Семь демонов

ГЛАВА 11

Марк опустился на колени, очистил предмет от песка и осмотрел его со всех сторон. Потом он обернулся в поисках Рона.

Рон находился поблизости — он прощупывал шестом песок и исследовал дно каньона при помощи увеличительного стекла. Сенфорд Холстид и Жасмина, прислонившись к скале и вытянув ноги, сидели в тени крутого берега. Сенфорд Холстид настоял на том, чтобы Марк взял его в это утро с собой, и так как его невозможно было отговорить, то Марк попросил Жасмину поехать вместе с ними. Сегодня Сенфорду Холстиду снова стало лучше, и его нос не преподносил больше никаких сюрпризов. Но по настоянию Жасмины на нем была белая операционная маска.

Участок, который Марк выбрал для себя, находился на расстоянии десяти километров вверх по Вади, на том месте, где один из рукавов ущелья превращался в песчаный каньон, окруженный с трех сторон отвесными скалами. Марк выбрал это место не случайно — сначала ему пришла в голову одна смелая идея, а потом, когда он все тщательно обдумал, у него почти не осталось больше сомнений в том, что искать следует именно здесь. Нетрудно было бы предположить, что жрецы Амона поместят новую гробницу Эхнатона не очень далеко от старой, но в то же время на самом краю его владений.

Через четыре часа поисков ему повезло.

— Рон! Неси сюда фотоаппарат! — крикнул он. Его голос эхом разлетелся по каньону.

Через секунду Рон был уже рядом с ним.

— Что ты нашел? Дай посмотреть…

— Я хочу, чтобы он был сфотографирован в том виде, как мы его обнаружили.

Марк вытащил из полевой сумки пятидесятисантиметровую линейку и положил ее на землю рядом с предметом.

— Думаешь, он имеет значение? — спросил Рон, быстро выставляя диафрагму.

— Выглядит очень старым.

— Но его мог здесь оставить кто угодно. Один из членов экспедиции Пита мог забрести сюда во время охоты.

— Не думаю… — Марк застыл, стоя на коленях, пока Рон не сделал шесть снимков. Потом он осторожно вытащил пистолет из песка.

Он методично исследовал каждый квадратный сантиметр каньона. Он зарывал свои сапоги в песок, поднимал осколки скал, склонялся над огромной лупой и то и дело опускался на колени, чтобы прощупать руками песок. Наконец его пальцы наткнулись на что-то твердое.

— Ты разбираешься в пистолетах?

— Нашел кого спросить. Однажды я, правда, участвовал в акции протеста — мы блокировали Тихоокеанское шоссе двадцатью четырьмя машинами, чтобы не пропустить грузовик с химикатами, но об оружии я не имею ни малейшего представления.

Марк повертел пистолет в руках.

— Я думаю, что бы это значило?

— Что у вас там? — крикнул Холстид.

Марк повесил полевую сумку на плечо и размашистым шагом подошел к Холстиду. Он протянул ему пистолет:

— Вы разбираетесь в этом?

Глаза Холстида округлились. Он вскочил, схватил пистолет и стал внимательно рассматривать его со всех сторон.

— Я эксперт по оружию, доктор Дэвисон. Я коллекционирую старинные пистолеты.

— Вы можете сказать мне тип и возраст этого?

— Это револьвер двойного действия системы Боумонт-Адамс. Он был изобретен в середине девятнадцатого века в Англии и пользовался большой популярностью, потому что позволял простым движением одновременно взводить курок и производить выстрел. Если мне не изменяет память, он уже заряжался патронами с центральным бойком.

Холстид попытался открыть шестизарядный барабан револьвера, но ему это не удалось.

— Каков его возраст?

— Трудно сказать, доктор Дэвисон, ведь он сильно пострадал от ржавчины.

Он вертел револьвер в своих руках, подвергая каждую деталь тщательному осмотру, пока не дошел до приклада. Дерево выцвело и прогнило, но на нем, хотя и с трудом, можно было различить гравировку.

— Разрешите?

Холстид взял увеличительное стекло и молча посмотрел на буквы.

— Что там написано?

— Я, к сожалению, не могу составить полное имя, но кажется, пистолет принадлежал сэру Роберту.

Марк взял револьвер и лупу и принялся исследовать его с той же тщательностью.

— Вы правы, — пробормотал он. — По крайней мере, это вполне вероятно. — Он обернулся. — Рон, порядок, приступаем к работе!

Каньон имел форму трапеции, при этом самым широким местом была его дальняя часть. У входа он сужался примерно на пятьдесят метров и превращался в узкий извилистый проход, ведущий к основному Вади, поэтому «лендроверам» пришлось медленно ехать друг за другом. Уже на месте рабочих распределили по заново размеченным участкам. На этот раз каждый получил квадрат в пять раз меньше того, что нужно было исследовать раньше. Но все равно это были довольно большие участки — каньон был размером с два футбольных поля, — нужен был не один день, чтобы все тщательно обыскать.

Пока Абдула и два его помощника следили за феллахами, чтобы те добросовестно осматривали каждый камень и каждую скалу и тщательно обыскивали землю, как будто речь шла о потерянной золотой монете, Марк и Рон задержались у «лендроверов», где они расположили свой временный штаб. Марк расстелил на капоте новую карту и прижал ее камнями. Время от времени он осматривал каньон в бинокль. Жасмина Шукри в это время сидела в одной из машин на случай, если понадобится обрабатывать укусы скорпионов и ядовитых змей. Хасим ель-Шейхли расхаживал по каньону и делал какие-то записи. Алексис предпочла остаться в лагере, она жаловалась на сильные головные боли.

Именно Сенфорд Холстид нашел кострище. Он настоял на том, чтобы принять участие в поисках, и выбрал себе небольшой участок в тени. Полчаса он провел, ворочая обломки скалы при помощи лома, и вдруг ему повезло.

На его взволнованные крики сбежались все. Абдула разрешил рабочим сделать перерыв, а сам тут же помчался к нему. Жасмина, решив, что Холстида укусила змея, бросилась к нему бегом со своей медицинской сумкой. Марк опустился перед находкой на колени, а Рон сразу же начал делать снимки.

— Ложки и вилки, — взволнованно сообщил Марк, — почерневшие и обгоревшие, но их еще можно опознать. А тут еще старомодные проволочные очки. А это что? Похоже на перьевую ручку. Какой-то лоскуток… — Марк говорил быстро, почти задыхаясь, но ничего не трогал. Потом он посмотрел на остальных и сказал: — Это был не просто костер для приготовления пищи. Это место, где солдаты паши все подчистую сожгли.

С плато подул ветер и со свистом пронесся по каньону. Навевающая страх тишина воцарилась в группе из трех американцев и трех египтян, когда они посмотрели на жалкие остатки экспедиции Рамсгейта. Тут Рон нашел нечто, что, несмотря на полуденный зной, заставило их похолодеть от ужаса.

— Посмотрите вон туда. Что это?

Все повернулись и посмотрели туда, куда он показывал.

— Похоже на кость, — сказал Хасим.

— Может быть человеческая? — прошептал кто-то.

Но никто не ответил. Снова поднялся сильный ветер, они молча стояли вокруг обугленного кострища. Через какое-то время Марк встал и сказал:

— Я хочу, чтобы мы провели здесь раскопки.

Теперь нужно было оборудовать лабораторию для предстоящих исследований, и Марк был рад, что это занятие не оставляло ему времени для размышлений. После того как он и Рон прокопали шурфы в песке и обнесли веревкой нужный участок, феллахи, поднимая осколки скал, наткнулись и на другие обгоревшие кости. Все они были человеческие.

Больше уже не оставалось никаких сомнений в том, что произошло с телами членов экспедиции Рамсгейта.

Марк не мог понять, почему на него так сильно подействовала эта находка. Вся его жизнь была посвящена изучению мертвых предметов, а выкапывание трупов было неотъемлемой частью его профессии. Но на этот раз все представлялось совсем иначе. Речь шла об останках людей, которые жили сравнительно недавно и не слишком отличались от него самого. Прикасаясь к этим костям, он чувствовал что-то родное и близкое, чего никогда с ним не случалось при изучении мумий тысячелетней давности.

Это задумчивое настроение навеял на него Хасим ель-Шейхли. После того как он обнаружил череп, на котором еще виднелись остатки седых волос, молодой араб спросил: «вы хотите похоронить тело по христианскому обычаю?» Марк не знал, что он должен ответить. Он был атеистом и не верил в загробную жизнь. А главное, Марк не знал, как он должен отнестись к предложению Хасима, и поэтому оставил вопрос без ответа. Сейчас Абдула внимательно следил за тем, чтобы все кости осторожно складывались в ящик и все, что осталось от экспедиции Рамсгейта, было вывезено из-под груд камней и песка. Позже, когда ящик будет опечатан и доставлен на склад, Марк решит, что с ним делать.

Когда помощники Абдулы прибыли с первыми находками, Марк уже закончил подготовку лаборатории.

Эта палатка была больше остальных, так как одновременно служила и складом для всех припасов, кроме продовольственных. Упакованное оборудование: кирки, лопаты, ковши и ломы — лежало в заколоченных ящиках под рабочими столами. Маленький вентилятор гудел в углу, приводя воздух в движение, когда Марк работал. На «грязных» столах он разложил все, что необходимо для очистки находок, — кисти, тряпки, щетки, кубики парафина, миски с водой, пинцеты и ножи разной величины. Сюда феллахи бережно складывали найденные предметы: потемневшие и изогнутые металлические вещи, обгоревшие кусочки бумаги и материи, глиняные черепки и деревянные щепки.

После того как предмет был очищен и занесен в каталог, Марк перемещал его на «чистый» стол, где лежали блокноты, карандаши, транспортиры, линейки, треугольники, лупа, микроскоп и журнал. Он работал молча и сосредоточенно.

Жасмина вернулась в лагерь со следующей повозкой. Рон, Хасим и Холстид остались на раскопках, занимаясь каждый своим делом: Рон фотографировал, Хасим вел протокол работ, а Холстид при этом наблюдал за ними обоими. Жасмина показалась в дверях рабочей палатки и вежливо покашляла.

Марк, который в этот момент сидел на высоком табурете и очищал гребень из слоновой кости от копоти, поднял голову:

— Привет, заходите. Как работа?

— Мистер Рагеб приступил уже к последнему участку.

— Отлично. Тогда завтра мы сможем начать раскоп. Как Холстид? Как его нос?

Она пожала плечами и осталась нерешительно стоять в дверях.

Марк пошарил рукой под столом и вытащил второй табурет.

— Боюсь, что вы загораживаете мне свет.

— Простите. — Жасмина вошла и пододвинула к себе табурет. Взобравшись на него и поставив ноги на перекладину, она спросила: — Доктор Дэвисон, я хотела бы поговорить с вами кое о чем, что меня очень беспокоит.

Он отложил гребенку в сторону и вытер руки о рабочие брюки защитного цвета:

— Конечно. Что случилось?

Она окинула взглядом палатку, очевидно, не зная, с чего начать.

— Это из-за костей, доктор Дэвисон. С ними что-то не так. Должно быть, здесь произошло что-то ужасное.

— Да?

Она старалась не смотреть на него, продолжая говорить приглушенным голосом:

— Когда феллахи выкопали кости из песка и сложили в ящик, я осмотрела их. На костях остались следы ран, доктор Дэвисон, переломы и порезы. Один из черепов полностью расплющен, что свидетельствует о сильном физическом воздействии.

— По-видимому, причина в обломках скал. Или солдаты паши закрыли ими тела, или они сами упали с плато…

— Нет, доктор Дэвисон. Сначала я тоже так подумала, но потом сравнила повреждения на костях с формой камней, лежавших на них, и поняла, что они не совпадают. Кроме того, скалы не объясняют того, почему кости разбросаны в разные стороны. Черепа лежали на расстоянии нескольких метров от других костей. Доктор Дэвисон, — Жасмина подняла на него глаза, — тела была разрублены на части, прежде чем их сожгли.

Марк почувствовал, как у него зашевелились волосы на затылке.

— Их наверняка растащили животные, которые питаются падалью, возможно, собаки.

— Доктор Дэвисон, когда собака разрывает труп на части, она уносит добычу далеко в сторону, чтобы там спокойно съесть ее. Если бы до этих тел добрались животные, то мы нашли бы кости разбросанными по всему каньону. Но это больше похоже…

— Похоже на что?

— На то, что тела были разрублены и затем по частям сожжены.

— Но это полный абсурд! Зачем солдатам паши понадобилось это делать?

— Может быть, это было сделано еще до них.

Марк удивленно посмотрел на Жасмину и хотел было ей возразить, но какой-то тихий звук отвлек его от мыслей.

Жасмина повернула голову:

— Что это?

Марк прислушался. Это был глубокий вибрирующий звук похожий на звучание низких тонов духового инструмента типа флейты. Ритмичная, постоянно повторяющаяся мелодия состояла из четырех нот и, казалось, звучала очень далеко и в то же время совсем близко.

— Кто-то из феллахов играет на рожке, — предположил Марк, нахмурившись.

Она покачала головой:

— Там кто-то поет, доктор Дэвисон. Вы слышите, это слова.

Заинтригованный, Марк соскочил с табурета и вышел на улицу, Жасмина последовала за ним. Под палящим полуденным солнцем они обошли лагерь и наконец добрались до общей палатки. Там за палаткой они обнаружили старую Самиру, которая сидела скрестив ноги на земле рядом с печью. Закрыв глаза и раскачиваясь всем телом, она пела.

— Что это значит?

— Похоже, она в трансе.

Старуха, ничего не замечая, продолжала петь свое магическое заклинание. Марк присел на корточки и заметил, что у нее из уголка рта течет блестящая коричневая слюна. Вдруг на него упала тень, Марк поднял глаза и узнал Абдулу, который остановился рядом с ним.

— Мы готовы, эфенди. Рабочие доставили последние находки в рабочую палатку.

Марк выпрямился, вид у него был решительный.

— Я хочу, чтобы ты заменил Самиру кем-нибудь другим.

— Она сделала что-нибудь не так, эфенди?

— Она совершенно не в себе, Абдула. Наверняка она жует какие-то листья. Мне все равно, что она делает в свободное время, но когда она работает на меня, у нее должна быть светлая голова. Найми вместо нее кого-нибудь другого!

Как только Марк повернулся, чтобы уйти, старая феллаха подняла страшный вой, и когда он взглянул на нее, то заметил, как она смотрит на него горящими черными глазами. Самира перестала раскачиваться и заговорила теперь громко и настойчиво.

— Что она говорит? Я ее не понимаю.

— Она предостерегает вас перед надвигающейся опасностью, эфенди.

Марк мрачно посмотрел на морщинистое лицо Самиры. Он видел, как губы ее беззубого рта быстро шевелились, произнося слова, которые были ему неизвестны, но в то же время звучали удивительно знакомо.

— Это ведь не арабский?

— Нет, эфенди, она говорит на древнем языке.

— Коптский? — Марк повернулся к Абдуле. — Ты уверен? Я ни разу не слышал раньше этого диалекта.

Самира все говорила и говорила. Теперь она повторяла предложения, и Марк уловил несколько слов, которые он знал. В своей докторской работе о разговорном языке древних египтян он касался также и коптского. Никто не знал, как звучал язык фараонов, так как египтяне опускали на письме гласные. Иероглифы содержали только согласные звуки. Копты, христианский народ, чья церковь, согласно легенде, была основана две тысячи лет назад святым Марком, были потомками древних египтян и утверждали, что они сохранили язык фараонов. Так Марк, пытаясь воспроизвести язык в его первоначальном звучании, проследил развитие корней коптского языка до древних времен и многие из них обнаружил затем в иероглифических текстах. Трудность состояла в том, что коптский язык в течение тысячелетий подвергался влиянию других языков, так что Марк не мог окончательно доказать свою теорию о звучании древнего языка.

Марк смотрел на старуху. Напрягая слух, он смог уловить некоторые ключевые слова, и, когда он стал вслушиваться в ее причитания, он почувствовал, как в его памяти что-то шевельнулось.

— Откуда она?

— Она живет в Хаг Кандиль, эфенди.

— Нет, я имею в виду, откуда она родом? Где она родилась? Где провела свое детство?

— Не знаю, эфенди.

Пораженный, Марк снова опустился перед феллахой на колени. Ее маленькие черные глазки следили за каждым его движением.

— Женщина, — обратился он к ней на коптском, — я хочу спросить у тебя кое-что.

Но Самира никак не отреагировала на его слова и продолжала свою песню.

— Она вас не понимает, эфенди.

— Думаешь, она меня не слышит? Наркотик, который она жует, должен быть очень сильным. Готов поспорить, она выращивает его на своем заветном огороде.

— Старуха, я говорю с тобой.

— Не мучайтесь с ней, эфенди. Я найму другую женщину.

Марк поднял руку:

— Переведи, что она говорит. Я понимаю только седьмую строчку, которую она постоянно повторяет.

— Она предупреждает вас об опасности. Она говорит о двух силах, которые столкнулись здесь в решающей битве, она считает, вы находитесь как раз в центре…

— Переводи дальше.

— В этом нет смысла, эфенди.

— Все равно, переводи дальше, Абдула.

— Она говорит, здесь есть злая сила, но есть и добрая, и вы должны научиться отличать их друг от друга и разрешить доброй помочь вам. Это бессмыслица, эфенди.

Марк пораженно смотрел на старую феллаху:

— Это невероятно! Я понимаю почти половину из того, что она говорит! Хотя она говорит на диалекте, который намного древнее всех тех, что я до сих пор слышал. Только послушай… — Он смотрел на нее с серьезным лицом, затаив дыхание. — Один сгорит в огне. Правильно, Абдула, она сказала именно это?

— Да, эфенди.

— Один превратится в огненный столб, а другой… — Он недоверчиво взглянул на Абдулу.

— … медленно истечет кровью, эфенди.

— … его тело будет терять влагу, пока он не умрет. Это просто фантастика, Абдула! Она действительно говорит на диалекте, который почти полностью сохранил древний язык! Я должен это обязательно записать!

Абдула Рагеб, с неподвижным лицом и полузакрытыми веками, смотрел прямо перед собой, а Жасмина, нахмурившись, поглядывала то на Марка, то на Самиру.

— О чем она говорит?

Он махнул рукой:

— Не имеет значения. Она находится под действием наркотика, у нее галлюцинации. Главное, что она говорит на диалекте, который, кажется, очень близок к древнему языку, и я почти все понимаю!

Старуха продолжала говорить, а Марк взволнованно слушал.

— Демоны, — прошептал он, — это слово она постоянно повторяет. Если демоны выйдут на свободу… — Внезапно его лицо помрачнело. Он вдруг понял, что он слышит. Это был дневник Рамсгейта! Старая феллаха цитировала дневник Рамсгейта!

Марк нетерпеливо встряхнул головой:

— Абдула, я хочу знать, откуда она. Что у нее за семья, из какой она деревни. Может статься, что она выросла в отдаленном районе Верхнего Египта, где люди настолько отрезаны от внешнего мира, что сохранили древний язык. Она может мне здорово помочь.

— Значит, вы не хотите ее заменить?

— В данный момент нет. У меня еще есть для нее применение.

Марк потер виски и тут же твердо решил поговорить с Абдулой о проветривании палатки. Хотя все занавески на окнах были подняты и три вентилятора непрерывно работали, помещение было настолько переполнено дымом и запахами от плиты, что почти невозможно было дышать. Марк отодвинул от себя тарелку. В то время как его коллеги наслаждались пряным кебабом из молодого барашка с рисом, Марк страдал отсутствием аппетита. С тех пор как прошлым вечером ему из темноты явилась женщина, которая позже оказалась обманом зрения, его больше не отпускала головная боль. А сильный запах гардении, исходящий от Алексис Холстид, едва ли способствовал выздоровлению. Марк наблюдал за Самирой, как та убрала тарелки и поставила на стол поднос с мухаллабеей. Она, казалось, уже забыла о том, что произошло после обеда, и, похоже, уже отошла от наркотика. Она по-прежнему ни с кем не разговаривала.

— Доктор Дэвисон, — послышался голос Сенфорда Холстида, который сидел над тарелкой с орехами и свежими овощами, — мы можем поговорить о сегодняшней находке?

Марк ощущал жгучее желание выпить чего-нибудь крепкого и втайне надеялся, что Алексис снова поделится с ним виски. Но когда он увидел, как она молча пережевывает пищу, и в глаза ему бросилась ее необыкновенная бледность, он задумался над тем, что могло заставить ее целый день просидеть в своей палатке. По какой-то непонятной причине она стала заметно бледнее, в то время как остальные от постоянного пребывания на солнце становились все более загорелыми…

— Хорошо, давайте поговорим. Что у вас на душе?

— Я сегодня внимательно осмотрел в бинокль весь каньон и не нашел ничего, что хотя бы отдаленно напоминало собаку. Метр за метром я исследовал горизонт, но там не было ни одной скалы, которая бы выглядела как собака. Может быть, Невиль Рамсгейт неправильно понял старуху. Есть еще какое-нибудь арабское слово, которое звучало бы похоже на то, что означает собаку?

Марк призадумался. Эта мысль ему еще не приходила в голову.

— Собака по-арабски звучит «кальб». Единственные слова, которые звучат похоже — это «квальб», что означает сердце, и «кааб», то есть пятка. Но Рамсгейт пишет, однако, что он нашел собаку. Он не говорит, что это в конце концов оказалось чем-то другим, например сердцевидной скалой, или что он ошибся, полагая, что речь идет о собаке.

— И все-таки у меня есть сомнения. Думаю, было бы наивно предполагать, что гробница находится в каньоне.

— Этого я никогда не утверждал, мистер Холстид, но это место не хуже любого другого подходит для поисков. Мы нашли следы стоянки Рамсгейта и, по всей вероятности, даже его самого. В своем дневнике он сообщает, что перенес лагерь, чтобы быть поближе к гробнице. Теперь мы нашли его лагерь, и поэтому я полагаю, что мы не очень далеки и от гробницы.

— Одно мне не дает покоя, — проговорил Рон, облизывая с ложки остатки рисового пудинга.

— Что же?

— Дневник, — ответил он. — Если люди паши действительно все сожгли, даже тела, каким образом дневник в целости и сохранности оказался за пределами Египта?

…Когда Марк вышел из палатки, солнце уже клонилось за горизонт. Он глубоко вздохнул, поднял руки и встал на цыпочки, как будто хотел дотянуться до неба цвета лаванды. Чуть поодаль, на краю лагеря, Абдула и гафиры, стоя на коленях лицом к востоку, клали поклоны. Рядом со своей палаткой, тоже стоя на коленях на тонкой циновке, Хасим ель-Шейхли читал четвертую молитву дня. Из фотолаборатории доносилась тихая и успокаивающая мелодия. Среди руин рабочего поселка виднелся свет костра.

Марк удовлетворенно улыбнулся и направился к рабочей палатке. Все шло хорошо, лучше, чем он ожидал. Он был полон надежд.

Марк снова занял свое место на табурете и начал сортировать оставшиеся предметы, найденные на месте костра. Они главным образом состояли из личных вещей: маленькое зеркало, запонка, каблук от сапога… Все обгоревшее, покрытое сажей, бесформенное. Абдула с крайней добросовестностью позаботился о том, чтобы все, именно все, что нашли его рабочие в каньоне, было упаковано в ящик. Поэтому Марк постоянно натыкался на ничего не значащие камни или головешки, которые после первого же осмотра отправляли в мусорное ведро. Это был кропотливый, изнурительный труд, и Марк, с головой погрузившись в работу, даже не заметил, что на долину уже опустилась ночь.

Из рабочего поселка доносился приглушенный голос рассказчика историй. Подыгрывая себе на ребабе, однострунной скрипке с пронзительным звуком, шаир занимал своих слушателей песней о героических подвигах Абу Саид ель-Хилали и его отважных товарищей. Голос шаира, исполненный тоски, воспевал прелести Алии, жены Абу Саида, и нежные слова растворялись в пурпурной ночи. Ветер доносил трогательную мелодию до притихшего лагеря.

Марк настолько был занят своей работой, что почти не замечал песни. Он даже не слышал одобрительных возгласов феллахов, звучавших время от времени, когда певец рассказывал о подвигах, которые им особенно нравились. Марк взял в руки кисть и начал счищать копоть с большого плоского камня, который Абдула упаковал в ящик вместе с остальными находками. Это был кусок известняка, около тридцати сантиметров длиной, двадцати сантиметров шириной и примерно шести сантиметров толщиной. Сначала Марк подверг его предварительной очистке, как он это делал с остальными предметами, которые, как правило, выбрасывал после первого же осмотра через лупу.

Шаир рассказывал слушателям легенды о мужестве заколдованного Антара, и когда феллахи в знак одобрения воскликнули: «Аллах! Аллах!» — Марк взял в руку лупу и начал внимательно исследовать камень, который казался гладким на ощупь.

Шаир закончил свой героический рассказ и перешел к хвалебным песням Магомету и Иисусу, добродетелям которых он посвятил целую эпопею, полную невероятных подвигов и чудесных деяний. Феллахи, сидящие вокруг него, начали прихлопывать в такт песни.

Марк перевернул камень и склонился над лупой. Затем он встал и поднес камень ближе к свету.

Когда шаир достиг высшей точки своего восхваления, феллахи радостно закричали и стали подбрасывать вверх шапки.

Раскрыв рот от удивления, Марк так и остался стоять на месте, глядя на кусок камня в руке.