-polu (твое предварительное возмещение), делается небольшой ответный дар пищевыми продуктами или бетелевым орехом. В конечном счете аналог первого подарка возвращается дарителю со словами: ит yotile (твой возвращенный дар). Таким образом, в этих сделках воспроизводится точная терминология kula**. Праз- дничный характер всему мероприятию придает присутствие групп людей, которые ходят вокруг и поют, а также юноши и девушки в ярких одеяниях, которые глубокой ночью принимают участие в ритуале, и звуки раковин, в которые трубят каждый раз, когда преподносится подарок.

Элемент соревнования в празднике butia состоит в качестве и количестве полученных и врученных подарков, и, как при любом такого рода обмене, вручение и получение великолепного дара способствуют славе каждой из сторон. Данный kayasa предоставляет возможности для ухаживания и выражения взаимного восхищения: юноша, претендующий на любовную связь, свою высокую оценку девушки может выказать за счет величины подарков, тем самым одновременно теша ее тщеславие и удовлетворяя амбиции. Таким образом, красота, эротическое влечение, амбиции и тщеславие составляют основные побудительные мотивы данного kayasa.

Более резко выражена роль тщеславия в праздниках длинных волос (waypulu) и декоративныхраковинных дисков (kaloma). Waypulu ограничена островами Китава и Вакута. После продолжительного периода, в течение которого не случилось ни одной смерти и люди смогли отрастить длинные волосы, проводится демонстрация этой высоко ценимой естественной красоты (см. гл. X, разд. 3). В этом kayasa участвуют только мужчины. Они украшают себя, расстилают циновки на центральной площади и, расчесывая волосы с помощью длиннозубого меланезийского гребня, поют и демонстрируют очарование своих волос. Женщины восхищаются и высказывают суждения относительно качества и красоты упомянутых волос. Kayasa раковинных украшений проводится в деревнях Синакета и Вакута. Когда изготовлено большое количество таких дисков, мужчины украшают себя и день за днем, вечер за вечером демонстрируют себя на центральной площади.

Европейскому наблюдателю мероприятия kayasa.кажутся невыразимо однообразными и бессмысленными. Повторение неделя за неделей в точности одного и того же действия даже этнографа отвращает от того, чтобы постоянно присутствовать на каждом kayasa. Но для туземца, помимо какого-то чувства долга, все происходящее имеет огромный интерес и большую привлекательность. Секс играет здесь значительную роль. Ведь желание показаться в привлекательном свете, произвести впечатление, обрести butura (известность) в наиболее ценимой форме, то есть как человека неотразимого очарования, составляет ярко выраженный эротический элемент.

5. Оргиастические праздники

Существует— или, по крайней мере, существовал до прихода миссионеров — один kayasa, в центре которого — любовные ухаживания, протекающие публично и весьма откровенно. Этот kayasa никогда не проводился в северных и центральных частях дистрикта, а только в нескольких деревнях на южной оконечности острова Вакута. Он назывался kamali (диалектальная разновидность слова kimali, означающего эротическое царапанье, которое, так же, как для нас поцелуи, символизирует физическую близость). Во всех дистриктах Тробриан существует общее правило, согласно которому, когда юношу и девушку сильно влечет друг к другу, и особенно до того, как их страсть будет удовлетворена, девушке позволено причинять парню серьезную боль, царапая возлюбленного, колотя его, обрушивая на него удары палкой или даже нанося ему раны острым орудием. Но как бы сурово с ним ни обходились, такого рода обращение по большей части воспринимается юношей как знак любви и признак темперамента у его возлюбленной. Как-то раз во время урожайных торжеств мне пришлось перевязывать рану одному юноше, который пришел ко мне с глубоким порезом мышц спины, проходящим под обеими лопатками. Девушка, которая это сделала, находилась тут же и была очень расстроена. Она сообщила мне, что нанесла слишком сильный удар и не рассчитала. Юноша не выказывал недовольства, хотя явно испытывал боль, и (как я слышал) получил свою награду той же ночью. Этот случай был типичным. Kimali или kamali — это форма женского домогательства, некий комплимент или приглашение, которое в kamali kayasa приобретает систематический характер и происходит в широком масштабе. Юноши в нарядной одежде шествуют вокруг центральной площади и поют; девушки подходят к ним, обмениваются задиристыми шутками и остроумными ответами, во многом напоминающими то, что происходит и в других kayasa. Но здесь делу позволяют зайти намного дальше. Женщины, которые ждали этой возможности проявить большую дерзость, чем обычно, переходят от поддразнивания к царапанью и нападают на юношей, вооружившись двустворчатыми раковинами и бамбуковыми ножами, а то и кусками обсидиана или небольшими острыми топорами.

Юноше позволяется бежать прочь, и он так и поступает, если противная сторона для него не привлекательна. Но признаком мужественности и доказательством успеха у женщин считалось, если парень был сплошь исполосован. Кроме того, когда девушка привлекательна для него, он, естественно, не убегает прочь, а воспринимает ее нападение как приглашение. Предмет гордости женщины — последовательно отхлестать как можно больше мужчин; предмет гордости мужчины — унести с собой столько ран, сколько он может выдержать, и в каждом случае получить вознаграждение.

Я никогда не был на таком kayasa. Насколько мне удалось выяснить, из-за препятствий, чинимых белыми миссионерами и чиновниками, в течение двадцати лет до моего прибытия не было ни одного такого сборища. Так что данные, собранные о нем, можно назвать «сведениями, основанными на слухах». Рассказ о царапанье и нанесении порезов, однако, так хорошо согласуется с фактами, наблюдавшимися мной лично, что у меня нет ни малейшего основания сомневаться в его справедливости. Но то, что вы прочтете далее, я привожу с известной сдержанностью, хотя это и совпадает с сообщениями о некоторых других туземцах Меланезии и Полинезии. Мне говорили несколько независимых информаторов из дистриктов, о которых идет речь, а также с севера, что во время описываемого kayasa полностью ослабевал любой контроль. Половые акты в этом случае происходили публично на центральной площади; женатые люди могли участвовать в этой оргии, причем муж и жена вели себя свободно, даже если находились в пределах слышимости голосов друг друга. Это санкционированное нарушение норм доходит до того, что совокупление совершается на глазах luleta (термин, означающий сестру мужчины и брата женщины), то есть людей, в отношении которых всегда соблюдалось строжайшее табу (см. гл. ХТП и XIV).

Достоверность этих сообщений можно подтвердить, ибо мне неоднократно говорили, когда речь заходила о других видах kayasa, практикуемых на севере, что на юге все они проводились в гораздо более вызывающей форме. Так, в ходе проводимого на юге kayasaперетягивания каната мужчины и женщины всегда находятся на противоположных сторонах. Победившая сторона ритуально высмеивает побежденную, издавая характерный вопль с подвыванием (katugogovd), а затем набрасывается на своих поверженных оппонентов, и сексуальный акт происходит на глазах у всех. Однажды, когда я обсуждал этот вопрос с группой людей, где были выходцы и с севера, и с юга, те и другие решительно подтвердили правильность вышеприведенного сообщения.

В этом контексте можно упомянуть две иногда встречающиеся здесь формы традиционных отношений полов. Во время погребальных поминок (yawali), которые происходят сразу после смерти какого-либо человека, люди из всех соседних общин со- бираются и принимают участие в исполнении песен и обрядов, продолжающихся большую часть ночи. Когда далеко за полночь собравшиеся возвращаются домой, существует обычай, согласно которому несколько девушек остаются и спят с юношами из деревни покойного. Их постоянные возлюбленные не должны им мешать — и не делают этого.

Другой вид сексуальной свободы связан с гостеприимством, предоставляемым чужакам; но такого рода обязанность более строго соблюдалась в прежние времена, когда, вследствие большего страха и недоверия по отношению к чужим, гостей было меньше и они были более желанны. Мне говорили, что тогда считалось обязанностью девушки на всю ночь стать партнершей гостя. Гостеприимство, любопытство и очарование новизны, возможно, делали такую обязанность не слишком обременительной.

Единственными заморскими чужестранцами, в стародавние времена регулярно совершавшими сюда вояжи, были те, кто приезжал на Тробрианы ради торговых экспедиций kula. После того, как с ритуальными стадиями визита было покончено и обмен вещами состоялся, гости входили в деревню и вступали в дружеское общение с ее обитателями. Существовала, кроме того, обязанность хозяев обеспечивать гостей пищей, но еду никогда не передавали в самой деревне, так как есть в чужой общине было против всякого этикета. Поэтому ее относили на берег, где были пришвартованы каноэ гостей.

Туда деревенские красотки несли угощение на деревянных тарелках и ждали, пока эти тарелки будут опустошены. Дружеские разговоры обычно перерастали в близость, чужеземцы вручали девушкам подарки, и их принятие означало, что девушка «готова». То, что местным девушкам следует спать с гостями, считалось правильным и санкционировалось обычаем; кроме того, постоянные возлюбленные не имели права наказывать их за это или выговаривать им.

Сказанное справедливо главным образом для северной половины острова, посещавшейся мужчинами с Китавы и других о-вов Маршалла Беннета. В южных деревнях, куда приезжали говорящие на других языках добуанцы и амфлеттцы, чужеземцы тоже иногда спали с местными девушками. Но здесь это не было обычным делом, поскольку сами добуанцы никогда не отвечали тем же и не позволяли своим женщинам оказывать какую-либо благосклонность приезжим тробрианцам.

Обычаи и установления, рассматривавшиеся до сих пор, частью связаны с сезонностью, частью зависят от специфики ситуации. Игры, описанные в начале данной главы и происходящие в полнолуние на центральной площади, имеют место по большей части в период сезона пассатов, с мая по сентябрь. Сбор урожая и приуроченные к нему празднества начинаются в июне и длятся до августа. Milamala начинается в сентябре и заканчивается в октябре. Его дата определяется появлением червя palolo, что происходит всегда именно в полнолуние. Второе название этого червя также milamala, и он иногда мистическим образом связан с прибытием духов. Данный kayasa*9 порой проводится в сезон milamala, но обычно он происходит непосредственно после него, как расширение рамок праздника. В период всего сезона дождей, продолжающегося в течение января, февраля и марта, основными коллективными занятиями делаются рассказывание волшебных сказок и возделывание огородов. Вскоре нам придется затронуть эту тему. Игры, связанные с купанием, происходят в апреле — мае и октябре — ноябре, в промежутке между сухим и влажным сезонами.

Как соотносятся эти обычаи с нормальным ходом ухаживания, описанным в гл. III? Они дают возможность незнакомым людям встретить друг друга, а эротическому интересу — выйти за пределы деревни. Это может привести просто к романтическим шальным выходкам, которые обогатят личностный опыт и помогут сделать более зрелый выбор внутри своей общины. Но иногда такие романы заканчиваются браком, и тогда женщина неизменно следует за своим мужем, потому что, как мы знаем, брак здесь патрилокален.

6. Ulatile: молодые люди в поисках любовных приключений

Периодические подъемы и спады эротической жизни на Тробри-анах можно было бы изобразить в виде кривой, зависящей от племенных праздников, ритуальных обычаев и хозяйственной деятельности. Все это, в свою очередь, соотносится с фазами луны и временами года. В полнолуние кривая систематически ползет вверх, а высшая ее точка приходится на время урожая и сразу после него. Понижения кривой связаны с отвлечением сил на хозяйственные заботы, спортивные состязания, возделывание огородов и заморские экспедиции. Некоторые праздники способствуют тому, что эротический интерес перехлестывает через границы общины.

Связь между двумя людьми, живущими на расстоянии, не так проста. Многие специфические обычаи тайных встреч, визитов и свиданий, которые туземцы в совокупности называют ulatile, направлены на то, чтобы помочь разделенным любовникам. Такого рода визиты, когд их осуществляют мужчины, называются ulatile, что буквально означает «мужская молодежь» и подразумевает группу юношей и молодых мужчин, которые нередко совместно участвуют в какой-нибудь работе или игре (илл. 59). За счет расширения значения существительное ulatile используется для обозначения «молодой избыточности» или даже более специфично — «сексуальной активности». Мы уже встречали этот термин (гл. III, разд. 2) в сочетании to'ulatile (молодой мужчина). Произнесенный с определенной интонацией, он приобретает значение «веселая собака» или даже «прелюбодей». В применении к женщине он имеет форму naka 'ulatile и используется только в уничижительном значении («распутная женщина») или, более точно — «женщина, которая хочет сама больше, чем хотят ее». В своем изначальном этимологическом смысле данный термин, возможно, означает «дерзкий, как мужчина» (см. гл. XIII, разд. 4). В качестве глагола корень ulatile применяется прежде всего к мужчинам и означает «отправиться в любовную экспедицию», «иметь успех у женщин», «чрезмерно предаваться любовным утехам». Расширительно тот же смысл может использоваться и в отношении женщин, за исключением случаев, когда речь идет об экспедиции за пределы деревни; тогда термин относится только к мужчинам.

Существуют два вида экспедиций ulatile, к которым применимо данное слово. Первый из них — вопрос необходимости: любовник должен посетить свою возлюбленную в ее собственной деревне. Если, как в одном из случаев, описанных в предыдущем разделе, двух людей из разных общин неудержимо потянуло друг к другу, они станут договариваться о встрече. Как правило, у юноши есть некий близкий друг в деревные его девушки, и это облегчает задачу, так как друг поможет ему. Этикет требует от любовника украсить себя к свиданию, что заставляет его соблюдать определенную секретность. Он не пойдет по главной дороге, а будет тайно красться по кустам. «Как колдун пойдет он; ос- тановится и послушает, пройдет стороной и будет пробираться сквозь джунгли; никто не должен его видеть». Тем самым один из моих информаторов уподобил ulatile тайным рейдам колдунов, которых никто не должен видеть, когда они передвигаются ночью.

Когда любовник приближается к нужной деревне, ему следует быть особенно осторожным. Такая случайная связь в его собственной деревне, если будет обнаружена, может только возбудить ревность «официального» любовника девушки и стать причиной незначительной ссоры. Но с сексуальным браконьером, застигнутым в чужой общине, могут обойтись весьма дурно, и не только ревнивый любовник, но и все другие парни. Он может также навлечь на свою возлюбленную упреки со стороны ее постоянного любовника. Однако главной причиной для скрытности является то, что этого, в качестве правила игры, требует обычай. Такая парочка обычно договаривается о встрече в джунглях возле деревни девушки. Иногда девушка указывает своему возлюбленному путь к избранному месту, зажигая костер; порой они уславливаются подражать голосу птицы; иногда девушка помечает дорогу в назначенное место в джунглях, определенным образом обрывая листья или выкладывая их на пути.

Если страсть выдерживает проверку временем и трудностями и вызревает в глубокое чувство, то предпринимаются шаги, чтобы сделать эту связь постоянной и официальной. В чужой деревне юноша может поселиться у своего друга и под каким-нибудь предлогом остаться там в качестве временного «гражданина». Или же его девушку примут в его собственной деревне, и она перейдет туда жить. Проводя перепись населения деревни, я часто наталкивался на девушек, которые находились в данной общине потому, что жили с юношами из этой общины. Как правило, такая пара спит вместе в bukumatula (дом неженатых парней и незамужних девушек), точно так же, как и обычные обрученные юноша и девушка (см. гл. III, разд. 4), и если эта связь развивается нормально, она естественным образом заканчивается браком.

Другое применение слова ulatile относится к совершенно иному типу любовных экспедиций. Иногда группа юношей, которые после очередного праздничного сборища вынесли особо приятные воспоминания о другой общине, решают отправиться туда все вместе в традиционную экспедицию ulatile. В данном случае скрытность тоже необходима, потому что такие экспедиции, хотя и являются привычными, а в известном смысле и законными, представляют собой покушение на права двух других групп: постоянных любовниц парней из ulatile и юношей из другой деревни. Если любая из этих групп застигнет наших искателей приключений, им придется встретиться с градом оскорблений, а то и ударов - ведь девушки на Тробрианах умеют защищать свои права силой, а парни в каждой общине смотрят на своих односельчанок как на собственный заповедник. Поэтому участникам похода обычно приходится выбираться из своей деревни скрытно, под покровом ночи, и уже за околицей надевать свои украшения. Но выйдя на основную дорогу, они становятся шумными и буйными, поскольку таково подобающее поведение в данной ситуации. Существует даже несколько особых непристойных песен, называемых /о 'uwa, под которые они держат такт, когда идут вместе.

Песня lo'uva (I)

Aramwaye! Bagigido 'и! Bagiwawela!

Хо-хо! Прекрасное ожерелье! Ожерелье из вавелы!

Sayam, Rapa'odi.

Сайям, Рапа'оди.

Bakwatega Kadiratume,

Я стою действительно на якоре (на) Кадиратуме (берег),

Isideli uni 'unatine; itolala.

Он сидит подле нее молодой человек; она стоит.

Waydesi! Kapukapugula. Kalamwaya!

Привет! Молодая женщина. Хо-хо!

Agudeydesi! Kalamwaya!

Эй! Хо-хо!

Вольный перевод

«Хо-хо — (я прихожу, украшенный) прекрасным ожерельем,

Ожерельем Вавелы, подобно Сайяму с панцирной раковиной

Рапа'оди,

Я стою на якоре у берега в Гаве, юноша сидит подле девушки,

Она стоит рядом с ним. Привет! Молодая женщина.

Ура, хо-хо, ура!»

Считается, что Сайям - это мужчина, прославившийся своей красотой, а знаменитые украшения, такие, как панцирная раковина Рапа'оди, ассоциируются с привлекательностью, успехом и любовной магией. Он появляется здесь, украшенный знаменитой панцирной раковиной под названием Рапа'оди, что означает, как указано в вольном переводе, что герой песни носит на себе еще и прекрасное ожерелье. «N» в удвоенной форме uni'umatine — диалектный эквивалент звука «/» в слове ulatile.

Песня lo'uwa (II)

Aramwaye! Bamasisi, bamamata;

Xo-xo! Я буду спать, я проснусь;

balage kupira saygwa 'и.

я услышу барабанный бой его праздничные юбки.

Raytagine layma 'i

Волнует (танцевальная музыка) чарует (привлекает)

karisaygwa'u, okuvalila.

их праздничные юбки на их боках.

Kola wosi owadola lakatunenia oyamala.

Его песня на устах, его маленький барабан в руке.

Gigiremutu kudula

Зачернены его зубы

Tokivina yamtu Wavivi

Токивина танцует (деревня) Вавиви

Yamtumutu Wavivi.

Он танцует и танцует (через деревню) Вавиви.

Вольный перевод

Хо-хо! Я пробуждаюсь от сна. Я слышу праздничный бой барабанов, когда они выбивают танцевальную музыку — привлекая женщин в нарядных юбках, в праздничных юбках на боках. С песней на устах, с маленьким барабаном в руке, с зачерненными зубами Токивина танцует под ритм барабана в деревне Вавиви, он проходит в танцевальном ритме через деревню Вавиви.

В этой короткой песне перед нами в сжатом виде предстает изображение ulatile: пробуждение в ночи, отдаленный бой барабанов, возвещающий большие праздничные торжества в соседней деревне. И здесь на заднем плане вновь присутствует легендарный персонаж, отчасти как доброе предзнаменование, отчасти как идеальная фигура. О психологии этого традиционного культа личной красоты и обаяния речь пойдет позже.

Такие песни, как мне говорили, в давние времена исполнялись еще и для того, чтобы показать, что данная группа не находится на военной тропе, не замышляет колдовство и не намерена причинять какой-либо иной реальный вред. Когда парни приближаются к своей цели, они вновь затихают, поскольку их не должна видеть молодежь чужой деревни. Тамошние девушки, разумеется, знают, когда экспедиция подходит близко, потому что все было заранее обговорено в деталях. Тот из визитеров, кто лучше всех знаком с этой деревней, подкрадывается ближе и подает ус- ловленный сигнал. Одна за другой девушки выскальзывают из своих домов и встречаются с любовниками в кустарнике. В некоторых случаях девушки уже поджидают их в каком-нибудь предварительно обговоренном месте за деревней. Если это сборище любовников будет обнаружено, может случиться драка, которая в прежние времена могла привести даже к войне между двумя общинами.

Такие экспедиции- ulatile представляют собой явное отклонение от обычного течения племенной жизни90. Они неизбежно приводят к ссорам любовников в обеих деревнях и к серьезному разладу между двумя общинами. Они были важной составляющей любовной жизни в прежние дни, когда вооруженные экспедиции, имеющие целью любовные контакты, были привычнее, чем индивидуальные ulatile. Однако сегодня, когда даже ночью мужчине или женщине ходить в одиночку намного легче и безопаснее, индивидуальные встречи парня с девушкой распространены гораздо больше.

Чтобы сохранить верную перспективу и правильно определить место экспедиций ulatile в жизни племени, следует понимать, что и помимо ухаживания существует много ситуаций, когда молодежь данной деревни коллективно посещает другие общины. При сборе урожая и во время сезона танцев (см. илл. 57 и 58), при проведении совместных игр и погребальных пиров можно встретить на дороге или увидеть проплывающими в больших рыболовецких каноэ группы более или менее нарядно одетых молодых мужчин (следует заметить, что любовные экспедиции из лагунных деревень западного берега осуществляются также и по воде (см. илл. 60). Таким образом, компания парней на дороге, разряженная и поющая, может направляться как в настоящую экспедицию ulatile, так и по каким-нибудь обычным междеревенским делам или ради развлечений, и трудно по внешнему виду сколько-нибудь резко разделить эротические и иного рода экспедиции.

Легко увидеть, как междеревенские любовные связи встраиваются в общую схему ухаживания, описанную в гл. III. Детские эротические опыты, с которых начинается история сексуальной жизни индивида, всегда происходят внутри общины, ulatile же — единственный существующий обычай, который выносит эротический интерес и преходящие любовные связи, составляющие другую стадию сексуального развития, за пределы деревни. Такие любовные связи могут стать постоянными, и вследствие этого ulatile служит одним из тех способов, которым брачный выбор индивида распространяется за пределы его деревни.

7. Katuyausi: обычай девичьих эскапад

В вопросах любви тробрианская женщина не считает себя ниже мужчины и не отстает от него по части инициативы и самоутверждения. Ulatile имеет свой аналог в katuyausi — любовных экспедициях деревенских девушек в другие общины.

Порой такие экспедиции происходят просто для того, чтобы отомстить за слишком частые ulatile своих парней. Или — как это бывает в прибрежных деревнях — мужчины долго отсутствуют по причине рыбной ловли, торговли или морских плаваний, и девушки ищут утешения в другой деревне. Порой побудительные причины имеют более выраженный женский характер. Девушки, накопив необыкновенно великолепный запас травяных юбок, хотят продемонстрировать их на более широкой сцене, нежели их собственная деревня.

Кое-кто из моих циничных информаторов утверждал, что для девушек экспедиция katuyausi — лучшее средство пополнить свои запасы орехов бетеля и табака, а также украсить свою коллекцию каким-нибудь браслетом или гребнем, понравившейся сумочкой или новым запасом бус.

Кроме того, у меня такое впечатление, что для своего визита кампания katuyausi в каждом случае выдвигает какой-то предлог, например, желание посмотреть на урожай или полюбоваться новой постройкой, домом вождя или амбаром для ямса, или же они делают вид, что принесли какие-то предметы на продажу.

Какими бы ни были главная причина и предлог, как только решение принято, девушки выбирают посредника для согласования с юношами чужой деревни дня и условий предстоящего визита. Организация экспедиции katuyausi очень сильно отличается от того, что происходит при ulatile. Юноши уходят после захода солнца, под покровом ночи, тогда как девушки отправляются в путь сразу пополудни. Из своей деревни парни выбираются скрытно, но уже оказавшись на дороге, распевают песни и ведут себя шумно. Девушки тоже тайно выскальзывают из деревни, но их поведение остается пристойным на протяжении всего путешествия. Парням вблизи чужой деревни приходится прятаться, де- вушки же входят в деревенскую рощу открыто, усаживаются там и приводят в окончательный порядок свои туалеты. С помощью ореха бетеля они красят губы в красный цвет, наносят на лица декоративные линии и всовывают в браслеты душистые травы (илл. 61). В соответствии с этикетом местные парни позволяют им оставаться одним на окраине деревни, пока те не дадут парням знак приблизиться. В течение этого времени девушки могут петь, играть на местном (теперь привозном) варгане и жевать бетеле-вый орех; когда они готовы к приему, то запевают песню, которая является заранее условленным сигналом парням — подойти ближе. Последние, конечно, пребывают в ожидании, и теперь группами приближаются. Вскоре вся деревенская община сидит напротив девушек — за исключением их местных соперниц, которые возмущены этим вторжением и пребывают в мрачном настроении; однако обычай не позволяет им активно вмешаться в события.

Уже вечер, и приближается интересная стадия данного визита. Компания katuyausi продолжает сидеть, бесстрастно и обособленно (илл. 62). Молодые люди и мужчины постарше стоят напротив с видимым равнодушием и разговаривают между собой. Затем добродушное подтрунивание и шутки начинают перелетать с одной стороны на другую; парни подходят ближе к девушкам, и начинается ритуал выбора. По обычаю, инициатив при выборе пары должна исходить от хозяев, и этикет требует, чтобы каждая гостья приняла любое предложение. Но, разумеется, определенные предпочтения между видными представителями каждой из групп существуют, и они известны. Какой-нибудь малозаметный юноша не посмеет воспрепятстствовать удовольствию своего более сильного, старшего и более влиятельного товарища, так что в реальности выбор основывается в значительной степени на предшествующих любовных связях и симпатиях.

Каждый юноша затем, согласно ритуалу, вручает выбранной им девушке какой-то небольшой подарок: гребень, ожерелье, палочку для носа, связку бетелевых орехов. Если она принимает этот подарок, то принимает и этого юношу на всю ночь как своего любовника. Если юноша хорошо знает девушку, он вручает свой подарок лично. Если же это не так, или он очень застенчив, то просит о помощи кого-нибудь из мужчин постарше, который вручает подношение со словами: «Кат va 'otu» (va 'otu — подарок _______гостю, подарок для стимулирования), «такой-то дарит его тебе; ты — его возлюбленная». Очень редко бывает, чтобы девушка отказалась от такого подарка или пренебрегла им; если она так поступит, то сильно оскорбит и унизит этого мужчину. После того, как юноши и девушки таким образом распределяются по парам, все они, как правило, отправляются в какое-нибудь местечко в джунглях, где проводят большую часть ночи, жуя, куря и распевая песни, причем каждая пара держится отдельно.

Иногда парень и девушка покидают основную группу никем не замеченными. Кое-кто изпарней может пригласить своих возлюбленных провести остаток ночи в bukumatula своей деревни, но обычно это дело представляется затруднительным. Все мероприятия, связанные с katuyausi, так же как и с ulatile, отличаются полным соблюдением внешних приличий и отсутствием каких-либо оргиастических элементов. Без сомнения, в южных деревнях они проходят в менее деликатных формах, чем на севере, но даже и на юге они существенно отличаются от таких оргиастических обычаев, как kamali, Ы 'и и обычай yausa, который будет описан в следующем разделе.

Насколько мне удалось выяснить, в прежние времена ни один год не проходил без того, чтобы две, три, четыре компании katuyausi не посетили общину. Первому миссионеру пришлось просить о специальном предписании, чтобы пресечь это «непристойное поведение». В настоящее время, в результате вмешательства белого человека в местную традицию, в сочетании с внедрением еще худшей аморальности, упорядоченный и бытовавший в пристойных рамках обычай пришел в упадок. Но даже во время моего пребывания на Тробрианах компании девушек из Окай-коды посещали Омаракану, а девушки из Кайболы приходили в Квайбвагу; кроме того, девушки Квайбваги отомстили за себя своим любовникам, отправившись в katuyausi в Вилайлиму. В самом начале моего пребывания в Омаракане в 1918 г. несколько таких гостий пришли во время сбора урожая, по их словам, полюбоваться ямсом, и я даже сумел сфотографировать их и понаблюдать за начальными этапами всего мероприятия.

Возвращение компании katuyausi в родную деревню часто представляет собой печальный эпилог веселой ночи. Девушки пытаются незамеченными пробраться в деревню и вернуться в свои дома. Но им не всегда это удается. Если всю группу подстерегают и захватывают, расплата происходит немедленно. Преступниц оскорбляют, бьют, а иногда — как сообщили некоторые мои информаторы — они подвергаются настоящему публичному изнаилованию своими любовниками. Несколько парней держат девушку, в то время как полноправный собственник осуществляет свою прерогативу в качестве наказания. Если это правда, то перед нами единственное исключение из правила строгого соблюдения приличий на публике - правила, которое соблюдается всеми тробрианцами, исключая жителей Вакуты, Окайяуло и некоторых других южных деревень.

8. Yausa: женские оргиастические нападения

Теперь мы обращаемся к крайнему югу большого острова и прилегающему к нему о. Вакута. Мы уже несколько раз не слишком уважительно упоминали эти дистрикты. Они вообще отличаются определенной грубостью нравов и обычаев, что проявляется во многих аспектах их жизни. В сексуальных вопросах они, без сомнения, намного более грубы, чем северяне, и их действия должны оскорблять более тонкие чувства последних в отношении этикета и внешних приличий, если не сказать, морали. Кроме того, в прошлом эти деревни находились во враждебных отношениях с большинством своих соседей.

Те данные, которые мы привели выше относительно оргиас-тического характера одной илидвух форм kayasa, получают дополнительное подтверждение в другом обычае, популярном среди этих туземцев. Точная суть этого обычая, его детали во всей их полноте и его истинное место среди прочих обычаев, к сожалению, вынужденно остаются непроясненными. Все, что я знаю о нем, почерпнуто из слухов, и данный обычай настолько не похож на что бы то ни было из того, что я видел своими глазами, что я не имею возможности добавить те необходимые жизненные штрихи, которые даются непосредственным наблюдением.

Во всех дистриктах на Тробрианах существует хозяйственный обычай, в соответствии с которым женщины совместно пропалывают огороды. Поскольку это скучная, монотонная деятельность, не требующая большого искусства и внимания, лучше всего ее могут оживить болтовня и общение; женщины работают вместе в каждом огороде по очереди, пока не прополют все деревенские участки. Как и при всех других исключительно женских видах занятий, мужчине не подобает подходить к ним близко в момент работы или проявлять какое- либо внимание, за исключением деловых вопросов. Нынче такая совместная прополка, когда ею занимаются женщины деревень Окайяуло, Бвага, Кумилабвага, Лоуйя, Бвадела или деревень Вакуты, дает пропалывающим любопытную привилегию[78]. Если они обнаруживают в поле своего зрения чужака — мужчину из какой-нибудь деревни, кроме их собственной, — то традиция предоставляет им право напасть на него, право, которое, по общим отзывам, они реализуют с усердием и энергией.

Такой мужчина — прекрасная игрушка для этих женщин, потому что с ним можно позволить себе любые виды сексуального насилия, крайней жестокости, осквернения и грубого обращения. Так, прежде всего они стаскивают с него и разрывают набедренную повязку — защиту его скромности и символ мужского достоинства туземца. Затем, применяя мастурбацию и эксгибиционизм, стараются вызвать у жертвы эрекцию, а когда их действия приводят к желанному результату, одна из них садится на мужчину верхом и вставляет его пенис себе в вагину. После первой эякуляции таким же образом с ним может поступить другая женщина. Но худшее еще впереди. Некоторые женщины испражняются и мочатся на него, особое внимание уделяя лицу, которое они загаживают, как только могут.

«Мужчину рвет, и рвет, и рвет», — говорил сочувствующий информатор. Иногда эти фурии трутся гениталиями о его нос и рот, а также используют пальцы его рук и ног, фактически любую выступающую часть его тела, чтобы удовлетворить свою похоть. Туземцев с севера очень забавляет этот обычай, который они презирают или делают вид, что презирают. Они любят входить в детали и демонстрировать то, о чем идет речь, с помощью убедительной имитации. Местные информаторы с юга подтвердили этот рассказ во всех основных чертах.

Они никоим образом не были пристыжены своим обычаем, а рассматривали его скорее как признак мужественности жителей своего дистрикта и весь возможный позор относили на счет ставших жертвами чужаков? Кое-кто из моих местных информаторов добавлял, что в ходе yausa (как называют этот обычай) женщины сбрасывают свои травяные юбки и голые, «как банда tauva 'и» (злых духов), набрасываются на мужчину. Туземцы рассказывали, кроме того, что из головы мужчины вырывают волосы и что его терзают и избивают до тех пор, пока он не ослабеет так, что не сможет подняться и убраться прочь.

9.О реальности оргиастической формы отклонений от нормы

Так описывают этот yausa туземцы. Каковы же факты? Я никогда не наблюдал их непосредственно, отчасти потому, что мне так и не удалось побывать на юге в период прополки, отчасти потому, что мне говорили, будто даже теперь чужак, намеревающийся побывать здесь, не посмеет и думать о таком походе в это время года. Что с того, что я поехал бы туда: отрицательный результат меня бы разочаровал (в этнологическом смысле), а положительный — стал бы определенно неприятным; поэтому я воздержался. Когда я, как всегда в таких случаях, пытался проверить голословное утверждение на фактах, выяснить, сколько людей таким вот образом было подвергнуто дурному обращению (кто, когда и при каких обстоятельствах), то неизменно терпел неудачу. Я всегда получал один и тот же ответ: «О, люди так боятся, что никто не осмеливается подойти близко». Единственный конкретный довод в пользу достоверности описываемого обычая состоял в том, что Мисипелоси и Мисимойтена (преподобный С.Б. Феллоуз, первый миссионер, и достопочтенный М. Мортон, первый судья-резидент) боялись увидеть yausa, и ни один gumanuma (белый человек) никогда не отваживался на это. Кроме того, меня умоляли не делать никаких попыток отправиться на юг в период yausa, и я послушался совета. Тем самым я сделался для туземцев еще одним доказательством реальности ужасного обычая.

Итак, я остался без ответа на главный вопрос: является ли этот, столь точно и подробно описанный, столь интригующий туземцев обычай фактом в том смысле, что он реально практикуется? Или лишь, что он мог бы практиковаться при случае? Или же это просто один из тех обычаев, которые живут только в легендах и верованиях, но никогда не имели ничего общего с реальной действительностью?

Самое большее, что можно сказать с уверенностью, — это то, что yausa, если он вообще происходил, происходил крайне редко, — ведь в старину у чужака было даже меньше, чем теперь, возможностей посетить эти негостеприимные районы, враждовавшие со всеми соседями и всегда готовые тем или иным способом причинить визитеру зло. Самое меньшее, что можно сказать о рассматриваемой традиции, это что она — устойчивый миф, опирающийся на живой интерес и твердую убежденность туземцев. Миф приписывает женщинам данного региона воинственность, окружает их в период прополки кольцом абсолютного табу и придает их коллективной работе в огороде характер половой исключительности. Единственной параллелью этому в фольклоре является легенда о Кайталуги, стране сексуально ненасытных женщин (см. гл. XII, разд. 4); и в самом деле, в ней можно найти оргиастический характер бытующего на юге kayasa перетягивания каната и kayasa эротического царапанья, а также большую сексуальную грубость[79].

Характерно, что все туземцы проявляют интерес к описываемому обычаю, и он их забавляет. Когда бы речь ни заходила о чем-то близком или ассоциирующемся с ним — об огородах, совместной работе, положении женщин, о драке или сексе, — непременно вспоминают yausa и пускаются в наглядные и детальные описания, так что в конце концов этот сюжет становится пугалом для антрополога. Лишь однажды я обнаружил, что он может быть действительно полезен. В одной из прибрежных общин, известных угрюмостью, замкнутостью и грубым нравом обитателей, у меня возникли особые сложности с поиском подходящих информаторов. Однажды после полудня я работал с группой информаторов, которые сидели под большим баньяновым деревом на берегу лагуны и не выказывали особой расположенности к общению со мной. Это был один из тех вялых и бесплодных периодов в работе, хорошо знакомых каждому полевику, когда он, обнаруживая в получаемой информации лишь белые пятна и несообразности, делается раздражен и наскучивает своим туземным наставникам, а они — ему; когда заточение в глубоко чуждую и лишенную для него эмоционального смысла культурную атмосферу тяжело давит, и все склоняет антрополога к тому, чтобы дезертировать отсюда любой ценой. Я был именно в таком состоянии духа, и лагунный пейзаж, столь чарующий и однообразный, олицетворял для меня этот соблазн, привлекая мой взгляд к смутно виднеющимся Койя, южным горам архипелагов Амфлетт и д'Антркасто, куда лежал мой путь назад, в цивилизацию. Я посмотрел на берег (илл. 63) и позавидовал нескольким приезжим с юга, которые должны были уплыть домой через день или два. Разговор увядал, и я не мог извлечь из моих информаторов ничего, пока нам не случилось набрести на тему уаша. Немедленно туземцы сделались разговорчивыми и артистичными; их смех и воодушевление привлекли других людей, и вскоре я был окружен группой мужчин, среди которых мне удалось найти несколько приемлемых информаторов для дальнейшей работы. В то же время мне был на практике продемонстрирован контраст между тем, как представляют yausa те, у кого этот обычай есть, и те, у кого его нет. Местные мужчины изображали его в очевидно карикатурном виде как постыдный и дикий; издевательский смех мужчин и забавные преувеличения были ясным свидетельством того, насколько они ощущают себя выше погруженных во мрак язычников, которые это практикуют. Но гости с юга, кое-кто из которых прибыл из Окайяуло и Бваделы, родины yausa, в более позднем разговоре придерживались иной точки зрения и не выказывали какого-либо смущения. Они хвастливо поведали мне, что ни один чужак не смеет даже появиться в их дистрикте в эту пору, что сами они — единственные, кто может там свободно передвигаться, что их женщины полют огороды лучше всех, и что они — самые сильные на острове. Два дистрикта, о которых идет речь, на протяжении веков поддерживают контакты друг с другом, говорят на одном языке и имеют сходную культуру. Тем не менее ни сам обычай yausa, ни склад мышления, его характеризующий, даже и не начинали распространяться к соседям. Ментальные установки тех и других вполне соотносимы и соответствуют друг другу, но каждый дистрикт испытывает чувство превосходства над другим, что проявляется в опровержении точки зрения соседей.

Загрузка...