Семь демонов

ГЛАВА 13

Долина наполнилась печальным плачем женщин из Хаг Кандиль. Пронзительные, душераздирающие причитания, провожавшие тело гафира до могилы, были слышны даже высоко в горах, где они отражались от известковых стен ущелий многократным эхом. Марк боялся, что это может обеспокоить рабочих. Но Абдула заверил его, что, кроме двух его помощников, на молчание которых можно было рассчитывать, больше никто не знает, при каких обстоятельствах погиб гафир. Феллахи работали так же упорно, как и в предыдущий день, и рвы заметно углубились.

Время от времени Марк садился в «лендровер» и объезжал каньон, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Рон, Жасмина и он были сегодня единственными, кто покинул лагерь и выехал в пустыню. Холстиды остались в лагере. У Сенфорда была небольшая рана, которая не переставала кровоточить, а Алексис приняла снотворное, чтобы пережить день. Хасим писал в своей палатке письма.

В полдень работы были остановлены, и когда они вернулись обратно в лагерь, то увидели там маленького чумазого мальчишку, сидящего на корточках и дожидавшегося их. Ему было лет двенадцать, у него было круглое смуглое лицо и трахома на одном глазу. Во рту у него не хватало зубов. Заметив приближающиеся машины, он быстро вскочил.

— Умда послал меня, — объяснил мальчик, тараторя по-арабски. — Я пришел из Эль-Тилль, мне велели поговорить с бородатым. Это вы сын Дэвида, сэр?

— Я доктор Дэвисон, да, в чем дело, мальчик?

— Матери Искандера нужна шейха. Она рожает. — Зачем ей нужна шейха? Неужели нет ни одной акушерки?

— Аллах! У матери Искандера большие трудности! Она кричит уже три дня, но ребенок просто не хочет появляться на свет. Акушерки не знают, чем ей помочь. Ей нужна шейха.

— Неужели никто не позвал доктора из Эль-Миньи?

Мальчик сплюнул в песок и вытер рот рукавом.

— Отец Искандера не хочет, чтобы городской врач увидел интимную область его жены. Нам нужно торопиться, доктор Дэвисон!

Марк повернулся к Жасмине и спросил по-английски:

— Самира действительно может помочь?

— Все, что старая ведьма может сделать, так это наклониться над женщиной и петь. Мать и ребенок — оба погибнут. Я видела это уже много раз.

Марк задумчиво почесал бороду.

— Как насчет вас? Вы — женщина. Они наверняка не будут иметь ничего против, если роженице поможет женщина. Вы можете это сделать?

— Я могу попытаться, доктор Дэвисон, но они вряд ли придут от этого в восторг. Они не доверяют врачам.

Он улыбнулся:

— Возможно, если вы будете петь, принимая ребенка…

Жасмина улыбнулась в ответ:

— Мне нужно захватить кое-что в палатке.

Когда она быстро удалилась, мальчик в замешательстве посмотрел ей вслед.

— Жасмина поможет матери Искандера, — объяснил Марк.

— Аллах! Меня прислали, чтобы я привел шейху! Меня прибьют!

Марк как раз хотел подбодрить мальчугана, похлопав его по плечу, когда краем глаза заметил в стороне темный силуэт. Повернув голову, он увидел старую Самиру, мрачно смотревшую на него из дверей общей палатки. Она смотрела так пристально, что ему пришлось отвести глаза.

Когда вскоре после этого вернулась Жасмина со своей медицинской сумкой, старая феллаха затрещала, как попугай, указывая на свою соперницу костлявым пальцем.

— Ты одеваешься как мужчина и выставляешь напоказ свое бесстыдство! — пронзительно кричала она по-арабски. — Ты скрываешь свое происхождение, но когда раздеваешься, ты по-прежнему остаешься феллахой!

На мгновение Жасмина остановилась и, словно окаменев, застыла на месте. Но тут она почувствовала, что Марк бережно взял ее за локоть, и услышала, как он сказал:

— Пойдем.

Мальчик помчался впереди них, вскочил в «лендровер» и, встав ногами на заднее сиденье, как герой-победитель осмотрел лагерь. Перебросившись парой слов с Роном, Марк сел за руль, и они поехали.

Люди удивленно смотрели им вслед, когда они шли за мальчиком по узким переулкам, но никто не проронил ни слова. Жасмина ловила на себе подозрительные, полные презрения взгляды, когда она, в защитной рубашке и брюках, шагала рядом с Марком. Временами из темных дверных проемов домов до нее долетали приглушенные ругательства.

Когда они приблизились к амбару, Марк услышал хриплый голос выступающей по радио Умм Култум, самой популярной певицы Египта, и догадался, что они находятся недалеко от выбеленного дома умды.

В тот же момент перед ними предстал и сам умда. Облокотившись на свою трость, он стоял в пустом дверном проеме дома из речного ила и с опущенными уголками губ смотрел на обоих гостей. Мальчик быстро исчез.

— Добрый день, хагг, — поздоровался Марк, улыбаясь и подняв обе руки. — Мир вам и вашему дому.

— Мне нужна была шейха.

Марк сразу же перешел в наступление:

— Шейха работает на меня и не может прийти. Но вместо нее я привел кое-кого другого…

— Вы пришли один, доктор Дэвисон.

Марк тихо присвистнул сквозь зубы и заметил, как Жасмина сделала шаг назад. Из дома доносились тихие стоны женщины.

— Вам нужна помощь, хагг.

— Нам нужна шейха.

— Я привел врача.

Умда сплюнул точно так же, как это сделал мальчик в лагере, и ответил:

— Шейха не принадлежит вам.

Марк не знал, что больше раздражает его, упрямый старик или невыносимая жара. Но как только он собрался выплеснуть свою злобу, из-за угла появился еще один человек и присоединился к ним.

Это был маленький круглый мужчина в черных брюках и белой рубашке, рукава которой были высоко закатаны. Он прислонился к грязной стене, рассматривая гостей с таким выражением лица, как будто ему все уже надоело.

— Они ждут ее колдовства.

— Кто вы?

— Я доктор Раман из городской больницы Эль-Миньи.

Марк заметил, что молодой мужчина имел при себе такую же черную сумку, что и Жасмина, и выглядел очень устало.

— Вас вызвали жители деревни?

Доктор Раман покачал головой:

— Я как раз совершал свой обычный обход. За мной закреплены тридцать деревень, и раз в месяц я заезжаю в Эль-Тиль. Я увидел женщину внизу у реки. У нее начинались роды, и она пыталась есть речной ил. Здешние жители, знаете ли, верят в то, что так они обеспечат себе рождение сына. Я собирался отвести ее обратно в деревню, но, как только я прикоснулся к ней, мужчины пригрозили мне вилами. Я поговорил с акушеркой. Ребенок лежит головкой вверх. Но мать скорее согласна умереть, чем подпустить меня к себе. Что же я могу поделать?

— Мисс Шукри учится на врача. Я подумал, что она, возможно, сможет помочь.

Доктор Раман бросил на нее беглый равнодушный взгляд.

— Эти деревенские бараны ничего другого и не заслуживают, — произнес он затем.

— Аллах! — прошептала Жасмина.

Доктор Раман отошел от стены дома.

— Я не играю здесь роль спасителя. Я уже давно отказался от идеализма. Надежды, которые я питал, когда учился на врача, улетучились после первого же года работы в городской больнице. Я получаю пятьдесят фунтов в месяц и должен за это заботиться о двух тысячах крестьян, которые мне не доверяют и ненавидят меня. Они необразованы, и мне приходится воевать с ними каждый раз, когда я хочу им помочь.

— Они имеют право не доверять вам, — внезапно заговорила Жасмина, чем очень удивила Марка. — Вы же даже не станете осматривать феллаха, если он не заплатит вам пяти фунтов. И если его семья не сможет раздобыть деньги, вы просто оставите его умирать.

Доктор Раман пожал плечами:

— Хотя я сам никогда этого не делал, но я не стал бы упрекать моих коллег, которые так поступают. Правительство взваливает на нас непосильное бремя, не желая за это платить соответствующим образом. Почему мы должны лечить этих животных бесплатно, когда наше образование досталось нам тяжелым трудом и мы заслуживаем, чтобы наш труд оплачивали не хуже чем любой другой? Феллах не станет мне дарить свое зерно, почему же я должен бесплатно его лечить?

— Где женщина? — поинтересовался Марк.

— Ее муж вас не впустит. Я знаю этого Хабиба и могу вам рассказать, что это за человек. В прошлом году он пришел ко мне в клинику, чтобы его вылечили от болезни, и я отправил его с лекарством домой. Когда я осматривал его в следующий раз, он страдал все той же болезнью. Тогда я спросил его: «Ты принимал лекарство, которое я тебе дал?» На что он мне ответил: «Я не мог, доктор. Ложка слишком большая. Я просто не могу просунуть ее в бутылочку!»

Марк обратился к умде:

— Разрешите мисс Шукри осмотреть женщину. Может быть, она сможет помочь.

— Хабиб — мой племянник, — ответил старик. — Его ребенок будет принадлежать моему роду. Мне следует быть осторожным.

— Чего вы хотите, хагг? Чай? Кока-колу?

— Мир перевернулся! — фыркнул доктор Раман. — Мы дошли уже до того, что врач должен платить пациенту.

Но умда подозрительно притих, у него был сосредоточенный вид, и казалось, что он размышлял. Наконец он сказал:

— Мы молим Аллаха за мать Искандера.

В этот момент в дверях появился человек, темнокожий феллах, который то заламывал руки, то утирал слезы. Он так быстро говорил что-то умде, что Марк ничего не смог понять. И снова он был удивлен, когда Жасмина вмешалась:

— Прошлой ночью я видела сон, хагг, в котором мне явился ангел. Он возвестил мне, что сегодня у меня будет сын и все жители долины будут ликовать. Сначала я приняла это за бессмыслицу, но теперь вижу, что это было пророчество. Разрешите мне помочь жене Хабиба, хагг.

Марк три часа прождал около дома. Многие мужчины из Эль-Тиль составили ему компанию. В наполненном запахом чая и гашиша воздухе раздавались отрывистые голоса феллахов и постоянно повторяющиеся крики роженицы. Из дома много раз выбегала феллаха с закрытым лицом, державшая в руках наполненную кровавой жидкостью миску, потом она быстро возвращалась обратно с чистой водой из Нила. Сидя на корточках в тени у стены, Марк не переставал надеяться, что предсмертные страдания вот-вот закончатся.

Незадолго до заката солнца из дома вышла Жасмина с мокрым кричащим ребенком на руках, и мужчины повскакали с мест. Она положила новорожденного, у которого на шее была повязана защищающая от сглаза голубая ленточка, перед Хабибом. Потом она откинула край пеленки, чтобы показать, что это был мальчик. В то время как мужчины кричали, смеялись и хлопали друг друга по плечу, из дома вышла феллаха со свертком в руках, в котором находились несколько колосков и пуповина ребенка, она собиралась закопать это на поле Хабиба. Послед она уже зарыла в доме.

Марк был потрясен, увидев Жасмину. Ее бронзовое лицо казалось бледным, а темные глаза утратили свой блеск и были блеклыми и безжизненными. Ее блузка спереди была вся забрызгана кровью.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил он.

— Да, — вздохнула она, — но теперь нам нужно уйти.

Когда они ехали по равнине назад, солнце уже заходило и пустыня постепенно погружалась в темноту. Невысокие руины Ахетатона как будто бы раздвигались, скользя по песку, когда «лендровер» с грохотом проезжал мимо них. Жасмина сидела, прислонившись к дверце машины и прижав лоб к оконному стеклу. Ее глаза были закрыты.

— Вы были просто великолепны, — заметил Марк после долгого молчания. — Вы действительно видели сон?

— Нет.

Ведя машину по кургану и объезжая руины, Марк рискнул взглянуть на молодую женщину, сидевшую рядом с ним. Она, казалось, ушла в себя и была очень мрачной.

— Жасмина, что же, все-таки, стряслось? Вы ведь спасли ребенка!

— Да, Марк, но женщина этого не вынесла.

Сумерки были его самым любимым временем суток. Ужин был позади, основная работа закончена, и невыносимая дневная жара сменялась мягким, по-тропически теплым ветерком. Марк слышал, как феллахи в рабочем поселке хлопали в ладоши и пели. Он слышал также звуки классической гитары Дага Робертсона, долетавшие до него из фотолаборатории Рона. По бряцанью посуды и сковородок Марк определил, что Самира была все еще в кухне, заканчивая там свои дела.

Раскуривая трубку, Марк принял решение поговорить сегодня вечером со старой феллахой, когда она будет возвращаться из лагеря домой. Вероятно, с ней можно будет договориться — немного гашиша в обмен на ее коптские формы глаголов.

Он опять сидел в нескольких шагах от лагеря, на обломках старой стены, и умиротворенно покуривал трубку. Вдруг он заметил, что к нему кто-то приближается. Сначала запахло гарденией, а вскоре послышался и ее голос:

— Можно к вам присоединиться?

Марк поднял голову и недоверчиво посмотрел на нее:

— Пожалуйста. Как чувствует себя ваш муж?

— Ему снова лучше. Он сейчас занимается гимнастикой.

Марк напряженно соображал, что бы еще такое сказать.

— Вам еще не надоело жить в пустыне?

Она подняла брови:

— Я отправилась в это путешествие не ради удовольствия, доктор Дэвисон. Я приехала сюда, чтобы найти гробницу.

— И все же это, должно быть, утомительно для вас?

Она сидела к нему так близко, что почти касалась его, но Марк не чувствовал тепла ее тела.

— Доктор Дэвисон, откуда вы знаете, что для меня утомительно, а что нет?

Ее взгляд был строгим, а голос ледяным. Марк весь напрягся.

— Ну, большинство людей, которые отправляются в экспедицию, но не принимают непосредственного участия в ее работе, через какое-то время теряют обычно всякий интерес. Наше пребывание здесь может продлиться еще очень долго, миссис Холстид.

— Я терпеливая.

Марк вспомнил, как она выглядела прошлой ночью, когда как загипнотизированная в легком пеньюаре бродила по лагерю. Он мучительно подбирал слова, чтобы заполнить затянувшуюся паузу:

— Должен сказать, миссис Холстид, ваши духи действительно очень… стойкие.

— Что?

— Ваши духи. Гардения, не так ли?

— Доктор Дэвисон, я не пользуюсь духами. Я никогда не пользуюсь ничем таким, так как не придаю этому никакого значения. Духи фальшивы и неестественны. У меня нет ни одного флакона.

Он рассеянно взглянул на нее и снова отвернулся. С какой стати ей потребовалось оспаривать очевидное, этот сильный запах, которым она, казалось, была пропитана насквозь?.. Но в общем-то его это совершенно не касается.

— Кстати. Доктор Дэвисон, сегодня утром у меня был очень интересный разговор с мистером Доменикосом.

Марк резко повернул голову:

— Что?!

— Этот отвратительный человек явился сегодня утром в лагерь, пока вы были на раскопках. Он предложил моему мужу сделку.

— Проклятье! Как он прошел мимо гафира? Не трудитесь. Я и сам знаю ответ. И как отнесся к этому ваш муж?

— Вы нас недооцениваете, доктор Дэвисон! Доменикосу ни за что на свете не удастся уговорить нас ввязаться в его бизнес. Мой муж не допустит, чтобы наши находки попали в руки мошенников.

— А вы, миссис Холстид?

Она выразительно взглянула на него своими зелеными глазами, и ему показалось, что ее взгляд стал как будто бы мягче, чем обычно. Внезапно ему захотелось, чтобы она не сидела так близко от него. Но тут она вдруг посмотрела в сторону, чуть заметно вздрогнула и прижала ладони к вискам.

— Что-то не так?

Она ответила не сразу, а лишь наклонила голову, как будто хотела сосредоточиться. Наконец она опустила руки, снова повернулась к Марку и как-то ласково улыбнулась ему:

— Это все песок. Я не привыкла к нему…

Глядя ей в лицо, Марк спрашивал себя, действительно ли ее голос звучит теперь нежнее, или ему это только кажется.

— Вы считаете, что гробница находится в каньоне, да?

— Да, правильно… — теперь он почувствовал, как Алексис прижалась к нему, значит, это не плод больного воображения. — Рамсгейт пишет, что он перенес свой лагерь, чтобы быть поближе к гробнице, и я почти уверен, что черное кострище расположено там, где раньше стояли палатки Рамсгейта.

— А для чего нужны эти рвы?

— Я надеюсь, что мы таким образом или наткнемся на цоколь стелы с загадкой, в которой зашифровано местоположение гробницы, или найдем лестницу, ведущую в гробницу. Рамсгейт сообщает, что она имеет тринадцать ступеней. Миссис Холстид… — Марк быстро поднялся. — Вы должны меня извинить, но мне нужно еще поработать.

Когда она подняла к нему голову, он заметил оттенок смущения на ее лице. Потом она сказала:

— Уже поздно, доктор Дэвисон. Мой муж и я хотим завтра рано утром отправиться с вами на раскопки. — Она поднялась и теперь стояла перед ним. Ее слегка качало. — Я… я плохо спала…

Марк проследил взглядом, как она прошла по песку и исчезла в своей палатке. Потом и он сам не спеша отправился к своему жилищу.

Когда Марк достиг границы освещенного круга, он вдруг почувствовал, что он не один. Он остановился и прислушался. В лагере не было слышно ни звука. В фотолаборатории Рона было тихо, никаких признаков жизни. Старая Самира, вероятно, уже покинула общую палатку, пока он разговаривал с Алексис. Сумерки сменились темной ночью, и все погрузилось в сон.

Марк обернулся и на расстоянии нескольких метров увидел женщину, наблюдающую за ним. Он узнал ее, он уже дважды видел ее раньше. Но на этот раз она не исчезла, когда он осторожно приблизился к ней.

Когда он был от нее уже на расстоянии трех метров, она медленно подняла руку и произнесла одно-единственное слово.

Марк вытянул шею:

— Что?

Она повторила слово.

— Я вас не понимаю. Кто вы?

Последовала пауза, а когда женщина наконец ответила на его вопрос, то она употребила слова, смысла которых Марк не понимал. Пока она говорила, Марк отметил, что на ней был все тот же развевающийся белый наряд, что и раньше. Она снова, плача, уселась на скалу и стала смотреть на него из темноты, так что он засомневался, не сон ли все это. Пока женщина повторяла одно и то же предложение, он вдруг заметил, что губы у нее шевелятся, а звук ее голоса существует только в его сознании. В его мозгу раздавался тихий шепот, но слова принадлежали совершенно незнакомому языку.

— Кто вы? — снова спросил он и почувствовал стук усиливающейся головной боли в висках.

Терпеливо и медленно она снова начала говорить, и опять все тот же мягкий шепот звучал в его голове. Тут Марк заметил, что ее ноги не касаются земли и что она то слегка поднимается, то опускается, будто раскачиваясь на волнах.

— Доктор Дэвисон!

Он обернулся.

— А, вы здесь, Дэвисон! — Сенфорд Холстид шел к нему по холодному песку. — Очень хорошо, что вы еще не спите. Мне нужно с вами поговорить. Со мной случилось нечто неприятное!

Марк в недоумении посмотрел на него. Он почувствовал какое-то легкое покалывание в затылке и, даже не оборачиваясь, знал, что женщина исчезла.