2

— Бохе мой! — сказал мистер Корнелиус. Он произносил некоторые звуки нечетко, так как язык все еще причинял ему боль. Но страдания заслонились более сильным чувством. С момента, когда Сэм испустил в гостиной свой вопль, минуло пять минут, и теперь историк Вэлли-Филдз стоял в верхней задней комнате «Сан-Рафаэля» рядом с мистером Ренном и Кей, глядя, как молодой человек, пошарив в зияющей дыре обеими руками, извлекает из нее безнадежно пожелтевший, покрытый густым слоем пыли солидный пакет, и пакет этот похрустывает под его пальцами.

— Бохе мой! — сказал мистер Корнелиус.

— Господи! — сказал мистер Ренн.

— Сэм! — вскрикнула Кей.

Сэм не слышал их голосов. Он смотрел на пакет взором матери, склонившейся над спящим младенцем.

— Два миллиона! — хрипло сказал Сэм. — Два миллиона… пересчитайте их… два миллиона!

Его глаза сияли светом чистейшей алчности. Он выглядел как человек, который никогда не слышал о злополучном жребии Дуайта Бленкирона из Чикаго (штат Иллинойс) и Дженевьевы, его молодой жены, урожденной Поскит. А если и слышал, то чхать он хотел на этот жребий.

— Десять процентов от двух миллионов, это сколько? — спросил Сэм.

Вэлли-Филдз погрузился в тихий сон. Часы были заведены, кошки выпущены в сады, парадные двери заперты на засовы и цепочки. В тысяче домов тысяча благонамеренных домонанимателей восстанавливали свои ткани для трудов грядущего дня. Серебряноголосые куранты на башне колледжа пробили два.

Да, подавляющая часть обитателей предусмотрительно отсыпала свои восемь часов и обеспечивала себе юный цвет лица, и все-таки безмолвие Берберри-роуд нарушалось звуком шагов. Шагов Сэма Шоттера, который расхаживал взад и вперед перед калиткой «Сан-Рафаэля». Уже давно мистер Ренн, чья спальня в этом доме выходила окнами на калитку, всем сердцем желал Сэму Шоттеру отправиться в постель или в тартарары, но он был слишком мягким и добрым человеком, чтобы выкрикивать крылатые слова из этих окон. А потому Сэм маршировал туда-сюда, не слыша упреков в свой адрес, но затем соло его шагов превратилось в дуэт, и он обнаружил, что не один на улице.

Его осветили фонариком.

— Поздновато гуляете, сэр, — сказал бессонный страж закона и порядка с той стороны фонарика.

— Поздновато? — повторил Сэм. Пустяки вроде бега времени его не занимали. — Как так — поздновато?

— Уже третий час ночи пошел, сэр.

— А? Ну, в таком случае, может, мне пойти спать?

— Как желаете, сэр. Проживаете здесь, сэр? — Угу.

— В таком случае, — сказал полицейский, — не заинтересует ли вас концерт, имеющий вскоре состояться в поддержку благотворительнорганизации, связанной с объединением людей, кому вы, как домонаниматель…

— Вы верите гадалкам?

— Нет, сэр, первым признаете себя обязанным безопасностью вашей персоны и спокойствием вашего жилища — с полицией.

— Ну так позвольте рассказать вам вот что, — горячо заявил Сэм. — Некоторое время тому назад гадалка сказала мне, что я вскоре женюсь, и я вскоре женюсь.

— Поздравляю вас, сэр. И в таком случае не могу ли я иметь удовольствие продать вам и вашей достопочтенной супруге пару билетов на этот концерт в пользу Полицейского сиротского приюта. Билеты, каковые могут быть куплены в любом количестве, включают пятишиллинговый билет…

— А вы женаты?

— Да, сэр… трехшиллинговый билет, билет за полкроны, одношиллинговый билет и шестипенсовый билет.

— Только это и есть настоящая жизнь, верно? — сказал Сэм.

— Полицейского, сэр, или сироты?

— Семейная жизнь.

Полицейский погрузился в размышления.

— Что же, сэр, — ответил он веско, — тут как во всем: есть свои плюсы и есть свои минусы.

— Конечно, — сказал Сэм, — понимаю, что, если двое поженятся, не располагая никакими деньгами, это может привести ко всяким невзгодам. Но если денег полно, все пойдет без сучка без задоринки.

— А у вас полно денег, сэр?

— Под завязку.

— В таком случае, сэр, рекомендую пятишиллинговые билеты. Скажем, один для вас, один для вашей достопочтенной супруги в скором времени и — для круглого счета — парочку для друзей, которых вы можете повстречать в клубе и которые могут изъявить желание пойти с вами, чтобы присутствовать на, уж поверьте мне, шикарном концерте, первоклассном с начала и до конца. Констебль Первис исполнит «Уснув над Пучиной»…

— Послушайте, — сказал Сэм, внезапно заметив, что человек перед ним болтает о чем-то, — о чем вы говорите?

— О билетах, сэр.

— Но чтобы жениться, билеты не нужны.

— Билеты нужны, чтобы присутствовать на ежегодном концерте в пользу Полицейского сиротского приюта, и я настоятельно рекомендую покупку полудюжины пятишиллинговых.

— Сколько стоят пятишиллинговые?

— Пять шиллингов, сэр.

— Но у меня при себе только десятифунтовая бумажка.

— Принесу вам сдачу домой завтра.

Сэм содрогнулся от отвращения к себе: он омрачает эту ночь из ночей пошлым, мелочным экономничанием.

— Забудьте про сдачу, — сказал он.

— Сэр?

— Забирайте всё. Я женюсь, — добавил он в пояснение.

— Забрать все десять фунтов, сэр? — дрожащим голосом осведомился ошарашенный полицейский.

— Абсолютно. Что такое десять фунтов? Наступило молчание.

— Будь все, как вы, сэр, — наконец сказал полицейский глубоким басом, — мир был бы куда лучше.

— Лучше мир быть не может, — сообщил Сэм. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр, — сказал полицейский с благоговением.

Загрузка...