Сектор обстрела

Глава двадцать третья

Конечно, лучше было бы дождаться приезда Богдана. Но сегодня Сан Саныч не смог отказать посетителям. Больной нужны были положительные эмоции. К тому же, попробуй не пусти. В больнице не скроешь от больных, что сегодня такой праздник — международный женский День. И хотя она была еще слаба, но невнимание со стороны близких, на фоне всеобщего праздничного настроения, только усугубило бы ее состояние. Розы красоты невиданной Валентина приняла, как и подобает — с легкой тенью презрения. Он уже привык — от нее всего, что угодно можно ожидать, она все равно сотворит все по-своему. И все же — своим звонить она ушла с улыбкой. Но ему настроение начали портить еще с утра.

Начмед ворвался в кабинет как печенег дикий. Следом за ним вошел, по всему видать, типчик с психикой уравновешенной совершенно и внешности неприметной абсолютно. Поздороваешься с таким на улице и через пол часа не вспомнишь, с кем встречался.

Федоренко навалился на стол своим чревом и выдал сакраментальное:

— Как!?

— Что, как? — на мгновение растерялся Сан Саныч.

— Ты представляешь, куда ты нас засандалил? И меня и главного, и… Как эта бумажка отсюда вышла? Как?

На стол из пухлой руки начмеда вывалился ядовито-фиолетового цвета бланк с едва различимым треугольным штампом в уголке.

— Васильич, может, Вы на нее посмотрите… сначала?

— Чего смотреть-то? Твоя подпись?.. Твоя?

Сан Саныч ждал этого «разгона». Но это было лучше, чем схватка с разъяренной Валентиной:

— Ну, моя, и что?

— А это главврач, да? Это, по-твоему, его подпись?

У Сан Саныча ни один нерв не дрогнул:

— Я не эксперт-лаборатория! Да, откуда мне знать?! Вы на больную посмотрите.

В разговор включился Лебедев:

— А что больная?

Вместо Сан Саныча вписался Федоренко:

— Да, встанет и побежит.

Сан Саныч не знал, как реагировать на вопросы незнакомца. Но, судя по всему, он имел вес, если сам начмед с больничного сорвался и впереди всех сюда прискакал.

— Да? А если не встанет? Вы с кого тогда спросите? — попытался возразить Сан Саныч.

Лебедев обратился к начмеду:

— А Вы как считаете?

Федоренко "взял стойку":

— Где ее история болезни?

Сан Саныч с пренебрежением на грани отвращения бросил папку на стол перед начмедом и добавил:

— У нее, на фоне стресса, инсульт с гемиапарезом.

— Что у нее парализовано? — спросил Федоренко.

— Правая сторона. Она, после комы, еще людей не узнает. Племянника за своего сына признала. А сын в армии. Если до нее дойдет, что сын еще не вернулся, я ни за что не ручаюсь.

Лебедев ухватился за ниточку: "Значит, ты знал про этого парня, — он отошел к окну. — Выходит, и что бумажка будет липовая, знал". Он подошел к окну, чем заставил врача повернуться за ним следом и оттуда произнес:

— Скажите, пожалуйста: когда Вы в последний раз общались с Вашим главврачом?

Вопросы этого "товарища в штатском" начали уже «доставать». Сан Саныч не видел повода «прогибаться» перед ним.

— Вы меня извините, конечно, но мне кажется, Вам не мешало бы представиться, прежде чем меня допрашивать, — он постарался акцентировать на «допрашивать». — Если, конечно, Вам важно мое мнение как специалиста. Или я уже арестант?

Начмед сглотнул.

А Лебедев не ожидал такой храбрости: "А ты, парень, пайку в лагерях еще и не нюхал…" Все же, он достал свое удостоверение. И даже успел раскрыть его. Но тут же он забыл обо всем, зачем приехал в эту больницу. Взгляд его упал на пятно свежей шпатлевки на левом крыле доходяги-"жигуленка", который парковался у парапета "Приемного покоя".

Из автомобиля вышли двое. Лебедев рванул из того же кармана другое удостоверение, водительское: "Бережной Александр".

Ни Сан Саныч, ни начмед не поняли, что произошло с "товарищем в штатском". Не сказав ни слова, сломя голову, тот бросился к выходу из кабинета.

Сашка попросил обойти парадный вход. Окна роддома выходили прямо на "Приемный покой". Алексей ничего не понял но, пожав плечами, направился в обход, к «черному» ходу. Тот всегда был открыт.

Лебедев несся по лестничному маршу, забыв о всяких приличиях. В два прыжка он был уже на первом этаже. Здесь он постарался умерить пыл. Но все же, по коридору, ведущему к "Приемному покою", он направился ускоренным шагом.

Алексей, поднимался по лестнице "черного хода" первым. Он даже сообразить не успел: "Чё это за мужик пронесся прямо перед носом как угорелый? Чуть ветром не сдуло…" Неврология была на втором этаже.

Уже у машины он перевел дух и набросился на старика, сидящего за рулем автомобиля:

— Где он?

— Кто, где? — опешил Наумыч.

Лебедев

— Хозяин этой машины.

— Так я хозяин.

Лебедев продемонстрировал права Бережного.

— А это тогда кто?

Наумыч «почернел». "Похоже, узнал, старикашка", — решил Лебедев.

— Сашка… это…

— Я вижу, что Сашка. Куда он делся?

— В неврологию побежал, у него…

Не дожидаясь дальнейших объяснений, Лебедев исчез в дверях "Приемного покоя". Не прошло и секунды, дверь снова распахнулась:

— В какую палату он пошел?

— Четвертую… — выдавил из себя Наумыч

Лебедев исчез.

— В интенсивку… — добавил старик и схватился за голову.

…Они постарались натянуть на лица праздничные маски. Только у Алексея не совсем получилось. Валентина приказала ему спрятать рожу за цветами и толкнула дверь интенсивки…

…Перепрыгивая сразу через две ступеньки, Лебедев достиг фойе второго этажа и ворвался в неврологию…

…Валентина, кусая губы, сидела на соседней кровати. У окна разместился Алексей. Оттуда ему было видно: совсем близко — от "Приемного покоя" и полсотни шагов не было, рожали детей. Папашки, какие помоложе, едва в сугробах не валялись. То ли от счастья, то ли от доз чрезмерных. Стоило только девченкам продемонстрировать в окне нового Человека(!). А публика повзрослее, повизгивая от умиления, реагировала не менее выразительно.

Лидия снова его не узнала. Она снова держала за руку своего сына:

— А Ира твоя давно уже к нам не заходит. Уже с полгода как… Ты еще не видел ее? А где папа, сынок? Он рассказал тебе, как они меня с Сашкой обманывали? Представляешь, и тетю Валю тоже. Никто не знал. Не надо было, сынок. Видишь, как оно получилось. А я еще на работе всем рассказываю: Армения… Армения…

…Лебедев едва не вырвал дверь вместе с петлями:

— Бережной!?

Рука Александра дрогнула. Он повернулся на голос. Лебедев довольно улыбнулся:

— Чё онемел? Ведь это ты Александр Бережной? Или как? Права твои?

Первой опомнилась Валентина. Она бросилась к Лебедеву и толкнула его в грудь настолько сильно, что тот едва устоял на ногах:

— Кто Вас пустил сюда?!

— Спокойно, барышня, спокойно, — только и нашел, что сказать особист.

Едва справляясь с волнением, он попытался достать из внутреннего кармана удостоверение.

Валентина все пыталась вытолкать его в коридор:

— Кто Вам позволил?!

Слабеющий голос Лидии услышали все:

— Саша? Как… Бережной?

Лебедев еще не понял, что произошло:

— Меньше надо пить за рулем.

Валентина снова толкнула его в грудь:

— Да, пошел ты на хер отсюда…

Теперь она его увидела.

— Сашка?.. Мальчик мой… Вы опять меня обманываете?.. Вы опять меня обманываете… Где он!?

Валентина бросилась к сестре.

— Валя… И ты тоже… Что же вы все… делаете со мной?.. Как же вы?..

Ее голос начал прерываться частыми всхлипываниями. Она попыталась подняться, через секунду захрипела и, не в силах справиться с судорогами, упала на подушку.

Сан Саныч был уже на пороге интенсивки:

— Вон отсюда! Все! Пошли вон отсюда!..

…Тишину в холле неврологии нарушала только пожилая санитарка, грохочущая своими причандалами и снующая без конца из палаты в палату. Изредка из-за двери доносились короткие команды Сан Саныча:

— Адреналин!.. Кислород!.. — через минуту. — Дефибриллятор!

Валентина чернела на глазах. Из палаты, громко стуча каблуками, выбежала сестра. Обратно Наталья пронеслась мимо них, пряча глаза.

— Дефибриллятор, быстро!.. — и внезапно. — Да снимешь ты когда-нибудь свои копыта, или ты на дискотеке?!

По полу застучали сброшенные наспех туфли.

— Разряд!.. Руки!.. Разряд!.. Разряд!..

Валентина закусила кулаки. Больше в холле не услышали ни звука. Только пожилая санитарка еще раз громыхнула своим ведром возле ординаторской.

Дверь интесивки отворилась с тягучим скрипом. Не сказав ни слова, Сан Саныч снял свои запотевшие очки и, отвернувшись в сторону, ушел по коридору. Следом, прижимая к груди туфли с высокими по последнему писку моды каблуками, вышла Наталья. Стараясь не глядеть Валентине в глаза, она произнесла рассеянно:

— Тебе лучше не заходить туда… Извините… — и удалилась следом за врачами.

Заливаясь слезами, Валентина упала на пол…