Сэм стремительный

3

Примерно в тот момент, когда Сэм вошел в роскошный кабинет владельца и главы издательства «Мамонт», в кабинете потеснее и поскромнее мистер Мэтью Ренн, не подозревая о счастье, которое должно было свалиться на него в облике молодого и переполненного жизнерадостной энергией пополнения его штата, сидел за своим столом, усердно трудясь в интересах широко читаемой еженедельной газеты «Домашний спутник» Пайка. Точнее говоря, он правил гранки статьи (прекрасно написанной, но слишком длинной, чтобы привести ее здесь), озаглавленной «Чем заняться молодой девушке на досуге; рекомендация третья: пчеловодство».

Открывшаяся дверь отвлекла его от этого занятия, и, подняв голову, он с удивлением увидел свою племянницу Кей Деррик.

— Кей, откуда ты? — сказал мистер Ренн. Она никогда не навещала его в редакции в столь ранний час, ибо миссис Уиннингтон-Бейтс требовала, чтобы ее крепостные оставались на посту минимум до четырех часов. К тому же ее голубые глаза как-то странно посверкивали, и он ощутил смутную тревогу. — Кей, что ты тут делаешь?

Кей села на край стола. Ласково взъерошив его седеющие волосы, она некоторое время предавалась безмолвному раздумию.

— Ненавижу молодых мужчин! — наконец сообщила она. — Почему не все они милые и старые… то есть не первой молодости, но отлично сохранившиеся — такие, как ты, милый?

— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросил мистер Ренн.

— Ничего особенного. Я ушла от миссис Бейтс.

— Очень рад, моя дорогая. Нет ни малейших причин, почему ты должна тратить время, надрываясь…

— Ты хуже Клэр, — сказала Кей, а ее глаза перестали посверкивать. — Вы сговорились нянчить меня. Я молода, здорова и должна сама зарабатывать себе на жизнь. Но, — продолжала она, постукивая его пальцем по голове для большей вразумительности, — я не собираюсь цепляться за работу, сопряженную с поцелуями червяков вроде Клода Бейтса. Нет, нет и нет, сэр!

Мистер Ренн обратил к ней шокированное и гневное лицо.

— Он тебя поцеловал?

— Да. В прошлом номере «Домашнего спутника», дядя, у тебя была статья о том, как свят и прекрасен первый поцелуй. Ну, к поцелую Клода Бейтса это не относится. Он не побрился и был в халате. К тому же мучнисто-бледный, зеленоватый, и вид такой, словно он всю ночь где-то шлялся. Ничего менее прекрасного и святого я в жизни не видела.

— Он тебя поцеловал! А что сделала ты?

— Изо всех сил ударила книгой, которую несла, чтобы читать миссис Бейтс. Труд преподобного Обри Джернингема «Существует ли ад?», и, держу пари, Клод ответил утвердительно. До этого момента мне всегда не нравились литературные вкусы миссис Бейтс, что доказывает, как я была глупа. Предпочитай она журналы, что было бы со мной? В Обри Джернингеме добрых шестьсот страниц, переплетенных в коленкор, и он поставил Клоду фонарь под глазом, как ученый и джентльмен. И тут входит миссис Бейтс.

— Ну и?… — зачарованно спросил мистер Ренн.

— У сына нет друга лучше матери. Ты видел когда-нибудь ковбойский фильм, где в салуне разражается ссора? Все произошло именно так. Миссис Бейтс принялась меня увольнять, но я ее опередила и отказалась от места, выстрелив, так сказать, с бедра. А потом ушла, и вот я здесь!

— Этого мерзавца надо бы выдрать хлыстом, — объявил мистер Ренн, тяжело дыша.

— Он не стоит того, чтобы о нем вспоминать, — сказала Кей.

Буря чувств, которую поднял в ней маневр небритого Бейтса, в тот момент ее удивила. Однако теперь ей стала ясна причина. Мысль о возможности чего-то столь чудовищного была нестерпима, но она ощутила, что в поцелуе этом было снисхождение. Будь она мисс Деррик из Мидуэйза, он и за миллион лет не собрался бы с духом поцеловать ее, но секретарша и компаньонка его матери ни малейшего страха ему не внушала. И тут Кей почувствовала жаркую благодарность к преподобному Обри Джернингему. Сколько раз, устав от своих трудов в приходе, этот превосходный священнослужитель должен был испытывать соблазн махнуть рукой на свой трактат, испугаться необходимости добавить еще две тысячи слов — тех самых, которые так повышают ценность книги, если взглянуть на нее как на метательный снаряд.

Но он был упорен. Он завершил все свои шестьсот страниц и позаботился, чтобы переплет ее был твердым, тяжелым, с острыми углами. В это мгновение преподобный Обри Джернингем казался Кей единственным светлым лучом в черном мире.

Она все еще думала о нем, когда дверь подверглась стремительному штурму и в кабинет влетел Сэм.

— С добрым утром, с добрым утром! — сказал он весело.

А потом он увидел Кей, и тут же глаза у него расширились и выпучились, рот разинулся, пальцы скрючились, хватаясь за воздух, и он застыл, впившись в нее ошалелым взглядом.

Кей ответила ему взглядом, полным вызова. В ее нынешнем настроении все молодые люди внушали ей омерзение, и в этом их образчике, казалось, не было ничего, что давало бы ему право стать исключением из правила. И даже наоборот, поскольку его внешность оскорбляла ее взыскательный вкус.

Если у братьев Коэн (Ковент-Гарден) можно отыскать недостаток, то лишь в том, что порой они позволяют своим клиентам выбирать костюмы чуточку слишком радужные для тех, кто не приобретает в дополнение банджо и канотье с алой лентой. Примерочная братьев тонет в сумраке, а потому костюмы, от которых на улице шарахнется самая флегматичная лошадь, в глубине магазина кажутся всего лишь свободными от излишней мрачности. Сэм приобрел именно такой костюм, допустив непростительный промах. Он был бы одет в самый раз и даже превосходно, если бы намеревался распевать комические баллады на плоту во время Хенлейской регаты. Но в роли частного лица он был одет чуть-чуть ярковато. Правду сказать, он смахивал на букмекера, победившего в бильярдном турнире, и Кей взирала на него с отвращением.

Он же, со своей стороны, взирал на нее с немым восхищением. Вырезанная из газеты фотография, казалось бы, должна была подготовить его к редкому образчику женской красоты, но теперь, пожирая ее глазами величиной с десертные тарелки, он пришел к выводу, что фотография была поклепом, гнусностью, грубейшей карикатурой. Девушка перед ним была чудом. Прекрасная Елена не годилась ей и в подметки. Он пленился ее сияющими глазами, не подозревая, что сияют они омерзением. Он был покорен заигравшим на ее щеках розовым румянцем, не зная, что заиграл этот румянец потому, что он тридцать три секунды смотрел на нее не мигая и его взгляд все больше ее раздражал. Первым заговорил мистер Ренн.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил он.

— А? — сказал Сэм.

— Я могу быть вам чем-то полезен? — Что?

Мистер Ренн подошел к делу под новым углом.

— Это редакция «Домашнего спутника» Пайка. Я мистер Ренн, редактор. Вы пришли ко мне?

— Кто? — сказал Сэм.

Тут Кей отвернулась к окну, ее глаза больше не гипнотизировали Сэма, и он очнулся от транса, смутно осознав, что седой человек, которого он вроде бы видел, когда вошел в этот кабинет много часов назад, обращается к нему.

— Прошу прощения?

— Вы пришли ко мне?

— Да, — сказал Сэм, — да и да.

— Зачем? — терпеливо спросил мистер Ренн. Прямота и простота вопроса подействовали на Сэма отрезвляюще, и он вспомнил, зачем явился сюда.

— Я приехал из Америки стать сотрудником редакции «Домашнего спутника» Пайка.

— Что?!

— Так распорядился лорд Тилбери.

— Лорд Тилбери?

— Да. Я только что от него.

— Но он ничего не говорил мне об этом, мистер…

— Шоттер. Да, конечно. Мы все уточнили минуту назад. Мистер Ренн был деликатным человеком и, хотя не сомневался, что его посетитель бредит, ничем этого не выдал.

— Быть может, мне следует поговорить с лордом Тилбери, — сказал он, вставая. — Да, кстати — моя племянница, мисс Деррик. Кей, моя дорогая, мистер Шоттер.

Исчезновение третьего лица и возникновение интимного тет-а-тет, как обычно в подобных случаях, вызвало минуту молчания. Затем Кей перешла от окна к письменному столу.

— Вы сказали, что приехали из Америки? — спросила она, поигрывая редакторским карандашом мистера Ренна. Ей это было абсолютно неинтересно, но она решила, что должна занять этого субъекта разговором.

— Из Америки, да-да. Да, из Америки.

— И вы в первый раз в Англии? — осведомилась Кей, подавляя зевок.

— Нет. Я учился в английской школе.

— Неужели? В какой же?

— В Райкине.

Надменное безразличие Кей сменилось пробудившимся интересом.

— Боже мой! Ну конечно же! — Она взглянула на него почти мягко. — Один ваш друг рассказывал мне о вас только вчера. Уиллоуби Брэддок.

— Вы знакомы с Брэддером? — ахнул Сэм.

— С рождения.

Удивительнейшее чувство нахлынуло на Сэма. Оно не поддавалось анализу, но воздействие его было абсолютно четким. Едва обнаружилось, что эта изумительная девушка знакома со стариной Брэддоком и, значит, они могут заложить фундамент чудесной дружбы, беседуя о старине Брэддоке, как редакция «Домашнего спутника» Пайка тотчас озарилась ослепительным солнечным светом. На потолке защебетали птицы, и в их песенки вплелась тихая музыка скрипок и арф.

— Вы правда знакомы с Брэддером?

— Мы вместе играли еще детьми.

— Редкий человек!

— Да, очень милый.

— Выдающийся типчик! — Да.

— Свой в доску!

— Да. Скажите, мистер Шоттер, — переменила тему Кей, устав от этого панегирика, — вы не помните ученика вашей школы по фамилии Бейтс?

Лицо Сэма посуровело. Время смягчило воспоминания об агонии, пережитой у дверей «Гневного сыра», но рана еще давала о себе знать.

— Да, помню.

— Уиллоуби Брэддок упомянул, что вы как-то раз отделали Бейтса тростью.

— Да.

— Трость была толстой?

— Да.

— И отделали вы его сильно?

— Насколько хватило мочи.

У Кей вырвался удовлетворенный вздох.

— А! — сказала она.

В процессе вышеизложенного разговора они оба дюйм за дюймом сокращали расстояние, разделявшее их вначале, так что оказались почти лицом друг к другу. И теперь, услышав эти дивные слова, Кей взглянула на Сэма с таким сердечным и уважительным дружелюбием, что он задрожал, как желе. А она, пока он еще дрожал, вдруг улыбнулась. И вот тут-то связное изложение дальнейших событий становится для историка затруднительным.

Вкратце дальше произошло следующее: Сэм ошалело протянул руки, неуклюже обнял Кей и поцеловал ее.