Семена магии 1

Глава 14

Скрип, плюх… скрип, плюх… Звуки были вроде бы знакомыми, но не совсем теми, к которым Евпл привык за последние дни. Скрип, плюх… скрип, плюх… Тело онемело и невозможно пошевелить руками-ногами. Лицо уткнулось в доски. Скрип, плюх… скрип, плюх… Где он? Лишь кто-то неразборчиво бормочет так, что слов не разобрать.

Что это за судно? Кто вокруг? Сколько времени они плывут? Парень попытался перевернуться и задать эти вопросы, но его больно стукнули под рёбра и он затих. Вдалеке кто-то выругался, но слова не сложились в знакомую речь. Голова гудела.

Неожиданный мягкий удар лодки и она остановилась. Послышался какой-то сигнал и затопало множество ног. Все вдруг заговорили и… это была чужая речь, чужие слова. От неожиданности Евпл оторопел, а потом сообразил, что хотя эту речь он не понимает, а вот слова знакомы. Не все слова, но многие. Эту речь он слышал от Ильвы, когда та разговаривала с Эразмом. Этим словам она учила Евпла в те часы, куда никто никуда не спешил.

Его захватили северяне и куда-то увезли! Они выследили, ударили по голове и утащили на свою лодку. Теперь он пленник. Какое будущего впереди? Останется ли он жив или его отдадут в жертву жестоким богам северного народа?

В это время на берегу враги устраивали привал и зажигали костры. Они не боятся, что огонь виден далеко в море. Значит, это место находится вдали от острова, где схватили Евпла. Значит, северяне не боятся, что их обнаружат. Значит, шанс на спасения минимален. В эту ночь никто не пришёл посмотреть на парня. Его не кормили и не поили. Забыли? Лишь утром кто-то подошёл и дал напиться забортной чуть солоноватой воды. Верёвки, которыми он был связан, перевязали, и его оставили лежать в той же позе.

Целый день лодки плыли и сидящие в них люди говорили уже громко, не таясь. Евплу не удалось разглядеть сколько всего было ладей. Две или три уж точно, наверняка больше. Солнце встало и парень сообразил, что плывут они в сторону захода. Прошёл час или два.

– Пить! – громко попросил Евпл по-дански. – Пить!

Ближайшие голоса смолкли.

– Ты понимаешь наш язык? – спросил грубый мужской голос.

– Немного, – ответил парень.

Его повернули и посадили. Кто-то протянул ему мех с водой. С завязанными за спиной руками пить было неудобно, но можно. Несколько глотков пресной воды взбодрили пленника.

– Куда вы меня везёте?

Ему что-то ответили и рассмеялись. Слов он не разобрал, но по тону догадался, что там не ждёт его ничего хорошего.

– Откуда ты знаешь наш язык? – продолжил спрашивать тот же мужчина.

– Меня учила одна женщина.

Этот ответ вызвал различные эмоции рядом сидящих гребцов. Кто-то рассмеялся, кто-то выругался. Гребцы продолжали обсуждать ответ Евпла, не выпуская весёл из рук.

– Кто она?

– Она внучка хёвдинга Ульфа, главы клана Морские волки.

Бурные обсуждения стихли. Никто уже не смеялся и не ругался.

– Хёвдинг Ульф умер в прошлое лето. Он был славным воином, убившим сотни имперцев.

Эти слова вызвали громкие возгласы одобрения. Все заговорили и за общим гулом парень не расслышал следующий вопрос.

– Как звать внучку бывшего главы клана?

– И́нгрид-Ильва́. – ему удалось вспомнить настоящее имя северянки.

Гребцы отреагировали уже не так бурно, но было понятно, что они слышали о ней.

– Она жива?

– Она жена моего отца.

Кто-то громко выругался и замолчал. Молчали и другие. На парня перестали обращать внимание. Гребцы лишь сильнее ухватились за вёсла и неожиданно кто-то затянул песню:

Моя мама сказала мне

Когда-нибудь я куплю

Ладью с хорошими вёслами

И поплыву к далеким берегам

Встану на носу

Благородной лодки своей

Покажу курс на гавань

Где много врагов-людей…

Сильные мужские голоса подпевали, а вёсла продолжали загребать воду…

Лодки плыли и плыли, а Евпл устал считать дни. Всего было четыре лодки. Северяне под предводительством Йона Ульссона возвращались домой после не совсем удачных набегов на имперское побережье, когда впереди завидели вражескую флотилию. Сразу нападать на врага, превосходящего их числом, не стали, а следовали позади. Вскоре показался остров, к которому имперцы и пристали. Северяне обошли остров с противоположной стороны и решили ночью захватить как можно больше пленных. Высадившиеся имперцы разбили лагерь и по острову не разбредались, но всё-равно удалось схватить десятерых.

Когда убедились, что погони нет, то Йон Ульссон распорядился притащить пленных – восемь взрослых солдат, один торговец и парень. Предводитель не любил долго рассуждать – за торговца запросить выкуп, солдат продать в рабы, парня… его можно было бы тоже продать, но одна мысль останавливала…

– Зачем ты с солдатами приплыл на этот остров?

– Меня взяли врачевать раны.

– Ты знахарь?

– Нет, но я умею врачевать.

Йон поразмыслил и решил везти парня в своё поселение. Люди болеют часто. Пригодится.

Через несколько дней северяне приплыли к большому острову Оланд. Там продали рабов и разные вещи, а потом каждому участнику похода отсчитали его долю. Евпл достался предводителю похода и стал жить в его поселении.

Нельзя сказать, что для парня настали чёрные дни. Он мог свободно передвигаться по поселению и, даже, посещать соседние. К тяжёлой работе его не привлекали – Евпл сказал, что лечит руками, и, следовательно, руки надо беречь. Вначале местные жители не поверили, но убедились, когда увидели, как кровь текущая из раны от удара топором, почти моментально свернулась, а сама рана затянулась спустя два часа. Всё это дало парню необходимый авторитет. У него появился свой угол, лежанка и доступ к общему котлу.

Многие поселения Оланда имели в центре длинный дом, в котором жила несемейная молодёжь. Вокруг этого здания располагались небольшие дома, в коих семьи вели собственное хозяйство. Поселение избирало себе старейшину, и он в одиночку, как правило, руководил жизнью общины. В разных частях острова располагались капища. Заботы о процветании своего поселения зачастую приводили к необходимости приносить богам человеческие жертвы, в основном из пленных и рабов.

Суровая жизнь и низкая производительность труда делала минимальными различия между свободными и рабами. И те, и другие долго и тяжело трудились на распашке земли, рубке леса, охоте, ловле рыбы. Рабам дозволялось даже ходить с оружием. Зачастую никто не следил за тем, что делают рабы. Им просто давалось то или иное задание и об эффективности его выполнения свидетельствовал результат. Если раб плохо трудился, его наказывали. Если наказание не действовало на нерадивого – его клали на жертвенник. Уплыть с Оланда на ближайшие земли в одиночку было очень трудно даже опытному северянину, поэтому идея сбежать с острова являлось безрассудством и явным самоубийством для рабов.

У большинства северян не было жрецов в том смысле, как это понимали имперцы. Руководитель клана, общины, семьи мог выполнять практически любые религиозные обряды, вплоть до человеческих жертвоприношений. Лишь крупными религиозными празднованиями, происходящими, как правило, не чаще одного раза в год, руководили специальные люди.

Среди северян было мало не то чтобы врачей, но и травников. Это было следствием малого числа лекарственных растений, растущих в их землях. Больные люди, как правило, пили рыбий жир и тёплое вино. На этом лечение для многих и заканчивалось.

Тем большей новостью для местного населения была информация о том, что на Оланде появился врач из Империи. Как ни старался Евпл рассказать, что он не врач, а целитель, люди его не понимали. Они увидели, что парень может лечить и большего им было не надо. Теперь к нему шли больные жители со всех поселений острова или призывали к тем, кто не мог самостоятельно добраться до целителя. Естественно, что основную плату за лечение они давали Йону Ульссону.

Как ни странно, но именно на острове Евпл почувствовал свою востребовательность. Если в Велгороде был важен официальный статус, признание от жрецов и администрации, то в Оланде главным было умение, а исцелять парень умел. Правда, почти все эти умения были теоретическим, – Евпл смотрел на действия Эразма, который потом объяснял, почему сделал так, а не иначе, – но за эти летние месяцы они перешли в практические.

Климат в Оланде и Велгороде довольно схож, люди тоже выполняли почти одинаковую работу. Следовательно, болезни и травмы были знакомы. Расчёт хозяина Евпла оказался правильным – у него появился дополнительный источник обогащения.

Особое внимание к целителю было, естественно, от женщин. Хотя Евпл внешне походил на многих северян – у него были светлые волосы и довольно высокий рост, – он отличался от них своими зелёными глазами. Это было очень необычно для тех, кто в массе своей был голубоглазыми, а всё необычное привлекает. К тому же на острове большинство жителей так или иначе были в близком родстве друг с другом, что имело определённые последствия. Стоит ли удивляться, что довольно скоро у парня появились не только знакомые девушки, но и две весёлые вдовушки. Теперь воспоминания о Роксане и Тирс не часто тревожили шестнадцатилетнего Евпла.

На супружескую неверность северяне имели специфический взгляд. Богатые мужчины имели до трёх законных жён и ещё бо́льшее количество наложниц. Поэтому такого понятия, как супружеская измена мужа почти не существовало. С изменой мужу дело обстояло несколько строже и за неё могли высечь жену, и надавать по зубам мужчине, залезшему ей под платье. Но дети жёны практически всегда считались детьми, рождёнными в семье. Отец – тот, кто вырастил, воспитал…

В начале осени Йон Ульссон задумал очередной поход и своей целью выбрал поселения, находящиеся к северу от Оланда. Там жили дикие племена, говорящие на чужом языке. Серебро искать у них было безумием, но вот разжиться множеством тёплых шкур – вполне возможно. Впереди долгая зима, которую точно переживут те, кто к ней основательно подготовится.

Йон решил взять с собой и Евпла. Предстоящий грабёж хоть и не виделся опасным, но было бы глупо умирать от стрелы дикаря. Сам целитель, разумеется будет находиться среди тех, кому поручат охранять лодки, и в бой не пойдёт. Да и не умеет он владеть мечом или копьём – пользы от него в битве будет мало.

Воинов, пожелавших пойти в набег, собралось на две лодки. Всё-таки большинству хочется плыть на южное побережье моря, чтобы пощипать имперцев и захватить предметы роскоши. Но Йон Ульссон придерживался прагматизма – монетами и шёлком зимой не согреешься.

Плыли четыре дня. По ночам заметно холодало и все высаживались на берег и грелись у костров. Бояться тут некого – из ближайших лесов огонь не виден, да и кто рискнёт напасть почти на сотню воинов? На самом деле, опытных воинов было не так уж много. Большинство составляли молодые люди, почти не успевшие попробовать вкус чужой крови. Вот в таких набегах на диких скотоводов они и набирались боевого опыта.

Евплу было всё в новинку. Берег был низким, каменистым и очень изрезанным. Путь к нему часто преграждало множество небольших островков, которые было решено обходить издали по морю. Если бы на лодках не было тех, кто уже неоднократно бывал здесь, то найти места проживания местных людей было почти невозможным делом.

Наконец показались нужные ориентиры и воины приободрились. Впереди довольно людное место, куда в это время сходятся рыболовы, охотники и скотоводы и устраивают многодневных торг-обмен. Лодки вытащили на лесистый берег и завалили срубленными ветками для маскировки. Оставили полудюжину воинов для охраны, а весь остальной отряд скрылся в лесу.

– Сколько нам тут сидеть? – спросил Евпл.

– Дня два или больше. – ответил пожилой северянин. – Пока воины дойдут до места, а на это уйдёт пол-дня, пока осмотрятся, пока нападут… Да, не менее двух дней уйдёт на всё.

– Почему ты здесь, а не со всеми? Ты же опытный воин.

– Опытный, верно. Но опыт – это ещё и множество ран, которые со временем начинают мешать пользоваться оружием. В длительной битве я не принесу много пользы, а вот стоять в охранении пока могу. Через несколько лет я уже и на охрану лодок сил не найду.

– И какую часть доли от награбленного получат те, кто сейчас охраняют лодки?

– Мы получим по одной доли. Ушедшие в разведку молодые воины получат две доли, а опытные – три. Ну а ты ничего не получишь в любом случае. Рабам доля от захваченных трофеев не положена, – усмехнулся мужчина и замолчал.

Время ожидания тянулось медленно. Двое воинов были в дозоре и высматривали случайных людей, если те появятся поблизости. Двое других сидели рядом с лодками, а остальные двое спали. Потом они менялись, и такой порядок продолжался всё время.

– Расскажи мне о местных людях, – попросил Евпл бывалого воина.

– А что о них рассказывать? – удивился тот, но скука пересилила и он начал рассказ.

Местные жители, которые себя называют сумь, живут довольно бедно. Беднее, чем северяне. Земля тут скудная, каменистая и чтобы выращивать овощи надо приложить очень много труда. Сумь живёт в основном за счёт охоты и рыболовства. Эти занятия дают стабильную пищу круглый год. В лесах подростки собирают ягоды и грибы. Взрослые люди на такое своё время не тратят.

Есть ещё скотоводы. Это другой народ и их язык сильно отличается от языка охотников и рыболовов. Впрочем они и сами не всегда понимают друг-друга. Северяне дали им название фенны, а сумь их называет лаппи. Оба эти названия означают ‘дикари’. Скотоводы разводят оленей, пасут их и почти всё необходимое для жизни получают от своих животных: мясо, молоко, мех и кожу. Они не живут на одном месте, но кочуют на далёкие расстояния далеко к северу.

Раз в год, осенью, перед наступлением морозов, все сходятся в особые места и устраивают обмен. Торгуют они мало, поскольку денег не знают, а вместо денег у них кусочки железа и самородной меди. Серебра почти никто из них не увидит за всю жизнь.

Мясо и рыба, полученные в результате обмена, на морозе сохраняются долго. Семей у суми нет, проживают они группами по две-три дюжины человек и все женщины, дети у них общие. Фенны живут ещё меньшими группами. Когда зимой встречаются две группы феннов, которые ранее не виделись, то они обмениваются детьми и потом расходятся. Чем дальше на север, тем больше скотоводов и меньше рыбаков, охотников. Зверья в северных землях мало, а еды для оленей много. И наоборот.

Рабы из всех них плохие. Да и если постоянно захватывать в рабство местных жителей, то они уйдут отсюда и ищи их потом. Вот поэтому северяне по возможности убивают лишь тех, кто оказывает сопротивление. Остальных лишь грабят-насилуют…

Евпл слушал и думал, что вот сейчас неплохой момент для побега. Вот только бежать смысла нет – впереди зима и многие седмицы пути до Орехова. За это время он наверняка неоднократно повстречается с местными дикарями и исход этих встреч вряд ли будет благоприятным для парня. Даже если его не убьют, а пленят, то жизнь в таких бедных землях будет совсем горькой. Уж лучше жить среди северян – те хоть и отличаются от имперцев, но не намного в отличие от местных скотоводов.

Прошло два дня. Воины не возвращались. Послать кого-нибудь им навстречу и узнать новости не получится. Остаётся только ждать. Дождались. Вернулась половина ушедшего отряда. Местные жители, которым уже давно надоели набеги грабителей, устроили большую засаду. Где они нашли столько охотников-лучников – неизвестно, но подошедших окружили и начали расстреливать. Многие из северян даже щиты не взяли, понадеялись на богатую добычу, а щиты – это лишний вес. Да и зачем они, если ранее местные дикари почти не оборонялись. Вот и ошиблись, потеряли бдительность, за что и поплатились. Видимо, местные заприметили, что с каждым разом северяне становились всё более расслабленными и неосмотрительными. Вот и нанесли упреждающий удар.

От плотного кольца лучников стену щитов не построишь. Попытались, но тогда пришлось стоять на месте, а вражеские стрелки безопасно посылали свои стрелы в щели между щитами, да ещё в ноги целились. Охотникам попасть по неподвижной цели – детская забава. Это не по бегущему оленю бить.

Когда северяне поняли, что их безнаказанно расстреливают, то одни, прикрываясь немногими щитами пошли назад, а те, у кого сдали нервы, бросились убегать. Смогли убежать далеко не все. Со стрелой в ноге или в спине быстро не побегаешь. Проклятые дикари! Как в их глупые головы пришла мысль о засаде?

Евпл вовсю пытался исцелить раненых, а старшие воины обсуждали дальнейшие действия, которые сводились к двум возможностям: уплывать прямо сейчас или остаться и ждать уцелевших. Ждать было неразумно – рано или поздно дикари доберутся сюда и тогда уже всем будет плохо. Уплывать – это намеренно бросить своих в беде. Как потом смотреть в глаза их отцам, жёнам и детям? Был бы сейчас среди них Йон, тот на правах главы отряда взял решение на себя. Но Йон остался среди тех, кого достали стрелы.

Решили спускать лодки на воду и отплыть на безопасное расстояние. Там и ожидать тех, кто ещё может дойти до берега. Четыре десятка воинов сели в ладьи и начали грести. На расстоянии менее полёта стрелы стали пристально смотреть в сторону берега, готовые вернуться за своими товарищами или же отплыть ещё дальше.

Ждали долго, в результате ещё дюжина смогла присоединиться к своим, а наступающая ночь побудила поднять паруса и направиться к Оланду. Все кто мог спастись и кому благоволили боги, уже сидят в лодках. До остальных уже дотянулись руки дикарей. Можно, конечно, на следующий год набрать большой отряд и попытаться отомстить, но об этом будут думать те, кто сможет добраться до дому. Сейчас надо ловить парусами попутный ветер и усиленно грести.

Для Евпла настали тяжёлые дни. Раненых было много, а силы у него не были безграничны. Запасы еды походили к концу, поскольку все надеялись на богатую добычу и никто заранее не подумал о пище на обратный путь. Парню приходилось постоянно пересаживаться с лодки на лодку и лечить тяжело раненых. Постепенно они были исцелены и пришлось браться за остальных. Как бы не было всё это тяжело, но не надо было, подобно остальным, постоянно сидеть с веслом в руках и однообразными движениями тревожить кровоточащие раны.

Боги, видимо, были недовольны жертвами, которые принесли им воины перед походом. Кому-то из них показалось мало, что отряд был разбит и к дому пыталась добраться лишь половина. Когда северяне уже начали было радоваться, что до цели осталось плыть совсем немного, из утреннего тумана показались чужие лодки. Кто это? По знакам на щитах поняли, что эти чужаки приплыли из западных фьордов. Что они делают в этих малопривлекательных для них землях – сейчас спрашивать никто не стал. По тому, что от чужой флотилии послышались звуки боевых рогов, чужаки не настроены к мирной беседе.

Залп из вражеских луков накрыл две несчастные лодки. Ещё залп и десяток воинов уже никогда не увидят родной Оланд. Остальные укрылись за немногочисленными щитами. Евпл упал на самое днище поближе к прикрывающему его борту и пытался навалить на себя всё, что попадалось под руку. Смертоносные стрелы продолжали лететь и мало кто решался отвечать атакующим.

Вот лодки данов приблизились и наиболее проворные из их воинов стали запрыгивать в ладьи, где им мало уже кто сопротивлялся. Абордаж удался и чужая флотилия пополнилась двумя судами. Атакующие старались избежать ненужного кровопролития и лишь оглушали тех, кто ещё мог стоять на ногах. Всех пленных перевязали и направились к ближайшему островку, для перераспределения гребцов и добычи.

Добычи не было. Эта новость неприятно поразила всех, кто ещё совсем недавно ожидал захват двух лодок, случайно возникшими по дороге домой. Пришлось немного потрепать пленных, прежде чем они начали рассказывать печальную повесть о своих злоключениях. Данов этот рассказ даже повеселил – они никогда не были высокого мнения о своих восточных собратьях. Хорошие боевые лодки те строить не умели, а пользовались непонятно чем. Ну а каковы лодки, таковы и воины, способные лишь на то, чтобы нападать на слабо укрепленные поселения, расположенные на восточном побережье моря, и отнимать скудное добро у полудиких людей.

Теперь даны покажут неудачникам, по слабоумию осмелившихся ходить в викинг, кто на самом деле являются великими воинами. Пленников пересчитали, перевязали, и разместили по лодкам флотилии. Тех, кто не был ранен, привязали к лавкам и дали в руки вёсла… пусть гребут. Весло дали и Евплу, но вскоре захватчики были неприятно поражены тому, как он неумело с ним обращается. Пошли долгие расспросы и даны поразились услышанному от парня. Доложили предводителю и тот, после непродолжительного обдумывания, забрал целителя на свою ладью.

Надо сказать, что суда данов значительно отличались от тех, что были у жителей Оланда. Данские лодки были длиннее и шире, а паруса по площади превосходили чуть ли не в два раза. Да и сами мореходные качества были значительно выше, что сразу сказалось на общей скорости передвижения флотилии – она упала. Некоторые горячие головы предложили избавиться от тихоходок, своей неторопливостью значительно увеличивающих время пути до родных берегов.

Предводитель имел гибкий склад ума и вскорости направился к Оланду с целью продать две захваченных лодки и тем самым вернуть былую манёвренность, и скорость. Подходить всей флотилии к ближайшей пристани они не стали, чтобы местное население не заподозрило недобрые намерения. Узнав, где можно продать тихоходки, отправились туда и быстро совершили сделку.

Даны не были бы данами, если не решились на другие нестандартные решения. По пути к месту, где у них наверняка купят судна, они пустили один отряд по берегу, который втихаря захватывал встречающихся по пути одиноких жителей, будь то пастухи или рыбаки. Неподалёку плыла одна из лодок, куда они и сгружали добычу. Сами селения обходили, чтобы не было лишнего шума. Затея удалась и захваченных людей было почти столько же, как и ранее пленённых воинов.

К вечеру флотилия уже плыла в сторону фьордов, а даны обдумывали, не напасть ли ночью на какой-нибудь прибрежный хутор или не захватить ли проплывающую мимо лодку. Овцы существуют для того, чтобы их стригли.