Так называемый дикарь всегда был игрушкой для цивилизованного человека: в реальной жизни — удобным орудием эксплуатации, в теории — поставщиком вызывающих дрожь сенсаций. На протяжении последних трех столетий состояние дикости служило читающей публике источником открытия неожиданных возможностей в человеческой природе, а сам дикарь принужден был украшать собой ту или иную априорную гипотезу, становясь жестоким или благородным, распущенным или целомудренным, людоедом или человеколюбцем, — в зависимости от того, что требовалось данному конкретному наблюдателю или данной конкретной теории.
На самом же деле тот дикарь, с которым мы познакомились в Меланезии, не вписывается ни в какую черно-белую картину, где либо глубокая тень, либо яркий свет. В социальном отношении его жизнь со всех сторон обставлена ограничениями, его мораль — более или менее на уровне среднего европейца (это если бы обычаи последнего были описаны так же правдиво, как и обычаи тробрианца). Обычаи, допускающие добрачные сексуальные отношения и даже благоприятствующие им, не демонстрируют ничего такого, что внушало бы мысль о некоем предшествующем состоянии разнузданного промискуитета или о каком-нибудь обычае вроде «группового брака», — все это труднопредставимо, когда исходишь из известных фактов социальной жизни.
Те виды санкционированной распущенности, которые мы находим на Тробрианах, настолько хорошо вписываются в систему индивидуального брака, семьи, клана и локальной группы и настолько удачно выполняют определенные функции, что в них не остается ничего такого (серьезного или непонятного), что требовало бы объяснения посредством ссылок на какую-то гипотетическую раннюю стадию. Они существуют в наши дни, потому что хорошо работают бок о бок с браком и семьей и, более того — на пользу браку и семье, и нет никакой необходимости предполагать иные причины их существования в прошлом, помимо тех, что обусловливают их наличие в настоящем. Возможно, они всегда существовали в силу одной и той же причины — несомненно, в несколько разнящихся формах, но построенные по одному и тому же фундаментальному образцу. По крайней мере, такова моя теоретическая позиция в отношении этих явлений.
Тем не менее очень важно иметь в виду, что все эти ограничения, табу и моральные правила никоим образом не являются абсолютно жесткими, не требуют рабского себе подчинения и не действуют автоматически. Как мы неоднократно наблюдали, правилам, регламентирующим сексуальную жизнь, следуют лишь отчасти, оставляя щедрый зазор для нарушений; силы же, содействующие закону и порядку, демонстрируют весьма большую гибкость. Таким образом, наш дикарь, если рассмотреть его с точки зрения стандартов эстетики, морали и нравов, проявляет ту же человеческую неустойчивость, несовершенство, те же устремления, что и член любого цивилизованного сообщества. Он не подходит ни для бульварного романа с откровенными описаниями, ни для того, чтобы служить ключом к разгадке детективной истории о сексуальном прошлом промискуитетных питекантропов. На деле дикарь, как я его вижу, никоим образом не подходит для утоления нашей жажды реконструировать сексуальную чувственность.
Тем не менее рассказ о сексуальной жизни тробрианцев отнюдь не лишен отдельных драматических элементов, определенных контрастов и противоречий, которые могли бы отчасти возбудить надежду на обнаружение чего-нибудь действительно «необъяснимого», чего-нибудь такого, что оправдало бы погружение в неприкрытую гипотетичность, в фантастические видения прошлого человеческой эволюции или культурной истории. Возможно, самый драматический элемент туземной традиции — это миф об инцесте между братом и сестрой, связываемый с могуществом любовной магии.
Как мы знаем, из всех правил и табу есть одно, которое обладает действительно большой властью над воображением и нравственным чувством островитян; более того, это никогда не упоминаемое преступление служит сюжетом одной из их священных легенд, фундаментом любовной магии, тем самым оно, так сказать, включено в свободное течение племенной жизни. На первый взгляд здесь обнаруживается почти невероятное несоответствие между верованием, воплощенном в мифе, и моральной нормой, несоответствие, которое давало бы основание заклеймить тробрианцев как людей, лишенных морального чувства, или доказать, что они находятся на «дологической стадии умственного развития»; то же
несоответствие могло бы использоваться, чтобы показать, что существует пережиток брака между братом и сестрой или что в местной культуре имеются два слоя: в одном союзы брата и сестры одобряются, в другом — табуируются. Увы, чем лучше мы учимся понимать явления, относящиеся к мифу об инцесте и к его культурному контексту, тем менее сенсационными, невероятными и аморальными кажутся это и подобные ему противоречия в обычае и традиции, тем менее шумно требуют они для своего объяснения обращения к гипотезам о «душе дикаря», питекантропах или «Kulturkreise»[144], и мы обнаруживаем, что вместо этого вполне можем объяснить их с точки зрения современных наблюдаемых явлений. Но я слишком долго предавался рассуждениям теоретического, если не сказать философского и морального, характера и теперь должен вернуться к своей более скромной и посильной задаче — быть правдивым и бесстрастным летописцем.
1. Истоки любовной магии
Любовь, сила влечения, таинственные чары, которые исходят от женщины к мужчине или от мужчины к женщине и порождают одержимость одним-единственным желанием, сами туземцы, как мы знаем, приписывают одному главному источнику: любовной магии.
На Тробрианских о-вах самые важные магические системы основаны на мифе. Происхождение власти человека над дождем и ветром, его способности влиять на плодородие почвы и на миграции рыбы, происхождение разрушительного или целитель- ного могущества колдунов — все это восходит к определенным изначальным событиям, которые для самих туземцев служат объяснением способности человека владеть магией.
Миф не дает объяснения с точки зрения логической или эмпирической причинности. Он развивается в особого рода реальности, характерной для догматического сознания, в нем обосновывается действенность магии, провозглашается ее тайная и извечная природа, но не дается интеллектуальный ответ на научное почему. События, о которых рассказано в мифе, и представления, заложенные в его основе, влияют на все туземные верования и поведение и окрашивают их собой. События отдаленного прошлого вновь оживают в сегодняшнем опыте[145]. Особенно это важно для мифа, о котором идет речь, поскольку его главная идея состоит в том, что магия настолько сильна, что способна разрушить даже барьер строжайшего морального табу. Это влияние прошлого на настоящее настолько сильно, что рассматриваемый миф порождает собственные копии и часто используется, чтобы оправдать и объяснить некоторые, по-другому необъяснимые, бреши в племенном законе.
Мы уже говорили об отдельных системах любовной магии и указывали, что две наиболее важные из них связаны с двумя локальными центрами — Ивой и Кумилабвагой, которых объединяет миф о происхождении их магии.
Вот изложение этого мифа в том виде, в каком я услышал его из уст информаторов из Кумилабваги — того самого места, где происходили данные трагические события[146]. Вначале я дам свободный, но достоверный перевод, а затем приведу комментарий, полученный от моего информатора. Цифры позволят читателю сравнить этот перевод с туземными текстом и дословным переводом, которые в совокупности составляют содержание следующего раздела.
Миф
(1) Источник (любви и магии) - это Кумилабвага. (2) Одна женщина там родила двух детей, девочку и мальчика. (3) Эта мать пришла (и уселась), чтобы обрезать свою травяную юбку; юноша варил магические травы (для любовной магии). (4) Он варил душистые листья в кокосовом масле. (5) Он повесил этот сосуд с жидкостью (на одну из жердей крыши у дверного проема) и отправился купаться. (6) Сестра пришла из своего похода за хворостом; она опустила хворост на землю; она попросила мать: «Принеси мне воды, которую брат мой оставил в доме». (7) Мать ответила: «Ты пойди и принеси ее сама, на моих ногах тяжелая доска, на которой я обрезаю юбку». (8) Девушка вошла в хижину, она увидела лежащие там сосуды с водой; головой она задела сосуд с магической жидкостью; кокосовое масло стало капать; оно капало ей на волосы; она провела по ним руками, отерла их и понюхала. (9) Тогда сила магии поразила ее, вошла ей вовнутрь, перевернула ее сознание. (10) Она пошла и принесла воду, она принесла ее обратно и поставила на землю. (11) Она спросила мать: «А что с моим братом? (Куда ушел этот мужчина?)» — Мать подала голос: «О, мои дети, они обезумели! Он пошел на берег открытого моря»
(12) Девушка побежала туда. Она поспешила на восточный берег, к открытому морю. (13) Она пришла туда, где дорога выходит на морской берег. Там она развязала свою травяную юбку и сбросила ее. (14) Она побежала нагая вдоль берега; она прибежала на берег Бокарайваты (того места, где люди из Кумилабваги обычно купаются и где они вытаскивают на берег свои каноэ). (15) Там она наткнулась на своего брата — он купался в Кади'усаваса, проходе в рифовой гряде. (16) Она увидела его купающимся, она вошла в воду и пошла к нему, она погналась за ним. (17) Она преследовала его до скалы Кадилаволу. Там он повернул и побежал назад. (18) Она преследовала его и тут, а он направился к скале Олакаво. Там он обернулся и бегом отправился назад. (19) Он вернулся назад и снова направился к проходу Кади'усаваса (то есть туда, где он купался сначала). Там она поймала его, там они улеглись на мелководье.
(20) Там они лежали (и совокуплялись), потом они вышли на берег и опять совокуплялись. Они поднялись по склону; они вошли в грот Бокарайвата, там они опять улеглись и совокуплялись. (21) Они остались там вместе и уснули. (22) Они не ели, они не пили - в этом причина того, почему они умерли (из-за стыда, из-за угрызений совести). (23) В ту ночь один мужчина с Ивы увидел сон. Ему приснился сон об их sulumwoya (мятном растении, которое они использовали в любовной магии). (24) «О, мой сон! Два человека, брат и сестра, - вместе; я мысленно вижу: они лежат друг подле друга в гроте Бокарайвата». (25) Он поплыл на каноэ по морскому рукаву Галейя; он приплыл на Китаву и причалил свое каноэ, он искал повсюду, но ничего не нашел. (26) Он поплыл по морскому рукаву Да'уйя, он приплыл в Кумилабвагу, он подплыл к морскому берегу, он высадился. Он увидел птицу, птицу-фрегата со спутниками — они парили в вышине.
(27) Он пошел и поднялся по склону; он пошел и увидел их мертвыми. (28) И вот! Цветок мяты пророс сквозь их грудь. Он сидел возле их распростертых тел, потом он пошел вдоль берега. (29) Он высматривал дорогу, он искал и нашел ее, он пошел в деревню. (30) Он вошел в деревню — там была мать, которая сидела и обрезала свою травяную юбку. Он сказал: «Ты знаешь, что произошло у моря?» «Мои дети пошли туда и совокупились, и стыд одолел их». (31) Он говорил и сказал: «Приди, произнеси магическое заклинание так, чтоб я мог услышать его». (32) Она произнесла заклинание, она продолжала произносить его, он услышал, он слушал, пока не выучил его полностью. Он выучил его правильно до самого конца. (33) Он опять пришел и спросил: «Что это за магическая песня кокосового масла?» (34) Он просил, этот мужчина с Ивы. «Подойди теперь, поведай мне песнь кокосового масла». (35) Она произнесла ее до конца. Тогда он сказал: «Оставайся здесь, я уйду. Часть этой магии, открытая часть, пусть останется здесь. Око этой магии, конечную часть, я возьму, и пусть она называется Кайро'ива». (36) Он ушел, он пришел к гроту, к тому растению sulumwoya, которое проросло и выросло из их груди. (37) Он сорвал веточку этого растения, он положил ее в свое каноэ, он поплыл, он привез ее на Китаву. (38) Он вышел на берег на Китаве и остался там. Затем он отплыл и высадился на Иве.
(39) Вот его слова (которые он произнес на Иве): «Я привез сюда суть этой магии, ее око (самую острую, то есть самую действенную часть этой магии). Давайте назовем ее Кайро'ива. Основа ее, или нижняя часть (менее важная часть) — Кай-лакава — остается в Кумилабваге». (С этого момента все слова говорящего относятся не к Иве, а к Кумилабваге. Это явная несообразность, потому что в мифе он говорит на Иве. Возможно, это обусловлено неверным изложением данного мифа.) (40) Вода этой магии — Бокарайвата; ее проход между рифами — Кади'усаваса. Там (на берегу) стоит ее куст silasila, там стоит ее куст givagavela. (41) Когда люди из лагунных деревень приходят купаться (в водоеме или в проходе между рифами), тогда эти кусты кровоточат. (42) Эта вода для них табу — только молодежь из нашей деревни может приходить и купаться в ней. (43) Но рыба, пойманная в этих водах, - для них табу (для молодых людей из нашей деревни). Когда такая рыба попадается в сети, они должны отрезать ей хвост, а потом старые люди могут ее съесть. (44) Из груды кокосовых орехов, которые помыты на этом берегу, они (молодые люди) не должны есть ни одного - это табу. Только старики и старухи мо- гут их есть.
(45) Когда они приходят и купаются в Бокарайвате, а затем возвращаются на берег, они делают яму в песке и произносят заклинания. (46) Потом они спят - и видят во сне рыбу. Им снится, что эта рыба выскакивает (из моря) и приходит в этот пруд. (47) Нос к носу плывет эта рыба. Если там только одна рыбина, они выбрасывают ее в море. (48) Когда там две рыбы, одна женского пола, другая мужского, молодой человек моется в этой воде. Отправившись в деревню, он хватает какую-нибудь женщину и спит с ней. (49) Он продолжает спать с ней и обговаривает с ее семьей все, что нужно, чтобы они могли пожениться. Это счастливый конец, они живут вместе и возделывают свои огороды.
(50) Если какой-нибудь посторонний человек приходит сюда ради магии, он должен принести плату за нее в виде какой-нибудь ценности. (51) Он приносит ее и дает ее вам, чтобы вы могли передать ему магические чары: (52) заклинания листьев isika 1, шелухи бетеля, магии мытья, магии окуривания, магии поглаживания; чтобы вы могли передать ему также заклинание обсидианового лезвия, кокосового ореха, silasila, листьев buresi, волокна кокосовой скорлупы, листьев gimgwam, листьев yototu, гребня — и за все это они должны заплатить существенное возмещение laga.
(53) Ибо это — плата за вашу эротическую магию. Потом пусть они возвращаются домой, и едят свиней, ямс, спелый орех бетеля, желтый орех бетеля, красные бананы, сахарный тростник. (54) Ибо они принесли вам в подарок ценные вещи, пищу, бетелевый орех. (55) Ибо вы — хозяева этой магии, и вы можете раздавать ее. Вы остаетесь здесь, они могут унести ее прочь, а вы, владельцы, остаетесь здесь, потому что вы — основа этой магии. Данный миф на самом деле повествует не о происхождении любовной магии, а о ее переносе с Китавы на Иву. Тем не менее наиболее важная культурная функция его состоит в том, что он (поскольку в него верят) порождает законный прецедент воздействия любовной магии: он доказывает, что заклинания и обряды Ивы и Кумилабваги столь могущественны, что могут сломать даже гигантские барьеры, разделяющие брата и сестру, и заставить их совершить инцест.
Давайте теперь вновь пройдемся по тексту повествования и внесем комментарии в несколько неясных мест. Полученные от рассказчика добавления к нашему тексту обозначены цифрами, которые соотносятся с последующим оригинальным тробрианс-ким текстом.
По поводу того, как соотносится возраст упомянутых брата и сестры, мой информатор сказал: (56) «Мужчина был старшим ребенком, а женщина следовала за ним». Вся семья принадлежала к клану Маласи, который, как мы уже знаем, имеет репутацию особо склонного к нарушению экзогамных и инцестуальных запретов. Как сказал мой туземный комментатор, (57) «понимаешь, эти маласи вступают в брак со своими родичами. Был один мужчина в Вавеле, мужчина по имени Бигайюво, который женился на Бвайере (его родственнице); один мужчина в Иакуте, один мужчина на Китаве, по имени Пвайгаси, который женился на Босиласиле». Эти имена, которые я слышал только от данного информатора, можно было бы добавить к другому случаю, отмеченному ранее (гл. XII, разд. 4), когда мужчина-маласи женился на женщине-маласи. Если вернуться к вышеупомянутому мифу, то очевидно, что наши туземцы не сомневаются: маласи из Кумилабваги уже и раньше знали магию. На самом деле, бытует представление, что большая часть магических заклинаний существовала с начала времен (их принесли субкланы — из-под земли). Рассказ о случайно учуянном запахе зачарованного масла приобретает драматическую остроту из-за роли, которую играет здесь мать. Если бы она пошла в дом сама и принесла воду для своей дочери, трагедии бы никогда не произошло. Она, подлинное начало матри-линейных родственных уз, она, из чрева которой вышли оба ребенка, — она еще и невольная причина трагедии. Интересно отметить, что здесь, как в большинстве мифологических и легендарных эпизодов, мужчина остается пассивным, а агрессором выступает женщина. Аналогии этому мы находим в рассказах о Кайталуги, в поведении женщин во время yausa и в том приеме, какой женские духи оказывают вновь прибывшим в мир иной. Ведь и Ева дает яблоко Адаму, а Изольда предлагает питье Тристану.
Описание самого «падения» дается в ясных, но несколько сдержанных выражениях. Однако для тех туземцев, хорошо знающих эти прекрасные декорации с открытым морем, крутыми утесами белых кораллов, украшенными тропической листвой, с этим темным таинственным гротом, скрытым под навесом старых деревьев, данная часть повествования значит больше, чем то, что содержится в незамысловатых словах. Этот миф говорит с ними посредством знакомого пейзажа и многочисленных любовных эпизодов, имевших место точно в таком же обрамлении.
Рассказ, как обычно, лишен любого намека на психологию действующих лиц. Мне удалось записать следующий комментарий: (58) «Мужчина увидел ее, на ней не было юбки; он был напуган, она бежала; эта женщина преследовала его. (59) Но затем внутри него родилось желание; разум его расстроился, и они совокупились». И опять: (61) «Уже внутри его вспыхнула страсть; он желал ее всем своим телом; (62) они совокупились; они ласкали друг друга, они любовно царапали друг друга». Итак, когда мужчина обнаружил, что его преследуют, он уступил страсти и тогда почувствовал острые уколы любви так же сильно, как его сестра. Описание преследования и «падения» будет легче понять с помощью плана (рис. 4), на котором показаны основные топографические элементы берега. Герой мифа купается в узком проходе для каноэ, повернувшись лицом к центральной части берега. Увидев, что к нему приближается обнаженная сестра, он бросился на берег и затем побежал вдоль кромки воды, от одной возвышающейся здесь скалы к другой. После «падения» они на- правились к гроту и оставались там вплоть до своей печальной и романтической смерти. На упомянутом плане указаны еще и два водоема, о которых мы скоро услышим.
После того, как эти двое совокупились, они, охваченные страстью и придавленные стыдом, остаются в гроте до тех пор, пока смерть не обрывает их любовь и не приносит им свободу. (63) «Они ничего не ели, они совсем не пили, поскольку у них не было желания. Стыд овладел ими, потому что они совершили инцест, брат с сестрой». Мотивы любви и смерти противопоставлены здесь грубо и неуклюже, и все же настолько драматично, насколько позволяют язык и воображение туземцев. Картина двух мертвых тел, обвитых проросшей сквозь них душистой мятой, этим символом любви, — полна первобытной красоты.
Со смертью любовников подлинная драма приходит к концу, а то, что следует за ней, имеет лишь догматическую и дидактическую связь с первым актом. Однако несколько педантичный отчет о приключениях и деяниях мужчины с Ивы, прежде всего о том, как он обучился магии и как установил правила для ее применения на практике, очень важен в социальном плане, поскольку главным образом в нем и состоит прагматическая ценность мифа, его нормативное значение для верований и поведения туземцев. Кто был этот мужчина с Ивы, был ли он из того же клана, что и герои мифа, был ли он их другом или каким-нибудь чародеем, никто из моих информаторов сказать не мог, и, к сожалению, мне не удалось обсудить эту тему ни с одним из жителей о. Ивы. Почему упомянутые птицы-фрегаты включены в этот миф, тоже остается довольно загадочным, поскольку они не ассоциируются ни с кланом Маласи, ни с сексуальной близостью. Мне сказали: (64) «Они направляются туда, где чуют запах человеческих существ». Что касается несколько таинственной настойчивости мужчины с Ивы (строфа 33), когда он желал обрести заклинание, или чары (в самом тексте их называют wosi — песня, а не обычным словом уора — «заклинание»), то мой информатор рассказал мне, что существует магия кокосового масла, и она несколько отличается от той, что совершается, когда это масло вываривают из самого кокосового ореха. Первое заклинание не является необходимым в системе любовной магии, и его нельзя путать с тем, которое произносится над душистыми травами, сваренными в уже приготовленном кокосовом масле. Последнее заклинание можно найти в следующем разделе, в строфах 65 и 66. Я уже указывал в своем изложении мифа, что последние его строфы (начиная с 40-й), следует воспринимать как относящиеся к общине Кумилабваги, а не к общине Ивы, и что такая несообразность, возможно, была вызвана тем, что мой рассказчик неудачно изложил эту историю. Он прекрасно понимал, когда его спрашивали, что такие детали, как поведение, предписываемое людям в Кумилабваге, на отдаленном о. Ива не имели никакого значения. Но он не был готов хоть как-то изменить свое повествование.
Можно отметить, что в наши дни Ива намного более известна любовной магией, чем та община, которая была источником последней, и что рассматриваемый миф все еще пытается приписывать Кумилабваге некоторые древние магические обряды, которые ей принадлежат. В последнем абзаце у нас есть, между прочим, описание некоторых элементов, существенных для данной магии; выясняется, что она мистическим и мифологическим образом ассоциируется с проходом в рифовой гряде, с морской водой у берега и с водоемами на нем. Ведь купание в прибое улучшает внешность человека. (69) «В проходе среди рифов — Кади'усава-са — мы, юноши и девушки из Кумилабваги, купаемся, и наши лица проясняются и становятся красивыми». Подобный же результат производит купание в двух водоемах с солоноватой водой, которые лежат у подножия отвесных скал, под гротом Бокарай-вата. Но здесь имеет место разделение полов. (70) «Бокарайвата — это мужская вода; женская вода называется Момкитава. (71) Если мы (юноши) станем пить ее (то есть женскую воду), наши волосы поседеют». Ведь если представитель любого из двух полов искупается или напьется в водоеме другого пола, его внешний вид ухудшится.
Рассказ о двух маленьких рыбках (строфы 46—48) не вполне ясен, но тот комментарий, который я получил от моего информатора, фактически представлял собой повторение его же первоначальной версии и не сделал этот рассказ сколько-нибудь более понятным (см. ниже: строфы 72 и 73 туземного текста). Любопытным моментом в нескольких последних строфах данного мифа является настойчивое внимание к экономической стороне сделки, предпринимаемой в связи с любовной магией. Это — еще один пример заинтересованности туземцев в возмещении за услугу и принципе взаимности. Однако следует отметить, что такая сделка имеет не только экономическое значение: она еще символизирует престиж данного сообщества как мастеров в области магии и является скорее признанием значимости этих людей, нежели простым вознаграждением за оказанные услуги. Тщательное сравнение свободного перевода туземного текста с его дословной передачей, воспроизводимой ниже, покажет, что в первом случае в тексте оказались растворены и некоторые комментарии. Я не могу по поводу каждого такого незаметного комментария вдаваться в объяснения: это привело бы к слишком изощренной лингвистической дискуссии.
2. Оригинальный текст рассматриваемого мифа
(1) U'ula wala Kumilabwaga. (2) Le'une latula, tayta,
Основа именно Кумилабвага. Она дать жизнь ребенок, один
vivila, tayta ta 'и. (3) Imwa, itata 7
женщина, один р мужчина. Она приходить, она резать
doba inasi; isulusulu ka 7 matauna.
травяная юбка мать их; он варить листья этот мужчина
(4) Isulubuyala makwoyne kwoywaga.
Он варить кокосовое масло это листья квойваги.
(5) Isouya, ila matauna ikakaya.
Он вешать, он идти этот мужчина он купаться.
(6) Imaga luleta, iwota ka 'i,
Она приходить, однако сестра его, она ломать хворост, itaya, inasi ilukwo: «Kuwoki kola
она в унынии, мать их она говорить: «Ты приносить здесь его sopi luguta». (7) Ikaybiga: «Kuwoki,
wala
вода брат мой». Она говорить: «Ты приносить здесь, именно boge ikanaki kaydawaga kaykegu». (8)
Isuvi уже оно лежать у обтесанная доска нога моя». Она уходить minana vivila, ikanamwo sopi; iwori
kulula, эта женщина, оно лежать здесь вода; оно стегнуть волосы ее, ibusi bulami, ibwika kulula,
ivagi
оно капать кокосовое масло, оно капать на волосы ее, она делать yamala, iwaysa, isukwani. (9) Boge
iwoye, boge рука ее, она вытирать, она нюхать. Уже оно ударять, уже lay la olopoula, ivagi nanola.
(10) Ila оно ушло в ее нутро, оно делать разум ее. Она идти ikasopi, imaye, iseyeli.
она получить вода, она приносить, она ставить на землю. (И) Ikatupwo'i inala: «Mtage luguta?»
Kawalaga: Она спрашивать мать ее: «Действительно брат мой?» Речь ее: «О latugwa boge
inagowasi! Boge layla waluma». «О, дети мои уже они безумны! Уже он уходил в открытое море».
(12) Ivabusi, ilokeya waluma. (13) Ivabusi
Она выходить, она идти в открытое море. Она выходить
okadu'u'ula, ilikwo dabela, iseyemwo.
конец дороги, она развязывать травяная юбка, она сбрасывать ее.
(14) Ivayayri namwadu, ila Bokaraywata. (15)
Она следовать берег голая, она идти к Бокарайвата.
Iloki luleta, ikakaya Kadi'usawasa. (16) Ikikakaya,
Она идти к брат ее, он купаться Кади'усаваса. Он купаться,
ivabusi, layla, ibokavili. (17) Ibokavili,
она выходить, он уходил, она гнаться. Она гнаться,
ila 'о о Kadilawolu papapa; itoyewo,
она заставлять идти к Кадилаволу скала; он поворачивать,
На. (18) Ibokavili, ila Olakawo, itoyewo,
он идти. Она гнаться, он идти к Олакаво, он поворачивать,
ikaymala. (19) Ikaymala, ila
он возвращаться назад. Он возвращаться назад, он идти
о Kadi 'usawasa, iyousi, ikanarise wala obwarita. (20)
в Кади'усаваса, она схватить, они ложиться прямо в море.
Ikanukwenusi, ikammaynagwasi, ivino'asi imwoynasi,
Они лежать, они идти к берегу, они кончать они взбираться,
ilousi Bokaraywata оdubwadebula ikenusi. (21)
они идти в Бокарайвата в грот они лежать.
Ikanukwenusi, imasisisi. (22) Gala ikamkwamsi, gala
Они оставаться лежать, они спать. Нет они есть, нет
imomomsi, u'ula ikarigasi.
они пить, причина они умирать.
(23) Aybogi kirisalaga iloki
Ночное время магическое действие оно приближаться guma 'Iwa; imimi kirisala kasi sulumwoya.
житель Ивы; он сниться магическое действие их мятное растение.
(24) «О!gumimi, tayyu tomwota, kasitayyu
«О, мой сон! два человека люди, они два вместе luleta, nanogu odubwadebula Bokaraywata ikenusi».
сестра его, разум мой в гроте Бокарайвата они лежать».
(25) Iwola Galeya, i'ulawola; Kitava , ikota waga,
Он грести Галейя, он грести; в Китаве, он причалить каноэ, ine 'i, inenei — gala. (26) Iwola Da 'uya,
он искать, он идти на поиски — нет. Он грести Да'уйя, ima Kumilabwaga, i'ulavola, italaguwa,
он приходить сюда Кумилабвага, он подгрести, он высадиться, iginaga mauna, dauta deli sala
он видеть однако птица, птица-фрегат вместе с товарищи его ikokwoylubayse. они парить в
вышине. (27) Imwa, imwoyna, ila, igise,
Он приходить сюда, он взбираться, он идти, он видеть, ikatuvili, igise, boge ikarigeyavisi. (28) U!
Laysusinaga
он падать, он видеть, уже они умирать. Вот! Он пророс однако
sulumwoya ovatikosi; isisu, ikanukwenusi,
мятное растение в грудь их; он сидеть, они лежать,
ivayariga. (29) Inene 7 keda, ine 'i
он идти вдоль края берега однако. Он искать дорога, он искать
ibani, ikammaynagwa оvalu. (30) Ikasobusi, minana
он находить, он идти в деревню Он встать, эта женщина
isisu itata'i doba; ikaybiga: «Avaka
она сидеть она обрезать травяная юбка; он говорить: «Что
okwadewo?» «Latugwa aylosi, ikaytasi,
на морском берегу?» «Дети мои они ушли, они совокупляться,
ivagi kasi mwasila». (31) Ilivala, ikaybiga:
он делать их стыд». Он сказать, он говорить:
«Кита, kukwa 'и megwa, alaga». (32)
Ты прийти сюда, ты произнести магия, я слушать».
Ikawo, ikikawo, ilaga, isisawo,
Она произносит, она снова произносит, он слушать, он учить,
ivina'u, isawo; isisawo, ivinaku,
он закончить, он учить; он учить полностью, он закончить,
imwo, imuri, kaysisula. (33)
он прийти сюда, он переместиться, место его.
Imimuri, igise iwokwo, ikaybiga:
Он переместиться затем, он видеть оно кончаться, он говорить:
«Kuneta kakariwosila?» (34) Ikatupowi,
«Кокосовые "сливки" магическая песнь их?» Он спросить,
ilivala, matauna guma'Iwa: «Wosila kuma
он сказать, этот мужчина житель Ивы: «Песнь его ты прийти сюда
kulivala!» (35) Ilivala boge ivinakwo, ikaybiga:
ты говорить!» Она сказать уже она закончить, она говорить:
«Bukusisu, balaga; kayu 'ula
«Ты можешь сесть, я могу идти однако; травяная основа для магии
Kayla-kawa bukuseyemwo, matala
магическая трава Кавы ты можешь положить здесь, глаз его
bala 'оKayro 'iva». (36) Ivabusi,
я могу нести магическая трава Ивы». Он встать,
hvoki makayna sulumwoya, boge
он приближаться туда этот мятное растение, уже
laysusina, itoto ovitakosi,
он прорастать, он стоять в груди их,
ku'igunigu. (37) Ikituni,
мятное растение (особая разновидность). Он сорвать,
idigika waga, iwola, Па 'о Kitava.
он погрузить в каноэ, он грести, он перевозить Китава.
(38) I'ulawola, italaguwa Kitava, iwaywosi;
Он подгребать, он высаживаться Китава, он отдыхать;
iulawola, italaguwa Iwa. (39) Kawala: «Matala
он грести, он высаживаться Ива. Речь его: «Око его
Kayro'iva lamaye, u'ula Kayla-kawa
магическая трава Ивы я принес сюда, основа магическая трава Кавы
ikanawo Kumilabwaga. (40) Sopila Bokaraywata, karikedala
он лежать там Кумилабвага. Вода его Бокарайвата, проход ___его
Kadi'usawasa; silasila itomwo,
Кади'усаваса; растение силасила оно стоять здесь,
givagavela itomwo. (41) Kidama toy tola
растение гивагавела оно стоять здесь. Если один мужчина
bimayse odumdom, ikakayasi, boge
они могли бы прийти в лагуну, они купаться, уже
bibuyavi. (42) Bomala sisopi —
он мог бы истечь кровью. Табу его их вода —
bimayse, gudi 'ova 'и, bikikakayasi. (43)
они могли бы прийти, новые юноши, они могли бы купаться.
Kidama bikola yena, gala bikamsi;
Если он мог бы поймать рыба, нет они могли бы есть;
ikola, ikatunisi yeyuna, bikamsi
он поймать, они отрезать хвост, они могли бы есть
numwaya, yomwaya. (44) Luya
старая женщина, старый мужчина. Кокосовый орех
ikatupisawo uwatala, bikamsi kwaytanidesi bomala,
он мыть в море одна пара, они могли бы есть одно только табу его,
gala bikamsi; numwaya, tomwaya
нет они могли бы есть; старые женщины, старые мужчины
bikamsi. (45) Sopila Bokaraywata kidama
они могли бы есть. Вода его Бокарайвата если
bimayse ikakayasi, bilousi
они могли бы прийти сюда они купаться, они могли бы идти
orokaywoyne; iyenisi, imegwasi. (46) Igauga
вверх выше; они зачерпывать, они зачаровывать. Позднее однако
bimimisi yena; imimimisi,
они могли бы видеть сон рыба; они видеть сны действительно,
ipelasi; bilousi, ikanawoyse makwoyna
они прыгать; они могли бы идти, они лежать там это
sopi. (47) Kabulula natana, kabulula naywela, bikakayasi.
вода. Hoc один, нос второй, они могли бы купаться.
Kidamaga natanidesi bilisasayse,
Если однако один только они могли бы выскочить наружу,
bila obwarita. (48) Kidama nayyu, tayta vivila,
он мог бы идти в море. Если два, один женщина,
tayta ta 'и, bikakaysi, aywayse ovalu,
один мужчина, они могли бы купаться, они идти в деревню,
vivila biyousise, bimasisisi. (49)
женщина они могли бы схватить, они могли бы спать.
Imasisisi, ibubulise, vayva 'i; iva 'isi,
Они спать, они волновать, свойственники; они вступать в брак,
boge aywokwo bisimwoyse, ibagulasi.
уже закончилось они могли бы остаться, они возделывать огороды.
(50) Imaga taytala gudiva 'и,
Он приходить здесь однако один новый юноша,
kalubuwami, vaygu'a. (51)
магическая плата ваша, предметы высокой ценности.
Imayayse, iseyemwasi vaygu'a
Они приносить сюда, они положить здесь вайгу'а
bukuyopwo'isiga. (52) Isika'i, kasina
вы могли бы зачаровать однако. Листья исика'и, листья касина,
kaykakaya, припри, kaywori
листья кайкакайя, листья рипурипу, листья кайвори
bukumegwasi, memetu
вы могли бы зачаровать, обсидиановое лезвие
bukumegwasi, luya bukumegwasi,
вы могли бы зачаровать, кокосовый орех вы могли бы зачаровать,
silasila bukumegwasi, buresi
листья силасила вы могли бы зачаровать, листья буреси
bukumegwasi, kwoysanu
вы могли бы заговорить, волокно скорлупы кокоса
bukumegwasi, gimgwam bukumegwasi,
вы могли бы заговорить, листья гимгвама вы могли бы заговорить,
yototu bukumegwasi, sinata
листья йототу вы могли бы заговорить, гребень
bukumegwasi, bilagwayse. (53) Vayla
вы могли бы заговорить, они должны заплатить. За
mimegwa sebuwala; bilousi ikamsi kasi
ваша магия плата за магию; они могли бы идти они съесть их
bulukwa, kasi, kasi lalava,
свинья, их еда, их спелые бетелевые орехи,
kasi samaku, kasi kayla 'usi,
их желтые бетелевые орехи, их бананы,
kasi toutetila, kasi woderi — bikamsi
их спелый сахарный тростник, их ямс (особый сорт) — они съесть.
(54) Bogwaga aymayase vaygu 'a, kaulo,
Уже однако они принесли вайгу'а, пищу из ямса,
bu 'a — lukukwamsi. (55) Tolimegwa yokwami,
арековый орех — вы съесть. Хозяева магии вы,
mtage bukusakayse, kusimwoyse,
действительно вы могли бы дать, вы сидеть здесь,
bilawoysaga — bukusimwoysaga,
они могли бы нести однако — вы могли бы сидеть здесь однако,
tolimegwa yokwami — и 'ula.
хозяева магии вы сами — основа.
Комментарий информатора
Я записал следующие уточнения к данному повествованию. В начале каждого комментария
стоит цифра, обозначающая ту часть мифа, о которой идет речь.
См. 2. — Комментируя относительный возраст двух детей:
(56) Kuluta ta 'и, isekeli vivila.
Старший ребенок мужчина, она следовать женщина.
Их имена неизвестны. Они принадлежали к клану Маласи.
(57) Kugis malasi ivayva 'isi
Ты видеть, маласи они жениться
visiya: taytala Wawela,
родственницы их по материнской линии: один мужчина Вавела,
Bigayuwo — Nabwayera;
Бигайуво (имя мужчины) — Набвайера (имя его жены);
tayta Vakuta; tayta Kitava,
один мужчина Вакута; один мужчина Китава,
Pwaygasi — Bosilasila.
Пвайгаси (имя мужчины) — Босиласила (имя его жены).
См. 16. — Поведение брата и сестры, непосредственно предшествовавшее совершению
инцеста, было объяснено следующим образом:
(58) Та 'и igisi: gala dabela, ikokola,
Мужчина он видеть: нет травяная юбка ее, он бояться,
isakauli; minana vivila ibokavili. (59) Iga 'и, boge
он бежать; эта женщина она гнаться. Позднее, уже
itubwo lopoula matauna, ikaytasi.
оно расстраиваться у него внутри этот мужчина, они совокупиться.
См. 14—21. — Топографическая схема (рис. 4) сделает приведенный здесь рассказ о преследовании более ясным.
См. 19.
(60) Ikanarise wala obwarita.
Они ложиться прямо в море.
На вопрос о смысле этой фразы мой информатор заявил, что акт инцеста они совершили сперва в
воде. При повторении той же истории он описал их страсть более подробно.
(61) Boge kala la'iya ivagi olopoula, magila
Уже его страсть оно делать внутри него, желание его
kumaydona wowola. (62) Boge ikaytasy,
все тело его. Уже они совокупляться,
ikininise, ikimalise.
они царапать слегка, они любовно царапать.
См. 22. — Объясняя, почему u1079 \u1085 наши два любовника оставались без пищи и питья и так умерли, мой
информатор говорит:
(63) Gala sitana ikamkwamsi, imomomsi, pela gala
Нет один кусочек они есть, они пить, поскольку нет
magisi, boge ivagi simwasila, pela
желание их, уже оно делать их стыд, поскольку
luleta ikaytasi.
брат ее / сестра его они совокупляться.
См. 26. — Объясняя поведение птиц-фрегатов:
(64) Ikokwoylubayse — ilousi, isukonisi mayna tomwota.
Они парить в вышине — они идти, они нюхать запах людей.
См. 33. — Это заклинание (или заговор), обозначенное как wosi (песня), а не как megwa или уора
(заклинание), поется в то время, когда они варят масло кокосового ореха для любовной магии. Оно
звучит так:
(65) Mekaru, karuwagu; mevira,
Желчный пузырь, желчный пузырь мой; женщина,
viregu; meboma, ЪотаШ. (66)
женщина моя; северо-западный ветер, северо-западный ветер.
Ipela karuwagu mevira, viregu;
Он изменять место желчный пузырь мой женщина, женщина моя;
meboma, ЪотаШ, medara, dara.
северо-западный ветер, северо-западный ветер, слабость, слабость.
Этот обряд не исполняется при сильном ветре:
(67) Kidama sene bipeulo yagila, gala tavagi
Если очень мог бы быть сильный ветер, нет мы
megwa — tage biyuvisa 'и. (68) Iga 'и
магия — так что нет он мог бы дуть вспять. Позднее
niwayluwa, batavagi ola'odila,
тихая погода, мы могли бы делать в кустах,
tamiga'i kwoywaga ka'ukwa'u. Kwayavi,
мы могли бы заговаривать растение квойвага утро. Вечер,
bibogi boge tasayki vivila.
ночью уже мы давать женщина.
См. 40. — Вода в межрифовом проходе Kadi 'usawasa имеет какие-то магические свойства, так как
купание в ней улучшает внешность.
(69) Okarikeda Kadi 'usawasa gwadi yakida takakaya
В проходе Кади'усаваса ребенок мы сами мы купаться
bitarise megida.
он мог бы украшать лицо наше.
По поводу солоноватых водоемов нам говорят:
(70) Та 'ula lasopi Bokaraywata; vivila Momkitava. Мужчина его вода из Бокарайвата; женщина
Момкитава.
(71) Kidama tamomsi bayse sopi, boge Если мы пить эта вода, уже takasouso'u.
мы становиться седовласые.
В целом, если люди одного пола купаются в водоеме другого пола, их внешность должна
ухудшиться.
Растения silasila и givagavela, упомянутые в нашем тексте в строфе 40, растут возле именно этих
двух водоемов.
В прежние дни людям из других деревень, даже из соседних деревень в лагуне (Синакета и др.), не
разрешалось купаться в упомянутых водоемах.
См. 46. — На вопрос о рыбе мой информатор отвечает:
(72) Imiga 'ise, imimise yena nayiyu
Они зачаровывать, они видеть сон рыба два naketoki sikum nayyu kabulula
маленькие животные сикум (название рыбы) два нос к kabulula. (73) Natanidesi, talisala bila нос.
Только один, мы отбрасывать он мог бы идти obwarita, gala takakaya. в море, нет мы купаться.
См.49. — Эта строфа означает, что подобная магия может привести не только к любви, но и к
браку: (74) Bilivala veyola
Он мог бы сказать родственник его по материнской линии vivila; kawala: «Kuwokeya kuva 'isi,
женщина; речь его: «Ты приносить здесь вы жениться, ummwala boge». муж твой уже».
3. Реальные случаи инцеста
Давайте теперь перейдем от легенды к действительности и посмотрим, как события сегодняшних дней соотносятся с туманным прошлом. Мы уже выявили, что, несмотря на видимость абсолютного табу, несмотря на подлинное и непреодолимое отвращение, испытываемое туземцами, случаи инцеста между братом и сестрой все же происходят. И это не является инновацией, обусловленной контактами с европейцами, то есть влиянием белых, в котором тробрианцы видят причину столь многих изменений в своих обычаях. Задолго до того, как белые люди появились на этом острове, такого рода прегрешения против племенной морали случались, о них вспоминают, на них ссылаются и сегодня, причем с именами и подробностями.
Об одном из прежних верховных вождей — Пурайяси — было известно, что он жил со своей сестрой, а другого вождя — Ну-макалу — тоже сильно подозревают в подобном преступлении. Они, разумеется, принадлежали к клану Маласи, и не может быть никаких сомнений в том, что в случае с ними, как и со многими другими династиями и известными правителями, ощущение власти и своего положения над законом служило им защитой от положенных в таких случаях наказаний. А поскольку они являются историческими персонажами, то и они сами, и их деяния не так легко уходят в забвение, как это происходит в случае с простолюдинами. Мои информаторы говорили мне, что в давние времена обнаружение инцеста неизбежно означало бы смерть для обоих преступников, которые сами должны были себя покарать посредством традиционного способа самоубийства. По крайней мере, так было в тех случаях, когда дело касалось простолюдинов, но, как говорят туземцы, с наплывом миссионеров и представителей администрации все обычаи разрушились, и даже худшее преступление не мешает наглецу смотреть людям в глаза.
То, что человек все еще может платить самую высокую цену за нарушение табу на инцест, подтвердил мне следующий случай, происшедший прямо на моих глазах. Я не пробыл в Омаракане и двух недель, когда однажды, июльским утром 1915 года, случайно узнал от своего переводчика и единственного информатора (в тот момент я еще работал на пиджин-инглише), что в соседней деревне Вакайлува юноша по имени Кима'и упал с дерева и разбился — случайно. Помимо этого мне сообщили, что каким-то образом, и тоже случайно, другой юноша получил серьезную рану. Это совпадение показалось мне в тот момент странным, но, не владея местным языком и потому не имея возможности завоевать полное доверие туземцев, я еще продолжал блуждать в темноте и, будучи сильно занят изучением траурных и погребальных обычаев, не знакомых мне тогда, оставил все попытки добраться до сути дела в этой трагедии.
Позднее я серьезно подозревал, что падение с дерева на самом-то деле было случаем самоубийства посредством 1о 'и, но туземцы продолжали помалкивать на сей счет. Ведь нет ничего более трудного для этнографа, чем выяснять детали действительно важных и трагических событий недавнего времени, которые — попади они в поле зрения местного судьи-резидента — могли бы привести к судебному разбирательству, тюремному заключению и другим серьезным нарушениям хода племенной жизни. А в этом деле, как я впоследствии узнал, присутствовал некий политический элемент, поскольку Кима'и был родственником Молиаси, традиционного противника верховного вождя, и данный инцидент возродил историческую напряженность между правителем Киривины и правителем Тилатаулы[147].
И лишь во время своего последнего приезда на Тробрианы, когда с момента трагедии прошло примерно три года, я выяснил подлинную суть этого дела. У Кима'и была любовная связь с дочерью сестры его матери. Это не было тайной, но, хотя жители деревни в целом не одобряли подобные отношения, только иницитива парня, который был с девушкой помолвлен, привела к тому, что дело довели до сведения вождя. После нескольких попыток разлучить парочку соперник Кима'и оскорбил его публично, громко сообщив (а вернее, прокричав на всю деревню) о том очевидном факте, что Кима'и является нарушителем табу на инцест и назвав при этом имя той девушки, с которой инцест совершался. Это, как мы знаем, — наиболее тяжелый вид оскорбления, и он вызвал желанный результат. Кима'и совершил самоубийство. Парень, который все это устроил, в действительности был ранен родственником Кима'и; отсюда и странное совпадение двух несчастных случаев, происшедших в одно и то же время. Упомянутая девушка теперь замужем и счастливо живет со своим мужем. Ее можно видеть на илл. 92, сделанной по фотографии, которую засняли во время погребальных мероприятий, где у этой девушки не траурный облик (нет черной окраски и сбритых волос), так как она — настоящая родственница покойного (см. выше, глава VI, разд. 2). Все происшедшее дало мне понимание туземных представлений о законности, но этот сюжет я рассмотрел в другом месте[148]. Здесь же нас интересует преимущественно сексуальный аспект, к нему-то мы и вернемся.
Но не все случаи инцеста — даже в их наиболее порицаемой форме — приводят к одному и тому же трагическому исходу. Нет сомнения, что в настоящее время несколько пар находятся под сильным подозрением в том, что они виновны в наиболее ужасной разновидности suvasova, то есть в инцестуальных отношениях между братом и сестрой. Один из таких случаев, сообщенный мне в подробностях, касается хорошенькой девушки Бокайлолы, которая, как говорят, позволяет своему брату-альбиносу «посещать» ее. По тому, как именно мой информатор говорил об этом, у меня возникло ощущение, что сочетание этих двух видов безнравственности каким-то образом их умаляет. Существует представление, что, поскольку альбинос не имеет никаких шансов ни с одной женщиной и поскольку в действительности он не является мужчиной, инцест с ним не так отвратителен.
Куда более поучителен и очевиден случай инцеста между братом и сестрой в знаменитой любовной связи двух членов клана Маласи из деревни Окопукопу. Когда я приехал на архипелаг, Мокадайю был еще в полном здравии и произвел на меня впечатление человека недюжинных способностей и интеллекта. Наделенный красивым голосом и прославившийся как певец, он, кроме того, занимался в это время прибыльным ремеслом посредника в общении с духами. К этому занятию он пришел независимо от тех великих достижений, какими славится наш современный спиритизм: например, от изготовления эктоплазмы и феномена материализации (как правило, ничего не стоящих предметов); его же специальностью была скорее дематериализация (и всегда - ценных предметов). Он вызывал какую-то руку - принадлежавшую, по-видимому, руководимому им духу, - и эта рука всегда была готова лишить владельца его ценных вещей, пищи, бетелевых орехов или табака, которые, без сомнения, переправлялись в мир духов. Подчиняясь универсальному закону оккультных явлений, духи, руководимые Мокадайю, равно как и прочие друзья из мира духов, обычно действуют только в темноте. Можно было лишь смутно рассмотреть, как знаменитая рука, протянутая из мира иного, хватает очередной предмет, оказавшийся в пределах ее досягаемости. Однако даже на Тробрианах имеются высокомерные и непробиваемые скептики, и однажды некий молодой вождь с севера ухватился за упомянутую руку и вытащил самого Мокадайю -из-за выступа, где тот лежал, притаившись за циновкой. После этого неверующие пытались принижать и даже поносить спиритизм, а правоверные все еще носили Мокадайю дары и вознаграждения. Однако при всем при этом он почел за лучшее посвятить себя любви и музыке, ведь на Тробрианах, как и у нас, какой-нибудь тенор или баритон может быть уверен в успехе у женщин. Как сами туземцы говорят, «глотка - это длинный проход, как и wila (куннус), и этих двоих тянет друг к другу. Мужчина с красивым голосом обычно очень любит женщин, а они любят его». Мока-дуйю действительно имел обыкновение спать с женами вождя, потому что предпочитал замужних женщин, которые на Тробрианах в большой цене. В конце концов, несомненно, перепробовав менее тяжкие степени suvasova (кланового инцеста), он пришел к тому, чему суждено было стать драматичнейшим подвигом его жизни.
Его сестра Инуведири была одной из самых красивых девушек в деревне. Естественно, у нее было много любовников, но с ней случилась странная метаморфоза, и она, по- видимому, потеряла желание спать со своими возлюбленными. Молодые парни из этой деревни были отвергнуты один за другим. Они посовещались и решили выяснить, что же произошло с их любовницей, подозревая, что у нее, должно быть, появился новый и выдающийся любовник, который удовлетворяет все ее желания. Однажды ночью они заметили, что брат и сестра удалились в дом родителей. Их подозрения подтвердились; они увидели нечто ужасное: брат и сестра предавались любовным утехам. Последовал большой скандал — ибо эти новости распространились по всей деревне, и брату с сестрой дали понять, что все знают об их совместном преступлении. Рассказывают, что после разоблачения эта пара жила в инцесте еще несколько месяцев — настолько страстно были они влюблены друг в друга, — но в конце концов Мокадайю пришлось-таки покинуть общину. Девушка вышла замуж за мужчину из другой деревни. Мне говорили, что в прежние времена им обоим, несомненно, пришлось бы покончить жизнь самоубийством.
Такова история Мокадайю и его сестры. Вкупе с другими фактами, описанными ранее, она драматично показывает, насколько неадекватен постулат о «рабской подчиненности обычаю». История эта показывает, кроме того, что противоположная точка зрения, согласно которой туземные принципы суть плутовство и притворство, равным образом далека от истины. Дело в том, что туземцы, исповедуя племенные табу и моральные принципы, вынуждены также подчиняться своим естественным страстям и склонностям, и их реальное поведение представляет собой компромисс между правилом и влечением — компромисс, общий для всего человечества.
Миф об инцесте, на первый взгляд, загадочный и непонятный, утрачивает значительную часть своей странности, когда мы обнаруживаем, что он отражает определенные тенденции, проявление которых можно наблюдать в реальной жизни. Соблазн инцеста с очевидностью существует в сознании туземцев, хотя сильное табу и препятствует тому, чтобы он находил себе готовые формы реализации.
Интересно отметить, как этот миф используется для оправдания случаев реального инцеста, имеющих место в наши дни. К примеру, некий мужина из того же клана, что и Мокадайю, по- пытался следующим образом объяснить и оправдать преступление этого последнего перед племенной моралью. Он рассказал, как Мокадайю приготовил масло кокосового ореха, заряженное любовной магией, дабы вызвать ответное чувство совсем в другой девушке; как Инуведири, войдя в дом, неосторожно пролила немного этой жидкости и оказалась захвачена любовной магией; как она сбросила свою травяную юбку и улеглась обнаженная на лежанку в страстном ожидании брата. Как, войдя в хижину и увидев ее наготу, — а может быть, тоже ощутив на себе влияние магии, — он воспламенился страстью. Такой пересказ, или, скорее, копия известного нам мифа был сознательно предложен мне в качестве защиты данного преступника; он имел целью показать, что именно рок, а не проступок, был причиной того отвратительного действия, о котором шла речь. Миф тем самым использовался в качестве парадигмы, объясняющей действительность, — чтобы содеянное сделалось более понятным и приемлемым для туземцев. Психология, проявившаяся в таком использовании этого мифа, делает функцию самого мифа более ясной для исследователя данного общества.
Вполне подпадающий под могущественное табу, соблазн инцеста, возможно, даже усиливается под его воздействием — из-за неотразимой прелести, которой запретный плод всегда обладал, обладает и будет обладать для человеческого существа. В какой степени психоанализ может помочь нам решить данную проблему, а где он просто вносит путаницу в вопрос, я уже пытался ответить в предшествующей работе[149]. Здесь же мне хотелось бы только повторить, что, сопоставляя миф об инцесте с реалиями жизни, рассматривая его в одном ряду с типичными сновидениями тробрианцев, их непристойной лексикой и отношением к табу в целом, мы находим удовлетворительное объяснение его кажущимся странностям — причем на основании фактов, а не гипотезы.