Семь демонов

ГЛАВА 8

— Вы думаете, он умер именно от этого? От инфаркта?

Жасмина Шукри сидела одна за небольшим столиком в общей палатке и маленькими глотками пила кофе. Она кивнула, думая о мужчине, которого она нашла в руинах рабочего поселка. Он умер, сидя на корточках. Судя по всему, он как раз собирался приготовить себе чай на костре. Он был один.

— Часто люди здесь умирают от инфарктов? — спросил Марк.

— Нет, — пробормотала она. Она не могла забыть выражение лица несчастного. Он, несомненно, умер внезапно от ужасной боли. Она нашла его с вытаращенными глазами и страшно искривленным ртом.

Марк отвел взгляд от Жасмины и мрачно уставился в свой кофе. Все так удачно складывалось! А теперь, когда они должны были заняться подробным изучением карт, Абдула уехал в Эль-Тиль, чтобы утешить вдову умершего.

— Какие планы на завтра, доктор Дэвисон?

Марк посмотрел на мужчину, сидевшего напротив него за столом, и сделал над собой усилие, чтобы быть как можно дружелюбнее.

— Абдула и я исследуем плато, чтобы определить, где начинать поиски. Вы, вероятно, помните, что Рамсгейт сообщает в дневнике о надгробной стеле, которой отмечен вход в гробницу. Она была высечена из высокой скалы, то есть из скалы, возвышающейся над песком. Когда-то в стелу ударила молния и расколола ее на три части. Примерно сто лет назад внезапно разразившийся ливень сбросил верхнюю часть в ущелье, а потом вымыл ее на равнину. Старая женщина принесла ее в лагерь Рамсгейта. Она сказала ему, что фрагмент указывает на гробницу, которая находится «под собакой». Через несколько дней Рамсгейт нашел цоколь стелы, затем «собаку» и, наконец, гробницу. Мы направим наши поиски на цоколь стелы и на тот неизвестный предмет, который должен выглядеть как собака.

Сенфорд Холстид терпеливо слушал. Его не беспокоила жара и духота в столовой. Несколько мух проникли в помещение и отвратительно жужжали. Запахи от плиты поднимались к потолку и образовали над головами шестерых членов экспедиции, которые уже почти закончили ужин, чадное облако. Холстид съел салат из свежих овощей и йогурт, в то время как остальные с аппетитом набросились на стряпню Самиры, состоящую из жареного ягненка с рисом и пряным соусом из тушенной в масле фасоли, сильно охлажденного мятного чая и вкусного, только что испеченного пшеничного хлеба. На десерт старая феллаха приготовила сладкую мухаллабею, египетский рисовый пудинг.

— Как именно вы собираетесь искать, доктор Дэвисон?

— У нас с Абдулой есть подробная карта этого района. Завтра мы осмотрим всю местность и разработаем систему деления ее на участки. Равнина и плато будут разделены на квадраты, при этом за каждым человеком будет закреплен определенный квадрат. Я предполагаю сосредоточить поиски вокруг водоканала, который идет с плато над нами.

— А что насчет «собаки»?

Марк не знал, почему он так раздражается, но этот выдающий себя за аристократа господин, который приехал в Египет в бежевых прогулочных брюках и футболке для поло, не вызывал в нем особой симпатии.

— Думаю, «собака» найдется сама собой. Мы с Абдулой дадим указание феллахам обращать внимание на все, что может быть похоже на собаку.

— Вы думаете, им можно доверять? Где гарантия того, что один из этих арабов не станет просто лежать на боку, вместо того чтобы исследовать квадрат?

Марк посмотрел на Самиру, которая молча склонилась над овощами. Во время ужина он случайно поднял глаза и заметил, что ее платок сполз со лба и открыл нечто похожее на татуировку. Старая феллаха быстро отвернулась и поправила свой платок.

— Деньги сделают свое дело, мистер Холстид. Каждый, кто найдет что-нибудь ценное для нас, получит внушительную сумму. Поверьте, это подействует.

— Во сколько мы начнем?

— Очень рано, с восходом солнца. Прежде чем станет жарко.

— Доктор Дэвисон. — Марк обернулся и увидел Алексис Холстид. Он был удивлен, услышав ее голос. Она, казалось, откровенно оценивала его своими зелеными глазами. — Мне бы очень хотелось взглянуть на пещеры в скалах.

Марк удивленно поднял брови и сказал:

— Конечно, мы можем взять вас с собой, когда поедем осматривать равнину.

…Со вздохом облегчения Марк стащил свои потные носки и прошелся на цыпочках в вечерней прохладе. Лежа в удобной постели, он знал, что будет спать глубоким крепким сном, пока Абдула не разбудит его утром. Когда Марк осторожно налил себе бурбона из бутылки, стоявшей на ночном столике, он почувствовал, как его наполняет чувство удовлетворенности. Да, это была именно та страна, которой он принадлежал!

Он мысленно произнес тост в честь Нэнси, фотография которой стояла на столике, и подумал про себя: «Я обещаю тебе свадебные колокола и детей после того, как здесь все закончится.» Затем он залпом выпил виски.

Брезентовая дверь палатки распахнулась; и вошел Рон Фэрмер. В одной руке он держал бумажный стаканчик с кьянти, в другой — только что проявленные фотографии.

— Некоторые неплохо получились, — объявил он и протянул Марку снимки. Он громко зевнул. — Мне кажется, я мог бы проспать сейчас целые сутки! — Ты слишком много работаешь. Это могло бы подождать до утра.

— Но мне хотелось сделать это сегодня. Придется еще немало повозиться, чтобы устроить фотолабораторию. Но завтра мне нужно проверить, нет ли в палатке дырок. Сегодня какая-то тварь ползала по полу.

Марк держал перед собой фотографии.

— Боже мой, неужели я действительно так выгляжу?

— Ты только посмотри на Холстида. Готов поспорить, что он ковыряет в носу.

Марк внимательно посмотрел на снимок, который представлял собой их групповой портрет. Шесть измученных, покрытых пылью людей, пытающихся перед камерой выглядеть как можно лучше. Улыбка Рона, опирающегося на Хасима, была самой широкой, в то время как стоящая рядом с ним Жасмина Шукри только слегка скривила губы. Затем Алексис Холстид, изображающая абсолютную скуку на лице. А Сенфорд Холстид, несмотря на пробежку, которую он только что закончил, выглядел совершенно спокойным. И, наконец, Марк.

Он нахмурился.

— Что это?

— Что значит что?

Марк протянул Рону снимок.

— Эта тень за мной на последнем снимке.

Рон поднес фотографию к глазам.

— Ты поймал меня. Наверное, это из-за брака на пленке.

— Да ладно, — сказал Марк, стаскивая футболку, — я собираюсь ненадолго прогуляться в душ, если, конечно, после Холстидов осталась еще хоть капля воды. А затем я погружусь в кому.

Рон подмигнул:

— Представляю себе!

Но Марк ошибся. Когда он вернулся, он вообще не смог заснуть. Он пришел из душа и нашел Рона крепко спящим с раскрытым ртом, прямо в футболке и джинсах. Марк осторожно расправил противомоскитную сетку над кроватью своего друга и закрепил ее на углах. Потом он, обнаженный, проскользнул в свой кокон, лег на спину и стал ждать, когда усталость возьмет свое.

Но внезапно им овладела сильная тревога, и он никак не мог избавиться от чувства, что в любой момент может произойти что-нибудь ужасное…

Он лежал на одеяле и неподвижно смотрел через тонкую паутину противомоскитной сетки в потолок. В темноте было слышно спокойное дыхание Рона. Потом палатка наполнилась вдруг необыкновенным холодом, который коснулся обнаженного тела Марка и вызвал у него дрожь. Желтые мухоловки, висевшие над входом и окнами, закачались из стороны в сторону.

Марк пролежал неподвижно до поздней ночи, до тех пор пока не смолкли последние шорохи, долетавшие до него из пустыни. Потом он постепенно погрузился в дремоту, не подозревая, что по лагерю бродит незваный гость, который не оставляет следов на песке.

Сенфорд Холстид беспокойно ворочался из стороны в сторону, он никак не мог найти удобного положения. Он попробовал одну позу, потом другую, затем приподнялся на локтях и взбил кулаком сатиновую подушку. За занавеской, отделяющей его от Алексис, глубоким, спокойным сном спала его жена.

Холстид откинулся на спину, сбросил с себя шелковое покрывало, вытянул вперед руки и закрыл глаза.

Он, без сомнения, был измучен и срочно нуждался в отдыхе, но долгожданный сон все-таки не наступал. Может быть, ему нужно сконцентрироваться на чем-то скучном, заставить себя подумать о чем-нибудь банальном и так убаюкать себя — ведь он, в отличие от жены, которая привыкла к снотворному, старался без особой нужды не принимать таблеток.

Он думал о своих акциях и ценных бумагах, слышал гнусавый голос биржевого маклера, монотонно диктующего суммы, цифры, изменение курса и дивиденды…

Наконец он задремал.

Это началось, как приглушенный шум издалека: тяжелые шаги по холодному песку.

В то время как Сенфорд спал, шаги снаружи становились все ближе и скоро послышалось уже тихое, ритмичное дыхание.

Шаги обогнули палатку и остановились у входа. Потом занавеска на дверях палатки как будто бы сама приподнялась, и на фоне звездного неба показался силуэт.

Сенфорд тихо застонал во сне. Ему снился кошмар. Огромное худое существо бесшумно проникло в палатку и встало в ногах его постели. Сенфорд проснулся, раскрыл глаза и некоторое время смотрел на противомоскитную сетку, которая, как купол цирка, сходилась у него над головой. Вдруг он почувствовал, что находится в палатке не один, и испуганно поднял голову. Через марлю он не мог рассмотреть гостя, но увиденного было достаточно, чтобы понять, что это был мужчина, большой и сильный, с обнаженным блестящим телом. Мускулистые руки свисали у него по бокам. Но главное, у него были те же глаза, что Сенфорд видел в кошмаре.

Они горели как два ослепительно белых овала. Это были глаза без тела, которые парили в воздухе, уставившись на него расширенными зрачками, напоминающими глаза монстра из фильма ужасов. Они не мигали и держали Сенфорда в оцепенении, как будто зажали его в тиски. Его тело покрылось потом и так задрожало, что кровать заскрипела.

Глаза испепеляли его, а когда обнаженное по пояс тело покачнулось и мускулы на груди отразили слабый лунный свет, Сенфорд Холстид вдруг понял, что его гость целиком сделан из чистого золота. Это гладкое, полное силы тело блестело в серебристом свете луны, отливая желто-золотым, металлическим цветом. Привидение состояло из чистого золота и имело два глаза из слоновой кости, которые светились в темноте, как два маяка.

Холстид издал сдавленный гортанный звук и постарался успокоиться, но это ему не удалось.

Тут монстр поднял свою огромную правую руку, блестящим золотым пальцем указал прямо на него и проговорил хриплым шепотом, который можно услышать только в страшном сне: «На-кемпур. На-кемпур…»

Холстид хотел что-то сказать, но не смог выдавить ни слова.

Находясь в плену светящихся глаз, он снова и снова слышал: «На-кемпур, на-кемпур, на-кемпур…» — пока не упал в изнеможении на спину, погрузившись в глубокий обморок.

Марк проснулся от того, что кто-то, сопя и отдуваясь, тяжело ступал по лагерю. Он несколько раз моргнул, застонал и раскрыл глаза. Рон сидел на краю своей кровати и вытирал полотенцем влажные волосы.

— Солнце уже взошло! — объявил он.

— Что? О, черт! Где Абдула? — Марк освободился от противомоскитной сетки и почувствовал, что у него раскалывается голова.

— Он только что был здесь. Я сказал ему, что разбужу тебя.

Марк обеими руками схватился за голову:

— Боже, мой череп…

У входа в палатку послышалось вежливое покашливание.

— Простите, эфенди.

— Я уже проснулся, Абдула! — крикнул Марк, и его лицо исказилось от боли. — Сейчас выйду.

Покачиваясь, он встал и взял с туалетного столика кувшин с водой.

— Не могу поверить, что я так крепко спал. Я даже не видел снов. Проклятье, я собирался с восходом солнца быть уже за работой…

Он мужественно наклонился над тазиком и вылил себе на голову кувшин холодной воды. Когда он выпрямился и встряхнул волосами, то снова услышал приближающиеся глухие шаги.

— Это Холстид, — объяснил Рон, натягивая через голову футболку с надписью «Гринпис».

Марк поморщился:

— Он в лучшей форме чем я, хотя и годится мне в отцы.

— Сегодня я возьму с собой обе камеры, — продолжал Рон, надевая сапоги. — Я даже прихватил новый объектив. Скажи только, что нужно снимать.

Марк кивнул, вытирая лицо полотенцем. Он только собирался залезть в джинсы, как вдруг услышал снаружи какой-то шум и насторожился:

— Что это?

— Похоже, там какой-то скандал.

Они выскочили на улицу и поспешили по еще холодному песку к общей палатке, куда подоспели как раз вовремя, чтобы еще услышать поток резких ругательств на арабском. Внутри они обнаружили Жасмину Шукри, которая стояла с искаженным от бешенства лицом и неистово спорила со старой феллахой.

Не обратив на вошедших мужчин ни малейшего внимания, Самира продолжала и дальше осыпать свою противницу бранью. Затем она схватила пустой горшок, резко подняла его над головой и со всего размаху бросила на стол.

— Что здесь происходит? — крикнул Марк.

На его вопрос обратила внимание только Жасмина. Феллаха же продолжала сверлить свою противницу сверкающими от гнева глазами.

— Доктор Дэвисон, — сказала молодая женщина, явно стараясь взять себя в руки, — она отказывается кипятить питьевую воду.

— Великолепно! — Марк потер голые руки, чтобы немного согреться, и обратился к старой феллахе по-арабски. Но ему пришлось с досадой отметить, что она вообще не замечает его и не отрывает ядовитого взгляда от Жасмины. Он снова повторил свои слова, чуть громче и медленнее, но старуха опять не обратила на него внимания.

— Что это значит? Она меня не понимает?

— Она вас понимает, эфенди. — Марк и Рон обернулись. В дверях стоял Абдула. — Старая женщина считает, что вода из Нила полезна для здоровья. Если ее прокипятить, ее покинут добрые духи.

Марк осторожно помассировал виски.

— Абдула, воду для питья и варки нужно обязательно кипятить. Проследи, чтобы она придерживалась этого правила. — Он повернулся к Жасмине. — Мисс Шукри, нет ли у вас случайно чего-нибудь от головной боли?

Он вышел вслед за ней в утренние сумерки и невольно поежился. Так как солнце еще не вышло из-за скал, лагерь до сих пор находился в тени, и песок под его голыми ступнями был еще холодный. Правда, впереди уже показалась золотая полоска, медленно поднимающаяся и заливающая доисторические холмы желтоватым светом.

Жасмина вошла в палатку, и Марк последовал за ней, совсем не замечая, что его поведение привело ее в замешательство.

Она взяла с полки над рабочим столом какой-то пузырек без надписи и высыпала из него на ладонь две белые таблетки. Марк бегло оглядел медпункт, и увиденное произвело на него впечатление.

Белая накрахмаленная простыня покрывала рабочий стол, на котором симпатичными, аккуратными рядами были расставлены бутылочки с разноцветными жидкостями, ножницы, стетоскоп, металлический поднос со стерильными инструментами и, к его удивлению, маленький микроскоп. На висящих над столом полках рядом с перевязочным материалом стояли бутылочки с лекарствами, инструменты для накладывания швов, операционные перчатки, средства анестезии, иглы и шприцы. На крючке висел измеритель давления.

Жасмина налила в небольшой стакан воды из кувшина и подала Марку таблетки.

Марк быстро проглотил их, запив водой, и вернул стакан. Он попытался улыбнуться:

— Будем надеяться, что они прогонят злых духов!

Но Жасмина ответила ему лишь откровенно холодным, сдержанным взглядом. Тут только Марк осознал, что он наполовину раздет и находится в одной палатке с незамужней мусульманкой. Чтобы хоть как-то загладить свою вину, он решил пошутить, но вместо этого сморозил какую-то глупость и пулей вылетел из палатки.

…Посещение умд трех близлежащих деревень нельзя было отложить, но, так как ни один из них не был столь влиятельным, как умда из Эль Тиль, гости ограничились только коротким обменом любезностями. Основным занятием этого утра было исследование равнины и плато в пределах старых границ Ахетатона и составление плана раскопок. Вся группа отправилась в путь на двух «лендроверах» с помощниками Абдулы за рулем. В первой машине сидели Марк, Рон, Абдула и Хасим, во второй — Алексис Холстид, Жасмина Шукри с сумкой первой медицинской помощи через плечо и гафир с орлиным носом, который не расставался со своим ружьем. Сенфорд Холстид остался в лагере. После утренней тренировки у него пошла кровь из носа.

Сначала они ехали параллельно Нилу по краю полукруглой равнины и через два часа сделали привал на ее северной оконечности, там, где скалы делали поворот к реке.

Пока Рон, сидя в тени финиковой пальмы, заряжал новую пленку в фотоаппарат, Марк осмотрел ближайшие окрестности. Перед ним лежал разрушенный лабиринт из низких коричневых стен. Это было единственное, что осталось от знаменитого Северного дворца Эхнатона. Марк изучал равнину в бинокль, и, когда он собрался повнимательнее рассмотреть возвышающиеся в пяти километрах известковые горы, он почувствовал, что кто-то приблизился к нему. Через мгновение ему в нос ударил резкий запах гардении.

— Можно взглянуть? — спросила Алексис Холстид.

— Там почти не на что смотреть. — Не оборачиваясь, он протянул ей полевой бинокль.

— Мы все осмотрим? — спросила она, приложив бинокль прямо к темным очкам. Она внимательно смотрела на зияющие черные отверстия, которые располагались примерно на одной высоте, так что казалось, будто они делят гору пополам.

— Все? Что вы имеете в виду?

— Гробницы.

— Если нам позволит время, то да. Нам придется карабкаться по скалам, а уже становится жарко.

Она долго смотрела в бинокль, при этом ее рыжие волосы горели в лучах южного солнца, как огненный венок. Марку было совершенно непонятно, на что она могла так долго смотреть, и это стало постепенно раздражать его. Он даже не заметил, что дыхание Алексис Холстид изменилось.

Она опустила бинокль и устремила на Марка свой холодный, непроницаемый взгляд.

— А гробница Маху, — беззвучно прошептала она, — на нее у нас будет время?

Он нахмурился.

— Как вам будет угодно. Почему именно гробница Маху?

Она вернула ему бинокль.

— Из-за наскальных рисунков, доктор Дэвисон. Я хочу… посмотреть наскальную живопись…

Не в состоянии отвести от нее глаз, Марк вдруг ясно осознал, как близко она стояла, и сладкий гардениевый запах ее духов сводил его с ума.

Он думал, что бы ответить, когда вдруг услышал позади металлический щелчок. Марк обернулся и заметил Рона, который махнул ему рукой.

— Здорово я вас подловил!

Недалеко от Рона, прислонившись к большой высокой пальме, стояли Жасмина и Хасим и тихо разговаривали.

— Это бывший Северный дворец? — осведомилась Алексис, показывая томным жестом на земляные холмики и рвы.

— Так называют его египтологи.

Марк отошел от нее и не спеша зашагал между кучками гальки и обломков кирпичей, образующих очертания того, что некогда было фундаментом дворца.

— Никто не может точно сказать, для чего служили эти строения. Об этом можно только догадываться.

Он присел у одной из разрушенных стен на корточки и провел рукой по ломким камням. Термиты уже давно проникли в кирпичи из ила и съели последние остатки соломы. Затем в них вонзились тонкие корни травы. Кое-где виднелись даже корни пальм, пробивающиеся наружу сквозь галечный пол дворца.

— Тель Эль-Амарна — удивительное явление в археологии, миссис Холстид. На самом деле это не совсем Тель. Тель — это древний курган, состоящий из различных слоев. Каждый слой свидетельствует об определенном периоде поселений на этом месте. Если город погибал в результате пожара, эпидемии или войны, то на его обломках часто возводили новый. Вспомните, например, Трою. Различные слои раскопок дают сведения о следующих друг за другом периодах поселений, а нижний пласт представляет самый ранний из них. Но Ахетатон был построен, населен и снова оставлен менее чем за двадцать лет. Жители покинули этот город и никогда больше не вернулись обратно. — Марк встал и отряхнул руки о джинсы.

Ее голос прозвучал отрешенно и немного грустно:

— Тогда бы от города осталось больше, чем мы видим…

Марк покачал головой и посмотрел на гальку, которая, возможно, когда-то была великолепным мраморным полом.

— Люди, уезжая, забрали все с собой. Мебель, двери, даже колонны. А потом уже природа взяла свое. Незащищенные строения из речного ила были в течение трех тысячелетий предоставлены ветру и дождю. Да еще туристы, которые уже сотни лет приезжают сюда и останавливаются, чтобы прихватить с собой сувенир. Нельзя забывать и про феллахов из окрестных деревень, которые растаскивают кирпичики из ила и делают из них удобрение. Удивительно, что здесь вообще хоть что-то еще осталось.

Марк прошелся между остатками стен, галька хрустела у него под ногами. Алексис не отставала от него ни на шаг.

— Почему вы не уверены, что здесь был дворец? Мне кажется, каждое здание может быть точно идентифицировано.

Они остановились рядом с лестницей, ведущей в никуда.

— Все базируется на предположениях, миссис Холстид. Многие специалисты делают выводы из того, что ни один из них толком не знает. Пример тому — строение, которое мы называем зверинцем Эхнатона. Мы именовали его так только потому, что его крохотные помещения без окон слишком малы для спален и украшены фресками животных. Кроме того, там были найдены необычные каменные ванны, которые могли служить кормушками. Так как нам ничего другого не пришло в голову, то мы назвали его зверинцем.

Алексис пристально посмотрела на Марка сквозь темно-зеленые стекла очков. Он сам не знал почему, но ему вдруг стало не по себе.

— Ну а вы-то верите в то, что здесь когда-то был дворец, доктор Дэвисон? — спросила она нежным голосом.

Он отвел глаза.

— Я не совсем уверен. Во-первых, здесь нет ни кухонь, ни помещений для слуг. Во-вторых, хотя здесь и есть ванны, но у них нет сливных труб, как это было принято в других жилых домах. Этому так называемому дворцу не хватает многих необходимых удобств царского жилища. Кажется, будто это огромное здание было построено не для того, чтобы служить жилищем, а только для того, чтобы его символизировать.

Марк оглянулся и увидел, что остальные члены группы в нетерпении столпились вокруг машин.

— Что было раньше на этом месте, миссис Холстид? Дворец или что-то другое? Определенно что-то, что современный человек не в состоянии постичь, что-то, что принадлежало народу, жившему здесь более трех тысяч лет назад и унесшему эту тайну с собой в могилу.

Алексис внимательно слушала, не отрывая глаз от его лица.

— Так же как и так называемый дворец в Кносе, — продолжал Марк, — который постепенно навел археологов на мысль, что это вовсе не дворец, а огромный склеп, населенный не живыми, а мертвыми. Кто знает, что будут думать археологи через три тысячи лет, в четыре тысячи девятьсот девяностом году, о каруселях и платных туалетах?

— Эй, вы, давайте сюда!

Марк обернулся. Рон звал их к «лендроверам».

— Статуя в Египетском музее представляет его обнаженным и без половых органов. А здесь вы видите его в наряде, напоминающем женское платье. У него широкие бедра и грудь кажется женской. И тем не менее он носит титул царя.

Голос Рона разносился в холодной тишине выдолбленной в скале пещеры. Они тесной кучкой столпились в гробнице Юи и после того, как их глаза привыкли к темноте, стали рассматривать огромный рельеф, который занимал почти всю стену. Освещаемый проникающим через вход солнечным светом, перед ними сидел фараон Эхнатон, который откинулся на спинку кресла и мирно глодал кость. За ним сидела его жена Нефертити и пила вино из бокала. За несколько столетий рельеф слегка закоптился факелами многочисленных посетителей.

— Загадка той статуи из музея объясняется легко, — продолжал Рон, — дело в том, что Эхнатон повелел изображать себя символично, как «отца и мать человечества», и его портреты никогда не имели ничего общего с мужскими чертами. Но это еще ничего не значит, поскольку Тутмес Третий также носил титул «отца и матери человечества», его изображения, однако, производят впечатление исключительной мужественности. Эта теория опровергается также, если принять во внимание революционный стиль искусства при Эхнатоне. Прежде всего искусство должно было изображать жизнь такой, какой она была на самом деле, и Эхнатон настаивал, чтобы даже уродство его лица, следуя традициям его нового искусства, было правдиво отображено. Радикальным формам искусства во время правления Эхнатона было не свойственно аллегорическое изображение. И так как его тело тоже должно было изображаться таким, каким оно было на самом деле, можно с большой вероятностью предположить, что у Эхнатона действительно не было половых органов.

Шесть пар глаз были прикованы к гигантскому изображению фараона, имевшего столь необычный вид, а Рон не был уверен, что хоть кто-нибудь его слушал, но это его нисколько не волновало.

— Некоторые факты свидетельствуют о том, что шесть предполагаемых дочерей Эхнатона были вовсе не дочерьми, а его сестрами. Где бы ни появлялось имя одной из царевн, оно постоянно сопровождалось титулом царская дочь. Царь, однако, ни разу не упоминается по имени, хотя имя матери везде присутствует. Например, здесь. — Рон поднял руку и указал на вертикальный ряд иероглифов. — Здесь говорится о царевне Бакетатон: «Бакетатон, царская дочь, плоть от плоти его, рожденная от главной жены Тии. Мы знаем, что отцом Бакетатон был Аменхотеп и что она была сестрой Эхнатона. А Тия была главной женой Аменхотепа и матерью Эхнатона. Но к его так называемым дочерям относится, однако, и «царевна Анхесенпаатон, царская дочь, рожденная от главной жены Нефертити». В любом случае они обозначаются как дочери царя, как будто имя царя неизвестно, тогда как имя матери должно быть точно обозначено.

Хасим откашлялся.

— Итак, вы считаете, доктор Фэрмер, что неназванный царь — это Аменхотеп?

— Я полагаю, Эхнатон много лет правил вместе со своим отцом. Когда Аменхотеп был единственным фараоном, его дочерей называли «царская дочь». Но когда правили оба фараона, дочери Нефертити получили тот же титул, а ее называли по имени. Если упоминается мать, когда ее имя изменилось, можно предположить, что будет назван и отец, если его имя тоже стало другим. Сцены, изображающие Эхнатона вместе с шестью принцессами, считались замечательным примером отцовской привязанности. Но, думаю, они точно так же могут свидетельствовать и о братской любви. — Не обращая внимания на духоту в пещере, Рон продолжал свой доклад: — Другой тайной, окружающей Эхнатона, является тот факт, что его жена Нефертити, считавшаяся ему необычайно преданной, покинула мужа незадолго до конца его правления и переехала в другой дворец. Никто не знает почему.

Голос Алексис прозвучал почти как шепот:

— Она действительно его покинула? Я думала, они считаются самой знаменитой в истории влюбленной парой?

— В том, что она его покинула, нет никаких сомнений, так как начиная с двенадцатого года его правления Эхнатон изображается на картинах не со своей женой Нефертити, а с братом Сменхкара, который одет в ее платье и называется ее титулом. Но мы знаем, что королева была еще жива, так как в одном из дворцов были найдены доказательства того, что она жила там вместе с маленьким Тутанхамоном. На одной из стел братья представлены в чувственном объятии, и кажется, что они целуют друг друга.

— Это правда? — Алексис широко раскрыла глаза. — Можем мы посмотреть на эту стелу?

Рон провел ладонью по лбу, он сильно вспотел.

— Стела находится в берлинском музее. — Он посмотрел на Марка, который стоял, равнодушно прислонившись к стене, со скрещенными на груди руками.

— Я не могу согласиться с вашей теорией, доктор Фэрмер, — вмешался Хасим ель-Шейхли. — Только потому, что король в отличие от матери не был назван…

Рон направил свой взгляд на молодого египтянина, раздосадованный тем, что тот говорит слишком тихо и его слова очень трудно разобрать.

— …в это время был только один царь, а именно Эхнатон, но у него было много жен. Все знали, кто был царем, но…

Рон наморщил лоб:

— Не могли бы вы говорить немного громче. Я не…

— …мать должна была быть названа по имени, чтобы отличить ее от других жен.

Пот струился у Рона по лбу и застилал глаза. На мгновение он перестал отчетливо видеть. Становилось все жарче. Он услышал собственный голос: «Но в то время было два царя, мистер Шейхли… — Рон хотел схватиться за голову, но у него не было сил. — Для восемнадцатой династии не было необычным иметь сразу двух правителей. Так как сын не мог зачать, вполне естественно, что старый фараон… взял на себя задачу обеспечить… трон наследниками…» Рон протер глаза от пота и увидел, что его попутчики с застывшими лицами неподвижно уставились на него. В сгущающихся сумерках он заметил, как Марк внезапно отделился от стены.

Рон почувствовал, как у него пересохло во рту, когда он снова хотел заговорить. «По другой теории Эхнатон был гомосексуалистом…» — Рон провел языком по пересохшим губам. Пять блеклых пар глаз были направлены на него. Бородатое существо отделилось от группы и направилось в его сторону.

«Стела… — голос Рона перешел в шепот, — изображающая Эхнатона со своим братом в интимной позе, указывает, по мнению некоторых египтологов, что он не был совершенно бесполым… О Боже, ну здесь и жара!»

Хасим открывал рот, но слов не было слышно.

Рон почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

— Мне нужен свежий воздух…

Потом он услышал страшный грохот, перед глазами у него поплыли круги, и он, как пьяный, повалился на землю.