Семь демонов

ГЛАВА 5

ЕГИПЕТ. ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ

Марк Дэвисон был рад предстоящему путешествию по железной дороге, поезд шел долго и без остановок, так что времени было достаточно, чтобы привести в порядок свои мысли и разобраться с самим собой. Ему было о чем подумать.

Он сидел, прислонившись к окну, и смотрел на пробегающие мимо бесконечные поля сахарного тростника, почти не обращая на них внимания. Было раннее утро, и прилежные обитатели долины Нила уже приступили к работе. Ослы, нагруженные огромными связками сахарного тростника, тяжело ступали по глиняным тропинкам; полуголые ребятишки и тощие собаки из близлежащих деревень бежали вдоль железнодорожного полотна, приветствуя проходящий поезд; женщины в черных одеждах с кувшинами на головах останавливались, чтобы поглазеть на паровоз. Прошел уже час с тех пор, как поезд миновал густонаселенные пригороды Каира, и, когда они остались далеко позади, перед пассажирами предстала древняя долина Нила во всей своей первозданной красе.

Но Марку Дэвисону было не до пейзажей. Вместе со своими молчаливыми спутниками он сидел в вагоне первого класса, задумчиво потягивал давно потухшую трубку и все пытался последовательно разобраться со всеми волновавшими его вопросами.

Проблема с Нэнси, ставшая главной причиной трех бессонных ночей в отеле «Нил-Хилтон» в Каире, мучила его больше всего. Чем больше он старался избавиться от этих мыслей, чтобы заняться тысячью мелочей, связанных с экспедицией, — тем труднее ему было выбросить из памяти картины последнего проведенного вместе с Нэнси вечера, которые постоянно стояли у него перед глазами. К его сообщению о том, что место профессора досталось не ему, она отнеслась с дружеским пониманием. Будут и другие возможности, не хуже этой, сказала она, ведь получил же он заказ от своего издателя на новую книгу, и она с радостью поможет ему написать ее. А когда она попыталась снова перевести разговор на тему женитьбы, он сообщил ей о предстоящих раскопках.

Марк знал ее вспыльчивый характер и ожидал бурную реакцию. Нэнси была наполовину ирландка, наполовину латиноамериканка, и Марку уже не раз доводилось испытать на собственной шкуре, что происходит, когда два горячих темперамента взаимно усиливают друг друга. Вот и теперь он внутренне приготовился к выяснению отношений. Как же он был, однако, удивлен, когда она сначала посмотрела на него отсутствующим взглядом затем погрузилась в свои мысли и, наконец, взглянув на него печально и разочарованно, сказала: «Я знала, что когда-нибудь это случится. Глупо было с моей стороны надеяться, что я смогу удержать тебя и что ты сдержишь свое обещание.»

Он хотел было возразить ей, но она продолжала обезоруживающе нежным голосом: «Я люблю тебя больше, чем когда-либо. Так сильно, что готова отпустить тебя. Я имею в виду не только в Египет, но и навсегда. Я понимаю, насколько нужна тебе работа в поле, Марк, но я хочу иметь дом и детей. Нет, я не поеду с тобой, и я не выйду за тебя замуж сегодня вечером. Это ничего не изменит. Поступай так, как ты должен поступить, Марк, и если я буду еще тут, когда ты вернешься…»

Она не закончила предложение. И теперь, когда поезд с грохотом несся вдоль оросительных каналов, мысли Марка беспрерывно кружились вокруг той прощальной ночи, проведенной в ее объятиях, когда он страстно любил ее, а она тихо всхлипывала у него на плече. Она не пришла в аэропорт попрощаться с ним. Когда же он решил позвонить ей из аэропорта, телефонистка ответила ему, что номер снят.

Шелест бумаг вернул Марка к реальности. Он отвернулся от окна и посмотрел на Рона, который сидел спиной по ходу движения и торопливо строчил что-то в своем блокноте. Блокнот скрипел под его пером. Рон толково использовал трехдневное пребывание в Каире. Он побывал в Египетском музее и завел знакомство с его директором, который разрешил ему осмотреть залы с мумиями, закрытые для простых посетителей. Он истратил две пленки, снимая фараонов и их величественных супруг. Третью пленку он использовал для того, чтобы со всех сторон заснять так горячо обсуждаемую профессионалами статую Эхнатона.

Рон Фэрмер занимался анатомией древних египтян. Различные статуи и рельефы Эхнатона легли в основу его новой теории, согласно которой фараон не имел половых органов. Кроме того, Рон сделал в музее снимки некоторых рельефных надписей, относительно которых ученые расходились во мнениях. Эти надписи подкрепили его теорию, по которой шесть знаменитых дочерей Эхнатона в действительности были вовсе не дочерьми, а его сестрами.

Рон был целиком поглощен в этот момент своими мыслями и записями и не замечал, что поезд ехал уже по среднему Египту и приближался к конечной цели их путешествия.

Марк посмотрел на других пассажиров купе. Сенфорд Холстид сидел с запрокинутой головой и закрытыми глазами, почти неподвижно и, казалось, даже не дышал. Он выглядел таким спокойным и безмятежным, что походил на мертвеца. Рядом с ним сидела его красавица жена Алексис. Она листала журнал мод, при этом нефритовый браслет на ее гонком запястье позвякивал при каждом ее движении.

Марк был просто потрясен, когда он впервые три дня назад увидел Алексис Холстид в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Он сидел в зале ожидания первого класса и гадал, кем же могла приходиться Холстиду потрясающая молодая дама, вошедшая вместе с ним. Алексис Холстид выглядела лет на тридцать моложе своего мужа, она была высокая, стройная, загорелая и очень спортивная. Ее рыжие непослушные волосы удивительным образом контрастировали с холодным взглядом темно-зеленых глаз. Холстид лишь коротко представил ее, после чего они снова отделились от египтологов. Алексис Холстид не удостоила Марка при этом даже улыбки, она лишь небрежно кивнула ему, а Рона, казалось, и вовсе не заметила.

Марк долго смотрел ей вслед, когда она проскользнула мимо него и заняла место на противоположном конце зала ожидания. Уже при этой мимолетной встрече она показалась ему удивительно знакомой. И сейчас, когда он смотрел на ее изящный профиль, напоминающий вырезанный из коричневого мрамора бюст, его снова не покидало чувство, что он ее где-то видел.

Он отвернулся от Алексис и посмотрел через проход на Хасима ель-Шейхли, молодого служащего из Управления по охране памятников древности, который был назначен наблюдать за экспедицией.

Они познакомились два дня назад в Каире, когда Марк пришел в министерство, чтобы выяснить, нельзя ли найти в архиве какие-нибудь сведения об экспедиции Невиля Рамсгейта. Документов, касающихся неудачной экспедиции Рамсгейта, там было, однако, совсем мало, и те немногие новые факты, которые обнаружил Марк, содержали лишь новые загадки. И все же он выяснил две удивительные вещи.

Прежде всего его поразило правительственное распоряжение, подписанное пашой в 1881 году. Согласно этому документу все члены экспедиции Рамсгейта умерли от оспы. Поэтому на местность налагался карантин, а лагерь предписывалось сжечь. С одной стороны, это проливало свет на загадочную судьбу группы Рамсгейта, с другой же стороны, Марку не давали покоя несостыковки по времени. На распоряжении паши стояла дата — 5 августа 1881 года, тогда как последняя запись в дневнике была сделана 1 августа. Как могли все члены экспедиции, у которых 1 августа еще не было никаких признаков болезни (ведь Рамсгейт не упоминает об этом ни единого слова), так быстро заразиться оспой и умереть в течение четырех дней, причем все сразу?

Второй вопрос возник после того, как Марк внимательно изучил семь свидетельств о смерти, которые были написаны по-арабски и подписаны известным доктором Фауадом. Невиль Рамсгейт, его жена Аманда, работник Мухаммед и трое других мужчин значились умершими от оспы. В свидетельстве же сэра Роберта причиной смерти была названа холера. Смущал также и тот факт, что в этих печальных актах ничего не сообщалось о том, что сталось с телами.

Марк перевел взгляд с симпатичного молодого служащего на последнего члена экспедиции, и ему невольно вспомнился разговор с местным помощником, состоявшийся три дня назад, когда они прибыли в Каир.

Абдула Рагеб ожидал четырех американцев в аэропорту за таможенным контролем. Как обычно, друг Mаpка, высокий, худощавый, неопределенного возраста египтянин с аристократической осанкой, предстал перед ними в безупречно белой галабие, которая подчеркивала необычную худобу его тела и темный цвет кожи. Абдула Рагеб обнял Марка сердечно, но вместе с тем сдержанно, как это было принято в этой стране, а потом поприветствовал его на ломаном английском. Он принимал гостей так, как будто он был королем своей страны, при каждом приветствии он лишь слегка наклонял голову, не вынимая рук из широких рукавов своего платья. Он называл Марка «эфенди», турецким титулом давно минувших дней, из чего Марк сделал вывод, что Абдула был намного старше, чем это могло показаться.

В «мерседесе», по пути в «Нил-Хилтон» они обсудили последние детали.

— Абдула, ты все подготовил к нашему путешествию вверх по Нилу?

— Все в порядке, эфенди, через три дня мы можем отправляться в путь, иншаллах.

— Груз не повредился при перевозке?

— Нет, эфенди. Ящики прибыли целыми. Я оставил их в камере хранения на вокзале Рамсес. Завтра я со всем снаряжением отправлюсь вверх по Нилу и разобью лагерь, так что к вашему приезду все будет готово. Я также забронировал для вас и ваших спутников отдельное купе в поезде, чтобы вам никто не мешал во время путешествия.

— Отлично. Огромное спасибо.

Оставив позади лежащий в пустыне аэропорт, они ехали через пригороды Каира, мимо трущоб и заброшенных жилых кварталов, и все это время Марк чувствовал, как в нем нарастает необычайное волнение. Какая-то верблюжья повозка застряла на перекрестке, образовалась пробка, машины неистово загудели на все лады. Марку вдруг стало необыкновенно хорошо от того, что он снова оказался в Египте.

— Теперь расскажи мне, что происходит в Тель Эль-Амарне. У нас могут возникнуть трудности?

Лицо Абдулы помрачнело.

— Нет ничего, с чем нельзя было бы справиться, эфенди. Я встретился с умдой каждой деревни и договорился о цене. Десять пиастров в день за каждого человека, при этом рабочие будут меняться группами, чтобы не запускать работу на полях.

— И все-таки какие-то проблемы?..

— Никаких, эфенди. Уже тогда, когда вы были здесь в последний раз, в деревнях было неспокойно. Многие молодые мужчины оставили свои дворы и отправились искать работу на нефтедобыче или фосфатных рудниках Красного моря. В наше время нет ни одного человека, который хотел бы быть феллахом и обрабатывать землю.

Марк внимательно посмотрел на строгий профиль Абдулы. В его поведении было что-то настораживающее.

— Абдула, что-то не так?

— Нет, эфенди.

— Ну хорошо, что насчет жилья в Амарне?

— Мы расставим палатки. Вы, конечно, не хотите жить в деревенских домах.

— А как насчет воды?

— Я обо всем позаботился, эфенди. У нас будет бочка для воды с подключенной к ней насосом. Один из рабочих будет следить за тем, чтобы в ней всегда была вода. Когда мы приедем в Амарну, то сначала поговорим с умдой из Эль Тиль, так как он самый влиятельный. Потом зайдем и к другим.

— А как свет, сантехника, кухня?

— Все в порядке, эфенди, как и раньше.

Марк покосился на египтянина.

— Ты уверен, что наше присутствие не вызовет недовольства?

— Напротив, они рады вашему приезду, так как это внесет разнообразие в их жизнь и сулит хороший заработок. Мы ведь уже много лет работаем в руинах Амарны.

Марк удивленно поднял брови:

— Мы? Это значит, что ты уже работал в Амарне?

Абдула старался не смотреть Марку в глаза.

— Много лет назад, эфенди. Я был сторожем в лагере у англичан, которые были здесь. Я присутствовал при раскопках Северного дворца.

— Ты никогда мне не рассказывал! Ты, должно быть, был в то время еще совсем молодым. Оказывается, ты можешь пригодиться мне намного больше, чем я думал.

Движение становилось все более насыщенным и беспорядочным. Настоящая свинцовая лавина двигалась к центру Каира. Повсюду слышались оглушительные, резкие гудки и скрип тормозов. Мимо проезжали покрытые пылью переполненные автобусы, из дверей которых гроздями свисали пассажиры.

— Мне бы хотелось, чтобы ты разбил лагерь у подножия восточных гор, на южном берегу Королевского Вади. Доктор Фэрмер будет участвовать в раскопках в качестве фотографа, поэтому ему нужна палатка для оборудования фотолаборатории. Если мне не изменяет память, ты знаешь, как это сделать, Абдула.

— Да, эфенди.

— Ты позаботился об особой пище для мистера Холстида?

— Я выполнил все указания, которые были в ваших письмах, эфенди.

— Отлично!

Лимузин с трудом пробирался в бесконечном потоке машин на центральной площади города. На противоположной стороне площади возвышалось здание отеля «Нил-Хилтон». Когда лимузин приблизился к гостинице, Марк взволнованно потер руки. Он был необыкновенно рад, что Абдула будет снова работать с ним.

— И последнее. Будет у нас врач? Я писал тебе, что хочу, чтобы в группе был врач, так как мы будем работать в отдаленном, Богом забытом месте, а мой работодатель — очень важный господин.

— Тут я столкнулся с некоторыми трудностями, эфенди, так как очень непросто найти врача, который бы изъявил желание надолго отправиться в пустыню, даже принимая во внимание щедрую оплату, которую вы предлагаете. Скоро лето, время, когда ни один разумный человек не станет работать под палящим солнцем. Кроме того, врачей в Египте становится все меньше. Получив медицинское образование, они уезжают в Европу или Америку, где можно заработать.

— Абдула, я не поеду в Тель Эль-Амарну без…

— Но я позаботился и об этом, эфенди. Одна студентка, которую я хорошо знаю, согласна сопровождать нас во время каникул. Она учится на последнем курсе университета и уже работает в клинике в Каире. Единственная проблема в том, что она не мужчина, а женщина. Вас это не смущает, эфенди?

Марку нужно было сперва поразмыслить над этим неожиданным обстоятельством и попытаться представить себе, что сказал бы по этому поводу Холстид.

— Эта девушка отлично знает специфику археологических экспедиций и при этом очень интересуется историей Египта. У нее превосходные знания в области медицины, и ее все очень хвалят, — поспешно добавил Абдула.

— Ну хорошо, я доверяю твоему мнению, Абдула. Если ты считаешь, что она нам подходит, можешь принять ее на работу.

Блестящий «мерседес» остановился перед входом в отель, и портье бросился открывать двери.

— Скажи ей, чтобы обязательно пришла, — прибавил Марк после паузы. — Может быть, это даже и к лучшему, что среди нас будет еще одна женщина. Она составит компанию миссис Холстид.

Теперь, сидя в купе и глядя на студентку Жасмину Шукри, Марк думал про себя: «Надо же было так промахнуться!» Когда сегодня утром их представили друг другу на вокзале Рамсес, от Марка не ускользнула ее враждебность. Хотя она и сказала вежливо: «Я рада познакомиться с вами, доктор Дэвисон», — в ее манере держаться сквозила явная неприязнь. Судя по всему, она ненавидела иностранцев.

Поезд наконец замедлил ход, и в поле зрения появилась выцветшая вывеска с надписью на английском и арабском: «Маллави». Пока спутники Марка медленно поднимались с мест и разминали затекшие после долгого сидения ноги, он поспешил к выходу и спрыгнул на платформу еще до полной остановки поезда. Абдула вышел из тени обветшалого здания билетной кассы и поприветствовал его:

— Ах-лаан, эфенди. Все готово. Лагерь разбит, генераторы уже работают. Все так, как вы хотели, иншаллах.

Невыносимая летняя жара приняла новоприбывших в свои объятия, когда они один за другим вышли из поезда. Проходящий мимо высокий, широкоплечий мужчина остановился рядом с Абдулой. Застыв в неподвижной позе, он с высокомерным выражением лица смотрел куда-то поверх голов приезжих. В глаза бросался не столько его необычный рост, сколько большой крючковатый нос. Бронзовая кожа туго обтягивала его впалые щеки. На нем была голубая галабия, просторная верхняя одежда арабов, и тюрбан. На плече висело ружье. Его вид напомнил Марку мумию Сети Первого. Абдула представил его как главного гафира, который будет отвечать за безопасность экспедиции.

Марк бросил на мужчину быстрый взгляд и отметил, что один его глаз был сильно поражен трахомой.

— Ты хорошо справился со своим делом, Абдула. Машины уже здесь?

— Здесь, эфенди.

От перрона Абдула новел группу к грунтовой дороге, проходящей вдоль канала с соленой водой. Мухи роились там в таком количестве, что воздух был наполнен оглушительным жужжанием. Двое мужчин сидели по-турецки на заболоченном берегу канала и играли в триктрак. На улице стояли три черных помятых «шевроле», на крышах которых был уже привязан багаж американских туристов. Марк распределил группу по транспортным средствам, и сам сел в последнюю машину вместе с Роном, Хасимом ель-Шейхли, молодым служащим из Управления по охране памятников древности, и гафиром, который, чтобы занимать поменьше места, выставил свое ружье в окно.

Машины, подпрыгивая, ехали по ухабистой дороге, идущей мимо оросительных каналов, хлопковых полей, среди раскидистых финиковых деревьев, при этом пассажиров подбрасывало всякий раз, как нагруженные автомобили из одной рытвины попадали в другую. Толпы детей бежали вдоль дороги, крича и размахивая руками. Машины проезжали мимо, а они оставались позади, в палящих лучах полуденного солнца и облаках дорожной пыли. Когда кортеж достиг наконец берега Нила, никто из пассажиров все еще не проронил ни слова. Водители открыли дверцы, и все высыпали из машин, кашляя и отряхивая с одежды пыль.

Марк протер глаза от пыли и взглянул на остальных членов группы. Как всегда холодная и равнодушная, Алексис Холстид медленно удалялась от машины. Сенфорд Холстид, одетый в брюки цвета хаки и футболку, недоверчиво наблюдал за приближающимися фелюгами. Абдула, гафир и оба его помощника помогали водителям разгружать багаж, который они затем перетаскивали на деревянную пристань. Хасим эль-Шейхли подошел к Жасмине Шукри, которая в это время как раз повязывала на голове платок, пряча под ним свои длинные черные волосы, и они начали о чем-то тихо переговариваться.

Рон с висящей на плече камерой подошел к Марку и пробурчал:

— Слушай, ну и жара! Прямо пекло!

Марк не отрываясь смотрел на обе лодки, которые приближались к ним, пересекая по диагонали реку.

— Это еще только цветочки, мой друг.

Нил простирался перед ними подобно коричневому полю, взрыхленному кильватерами фелюг и легким северным ветерком. Участники экспедиции разбрелись в поисках какой-нибудь тени.

— Марк, что ты думаешь о Хасиме ель-Шейхли? Ты ему доверяешь?

— С ним все в порядке. Думаю, не ошибусь, если скажу про него, что он молод, неопытен и одержим желанием выслужиться. Египетское правительство пытается компенсировать недостаток иностранных экспедиций в долине Нила тем, что обучает своих людей. Только это не действует, никто не хочет работать в поле. Местные жители в основном интересуются работой в офисах и скорейшим продвижением по службе. С Хасимом, я думаю, не будет никаких проблем. Он только что окончил университет и живет еще идеалистическими представлениями. Его еще не коснулась коррупция.

— Когда ты собираешься рассказать ему о дневнике?

— Сегодня вечером.

Рон смахнул муху со своего лица.

— А Холстид держится молодцом.

Пятидесятидевятилетний Холстид прислонился к финиковой пальме и, сложив ладони, выполнял упражнение на расслабление.

— Ничего не скажешь, он в хорошей форме, — ответил Марк и тихо рассмеялся.

— Его жена потрясающе выглядит. Могу поспорить, она вышла за него исключительно ради денег. Хотелось бы знать, как долго она протянет без прислуги.

Марк наблюдал за Алексис Холстид, как та спустилась к реке и остановилась у воды. Ее густые огненнорыжие волосы блестели в ярких солнечных лучах. Она была одета так же, как и ее муж, и выглядела скорее так, будто собирается играть в поло, а не принять участие в экспедиции в пустыне. Странно, но со стороны казалось, что жара и пыль ничуть не беспокоят ее. Сначала Марк подумал, что ее спокойствие только напускное, но потом, наблюдая за ней, он вдруг почувствовал себя потным и грязным.

— Думаю, вторая не очень-то нас жалует.

— Какая вторая?

Рон повернул голову в сторону Жасмины Шукри, которая оживленно разговаривала с Хасимом.

— Да, она встретила нас не слишком дружелюбно.

На Жасмине Шукри тоже были брюки цвета хаки и рубашка, а волосы были убраны под пестрый платок. Молодые египтянки такого типа все чаще встречались Марку в последние годы. Всеобщая эмансипация и образование сделали свое дело — они отказались от традиционного образа жизни и стали намного самостоятельнее. Жасмина Шукри выглядела воинственно. Когда она стояла так, со скрещенными на груди руками и слегка запрокинутой назад головой, слушая, как Хасим тихо говорит ей что-то по-арабски, ей не хватало только ружья за спиной.

— Я доверяю мнению Абдулы. Он сказал, что она сдала все экзамены в университете на отлично и ей уже предложили три хороших места, осталось только получить диплом. Уж не говоря о том, что она единственная, кого мы смогли найти.

Рон пожал плечами, пробормотал что-то о фотографиях, которые он хотел бы еще сделать, и ушел.

Марку, пожалуй, было бы трудно сравнить этих двух женщин. По возрасту они отличались примерно лет на десять — Алексис, наверное, было чуть больше тридцати, а Жасмине двадцать два или двадцать три.

Алексис Холстид была холодной и ослепительно красивой, как сапфир, Жасмина, напротив, казалась теплой и темной, как полированное черное дерево. Каждая была привлекательна по-своему.

Презрение в зеленых глазах Алексис Холстид было вызвано высокомерием и самодовольством, злоба в пылающих глазах Жасмины свидетельствовала о ненависти к иностранцам. С каждой из них, думал Марк, по определенным причинам обращаться нужно крайне осторожно.

Он развернулся и не торопясь пошел вниз, туда, где вода омывала глинистый берег. Он смотрел на пальмы, растущие на другой стороне, за которыми простиралась песчаная возвышенность с руинами Ахетатона.

Подойдя к самой кромке воды, он стал пристально всматриваться в огромную желто-коричневую пустыню, начинающуюся вдалеке на границе плодородных полей за Эль-Тиль, у подножия горного массива. Он снова думал о том, как обидно, что Рамсгейт почти ничего не написал о местоположении своего лагеря. А вдруг его решение поставить палатки у входа Королевского Вади окажется ошибочным. Лагерь Рамсгейта мог находиться в любой точке области размером в шестьдесят квадратных километров. И, кроме того, где им следует начинать поиски цоколя? Что подразумевалось под этой «собакой» и где она может быть? Ведь, по словам Рамсгейта, там и находится гробница.

Марк закрыл глаза и, ощущая на лице теплый ветерок, попытался представить ослепительно белые соборы и дворцы, некогда возвышавшиеся на этом безлюдном пустынном плато. Он представил себе, как фараон Эхнатон и царица Нефертити едут по улицам города в своей блестящей, украшенной серебром и золотом колеснице, ему показалось, что он слышит возгласы тысяч людей, восторженно приветствующих своего живого бога.

Ахетатон, «Горизонт Атона», самый романтический и загадочный из всех древних городов, от которого теперь осталась лишь груда камней, напоминающая о некогда великолепных постройках.

Что-то случилось здесь три тысячи лет назад, что-то страшное и необъяснимое, что побудило жрецов Амона объявить эту пустынную местность проклятым местом и спрятать тело царя-еретика в неизвестной гробнице…

— Эфенди?

Марк обернулся.

— Простите, вы, кажется, не слышали меня.

Теперь и Марк услышал крики вдалеке и увидел собравшихся на причале людей, которые яростно размахивали руками, и по их взбешенным лицам было ясно, что там происходит что-то неладное.

— Что случилось, Абдула? — спросил он.

— Эфенди, у нас проблемы.