Однажды отцу пришлось попросить у твоего покровителя триста лир. Это были большие деньги в то время — триста лир. Отцу они были позарез нужны, чтобы купить подержанный фрак, так как он нашел место в «Гамбринусе», а там официанты обязательно носили фраки. Ведь наш отец всю жизнь прослужил официантом в кафе. На несколько десятков лир, оставшихся от покупки, наша семья позволила себе поездку за город.
Эти деньги оказались тридцатью сребрениками. С того дня отец больше ни разу не пошел на Виллу Росса. И твой покровитель уверился в том, что окончательно завоевал тебя. Для насмешек его жены добавился еще один повод. Бабушка кусала губы всякий раз, когда речь заходила об этом обстоятельстве, и давала себе слово выплатить долг отца из своих сбережений: она зарабатывала на поденной работе одну лиру в час
Я играл на улице со своими товарищами на сольди и чентезими; триста лир казались мне такой огромной суммой, что мне становилось смешно при одной мысли о них. Мы с бабушкой на ужин выпивали по чашке кофе с молоком, тратя на двоих одну лиру.
После истории с деньгами твой покровитель запретил говорить с тобой о маме.
Итак, мы с тобой отправлялись в сад. Ты шел рядом со мной, но всегда немного поодаль; ты относился ко мне с ребяческой показной снисходительностью и всегда хмурился, словно видел во мне врага.
Ты показывал мне растения, цветы, рыбок в бассейне с высокомерием мальчугана, который дает сверстнику полюбоваться на свои игрушки для того, чтобы ошеломить его и вызвать зависть, но никогда не позволит дотронуться до них. Ты часто и охотно водил меня в теплицу, чтобы показать черепах. Однажды, когда я перевернул одну из них на спину, ты расплакался. Даже садовнику не удалось успокоить тебя, ты бранил меня сквозь рыданья. Черепаху звали Беатриче.
Ты вернулся домой почти бегом; твой покровитель дал мне пощечину; бабушка стала за меня заступаться.
— Висельник! — воскликнула синьора.
— Ночью у него будет жар, — сказал твой покровитель; он смотрел на меня злыми глазами.
А я больше не боялся его. Посещения Виллы Росса казались мне теперь сущей комедией. Я жил другой жизнью, проводил долгие часы на улице, и визиты на Виллу Росса были для меня приключением из второй, тайной жизни, которую я скрывал от моих приятелей.
Мне уже исполнилось десять лет, и бабушка больше ire могла водить меня за руку. Когда мы выходили из виллы, я мчался по дороге Сан-Леонардо, забегал в крестьянские дворы, визжал, звонил в колокольчики у калиток, собирал оливки, упавшие на дорогу. В те дни, когда нас провожала синьора, я нарочно еще пуще расходился, м она грозила мне палкой. При прощании бабушка заклинала ее не рассказывать мужу про мои выходки. Странная женщина была эта синьора: нередко вместо упреков она n мекала меня.