Сексуальные преступления и симбиотические отношения: научное психоаналитическое исследование

В настоящем исследовании ставится вопрос, применимы ли данные из опубликованных в научной литературе исследований перверсии и сексуальных преступлений к сексуальным преступникам в Нидерландах. В предыдущих публикациях я сообщала о результатах исследования испытуемой группы TBS, и в то время их невозможно было сравнивать с результатами из группы FPD. Этому сравнению и будет посвящена данная глава. Все данные представлены в виде таблиц и графиков в конце. Мы рассмотрим наиболее иллюстративные показатели. Материал излагается доступно, хотя исследование влияния нарушенной семейной динамики на развитие перверсной личности — это очень сложная тема, в ходе изучения которой следует учитывать множество факторов, особенно если испытуемые регулярно совершают сексуальные преступления. Сравнительный анализ в группе лиц, направленных на принудительное стационарное лечение, например, совершивших убийство на сексуальной почве (в подобных случаях нидерландские суды назначают медицинские меры принудительного характера, которые длятся не менее четырех лет), проливает свет лишь на малую часть этой сложной загадки. В некоторых случаях принудительное стационарное лечение крайне необходимо, в некоторых — нет, при условии амбулаторного принудительного лечения. При принятии решения суд руководствуется представлением о степени излечимости расстройства, а также личностными особенностями и характеристиками семейной динамики. Нами исследовались материалы судебной экспертизы 15 испытуемых, направленных на принудительное стационарное лечение в системе клиник TBS, а также данные о 15 испытуемых, проходивших принудительное амбулаторное лечение. Все экспертизы проводились нидерландской судебно-психиатрической службой. Большая выборка была невозможна в связи с ограничениями, установленными Департаментом юстиции. Но несмотря на ограничения, исследование позволяет выделить значимые связи; различия в основном обусловлены магнитудой преступлений и индивидуальными историями испытуемых. Контрольная группа в данном исследовании была бы неуместна как с точки зрения юридической санкции, так и в связи с самим исследованием, так как крайне трудно выбрать эталон уголовного правонарушения, сравнение с которым было бы целесообразным. Это было бы значительно более приемлемо в случае работы с более обширной выборкой.

Современные достижения биологической психиатрии, результаты исследований стрессовых факторов и психической травмы (Van der Kolk et al., 1996) свидетельствуют, что аффективные расстройства, тревожные расстройства и психозы могут быть связаны с патологическими изменениями в головном мозге. Открытия в этой области изменили подход к пониманию этиологии психических нарушений. Для биологически ориентированных специалистов очевидна ведущая роль нейромедиаторов и генетически запрограммированных молекулярно-биологических процессов. Другие (Giller, 1990; Gorman & Kertzner, 1991) продемонстрировали, что нередко психобиологическая картина может быть результатом посттравматических или дизонтогенетических нарушений. Отсутствие устойчивого понимания причин заболеваний в психиатрии и психологии четко обозначен «нозологической обеспокоенностью» в форме категоризации психиатрических симптомов, примером которой является классификация DSM-IV Американской психиатрической ассоциации. Это руководство безоговорочно используется психологами и психиатрами во всем мире в качестве диагностических критериев. И в этом смысле DSM возведена на пьедестал в связи со своей предполагаемой точностью и объективностью, что недостаточно обосновано, так как ее руководящие принципы не основываются на научных исследованиях. Она скорее является результатом консенсуса. Диагноз в соответствии с DSM не дает убедительных объяснений этиологии, что также не влияет на выбор лечения. Для точной диагностики необходимы специальные знания, клинический опыт, а также герменевтическая методология, основанная на этих знаниях. Интерпретативные, или герменевтические, методики, к сожалению, все чаще игнорируются либо из-за страха показаться ненаучными, либо для сокрытия незнания.

6.1.1. Психоаналитическая постановка проблемы

В повседневной психотерапевтической работе аналитика или специалиста другой психотерапевтической модальности нет места «поиску абсолютной истины», или научной валидности. Валидизация психодинамических концепций происходит в приватной обстановке диадных отношений с пациентом в дополнение к некоторой регулярности коллегиальных интервизий. Но если судья после ознакомления с заключением эксперта захочет понять «истину», зная о pseudologia fantastica подозреваемого, который отрицает свою причастность к преступлению, то компетентный эксперт может предоставить лишь наилучшую из возможных интерпретаций. В подобном случае суд вынесет решение, которое, хотя и основано на материалах уголовного дела, результатах психопатологического исследования и личном клиническом опыте эксперта, по-прежнему остается лишь интерпретацией. Строгие научные закономерности в поведении человека установить довольно сложно, потому что человеческое поведение частично обусловлено и управляется бессознательными и предсознательными психическими процессами. По крайней мере, такой точки зрения придерживаются психоаналитики. Влечения, потребности, стремления, желания задают направление нашему поведению и не всегда осознаются. На сегодняшний день у нас нет возможности создать единую схему всех этих процессов, как, например, мы можем сделать в случае анализа ДНК. Насколько надежны и достоверны данные о человеческом поведении и лежащего в его основе сложного узора сознательных и бессознательных паттернов — это и есть проблема, с которой сталкивается психоаналитическая наука.

6.1.2. Герменевтика и наука

Постмодернистская герменевтика может рассматриваться как система взглядов для решения практических задач социальных наук, которые стремятся найти объяснение человеческого поведения при помощи наблюдения и интерпретации. Уотсоновский бихевиоризм не подходит для изучения комплексной цепи поведения индивида. Нетерпимый к самому принципу интерпретации Дж. Уотсон хотел подчинить психологию строгим научным принципам объективности. Представление о психике и внутрипсихических про-цессах считалось ненаучным и низводилось до аналогии с «черным ящиком». В результате этого движения в экспериментальной психологии множество экспериментов выполнялось на животных. Примером тому служат голуби Скиннера, собаки Павлова и обезьяны Харлоу. Важность этих экспериментов состоит не только в выявлении особенностей стимулов и реакций или операционализаций физически демонстрируемого повеления. Исследователи не могли избежать допущений о том, что «черный ящик» все же существует, либо говорили о «когнитивном» статусе объекта исследования. Интерпретация того, что наблюдают люди, наделяет исследование смыслом и чрезвычайно важна для разъяснения. Г. Кимбл (Kimble, 1992) находит, что концепция психики полезна для психологии в качестве способа интерпретации поведения. Умозаключения о наблюдаемом поведении позволяют сделать выводы о причинах, которые приводят к нему. Попытки разработать психические концепции с помощью наблюдаемых переменных, которые лежат в основе этих концепций, совершенствуют объяснения и прогнозирование поведения, что и является конечной целью науки. Понимание индивида и его внутреннего мира — это неотъемлемая часть поиска объяснения наблюдаемых особенностей поведения человека. Объяснительный, интерпретативный и чисто наблюдательный аспекты названых психологических направлений могут хорошо интегрироваться в интерпретативный, герменевтический, эмпирический и аналитический подходы. Простое наблюдение одномоментной серии особенностей стимулов и реакций бессмысленны, если вслед за ним не формируется теория, которая объясняет наблюдаемые факты. Другими словами, исследования без теории не существует.

6.1.3. Метолологическое открытие

Герменевтика обеспечивает концептуальную базу, органическую часть которой составляет эвристика — процесс структурированного и методологического поиска и обработки данных. Настоящее исследование является результатом как раз такого процесса, а полученные данные можно рассматривать как эвристические доказательства. Для объединения интерпретативной и эмпирической методологий нам потребовалось прибегнуть к герменевтическому процессу при помощи множественного N= 1 исследования. Сведения о поведении и личностных особенностях собирались посредством тщательного анализа отдельных случаев из научной литературы, а также путем анализа данных материалов судебно-психиатрической экспертизы испытуемых. Стратегия исследования основана на сборе и анализе данных согласно специфическим критериям, выделенным в научной психоаналитической литературе. Мною оценивалось, насколько часто эти критерии встречаются в материалах экспертизы, на основании чего было проведено количественное сравнение. Релевантные переменные представлены в виде «таблицы истинности».

В 1998 году Министерство юстиции Королевства Нидерланды разрешило проведение научного исследования лиц, совершивших сексуальные преступления. Основная цель работы заключалась в том, чтобы сравнить лиц, совершивших сексуальное преступление и находящихся на принудительном стационарном лечении в клиниках TBS в период 1996–1999 годов, с группой лиц, совершивших аналогичные правонарушения, но признанных вменяемыми и условно-досрочно освобожденных после принудительного лечения. По итогам запросов в различные клиники на предмет соответствия пациентов целям нашей работы в исследовании принял участие только Департамент FPD. Поэтому размер выборок для количественно-статистического анализа оказался сравнительно небольшим, следовательно, это исследование следует рассматривать как скромный и ограниченный качественный шаг. Таким образом, наша работа может считаться «множественным N = 1 исследованием» для разработки рабочих гипотез, которые впоследствии могут быть проверены на более обширных выборках.

6.2.1. Материалы исследования

В нашем распоряжении оказалось 36 амбулаторных (FPD)[25] и стационарных (TBS) медицинских карт. Из них были исключены две стационарные карты, поскольку они не удовлетворяли критериям включения, а также четыре амбулаторные карты, так как эти лица были переведены в стационарные условия, а следовательно, не могли использоваться для сравнения. Таким образом, для качественного сравнения использовались данные 30 медицинских карт (по 15 из амбулаторной и стационарной системы). Для обеих групп использовались одинаковые критерии включения: 1) гражданство Нидерландов; 2) средний IQ; 3) отсутствие умственной отсталости, органической патологии или иной первичной психопатологии; 4) возраст от 18 до 60 лет; 5) однородная группа преступлений (нападение, нанесение увечий, изнасилование, непредумышленное убийство). В обеих группах изучались и сопоставлялись конкретные семейные критерии, многократно упоминавшиеся в психоаналитической научной литературе как способствующие формированию перверсий. Нами были выделены наиболее типичные подобные факторы:

1. Симбиотические отношения между матерью и сыном (S).

2. Доминирующая мать (D).

3. Слабый отец, занимающий подчиненную роль (Z).

4. Часто отсутствующий отец (V).

5. Жестокий отец (отец-насильник) (А).

6. Социальная травма (Е).

Факторы психического развития и семейной динамики были получены из медицинской документации согласно заключениям специалистов, проводивших судебно-психиатрическую экспертизу, и из отчетов социальной службы. Симбиотическое поведение — это патологическая взаимная зависимость матери и ребенка. Типичным примером такого поведения является собственническая позиция матери, которая неосознанно предъявляет непомерные требования к своему ребенку. Это проявляется в постоянном доминировании, ограничениях и контроле, а также постоянном назойливом внедрении во внутренний мир ребенка. Характеристика «слабый» или «подчиненный» дается отцу, который физически присутствует, но полностью подчинен воли матери. Статус «жестокий отец» или «отец-насильник» присваивался родителю, который неоднократно совершал акты физического или сексуального насилия над своим сыном. Сексуальное насилие имеет разные проявления (см. ниже, а также главу 5). Отсутствующий отец может отсутствовать фигурально или буквально. Это может быть в результате развода, отвержения или смерти. Фигуральное отсутствие имело место тогда, когда отец эмоционально не включен (дистанцирован) в воспитание. Термины «симбиотическая» и «доминирующая» (как они используются в литературе специалистами в области поведения) относятся только к матерям, другие же описывают поведение отцов. Во многих материалах эксперты непредумышленно использовали именно эти прилагательные, описывая одновременно симбиотических и доминирующих матерей. Аналогично и отцы во многих описаниях экспертов попадали одновременно под несколько характеристик. То есть некоторые отцы не только сексуально насиловали своих сыновей, но и регулярно их избивали, унижали и издевались, при этом сохраняя подчиненную роль в семье, а в некоторых случаях и регулярного отсутствия дома. Критерий «социальная травма» (Е) добавлен в результате анализа предварительных результатов исследования. Он описывает травматические последствия критических унижений. Испытуемые, длительно подверженные притеснениям в критические возрастные периоды, как следствие, подвергаются экстремальной социальной изоляции. Другими формами травматических последствий (в возрасте до 16 лет) были длительное сексуальное насилие, регулярное унижение или физическое насилие. В большинстве случаев уместно говорить об аффективном, педагогическом и физическом пренебрежении. Эти аспекты не определялись как травматические, но считались результатом отвергающей семейной динамики.

Эта медицинская документация представляет собой данные о группе сексуальных правонарушителей, проходивших стационарное принудительное лечение в системе клиник TBS в период 1996–1999 годы. Из 15 человек этой гетерогенной группы семеро квалифицированы как «преимущественно сексуальные правонарушители», а еще восемь как «антисоциальные сексуальные преступники». Критерий «антисоциальный» давался при совершении подэкспертными и других противоправных действий, таких как ограбление, поджог, нанесение тяжких увечий и т. д. Заключения судебно-психиатрической экспертизы выполнены в Центре судебной психиатрии им. Питера Баана[26], в свою очередь содержащих отчеты персонала клиники, социальных работников, а также персонала стационара TBS, в котором реализовывались медицинские меры принудительного характера. Медицинские карты не отбирались заранее и не редактировались. Администрацией нам был предоставлен к ним доступ без права внесения изменений или искажения данных заключения экспертизы. Нами заранее не формулировалось никаких критериев или отличительных признаков. Шесть независимых экспертов лишь выделили характерные переменные, уже содержащиеся в тексте заключения судебно-психиатрической экспертизы. Эти же переменные ранее неоднократно описывались в специализированной литературе как факторы формирования перверсии. Нами лишь проверялась гипотеза о том, что симбиотические отношения мать-сын, из которых исключена фигура отца, являются тем видом семейной динамики в соответствие с которой развивается перверсия и (или) личность сексуального преступника.

6.3.1 Общая характеристика группы испытуемых TBS

В стационарной группе 14 человек имели гражданство Нидерландов, один испытуемый был гражданином Бельгии, но его родным языком был нидерландский. Средний IQ в этой группе составлял 94,5. У одного из испытуемых (случай № 5) диагностирована легкая форма эпилепсии. Ни в одном из других случаев не было обнаружено признаков органических психических, неврологических расстройств или других форм патологий, способных повлиять на соответствующие характеристики социально-психологического развития. Средний возраст составил 37 лет. В группе TBS испытуемыми в возрасте от 30 до 40 лет было совершено 113 преступлений, из которых 67 квалифицированы как сексуальные. 93% мужчин происходили из низшего социально-экономического класса. Восемь осужденных были «несовершеннолетними преступниками». Это означает, что они были осуждены за сексуальные правонарушения, совершенные в возрасте 12-18 лет. Большинство (75%) «несовершеннолетних преступников» совершали исключительно сексуальные преступления. 10 из 15 мужчин не состояли в браке. Они, за редким исключением, были не способны поддерживать постоянные отношения. Пять человек были разведены. Один из разведенных был женат трижды, причем все три брака были устроены его матерью. Продолжительность партнерских отношений у неженатых мужчин варьировалась от 2 до 18 месяцев. Среди пяти разведенных мужчин средняя продолжительность отношений составляла 13 месяцев. Свои семьи мужчины из стационарной группы характеризовали как «свободные» или «проблемные». Между супругами не было стабильности из-за серьезных партнерских конфликтов. Это усугублялось частым отсутствием и чрезмерным употреблением алкоголя более чем половиной отцов. В двух случаях матери испытуемых занимались проституцией, еще в одном мать имела тяжелое хроническое заболевание, поэтому дети были отданы на воспитание отцам, которые подвергали детей физическому, сексуальному и психологическому насилию. В 12 случаях (80%) отчетливо заметна ключевая роль матери в развитии специфической перверсной личности, что выражалось в доминировании в семье, формировании симбиоза с сыном или комбинации этих особенностей.

В 11 семьях (73%) отец часто отсутствовал дома. В девяти случаях (60%) встречалось сочетание симбиотической матери и жестокого отца. Эта комбинация (симбиотическая, доминирующая мать и жестокий, часто отсутствующий отец — SAV) отчетливо проявляется у всех испытуемых. Для семи случаев характерно сочетание физического и сексуального насилия со стороны отца.

Один из вопросов исследования заключается в том, приводит ли более выраженная физическая агрессия или сексуальное насилие со стороны отца в сочетании с доминирующей/симбиотической матерью к более жестокому поведению или формированию чисто сексуального сценария преступления. Семейная динамика некоторых испытуемых характеризуется особой жестокостью отца, что обозначено критерием АА (см. табл.5 и 6 в разделе 6.9). Под этим понимается физическое насилие (неоднократное избиение руками и(или) ногами) в сочетании с постоянными оскорблениями и унижениями, а также удерживание ребенка в стесненном, темном пространстве. Мы попытались выяснить, оказывал ли этот фактор влияние, выделив группы «преимущественно сексуальных» и «антисоциальных» преступников, и сравнили в них степень проявления насилия. Однако из доступных нам данных невозможно было определить существование связи между тем, применялось ли испытуемыми из более жестоких семей больше насилия, чем испытуемыми из менее жестоких семей. Нельзя было проследить и взаимосвязь между степенью тяжести психопатологии и жестокостью преступления. В данном исследовании не выявлено статистически достоверной разницы между подгруппами преступников, выделяемых по степени жестокости преступлений и степени выраженности насилия в семье. Жестокость отцов в этих семьях встречалась столь же часто, как и в семьях других лиц с антисоциальным поведением. Вопросы, влияет ли этот фактор на сценарий преступления и каким образом, заслуживают дальнейшего исследования. Отметим также, что 75% испытуемых из группы «преимущественно сексуальных» первые деликты совершили, будучи несовершеннолетними.

6.3.2. Факторы, сопутствующие сексуальной девиации

Фактор симбиотической матери (S) отмечен в 73% случаев. Для аналогичного количества случаев xapaктерен фактор отсутствующего отца (V). В 80% случаев для испытуемых было характерно жестокое отношение отца (А). Сочетание признаков SAV — наиболее распространенная конфигурация в семьях лиц, совершивших сексуальное преступление и проходящих стационарное лечение в группе TBS. Для 100% испытуемых характерен фактор «социальная травма» (Е). Другие комбинации, например, доминирующая мать при подчиненной роли отца и (или) отсутствующем отце могут рассматриваться как важная этиологическая основа противоправного поведения, но встречаются реже, Пренебрежение в семье, ощущаемое ребенком, способно спровоцировать развитие перверсии с высокой вероятностью совершения сексуального преступления. Комбинация критериев SAV является небезопасным субстратом, вызывающим нарушения границ и привязанности, замешательство и страх. При добавлении переменной Е значительно увеличивается вероятность совершения тяжелого сексуального преступления. Профиль сексуального преступника с комбинацией факторов SAVE можно изобразить графически следующим образом.

6.3.3. ПОДРОБНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ГРУППЫ TBS

Большинство преступлений в этой группе испытуемых были совершены мужчинами в возрасте 30-39 лет. 14 из 15 испытуемых происходили из низшего социально-экономического класса и 53% уже свершали в молодости (до 16 лет) серьезные сексуальные преступления. Большинство несовершеннолетних правонарушителей не подвергались в детстве сексуальному насилию. Несмотря на то что 7 из 15 (46%) испытуемых пережили сексуальное насилие, результаты исследования не говорят о прямой причинно-следственной связи между насилием в детстве и сексуальным преступлением во взрослой жизни. Это важный патогенный фактор, но он не может рассматриваться как ключевое или необходимое условие формирования деликта. В формировании цепочки причин преступления играют роль и семейные констелляции. Все 15 семей состояли из обоих родителей. В одном случае родители были приемными, в двух других мать повторно вступала в брак после развода/смерти биологического отца испытуемого. В одном случае в возрасте 7 лет испытуемый был передан в приемную семью из-за тяжелой алкогольной зависимости обоих родителей. В большинстве семей других испытуемых решающими факторами были характеристики матери. Другим заметным фактором являлось отсутствие положительной роли отца в воспитании ребенка.

В 12 семьях (80%) матери играли сильную центральную роль в жизни семьи. Отец часто физически и эмоционально отсутствовал из-за сверхурочной работы или развода. Его физическое присутствие дома всегда являлось негативным фактором. Такие отцы не принимают участия в воспитании сына, они эмоционально отстранены или воспринимают ребенка как помеху. 44% отцов характеризовались как допускающие агрессию и жестокое обращение с ребенком в результате злоупотребления алкоголем. В пяти случаях отцы описывались одновременно как слабые, подчиненные матери мужчины и как грубые животные, совершавшие (сексуальное и(или) физическое) насилие над своими сыновьями. Вследствие таких эпизодов отцу отводился периферийный семейный статус или он наделялся отрицательными мужскими чертами. Тем не менее сыновья могли научиться подражать лишь этим негативным характеристикам. Они знали своих отцов как постоянно отсутствующих, но в случае присутствия — как жестоких, оскорбляющих, унижающих, избивающих или насилующих.

Наиболее часто в группе TBS встречается следующая комбинация факторов: симбиотическая мать, отсутствующий и жестокий отец (SAV). Примечательно, что ни у кого из испытуемых не было долгосрочных отношений с партнерами: 10 из 15 мужчин не женаты, пятеро разведены. Семейная комбинация SAV характеризуется не только опасными, запутанными симбиотическими паттернами «мать-ребенок», но и физическим, сексуальным насилием, злоупотреблением алкоголем и враждебным отношением к ребенку со стороны отца. Во всех случаях сочетания факторов SAV неадекватные отношения между родителями и детьми делают ребенка слишком пассивным и зависимым от всемогущей и вездесущей матери.

Гипотеза этого исследования о симбиотических отношениях матери и сына, а также периферийно функционирующего отца не является искусственной. Эти запутанные внутрисемейные констелляции вносят критический вклад в этиологию перверсий. В нашей изначальной гипотезе только фактор «отсутствие отца» рассматривался как важный аспект развития перверсии, но в случае с отцами выборки TBS нам пришлось добавить физическое/сексуальное насилия, которые делали положение детей катастрофическим. Заточение в ловушку материнского симбиоза в сочетании с отсутствующим (агрессивным и унижающим) отцом предоставляют слишком мало шансов для выживания вне семьи. Именно такая форма отношений с первичными объектами значительно повышает его психологическую уязвимость. Изначально симбиотические отношения с матерью дают ребенку ложное чувство безопасности, но желания матери в таком союзе преобладают над потребностями ребенка. Затем эмоционально неустойчивый, враждебный, часто отсутствующий отец фактически отвергает его как «хорошего сына». Ребенка унижают, избивают, насилуют, и единственным убежищем от этого ужаса видится симбиотическая мать, которая сама нуждается в нем как в нарциссическом объекте для своих собственных нужд. Когда ребенок отвергается еще и группой сверстников в школе (фактор Е), остается мало альтернативных способов освобождения от разочарований и внутреннего напряжения.

Наше исследование показало, что все испытуемые из группы TBS подверглись социальной изоляции в результате катастрофической семейной динамики, а затем притеснялись и отвергались сверстниками. В основном это происходило в начальной и средней школе. Примечательно, что для группы TBS характерны серьезные притеснения ребенка. Сами по себе издевательства или травля в школах не вызывают особого беспокойства в нашем обществе но Б. Ван дер Меер (Van der Meer, 2001) считает, что притеснения (в отличие от поддразнивания) — это чрезвычайно важная проблема. Он также считает, что это «форма жестокого обращения с детьми», и результаты последних исследований только подтверждают необходимость дальнейшего изучения роли унижения в психопатологии сексуальных преступников. Пренебрежение детско-родительскими отношениями в большинстве семей оказывает негативное влияние на способность детей к обучению. В группе TBS такую зависимость можно отследить уже во втором-третьем классах начальной школы (Van Wijk et al., 2002). В большинстве случаев в заключениях судебно-психиатрической экспертизы отмечались реактивные нарушения успеваемости, трудности концентрации внимания, когнитивные и аффективные нарушения уже во втором и третьем классах начальной школы. Из результатов исследований в последние десятилетия следует, что стили привязанности извращаются взрослыми, но перенимаются сохраняются в другие отношения детьми. П. Фонаги и его коллеги утверждают, что в результате нарушений привязанности и травм в раннем детстве возникают расстройства когнитивных функций (Fonagy et al., 1992). Способность к рефлексии в первую очередь страдает при небезопасной и дезорганизованной привязанности. Подробное рассмотрение данного вопроса выходит за рамки целей настоящего исследования, хотя убедительных доказательств (см. Priel & Besser, 2001), что серьезные проблемы привязанности могут привести к отставанию в обучении, получено достаточно. В таких условиях ребенок воспринимается матерью так, будто у него нет собственных желаний и мыслей, но он также и не существует и для своего отца, что в результате не только способствует становлению негативной самооценки, но и влечет за собой когнитивные нарушения и задержки развития. Влияние патологических семейных отношений, в первую очередь, усугубляет психологическую уязвимость и социальную некомпетентность, а также формирует нарушения эффективной регуляции и познавательной деятельности. Во вторую очередь, эти базовые дефицитарные способности усиливаются из-за хронических унижений и отвержений сверстниками. Критичным следствием этого обстоятельства становится то, что группа сверстников не может служить положительной моделью для идентификации и (или) альтернативным «замещающим» родителем. Таким образом, рассмотренные условия для группы TBS снова и снова отбрасывают ребенка в патологическую семейную обстановку. 100% подэкспертных группы TBS в возрасте от 0 до 18 лет оказались заключены в эту порочную динамику.

6.4.1. Медицинские карты амбулаторной группы испытуемых FPD

Изначально нами было изучено 20 медицинских карт. Но для сравнительного анализа использовались только 15, потому что четверо были переведены для реализации мер принудительного характера в стационарные условия TBS, еще у одного диагностирована умственная отсталость. Каждая медицинская карта содержала заключение судебно-психиатрической экспертизы и отчет реабилитационной бригады. Медицинская документация также не подвергалась предварительному отбору, редактированию или искажению первичного текста заключений. Таким образом, мы стремились избежать вмешательства собственных интерпретаций и предположений. Однако заключения судебно-психиатрической экспертизы, в которых было слишком мало данных о семейной ситуации для установления четких переменных, не включались в исследование. Мною отдавалось предпочтение заключением комиссии. состоявшей из трех экспертов, так как в них содержались подробные семейные характеристики. При анализе документации нами использовались те же критерии, что и для группы TBS.

6.4.2. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ГРУППЫ ИСПЫТУЕМЫХ FPD

Средний возраст испытуемых данной группы составил 33,5 года и варьировался от 18 до 45. IQ лежал в пределах 97-119, при этом у двух он составил 97, а у 13 лежал в диапазоне 100-119. Средний показатель — 105,5. 11 испытуемых (75%) происходили из низшего социально-экономического класса. 15 человек всего совершили 96 преступлений, из них 39 преступлений — на сексуальной почве, остальные 57 в соответствии с решениями суда квалифицировались как «другие преступления». 14 испытуемых были приговорены к тюремному заключению сроком от 8 месяцев до 2 лет (за вычетом предварительного заключения) и испытательному сроку, в течение которого они должны соблюдать правила условно-досрочного освобождения. Один из испытуемых был оправдан, так как суд счел доказательства его вины недостаточными.

6.4.3. Семейные критерии и динамика в группе FPD

Сочетание трех факторов (симбиотическая, доминантная мать, агрессивный и (или) часто отсутствующий отец) также четко выражено в группе испытуемых, проходящих амбулаторное принудительное лечение. В 14 случаях матери испытуемых играли центральную роль в семье, и их поведение характеризовалось отчетливым доминированием, симбиотичностью или комбинацией этих качеств. В 12 случаях (80%) из 15 матери характеризовались как однозначно симбиотические. В 11 из 15 случаев (73%) отец характеризовался как часто отсутствующий, в 9 случаях (60%) его редкое появление дома сопровождалось физической агрессией в отношении ребенка. В семи случаях (46%) отмечено сочетание симбиотической матери, жестокого отца отсутствующего отца и социальной травмы (сочетание SAVE). В амбулаторной группе FPD нет указаний на сексуальное насилие со стороны отца или отчима. В одном случае отец действительно неоднократно заставлял сына заниматься сексом с матерью, но никогда не насиловал его сам. Тем не менее в этой группе двое испытуемых в течение полугода подвергались сексуальному насилию за пределами своей семьи.

6.4.4. Подробная характеристика группы FPD

Большинство сексуальных преступлений в группе испытуемых FPD совершено мужчинами в возрасте 30-39 лет; средний возраст в этой группе составил 33 года. 11 испытуемых (73%) происходили из низшего социально-экономического класса. Только один совершил первое правонарушением в юном возрасте. В отличие от группы TBS в группе FPD не было случаев сексуального насилия со стороны отца. Во всех 15 случаях семьи испытуемых изначально были полными и состояли из матери и отца. В двух случаях матери вступили в повторный брак после смерти биологического отца. В четырех случаях родители развелись позднее, в подростковом возрасте испытуемых. Один испытуемый в возрасте 14 лет был направлен в школу-интернат в связи с антисоциальным поведением. Тем не менее в этой группе центральная роль матери заметна даже более отчетливо, чем в группе TBS: в 14 семьях матери характеризовались как доминантные или симбиотические. В 80% случаев сообщалось только о симбиотических отношениях матери с сыном. Как правило, отцы характеризовались как постоянно отсутствующие, допускавшие жестокое обращение с сыном; в двух случаях это становилось результатом злоупотребления алкоголем. В 75% случаев фактор симбиотической матери сочетался с фактором отсутствующего и жестокого (в случае редкого появления дома) отца (сочетание SAV). Жестокость отцов проявлялась следующим образом: один принуждал сына к многократным сексуальным актам с матерью, другой регулярно избивал сына, однажды сломав ему кости переносицы третий постоянно унижал и высмеивал сына из-за его заикания. Моральное и физическое насилие часто сочетались. В двух семьях отцы угрожали сжечь дом во время эпизодов ссор и драк с женами. И это лишь беглый обзор проявлений отцовской жестокости, которой подверглись испытуемые в детстве.

Сочетание факторов симбиотической матери и часто отсутствующего/жестокого отца (SAV) также часто обнаруживается в амбулаторной группе испытуемых FPD. Кроме того, 11 испытуемых (80%) сообщили, что подвергались издевательствам в начальной школе (фактор Е, социальная травма). Семеро из них сообщили, что испытывали мучительное чувство одиночества в результате издевательств. Они чувствовали себя совершенно беззащитными и не научились справляться с собой в такой (стрессовой) социальной ситуации. Один из испытуемых, страдавший педофилией, рассказал: «Я не знаю, как вести себя с людьми своего возраста, и спешу уйти, если возникают какие-то конфликты или трудности. Но с детьми я знаю, как себя вести. С ними я могу спорить и иногда ругаться, а также отстаивать свою точку зрения». В двух случаях родители потворствовали избегающему поведению своих детей, подвергавшихся насмешкам, оставляя их дома под различным предлогом. Один отец оправдывал это следующим образом: «Он ведь все равно не ходит в школу». Мать этого же испытуемого считала, что над сыном насмехаются потому, что «он такой непосредственный, счастливый и чувствительный». Тот факт, что их сын подвергается оскорблениям и унижениям, никогда не приглашается на дни рождения других детей, также не учитывался ими. Семья и в дальнейшем содействовала его изоляции. Четверо испытуемых утверждали, что их не беспокоил статус изгоев, и такое положение они считали своим избранным жизненным стилем, своеобразной добродетелью. Один из них чувство одиночества компенсировал «краткосрочными отношениями». Заманивая девушку в ловушку, он становился очень навязчивым; и если она не давала ему того, что он хотел, он насиловал ее. Это была устойчивая модель поведения. Он понятия не имел, как можно вести диалог с партнером. Еще один испытуемый был уверен, что его мать — это единственный человек, с кем он мог поддерживать эмоциональную связь. Это был робкий, застенчивый, хорошо образованный мужчина, ведущий затворнический образ жизни. Другой мужчина, 38-летний педофил, как следует из заключения психиатрической экспертизы, который по-прежнему проживал с матерью, уверенно утверждал, что он не нуждается в (дружеских) отношениях с людьми своего возраста. Мать другого 36-летнего педофила продолжает чрезмерно опекать своего сына, называя его преступления «шалостями». Как и в случае испытуемых из группы TBS, мужчины из группы FPD имели серьезные трудности в установлении доверительных отношений. Шесть испытуемых никогда не имели опыта общения с женщинами/мужчинами своего возраста, семеро сообщили только о кратковременных, непостоянных контактах. Только четверо во время исследования состояли в браке, но трое характеризовали отношения с супругой как конфликтные. В некоторых случаях бывшие партнеры жаловались на отсутствие эмоциональной близости, безразличие со стороны супруга. Несмотря на свой затворнический образ жизни, 13 испытуемых этой группы имели некоторое окружение, с которым могли возобновить свое общение после отбывания наказания либо предварительного заключения в ходе следствия/экспертизы. Пятеро испытуемых (33%) у которых диагностирована педофилия, продолжали проживать в доме своих родителей. Десять других (66%) жили отдельно. Восемь испытуемых во время проведения судебно-психиатрической экспертизы были безработными, трое получали социальное пособие. Тем не менее в этой группе испытуемые имели более высокий уровень образования и опыта работы, чем испытуемые группы TBS. Более 60% испытуемых этой группы имели средне-специальное образование, трое окончили университет, шесть человек (40%) не имели среднего образования, но половина из них имела опыт работы. Хотя испытуемые из группы FPD оказались в целом более социально успешными, их социальную адаптацию не следует считать удовлетворительной из-за сочетания факторов SAVE. Эти патогенные факторы в данной группе также сформировали основу для психосексуальных нарушений с перверсиями и(или) сексуальных преступлений.

Перверсия и (или) сексуальные преступления не возникают сами собой. Люди не рождаются с ними, но в процессе личностного развития возникают ситуации, формирующие перверсию, которая в некоторых случаях приводит к совершению сексуальных преступлений. Такое патологическое развитие может иметь множество причин, среди которых генетические и конституциональные факторы, особенности семейной динамики и средовых влияний. Какие из них являются решающими, определить непросто. Целью нашей работы не было создание их иерархии, акцент был сделан на ранних переживаниях ребенка, опираясь на исследование привязанности и психоаналитические теории. Результаты актуальных нейробиологических исследований подтверждают психоаналитические представления о том, что ранний опыт оказывает продолжительное влияние на развитие личности, а особенности детско-родительских отношений фиксируются нейронными сетями головного мозга. Симбиотические, игнорирующие, отвергающие родители не будут способствовать развитию чувства внутренней безопасности или положительной самооценки. Маленький ребенок чрезвычайно восприимчив и усваивает факторы неблагополучного окружения, в котором он растет. Наше исследование показало, что это не только ведет к аффективным нарушениям, но и сопровождается задержкой когнитивного развития. Дети, которые растут в условиях симбиоза с матерью, жестокого обращения и небезопасности уязвимы и имеют высокий риск развития слабой или дефицитарной структуры личности. В итоге они не могут адекватно противостоять, помимо прочих искушений, инстинктивным и(или) сексуальным импульсам.

Вряд ли найдется другое психологическое понятие, вызывающее столько морального осуждения, как перверсия. Оно настолько возмущает даже специалистов, что ему подобрали замену в виде термина «парафилия». Такая чувствительность сама по себе довольно интересна, учитывая современную либерализацию. Перверсные тенденции воспринимаются как нечто грязное и греховное. Сексуальная либерализация вызывает у людей ощущение, будто им навязывают ярлык с пометкой «плохой» или «больной» или предписывают ригидную мужественную или женственную роль. Но провозглашаемую свободу трудно достичь. Вполне возможно, что с отвержением культурных табу квалификация «перверсный» порождает слишком много воспоминаний о морали. Расширение сексуальных границ может выглядеть модным, возбуждающим интерес и одобряемым широкой публикой, но это не означает, что оно является «здоровым» с психологической точки зрения. Разрядка внутреннего напряжения при помощи оргазма, неважно, как он достигается, посредством мастурбации или при помощи партнера, не является чем-то необычным. Однако если такой шаблон сопровождается чувством беспомощности, пустоты, одиночества или другими эмоциями и побуждениями, которые сексуализируются, принимая характер ритуалистических мастурбаторных фантазий, это свидетельствует о серьезных проблемах. Если наряду с этим возникает неконтролируемая компульсивная потребность конвертировать этот сценарий в ритуальное поведение, так как иначе удовольствие или оргазм не будут достигнуты, то такой сценарий называется перверсным. Когда же имеет место неспособность достичь эмоциональной близости или привязанности к партнеру или для достижения оргазма требуется необходимо унизить и деперсонифицировать партнера, тогда мы говорим о перверсии. Человек с перверсией заполняет пустоту или одиночество с помощью «секс-продуктов». Он не ищет доверительных отношений, эмоциональной связи или взаимодействия, но пытается достичь власти, доминировать, направлять другого, что и приводит к оргазмической разрядке. Следующий крайний шаг людей с компульсивным, перверсным сценарием — это сексуальное преступление. В этом случае навязчивые фантазии уже не могут сдерживаться и должны быть воплощены в жизнь с ничего не подозревающим прохожим, плененным, зависимым ребенком или другим объектом вожделения. Сексуальный преступник не просит, он берет то, что хочет, нападает и нарушает, часто жестоко, физическую неприкосновенность своей жертвы. И секс в его руках становится оружием.

Сексуальность — это один из центральных аспектов жизни человека. Психосексуальное развитие в нормальных условиях протекает успешно но в некоторых случаях возникают задержки с риском серьезного дисбаланса. Перверсия — это манифестный симптом подобного отклонения, возникающего из-за конституциональных или наследственных нарушений либо из-за комбинации социально-психологических факторов окружения. Психоаналитическая методология глубоко исследует именно этот континуум. В 1905 году Фрейд написал: «Перверсии основаны на чем-то врожденном, но врожденном для всех людей, что колеблется в своей интенсивности как предрасположенность и ждет, пока не него не повлияют жизненные факторы». О каких факторах идет речь? Внутрипсихический конфликт, который ребенок должен суметь разрешить, чтобы отстоять свое естественное стремление к автономии, осложняется семейной обстановкой, обвиняющими его в предательстве матери или обоих родителей. И. Нэги и Дж. Спарк описывают, как дети остаются «навсегда преданными» родителям, которые страдают от психических расстройств или травмирующих переживаний (Nagy and Spark, 1973). Такие дети не могут отделиться от своих родителей, поскольку чувствуют себя предателями и взваливают на свои плечи тяжкое бремя вины. Они считают себя виновными в том, что чувствуют агрессивные импульсы в ответ на аффективное и педагогическое пренебрежение. Подобная внутрипсихическая динамика аналогична «плохому автономному Я», которое хочет освободиться от симбиотической матери, болезненно реагирующей на стремление ребенка к автономии. Сын становится «плохим, огорчающим маму», и ребенок попадается в капкан внутреннего конфликта преданности. Если мать и (или) отец эротизируют или нарушают границы приличий ребенка, формируется «плохое инцестуозное Я». Как и в случае с заполненным агрессией «плохим автономным Я», «плохое инцестуозное Я» отщепляется и инкапсулируется, так как сексуальные устремления должны оставаться под запретом. Внутренние «плохие части» (негативные интроекты) в определенных условиях могут быть разблокированы и прорываться в виде агрессивных импульсов.

Защитные механизмы, стратегии совладающего поведения и привязанность являются важными оплотами, на которых созидается структура личности. Незрелые защиты, недостаточное совладание и небезопасное, враждебное окружение, в котором царят страх и отвержение, приводят к нарушениям привязанности. Характерной особенностью сексуальных преступников и лиц, страдающих перверсией, является то, что дефицитарность этих систем приводит к нарушениям на разных уровнях, проявляясь аффективной незрелостью, задержкой когнитивного развития и нарушениями психосоциального функционирования, и не во всех случаях эти расстройства поддаются коррекции в более позднем возрасте. Сниженная самооценка, чувство пустоты и подавленности, неспособность устанавливать и поддерживать социальные контакты — это лишь симптомы, которые такие личности должны компенсировать, но их социальные навыки и защитные операции дезадаптивны. Исследования показывают, что дети с дезорганизованной привязанностью подвержены высокому риску развития личностных расстройств. Небезопасные, непоследовательные родительские роли, неструктурированное поведение с частым нарушением границы дозволенного вызывают у детей замешательство, при котором у них развивается не только негативная самооценка, но и базовое недоверие к другим людям Столь угрожающее и неустойчивое окружение приводит к эмоциональной изоляции, пассивности эмоциональной уплощенности, которые, в свою очередь, обусловливают трудности установления и поддержания доверительных отношений. Несмотря на весь ужас подобного воспитания, эти дети всегда ищут защиты у своих родителей, даже если последние их отвергают, избивают или даже насилуют. Потребность в отражении и подтверждении любви велика, и ребенок в конце концов зависит от заботы своих родителей. Из этого порочного круга крайне сложно, если вообще возможно, вырваться.

В симбиотической идиллии с матерью мальчик становится «принцем», удовлетворяя ее нарциссические нужды. Устремления матери должны стать его желаниями, но его истинные потребности не реализуются, следовательно, он не сможет развить в себе автономную мужественную индивидуальность. Вместо этого он должен безусловно любить свою маму и ни в коем случае не помышлять о других женщинах. Ж. Лакан говорит, что ребенок «тонет в страстях матери». Он остается симбиотически прикованным к ней. Но для ребенка в этом союзе есть и положительный аспект — вездесущая преданная мать. Позже, однако, он заплатит за это очень высокую цену, что отдельно исследуется в этой работе. Эротизированное отождествление с родителем делает затруднительной или невозможной связь со сверстниками. Нельзя формировать привязанности за пределами симбиотической идиллии с матерью! Такой сын становится пленником своей матери и оказывается в ситуации изоляции и одиночества, из которой его не спасает отец. Отец, наоборот, в большинстве случаев введет себя крайне агрессивно или отвергающе. Последствие таких паттернов — это интернализация идеализированного образа матери, негативного образа отца, путаница относительно представлений о любви и собственной полоролевой идентичности. Любовь в этой семейной констелляции материнского симбиоза и отцовской жестокости становится синонимом обладания, власти и насилия. У отождествляемого с родителем ребенка развивается «ложное Я», маска всемогущества, за которой скрывается хрупкое, диссоциированное, недокормленное и преисполненное ярости Я. Эти чувства ярости и ненависти, изначально направленные на мать и отца, отщеплены (инкапсулированы) и вытеснены. Работа защитных механизмов (против табу на причинение боли матери и отцу) делает подавленные напряжение и фрустрацию нераспознаваемыми. При помощи сексуализации и ритуализации компульсивно повторяющихся эротических фантазий эти чувства трансформируются в жестокие сексуальные акты. У ряда испытуемых из группы TBS вытеснение ненависти к родителям оказывалось не слишком успешным. Например, убив одного из членов своей семьи (своего родного брата), один страдающий педофилией пациент заявил: «Это как если бы я убил своего отца». В своем представлении он посредством убийства спас маленьких детей от сексуального насильника-отца. Этот акт был явным обращением в противоположность его детской травмы, связанной с насилием отчимом. Другим примером прорыва ненависти и ярости по отношению к матери является история пациента, который, находясь на свободе по условно-досрочному освобождению (исправно соблюдал режим контрольных осмотров врачом-психиатром и офицером полиции), изнасиловал собственную мать с особой жестокостью, впоследствии осознав, что он сделал это из гнева и чувства мести по отношению к ней. Не всегда эти чувства остаются полностью бессознательными и «безопасно» инкапсулируются или отщепляются. Ярость серийного преступника, совершившего 22 изнасилования, всегда была направлена на женщин, оставлявших ему своих детей, что конгруентно тому, что когда-то сделала его биологическая мать. После каждого изнасилования он чувствовал невероятное облегчение.

Исключительная симбиотическая связь с матерью и сопутствующая им социальная изоляция, которую эти люди испытывают с раннего детства, а также отсутствие контактов с группой сверстников приводят к формированию «плохого автономного Я» у юноши. Эта структура настолько переполнена ненавистью, что может существовать только в полностью отщепленной форме. Унижения со стороны сверстников, часто отмечавшееся у испытуемых в данном исследовании, могут быть результатом проективной идентификации других детей, отщепляющих «причиняющую вред матери» и автономную часть своего Я, хотя испытуемые драматизируют образ «атакованной, обиженной матери». Вполне возможно, что эти мужчины имели такой недостаток «детоксицирующего» влияния и отца, и группы сверстников, которые, будучи детьми, были полностью подчинены собственным инцестным импульсам, ведущим к бессознательной экстернализованной мазохистской (подчиненно-провокативной) установке в отношении сверстников. Это может играть определенную роль в том, что эти дети постоянно подвергаются преследованиям, независимо от того, какую школу они посещают и с кем взаимодействуют. Возможно также, что преступникам-педофилам свойственна проективная идентификация жертвы с отщепленным Я злоумышленника, которая может быть описана как «предающий отца и соблазняющий мать сын». Преступник нарциссически отождествляет себя с собственным «свергнутым, преданным-сыном-и-женой» отцом. В случаях такого сценария преступник должен был иметь отца который не только отсутствовал как партнер матери и заботливый отец, но и всегда подозревал жертву в воображаемом сговоре матери и сына. Хорошим примером является царь Лай из мифа об Эдипе. Особая связь матери и сына вызывала интенсивное презрение и гнев многих отцов (см. случаи Честена Джона и Мейсона). Чувство вины сына из-за отношения к нему отца в некоторых случаях может приводить к тому, что ребенок «позволяет» себе получить возмездие в виде насилия со стороны отца, что видно на примере Джона. Здесь мы видим не только прямую идентификацию преступника с агрессором из прошлого, но и реактивное образование. При этом защитном механизме проявляется прямое противопоставление поведения с вытесненными неприемлемыми импульсами. Реактивное образование позволяет человеку обнимать того, кого он ненавидит (и наоборот), но также содержит в себе аспект идентификации с агрессором и аспект альтруизма. Эти компоненты выполняют своего рода техническое обслуживание агрессивных импульсов, другими словами — отцовскую функцию.

Считается, что насильникам несовершеннолетних девочек свойственна проективная идентификация жертвы с «плохим автономным Я» и «плохим инцестуозным ребенком». Я полагаю, что в подобных случаях преступник отождествляет себя с собственной матерью, «заявляющей-о-своих-правах». Чтобы понять этот парадокс, нам нужно поставить себя на место юноши, чья мать реагирует с завистью и враждебностью на всех девушек, которые встречаются на его пути в данный момент и в будущем (см. случаи Пола, Майкла и Мейсона). В глазах молодого парня каждая девушка неизбежно должна стать corpus delicti, угрожающим (по версии матери) симбиотическим отношениям. Следовательно, девушки-сверстницы остаются идеальным якорем, который цепляется за наполненное виной «плохое автономное Я»

Я считаю, что у насильников взрослых женщин напрямую срабатывает агрессивное обращение в противоположность (или «обращение пассивного в агрессивное») крайне асимметрично переживаемым отношений между родителями, в которых отец воспринимался подчиненным и «кастрированным». Я также склоняюсь к тому, что сам преступник еще в детстве был совращен матерью или замещающим ее лицом. В таком случае мы можем допустить, что в семье произошла путаница ролей, то есть отец воспринимался как «ребенок матери и сына», а сын — как назначенный матерью партнер матери. Представляется также, что в этом случае отождествляемый с родителем ребенок восстанавливает порядок в своей фантазии путем идентификации с «идеальным отцом, который не позволяет матери себя отвергнуть». Другими словами, ребенок спасает «честь» отца, подчиняя женщину себе, что по всей видимости, показывает также смещение агрессии на нарушающую границы мать.

6.6.1. Схематическая этиология перверсий

В дополнение к метапсихологии приводится схема мотивационных побуждений, играющих ключевую роль в процессе формировании перверсии. Мною взята за основу модель И. Розена (I. Rosen, 1996), дополненная и модифицированная в соответствии с результатами исследования. Схема приводится с разрешения автора.

6.7.1. Выводы

Симбиотические отношения матери и сына, часто отсутствующий / жестокий отец и возникающие в результате аффективное игнорирование, нарушения привязанности и дефицитарное развитие личности являются факторами, которые в разном сочетании играют значимую роль в этиологии перверсии и сексуальных преступлений. Меня удивило и обеспокоило открытие того, что такая семейная ситуация может привести к тяжелой социальной травме, которая, в свою очередь, подпитывает этиологическую цепочку, замыкая порочный круг, из которого почти невозможно вырваться. Данное исследование показывает, насколько существенную роль может играть социальная травма в этиологии сексуальных преступлений. 27 (90%) из 30 испытуемых сообщили о чувстве одиночества, подавленности и пустоты вследствие унижений в школе. Их слабая структура личности и дефицитарные навыки социального взаимодействия сделали свой вклад в их неспособность конвертировать (сублимировать) и канализовать собственные недостатки и чувство беспомощности. Эти лица были неспособны поддерживать удовлетворяющие длительные отношения. Многие из них искали решения в сексуальных фантазиях или таким образом убегали от реальности. Однако самой по себе фантазии еще недостаточно для сексуального преступления. Перверсный сценарий преступника должен быть мно-гократно и компульсивно инсценирован и разыгран, а затем воплотиться, потому что он всегда нацелен полное воплощение своих фантазий. Совершаемые сексуальные преступления являются исключительно временным, краткосрочным облегчением, которое лишь частично удовлетворяет фантазийные образы. Повторение возникает потому, что преступление разжигает (мастурбаторные) фантазии; оно оживляет угасающую фантазию, требующую со временем нового возбуждения (подпитки). Само преступление не приносит должного удовлетворения, так как фантазия является лишь суррогатом того, что ищет этот человек. Сексуализация чувства беспомощности, пустоты и других переживаний выполняет роль суррогатной еды, никогда не утоляющей чувство голода; она также не исправит нарушений и не восполнит утрат, понесенных в детстве. Многие испытуемые данного исследования утратили способность вступать в рефлексивные и взаимно искренние, безопасные взрослые отношения вследствие влияния комбинации семейных факторов, состоящих из симбиотической матери, часто отсутствующего и (или) жестокого отца, а также социальной травмы.

6.7.2 Рекомендации для последующих исследований

Данная работа демонстрирует критическое влияние отношений с родителями в раннем детстве и паттернов взаимной привязанности как источников нарушений различных базисных индивидуальных социальных и когнитивных компетенций, например, развитие способности к сочувствию. Сочувствие развивается в условиях социальной безопасности при непосредственном участии первичных ухаживающих объектов, окружающих ребенка. Оно возможно только в положительной питательной среде, в которой уважение, безопасность, эмоциональная теплота и признание являются ежедневной нормой. Детско-родительские отношения — это первичный каркас. И если социальные ценности не усваиваются в этой точке отсчета, они не разовьются и позже. Родители должны обеспечить структуру и перспективу, устанавливая границы; дети не могут сделать этого самостоятельно и крайне уязвимы в первый год жизни. Неспособные установить или нарушающие границы родители в этот важный период посредством симбиотического поведения, сексуального или физического насилия, аффективного пренебрежения могут катализировать несбалансированное развитие маленького ребенка, которое впоследствии не всегда доступно коррекции. Последствия нарушения границ первичным окружением могут быть крайне тяжелыми, как в случае испытуемых данного исследования. Мои исследования показывают, что сексуальные преступления — это не чисто поведенческая проблема и не вопрос произвольного сексуально девиантного поведения. Под поверхностью скрывается глубинная динамика личностного либидинального развития, привязанности, паттернов объектных отношений и межличностного взаимодействия между родителями и детьми, между детьми и их социальным окружением, например, в школе и среди сверстников.

Данное исследование обозначает признаки того, как и почему исследуемые мужчины могли прийти к такому сексуально-делинквентному поведению. В юношестве у них сформировались негативное самопредставление (плохое автономное Я), социальная изоляция и фиксация на эротической фантазии. Тяжелое аффективное и педагогическое игнорирование, от которого они страдали, привело к интенсивной жажде аффектов, которую они могли утолить, только погружаясь в бесконечное фантазирование. Фантазия подпитывает лишь саму себя, а жажда аффектов сохраняется. Им не хватало автономии, обеспечивающей интегративную силу, а чувство бессилия, возникающее из этого дефицита, приводило к совершению преступления. Социальная травма лишала этих мужчин способности создавать реальные контакты с партнерами, и у них часто не было иного выбора, кроме как сексуализировать и воплощать свои фантазии. Чувствовать свою силу они могли, только совершая сексуальное преступление в отношении женщин и детей.

Конечно, исследование поднимает вопрос о возможном успешном лечении этих лиц. И на первых взгляд возможности предотвращения развития сексуально девиантного поведения до начала следственных действий вполне существуют. Я считаю, что результаты исследования позволяют обозначить исходную позицию для лечения за счет функционального анализа поведения, опирающегося на психо динамический подход к пониманию объектных отношении и аспектов привязанности в раннем детстве. Это требует интенсификации внимания, но в конечном итоге может сэкономить средства и время на лечение. Акцент на обучении и когнитивных аспектах контроля за поведением без глубокого анализа личностной структуры сексуального преступника — это напрасные усилия. В долгосрочной перспективе контроль не может базироваться на слабых и шатких опорах.

Я также считаю, что понимание глубинных структур психики сексуальных преступников в будущем приведет к выявлению предикторов противоправных действий на ранних этапах и позволит осуществлять терапевтические вмешательства в случае нарушений онтогенеза. Произойдет ли это, я убеждена, будет зависеть от понимания тех факторов, которые скрыты куда глубже внешних проявлений. Я не настаиваю на том, что психоанализ является единственным средством. Разрыв между теорией и клиническим применением психоанализа остается все еще слишком большим для широкого использования в лечении. Но мой клинический опыт свидетельствует о двух возможных терапевтических подходах, имеющих интересный потенциал для данной категории пациентов.

Первый заключается в понимании сексуальных девиаций/перверсий как компромиссных образований. Это помогает клиницистам сосредоточиться на лежащих в основе такого поведения страхах, подавленности и напряжении, от которых часто страдают преступники, а также на специфических защитных механизмах. Специалисты должны понимать вторичную выгоду и удовлетворение, которые достигаются перверсным поведением. Во время лечения последовательно должна быть вскрыта и проработана центральная фантазия. Такие фантазии часто включают аспекты агрессии, доминирования, контроля, триумфа, превозмогания боли и боязнь неуспеха. И именно они являются характерными для нестабильной самооценки или идентичности. Пациенту следует помочь найти доступ к тому, что он в детстве воспринимал удовлетворяющим, но в действительности так и не смог достичь. Чувства беспомощности и недовольства из-за невозможности избежать боли и родительского насилия продолжали следовать своим путем и, как и он сам, выросли и окрепли. Неудовлетворенность и напряжение подпитываются воображаемым или реальным переживанием боли из-за непонимания. А это укрепляет его убежденность в том, что (сексуальное) удовольствие должно насильственно вырываться у жестокого и бесчувственного противника. Важная терапевтическая цель заключается в преодолении навязчивого влечения, которому в значительной степени подчинено все функционирование субъекта. Один из наиболее веских мотивов этого повторения — защитный механизм «обращения пассивного в активное». Вскрытие и переработка травматического опыта, который постоянно проявляется в сексуальном поведении, является неотъемлемым элементом терапии. При адекватной проработке пациент перестает ощущать навязчивое стремление и обретает свободу выбора и определенную степень автономии.

Второй терапевтический подход заключается в использовании психоаналитического психообразования, которое должно быть частью масштабной программы лечения. Адаптированный к мыслительным особенностям сексуального преступника, такой подход позволяет прояснить психодинамику пациента, а также способствовать его признанию и пониманию своего внутрипсихического функционирования. Методика психодинамического психообразования является частью терапевтического подхода, который обеспечивает понимание, обладает объяснительным потенциалом, поскольку в ходе такого обсуждения используются когнитивные, аффективные и мотивационные строительные блоки. Посредством понимания и наделения смыслом манифестного сексуально-девиантного поведения признается внутренняя часть личности сексуального преступника. Как и в обычной терапии, психообразовательный компонент для постоянной интеграции должен повторяться неоднократно. Сам по себе сексуальный преступник не может осуществить подобное, так как он пребывает в состоянии отчуждения от своих противоправных действий. Будучи маленьким ребенком, он подвергался унижению как нарциссический объект, был деперсонифицирован, подвергался физическому, а иногда и сексуальному насилию, а также социальной травме; и он интернализовал все это отношение, что воплотилось в его негативной самооценке, сексуализированных фантазиях и в конечном итоге — в его сексуальных преступлениях. Терапевтический подход, который будет способствовать регуманизации сексуального преступника, можно рассматривать как попытку обращения вспять дегуманизации, вызванной действиями симбиотической матери, отсутствующего и (или) жестокого отца и унижающего социального окружения, когда он был еще беспомощным.

Система стационаров TBS предоставляет Нидерландам уникальную возможность проводить глубинные лонгитюдные исследования мотивов и влечений, лежащих в основе поведенческих компонентов сексуальных преступлений. Нигде в мире более не существует возможности развивать коллективные, интегративные методы лечения, проистекающие из различных областей знаний и дисциплин в целях понимания сложности этой проблемы. В современной культуре роли семейной динамики или ранних переживаний в этиологии сексуальных преступлений уделяется недостаточно внимания. Основной упор делается на классификацию сексуально-девиантного поведения, профилактику и контроль за поведением. Терапевтический фокус в основном также направлен на контроль за агрессивными импульсами. Это важные и понятные терапевтические цели, так как общественная безопасность превыше всего. Хотя когнитивный поведенческий компонент — это важный аспект, он остается тем не менее вершиной айсберга. Без понимания фундаментальных основ нарушений контроля за импульсами, аффектами и регуляции агрессии, а также той важной роли, которую они играют в структуре личности исследуемого субъекта, научить контролю за поведением крайне трудно. Последующее полномасштабное понимание критических факторов, формирующих перверсию и сексуальную девиацию, по-прежнему остается важной задачей.

1. Дальнейшие исследования критических факторов перверсии и сексуальной девиации помогут прояснить, могут ли терапевтические стратегии взаимодействия с основополагающими влечениями способствовать контролю за агрессивными импульсами. Относительно мало известно о специфических, внутренних триггерах, которые предшествуют совершенно преступления. Внутрипсихический преступный сценарий, который отображает роль (смысл и значение) внутренних побуждений в цикле фантазий, а также то, как он запускается, может помочь в построении исходных пунктов для психотерапевтических стратегий. Это поможет, опираясь на психодинамическую концепцию (см. с. 96), создать методику функционального анализа базисных внутрипсихических факторов. Она стала бы значимым дополнением к поведенческому протоколу исследования сценария преступления, предложенному Дааном Ван Бейком (van Веек, 1999).

2. Особенности типа привязанности в исходной семье являются решающими в аффективном и когнитивном развитии ребенка. В англоязычных исследованиях обнаружены свидетельства того, что обсессивная привязанность может быть связана с определенным типом сексуальных преступников (с симбиотическими матерями). Применительно к Нидерландам подобные свидетельства нуждаются в более лонгитюдных исследованиях для уточнения вопроса, какой тип привязанности формирует особую подверженность развитию сексуальных преступлений. Увеличение числа несовершеннолетних сексуальных преступников требует пристального изучения и понимания происхождения особенностей их поведения. Тест на завершение историй о привязанности (Attachment Story Completion Test) может уже на раннем этапе выявлять нарушения привязанности у детей. Использование результатов этого теста опытным специалистом может помочь социальным работникам, педагогам и школьным психологам в ранней диагностике нарушений.

3. Мое исследование не позволило прояснить, какие факторы риска (или их комбинации) имеют наибольшее значение. Подобную иерархию факторов риска невозможно составить в множественном N=1 исследовании. Трудность состоит также в том, что многие эксперты не осуществляют обширного психодинамического исследования и (или) не собирают подробный семейный анамнез, что не позволяет провести глубокий анализ внутрипсихических сил. Заключения экспертов создают прекрасную картину компонентов симптоматического поведения. Другими словами, следует прояснять отношения привязанности и психо динамические интеракционные процессы первичной семейной обстановки.

4. Способность личности контролировать собственные импульсы или регулировать уровень агрессии и переносить тревогу в значительной степени определяются уровнем развития личности. Сила и устойчивость личностной структуры отражают способность к самоконтролю. Крайне желательны дальнейшие исследования методов лечения, укрепляющих Эго, что позволило бы создать крепкую основу для контроля за поведением наряду с углублением его изучения. Я призываю к применению мультиметодологических подходов и междисциплинарному сотрудничеству.

5. Издевательства со стороны сверстников в начальной и средней школе может иметь значимую корреляцию с типичной семейной конфигурацией SAV Этот аспект рассматривался нами как важный индикатор развивающейся в позднем возрасте сексуальной преступности. Следовательно, рассматриваемые мужчины в раннем возрасте дважды становились жертвами злоупотреблений, которые взаимно усугубляли друг друга, но оставались незаметными для общества. Вызывает беспокойство то, что позднее в возрасте 30-40 лет, эти мужчины не находят иного выхода из психического «заточения», кроме совершения сексуального преступления, в котором они признаны виновными. Таким образом, следует рекомендовать дальнейшее исследование роли издевательств в развитии последующей сексуальной девиации.