Семь демонов

ГЛАВА 17

— Сириус… — повторил Рон, задумчиво постукивая по столу пустым бумажным пакетом.

— Как и написано у Рамсгейта. Все до смешного просто.

Марк вернулся в лагерь совершенно разбитый. Только после того, как он принял освежающий душ и плотно пообедал, ему стало немного лучше. Теперь, в свежевыстиранных джинсах и темно-зеленой рубашке, он сидел, высоко закинув ноги, в общей палатке и отдыхал. Он провел уже тридцать два часа без сна.

— Когда я стоял там и смотрел на восход солнца, мне вдруг все стало ясно. Я заметил какое-то свечение на небе, и мне сразу же пришло в голову, что сегодня девятнадцатое июля. Это был Сириус, чье ежегодное гелиактическое появление возвещает египтянам о начале прилива Нила.

— Что вы имеете в виду под гелиактическим появлением? — поинтересовалась Жасмина.

— Так называют восход вместе с солнцем. Звезду можно видеть только одно мгновение на утренней заре, потом солнце светит уже слишком ярко.

— Но почему именно сегодня? — спросила Алексис. Ее голос звучал равнодушно.

— Лучше я покажу вам, как это выглядит. Хасим, дайте мне, пожалуйста, на минутку ваш блокнот.

Все с любопытством подались вперед, когда Марк начал что-то чертить на листке.

— Эта линия — горизонт. Этот кружок — солнце. Всем нам известно, что солнце восходит на востоке и заходит на западе. Но при этом мы обычно выпускаем из виду, что солнце также движется относительно линии горизонта в направлении с юга на север. Ежедневно путешествуя с востока на запад, за год оно описывает дугу с юга на север. Полгода солнце восходит где-то здесь внизу. Но так как земная ось имеет наклон, мы видим, что солнце немного сдвигается на север.

— Вниз по течению, — заметил Рон.

— Именно. Итак, здесь у нас Сириус. — Он нарисовал карандашом точку рядом с кружком, изображающим солнце. — Несколько месяцев в году Сириус не виден, потому что его заслоняет солнце. Но так как солнце перемещается на север, в определенный момент Сириус появляется к югу от него, и тогда его можно увидеть на горизонте. Как сегодня утром.

— Каждый раз девятнадцатого июля, — удивилась Жасмина.

— Да, каждый раз. Египтяне знали это. Они были первоклассными астрономами. Они заметили, что эта звезда ровно через триста шестьдесят пять дней появляется на одном и том же месте. По ней они отмеряли год. Для древних египтян Сириус был священным.

— Но каким образом это связано с собакой?

— Все очень просто. В том, что я сразу же этого не понял, частично есть и моя вина, так как я неправильно перевел загадку. А частично это объясняется тем, что нас и людей, высекших стелу, разделяет более чем три тысячи лет. — Марк написал иероглифы, находящиеся в последней строке стелы. — «Амон-Ра, вниз по течению плывет, лежит преступник, под ним, глаз Исиды, быть отмеченным». В общем-то, догадаться несложно, но я совершил ту же ошибку, что и Рамсгейт в свое время. Могу объяснить это только тем, что его перевод уже засел в моей голове, так что я просто не мог думать о других вариантах. Этот символ здесь, — он указал на большой треугольник, — как и большинство иероглифов, имеет два значения. Он обозначает глагол «быть отмеченным», но употребляется также для обозначения звезды Сириус. Так как я познакомился с переводом Рамсгейта еще до того, как сам прочел эту строку, то я совсем упустил из виду второе значение.

— Почему вы так уверены, что второе значение правильное?

— В этом нет никаких сомнений, ведь когда мне стало ясно, что здесь имеется в виду звезда, я сразу же вспомнил, что Сириус иногда называют «глазом Исиды». Новый перевод звучит примерно так: «Когда солнце на горизонте сдвинется на север, преступник лежит под Сириусом, глазом Исиды».

Холстид зашмыгал и приложил к носу платок.

— Но при чем же тут собака?

Марк отдал Хасиму ручку и блокнот.

— Мистер Холстид, Сириус — самая яркая звезда на небосводе. Это единственная неподвижная звезда в созвездии Большого Пса.

Холстид медленно опустил носовой платок.

— Созвездие Пса…

— Люди древности по-своему называли звезды, не так, как мы сегодня. Себбаха сказала Рамсгейту, что он должен искать под собакой. Наша с ним ошибка заключалась в том, что мы выпустили из виду изменение языкового употребления слов, которое могло произойти за три тысячи лет. То, что древние египтяне обозначали «глазом Исиды», мы называем «Псом».

— Но почему вы в этом так уверены? — спросил Хасим.

— Незадолго до восхода солнца Самира привела меня на край плато. Я посмотрел вниз и увидел там вдали наш маленький, ограниченный с трех сторон каньон. Первые солнечные лучи уже осветили наши раскопки. Тут я увидел, что моя тень падает как раз на цоколь стелы.

Молодой египтянин удивленно раскрыл глаза.

— Теперь мы сделаем следующее, мистер Шейхли. Завтра перед восходом солнца мы снова заберемся на плато, прихватив с собой измерительные инструменты, и, когда взойдет Сириус, рассчитаем линию, соединяющую его со стелой. Затем мы построим треугольник и при помощи полученных от звезды и камня координат сможем локализовать гробницу на одной из скал каньона.

На какое-то мгновение все погрузились в задумчивое молчание. Наконец Жасмина тихо произнесла:

— Мы приближаемся к концу…

Марк улыбнулся ей, вспоминая, как она бережно обрабатывала ссадины на его руках.

— Жаль, что нам придется ждать до утра… — проговорила Алексис, не отрывая глаз от своих пальцев.

— Боюсь, если мы займемся этим сегодня после обеда и определим положение звезды только приблизительно, то мы можем ошибиться в вычислениях на несколько сот метров. Тогда мы наверняка совсем потеряем гробницу и будем копать до самого Китая, так и не найдя ее.

— А ночью звезда совсем не видна? — спросил Хасим.

— Нет, видна, ведь она уже показалась из-за солнца. Но мы не сможем работать в темноте. — Марк встал и потянулся. — До завтрашнего утра осталось не так уж долго ждать, думаю, нам всем следует еще немного отдохнуть. Мистер Холстид? Холстид, с вами все в порядке?

— Сенфорд! — закричала Алексис и тоже встала с места.

Холстид поднял голову, и все увидели пропитанный кровью носовой платок.

Марк без рубашки и ботинок сидел на кровати. Он не мог спать при такой жаре. Расстелив перед собой карту квадратов равнины, он разыскивал на ней каньон.

Рон, сидя по-турецки на своей кровати и потягивая вино, долго наблюдал за ним, а потом сказал:

— Знаешь, Марк, мне это совсем не нравится.

Не поднимая головы, Марк в свою очередь спросил:

— Что тебе не нравится?

Он нашел каньон и обвел его карандашом.

— Да все, что происходит. У меня такое чувство, Марк, очень странное чувство.

Марк поднял на него глаза и нахмурился:

— Почему?

— Ты знаешь почему. Из-за всей этой затеи.

Марк отвел глаза. На этот раз он не смог вынести пристальный взгляд своего друга.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты прекрасно понимаешь. Мы все видим, что здесь творится что-то неладное, только ни у кого из нас не хватает смелости заговорить об этом.

— Да что ты имеешь в виду?

— Во-первых, кошмарные сны, которые всех нас преследуют. Потом это необычное поведение миссис Холстид. Она почти все время как лунатик бродит по лагерю. А когда она смотрит на тебя, в ее глазах появляется безумное вожделение, как будто она впервые увидела мужчину после долгого воздержания. И, наконец, кровотечения Холстида. А Хасим, который сражается в своей палатке со скорпионами. И…

— Ну перестань, Рон!

— Это семь стражников, Марк, они не станут нас здесь терпеть.

Марк мрачно посмотрел на друга:

— Не верю своим ушам. Ты, ученый…

— А что происходит с тобой? Что тебя беспокоит? Да ты только взгляни, какие у тебя синяки под глазами. Ты состарился здесь на десять лет.

Марк неподвижно смотрел на карту, размышляя, не рассказать ли Рону о явлении Нефертити. Но сейчас был, пожалуй, не самый подходящий момент, ведь древние заклятия видятся Рону в романтическом свете, и он переносит реальнообъяснимые явления в область парапсихологии. Отправляясь в пустыню, вполне естественно рассчитывать на встречу со скорпионами к стаями насекомых. У Сенфорда Холстида, очевидно, не все в порядке с кровообращением. А его жена, как известно, пристрастилась к таблеткам…

— Я хочу уехать отсюда, Марк.

Марк вскинул голову:

— Что?

Рон оставался спокойным и невозмутимым.

— На нас надвигаются роковые события. Чем ближе мы к гробнице, тем страшнее становятся кошмары. У меня такое чувство, будто… Конечно, Марк, я ученый, египтолог. И как египтологу мне лучше, чем кому бы то ни было, известна магическая сила древних египтян.

Марк удивленно посмотрел на своего друга:

— Ты шутишь?

— Я говорю абсолютно серьезно. И думаю, остальные чувствуют то же самое. Марк, — он сел на самый край кровати, — оба гафира умерли точно так же, как и гафиры Рамсгейта. А его жена Аманда стала бродить во сне. У его переводчика внезапно начались кровотечения. Марк, теперь все это происходит с нами!

Марк отложил в сторону карту и потянулся за бутылкой.

Он страшно разозлился, но в глубине души вынужден был признать, что все это правда. Он тоже заметил, что происходит что-то не то. Но гробница, в которой покоится царь-отступник, уже совсем близко, и тот, кто откроет ее, прославится больше, чем Хауард Картер.

— Ты сам-то посмотри на себя, — продолжал Рон. — Ты пьешь больше, чем когда-либо.

Конечно, ему хотелось почестей и славы, но еще сильнее его притягивала та женщина-призрак, называвшая себя Нефертити. Он не мог оставить ее, не проникнув в ее тайну…

— Что это?

Марк поднял голову.

— Там кто-то кричит. Это Жасмина!

Оба тут же вскочили и выбежали из палатки. На улице они столкнулись с Абдулой, который тоже бежал на крики. Почти одновременно с ним они подбежали к палатке Холстидов. Марк откинул полог на двери и первым ввалился внутрь.

Как прикованный он остался стоять у дверей.

На кровати сидела старая Самира, державшая на коленях голову Сенфорда Холстида. Она как раз подносила к его губам бокал с какой-то жидкостью. Потом Марк заметил Жасмину и Алексис, сцепившихся друг с другом, при этом молодая египтянка так громко кричала, что ее лицо сделалось багрово-красным.

— Эй, вы! — крикнул Марк во все горло.

Три женщины удивленно повернулись к нему. Самира опустила бокал.

— Что здесь, черт возьми, происходит?

— Старая ведьма хочет его отравить! — закричала Жасмина, вырываясь из рук Алексис.

— Это не яд, — тяжело дыша, возразила Алексис. — Это лекарство. Оно остановит кровотечение.

Марк с любопытством оглядел парочку на кровати: одетая во все черное старая Самира держала на руках Сенфорда Холстида, который как будто бы глубоко спал.

— Что она хочет ему дать?

— Это что-то из ее мешка, который она носит на поясе, — объяснила Жасмина. — Я случайно зашла, чтобы взглянуть, как он, и застала ее, когда она подмешивала ему что-то в чай. Я хотела помешать ей, но…

— Он совсем плох! — послышался с кровати хриплый голос. — Это ему поможет. Это хорошее лекарство, господин.

— Что это?

Она недоверчиво посмотрела на него своими круглыми блестящими глазками:

— Целебный напиток, господин.

— Открой, пожалуйста, свой мешок, шейха.

Ее глаза округлились:

— Нет! вы не должны этого делать!

— Я только хочу посмотреть, что ты ему даешь, — спокойно возразил Марк.

Он сделал несколько осторожных шагов в ее сторону, но Самира тут же уклонилась от него. Она поставила бокал и обеими руками, словно добычу, прижала к себе спящего Холстида.

— Нет, господин! Он обладает добрыми чарами, но никто не должен до него дотрагиваться! Он предназначен только для больного! Он истекает кровью!

Никто не заметил, как вошел Рон. Прямо от дверей он бросился на старуху и схватил ее, прежде чем кто-нибудь успел понять, что произошло. Она завизжала, как обезьяна, и приготовилась защищаться когтями, но тут Рон отпустил ее, уже держа в руке ее кожаный мешочек.

— Я только хочу взглянуть, что у тебя там, шейха — примирительно сказал Марк.

Рон вытряхнул ему на ладонь содержимое мешочка, состоявшее из засушенной веточки и черного порошка.

— Что это? — спросил Марк, взяв в руки тонкую веточку.

— Священная реликвия, господин. Это веточка с дерева, под которым отдыхала Святая Дева с сыном своим Иисусом, когда они бежали в Египет.

— А этот черный порошок?

Самира поджала губы, воинственно выставив вперед подбородок.

— Я знаю, что это… — тихо проговорил Рон, размяв шепотку порошка между большим и указательным пальцами. — Это измельченная мумия.

— Что?

— Он обладает большой магической силой, господин! Этот мужчина истекает кровью не потому, что он болен, а потому что в него вселился дьявол!

— Ты не можешь ему это дать, шейха.

Тут рука Самиры словно змея выскользнула из рукава, что Марк даже успел сообразить, что происходит. Она уже поднесла бокал к губам Холстида, когда Марк бросился вперед и выбил его у нее из рук.

— Аллах! — закричала она.

— Шейха, — Марк изо всех сил старался сдержать свой гнев, он знал, что женщина делала это не с дурными намерениями, — он не должен этого пить.

Она разъяренно засверкала на него глазами:

— Вы совершаете большую ошибку, господин. Я могу помочь вам победить демонов…

Марк смотрел на нее угрюмо и растерянно. Ему не хотелось обидеть ее, ведь, по правде говоря, именно она привела его к «собаке».

— Шейха, пожалуйста, предоставь это дело нам.

Когда Абдула сделал шаг вперед, феллаха подняла руку, приказывая ему остановиться. Затем она осторожно приподняла тело Холстида, бережно положила его голову на подушку и с королевским достоинством поднялась:

— С этого момента я больше ничем не смогу вам помочь, господин. Я сделала все, что было в моих силах. Теперь вам придется рассчитывать только на себя.

Марк открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Абдула уже стоял рядом с Самирой, готовый проводить ее к выходу. Презрительно фыркнув, она забрала у Рона мешочек и веточку.

Марк заметил, как Жасмина наклонилась к Холстиду, щупая его пульс. Потом он перевел взгляд на Алексис, сидевшую на кровати и рассеянно рассматривавшую свои руки. Жасмина в это время пыталась стащить рубашку с находящегося в полуобморочном состоянии Холстида.

— Мне придется отправить его в Каир.

— Нет! — Алексис вскинула голову, ее глаза сверкали. — Он ни за что на это не согласится. Он останется на раскопках.

— Ему необходимо стационарное лечение в больнице…

Алексис гневно взглянула на Марка:

— Сенфорд останется здесь, доктор Дэвисон. Он так хочет.

Когда Жасмина взяла свою сумку и повернулась к выходу, Марк хотел было еще что-то сказать, но по взгляду Алексис он понял, что его слова не возымеют действия. Тогда он развернулся на каблуках и вслед за Жасминой вышел на улицу, под палящие лучи вечернего солнца.

— Простите, Марк, — сказала она по пути к своей палатке. — Я, наверное, вела себя очень глупо.

— Вы поступили правильно. Хотя я и не думаю, что порошок из мумий сам по себе мог бы повредить ему, до кто знает, что она еще туда подмешала.

Возле палатки Жасмины они остановились.

— У меня есть немного чая, который я сама приготовила, — начала она смущенно. — Может быть, выпьете со мной чашечку?

— Конечно, я только накину рубашку.

Ужином пришлось заняться Абдуле, так как Самиру нигде не могли найти. Он приготовил вкусное жаркое из риса, мяса ягненка и фасоли, но его стряпне все-таки не хватало тех особенных трав, которыми так искусно приправляла свои блюда старая феллаха.

Ужинали все молча. Холстид, бледный, сидел тут же — проснувшись, он настоял на том, чтобы ему накрыли вместе со всеми в общей палатке. У сидящей рядом с ним Алексис был рассеянный и отрешенный вид. Она, казалось, была погружена в свои мысли и не притрагивалась к еде. Рон, занявший место напротив Марка, без всякого аппетита пережевывал куски мяса, щедро подливая себе вина. За другим столом разместились Хасим, который во время еды непрерывно строчил что-то в блокноте, и Жасмина, молча ковырявшая в своей тарелке. Во время еды Марк постоянно думал о молодой женщине. Ему было необыкновенно приятно болтать с ней за чашкой чая. Она была с ним чуть более откровенной, поведала о своих личных проблемах и трудностях на работе, о своем отчаянном желании быть признанной равной среди мужчин, хотя это было почти нереально в стране с мусульманскими традициями. Она увлеченно рассказывала о своих попытках стать независимой, и все же теперь, во время ужина, она отделилась от всех точно так же, как это сделали бы ее сестры в Каире. Как того требовали обычаи, она ела отдельно от иностранцев и не принимала участия в их разговоре. Марк вспомнил, как она вздрогнула, когда он случайно прикоснулся к ее руке.

Потом ему на ум пришел Абдула, который был несколько шокирован, когда однажды после долгих поисков обнаружил его в палатке у Жасмины. На этот раз от Марка не ускользнуло выражение лица Абдулы, и он прекрасно понимал, что оно означало: Абдула был предан традициям и не одобрял подобных доверительных разговоров между мусульманами и христианами, между мужчиной и женщиной, даже если оба они или хотя бы один из них был его старым добрым другом.

Марка занимали и другие мысли. Он думал о женщине, которую видел прошлой ночью незадолго до того, как Самира отвела его на плато. Как получилось, что он разговаривал с этим… загадочным… призраком на древнем языке? И чем можно было объяснить ненормальное поведение Алексис? Можно было даже подумать, что она страдает раздвоением личности. Но больше всего его беспокоил уход старой Самиры. После того как Марк побывал с ней на плато, он стал испытывать к ней еще большее уважение и твердо решил брать у нее уроки древнего языка. Но теперь она исчезла, и никто не знал куда.

Слабый грохот вдалеке отвлек Марка от размышлений. Он взглянул на своих товарищей, увидел Абдулу, который суетился у плиты, и подумал, что это он гремит посудой. Марк снова принялся за еду.

Тут грохот повторился снова, и на этот раз Жасмина тоже подняла голову. Они долго смотрели друг на друга.

Опять раздался грохот, похожий на раскаты грома. Тут и остальные оторвались от еды. Все начали озираться.

— Что это было? — спросила Алексис.

Марк пожал плечами:

— Не знаю…

Внезапный хлопок, похожий на глухой удар, прозвучал в ночной тишине, и через минуту все были уже на ногах.

— Кажется, гром, — сказал Рон.

— Но это невозможно…

От следующего удара затряслась вся палатка. Все побежали на улицу.

Ясное небо было усеяно звездами, и уже взошла луна. Когда снова загрохотало, все повернулись в сторону скал.

— Похоже, что гроза над плато, — сказал Хасим.

— Дождь? — спросил кто-то.

Взгляд Марка был прикован к горным вершинам. Раскаты грома звучали как пушечные выстрелы. Рон, стоявший рядом с ним, пробормотал:

— Мне это совсем не нравится…

Все семеро неподвижно смотрели наверх, на вершины отвесных скал, а раскаты грома становились все ближе. Они были похожи на стук колес тяжелых железнодорожных вагонов, грохочущих по возвышенности. Вдруг Хасим быстро провел рукой по лбу и закричал:

— Дождь!

Он опустил руку, его лицо было мокрым. Тут и остальные почувствовали слабые удары первых капель дождя.

— Какое счастье! — закричал Холстид, улыбаясь впервые за много дней. — Теперь будет не так жарко!

Дождь становился все сильнее и уже очень громко барабанил по брезенту палатки. Когда через мгновение он превратился в настоящий ливень, все, крича и смеясь, побежали в палатку. Только Марк и Абдула остались стоять снаружи под проливным дождем, все еще глядя наверх.

— Это все плотина, эфенди. Из-за нее наша погода стала непредсказуемой.

Марк продолжал всматриваться в ночное небо. Он знал, что имеет в виду Абдула. Поверхность водохранилища была настолько огромной, что его обильные испарения изменили климат в долине Нила, растения росли теперь в пустыне в таких местах, где они раньше не смогли бы выжить, количество осадков резко увеличилось, коварная влага проникла в древние памятники и стала их разрушать, как, например, наскальные росписи в Долине Принцесс, которые благодаря естественной постоянной влажности Египта сохранялись на протяжении трех тысячелетий.

Но можно ли было и на этот раз списывать все на плотину? Проливной дождь и гроза среди безоблачного, ясного неба?

Наконец и Марк побежал в палатку. Он промок до нитки.

— Тебе забыли сказать, что от дождя нужно прятаться? — съязвил Рон.

Внутри шум дождя был просто оглушительным, как будто тропический ливень исполнял на крыше палатки симфонию для ударных инструментов. Палатка дрожала на ветру. Когда буря заревела еще сильнее и удары грома послышались прямо у них над головами, а ураганный ветер с шумом пронесся по лагерю, смех в палатке утих.

Все семеро застыли в испуганном молчании, вслушиваясь в завывание разгулявшейся непогоды. Земля содрогалась при каждом раскате грома, а дождь лил все сильнее. Они испуганно переглядывались. Марк взглянул на Абдулу, и выражение лица египтянина ужаснуло его. В его глазах отражался неподдельный ужас.

Тут Марку пришло в голову, что они же находятся в устье Королевского Вади, и он подумал: «Только этого не хватало!»

— Слушай, — сказал Рон между двумя раскатами грома, — что теперь будет с генераторами? При такой сырости…

Как раз в этот момент свет погас, а вентиляторы стали вращаться медленнее, пока совсем не остановились. Какую-то долю секунды все, словно окаменев, неподвижно смотрели в темноту. Потом кто-то вскрикнул, еще кто-то пронзительно завизжал, и в палатке началась паника и неразбериха.

— Успокойтесь! — закричал Марк. — У нас есть керосиновые лампы и фонарики! Возьмите себя в руки, из-за этого не следует терять голову! Постарайтесь на что-нибудь сесть!

Тут мгновенно воцарился полный мрак. Марк еще ни разу не видел такой кромешной тьмы, такой черной, непроглядной ночи. Только в гробницах ему доводилось сталкиваться с подобной чернотой. Стараясь справиться с собственным паническим страхом, он бросился к стоящему у стены ящику, который он только что вытащил. Там он нашел четыре фонарика и две лампы, работающие на батарейках, и раздал их своим товарищам. Семь призрачных фигур с искаженными неестественным освещением лицами в ужасе прислушивались к звукам разбушевавшейся непогоды.

Жасмине пришлось закричать, чтобы ее услышали:

— Феллахи в рабочем поселке! Им негде укрыться!

— Мы ничем не можем им помочь! — Марк закрыл уши ладонями. Ему казалось, что он находится внутри перевернутой пластмассовой миски, по которой барабанит вода.

— А крестьяне! — прокричала она. — Их дома размоет!

— Здесь ведь и раньше бывали дожди, Жасмина!

— О Боже, — вырвалось у Рона, — мои пленки! А что если палатка промокает? Моя бумага, мои фотографии!

От очередного раската грома перевернулась одна из ламп. Когда Марк наклонился вперед, чтобы поправить ее, чья-то тонкая коричневая рука схватила его за запястье и невероятно сильно сжала его. Марк увидел лицо Абдулы. Египтянин выглядел как привидение из фильма ужасов. Мерцающий свет вызывал необыкновенную игру теней на его лице, его щеки казались еще более ввалившимися, глаз было почти не видно, зато нос и скулы сильно выдавались вперед. Голова Абдулы походила на истлевший череп.

— Эфенди, — произнес он так спокойно, как только мог, — вы не забыли про Вади?

— Нет, черт побери, не забыл.

— Нам нужно уходить.

— Каким образом? По-твоему, мы должны идти под дождем по размытой глине? На километры вокруг нет ни одного укрытия! Мы не сможем пройти и пятисот метров, чтобы не заблудиться и не растерять друг друга. При такой непогоде мы не проедем даже на джипе!

— Если мы останемся здесь, эфенди…

Марк гневно взглянул на бригадира и отдернул свою руку. На ней остались глубокие следы от пальцев Абдулы.

— Мы все равно ничего не сможем сделать. Поэтому не будем морочить голову остальным.

Марк смотрел на крышу палатки. Мысленно он представил Вади — русло, которое всего лишь в нескольких метрах от лагеря, выходит на равнину. Ущелье, за сотни лет вымытое в плато непредсказуемыми ливнями и внезапными наводнениями. Вот поэтому-то вблизи Вади и не было ни одной деревни. Однажды по сухому руслу может помчаться настоящий водный поток, который с невероятной силой обрушится на долину, сметая все на своем пути. Ничто не сможет сдержать натиск воды.

«Сейчас же прекратись! — мысленно приказал Марк ливню. Его охватила паника. — Прекратись! Уйди с плато. Пусть дождь идет здесь внизу, тогда Вади будет для нас не опасно…»

Еще чья-то рука тянулась к нему в темноте. Сидевшая рядом с ним Жасмина вплотную прижалась к нему. Ее маленькие холодные пальцы искали у него защиты. Он крепко сжал ее руку в своих ладонях. Все остальные сидели неподвижно, застыв от ужаса.

Так же внезапно, как и началась, гроза вдруг действительно прекратилась. Когда дождь и гром утихли, палатка мгновенно наполнилась тишиной, которая казалась еще более пронзительной, чем бушующая стихия. Несколько мгновений никто не шевелился. Потом Хасим прошептал:

— Неужели все?

— Всем оставаться на местах, — скомандовал Марк. — Мы с Абдулой идем на разведку.

Они осторожно расстегнули молнию на двери и выглянули наружу. Затем Марк робко шагнул за дверь. Абдула последовал за ним. В глубоком молчании застыли они посреди безмолвной ночной пустыни.

— Много разрушений? — послышался из палатки голос Рона.

Прежде чем Марк успел ответить, снова зажглись фонари и загудели генераторы.

— Ух ты! — закричал Рон. — Просто не верится!

Марк отошел в сторону, услышав в дверях шаги друга. Рон вздохнул полной грудью и медленно выдохнул:

— Бог ты мой!

Теперь и остальные стали один за другим робко выбираться на улицу. Все члены группы собрались у дверей палатки, с немым удивлением озирая последствия недавних событий.

Земля у них под ногами была сухой и пыльной, а простиравшаяся от лагеря до Нила и огней Эль-Хавата угрюмая пустыня выглядела так, как будто ее вообще не коснулась ни одна капля дождя.

Марк сам вел «лендровер». Он никому не захотел доверить руль, так как их осторожность только действовала бы ему на нервы. Он мчался по гальке, непрерывно наскакивая на каменные глыбы, как будто преследуя одну лишь цель — угробить себя и машину. Он был в бешенстве, от которого его могла избавить только такая отчаянная, сумасшедшая гонка. Далеко позади него остальные «лендроверы» медленно пробирались по дну узкого ущелья. Они были почти не видны за облаками пыли, которые Марк оставлял за собой. Раз Абдула даже схватился за щиток приборов и закричал: «Аллах!» Гафир сидел с посеревшим лицом, крепко зажмурив глаза и обеими руками вцепившись в сиденье. Но Марк упорно давил на газ, с грохотом наскакивая на обломки скал и груды камней и продвигаясь все выше в гору. Так он пытался избавиться от мучительных мыслей, которые неотступно преследовали его.

Даже без помощи Самиры Марку удалось незадолго до рассвета найти то место, откуда он впервые увидел звезду. Когда на горизонте показался Сириус, Марк успел рассчитать его координаты относительно цоколя стелы, прежде чем звезда поблекла в солнечном свете. При помощи измерительных инструментов и карты ему наконец удалось определить местоположение гробницы. И все-таки его мысли постоянно возвращались к жутким сценам ночной грозы.

Это был просто ветер, так объяснил он остальным, очень сильный ветер, похожий на гром и дождь. Но по их вытянутым лицам он понял, насколько неубедительно звучали его слова. Все сами чувствовали капли дождя на щеках, слышали грохот и видели, как развевались стены палатки. Это был не просто ветер.

Настроение участников экспедиции заметно ухудшилось. Ни один из присутствующих не пришел в восторг, когда они, стоя в ледяных утренних сумерках, наблюдали за восходом Сириуса. Марк не спал уже третьи сутки. Только отчаянное упрямство еще заставляло его держаться на ногах.

Ущелье становилось все уже и уже, и Марку наконец пришлось сбросить скорость. Пыль понемногу улеглась, и им стало видно дно каньона.

— Эфенди, — сказал Абдула, показывая на землю.

Марк остановил машину.

— Что это?

— Сейчас посмотрю.

Когда Абдула выпрыгнул из машины и поднял предмет с земли, Марк так сильно вцепился в руль, что его пальцы побелели. Одного лишь беглого взгляда было уже достаточно…

— О Боже…

Это был кожаный мешочек Самиры, на котором были видны свежие следы запекшейся крови.

— Абдула, я пойду пешком вперед. А ты задержишь здесь остальных. Проследи, чтобы «лендровер» не сдвинулся с этого места.

Марк был почти рад непредвиденному обстоятельству, которое помогло ему выбросить из головы ночную грозу. Он так быстро бежал по голым камням ущелья, как будто от этого зависела его жизнь.

Добравшись до входа в каньон, он остановился и осмотрел местность в бинокль. Он не знал толком, что он ищет… может быть, смятый черный бугорок. Но на песчаном, залитом солнцем дне каньона ничего не было видно. Он поднял глаза к небу и убедился, что там наверху не кружат коршуны.

Когда он вернулся назад, то увидел там всех остальных. Они спокойно дожидались его у машины. Он заметил, что Абдула уже спрятал мешочек феллахи.

— Чем вы занимались? — поинтересовался Сенфорд Холстид.

— Я только хотел убедиться, что мои координаты совпадают, — ответил Марк, стараясь не смотреть ему в глаза. — Здесь как раз хороший ориентир. Порядок, все по машинам, едем дальше!

Они работали уже три часа. Солнце было почти в зените, и каньон на глазах превращался в раскаленную печь. Рабочие Абдулы были расставлены полукругом у подножия восточной стены, звон их кирок и лопат эхом разносился по всей долине.

Марк почувствовал, что силы покидают его. Остальные члены экспедиции безучастно сидели в машинах — жара была невыносимой, и всем ужасно хотелось спать. Феллахи выкопали восемь пробных шурфов, четыре раза по два. Марк копал в том, который, как ему казалось, был самым многообещающим, так как он находился в самом центре его расчетов. Остальные были выкопаны с учетом возможного смещения почвы.

Марк ползал на коленях с проволочным ситом в руках. Пот застилал ему глаза, а спина ужасно ныла. Он работал изо всех сил. Марку нужна была находка, и он знал, что и остальным нужна встряска, чтобы они могли выйти из оцепенения и снова вернуться к нормальной жизни. Если бы они сейчас нашли гробницу, то все тревоги из-за грозы тут же улетучились бы.

— Эфенди, — длинная тень склонилась над ним, — вы переутомились. У нас есть время, эфенди, пожалуйста, сделайте перерыв.

— Абдула, займись своим делом!

Египтянин обиженно поджал губы, сказав только:

— Как скажете… эфенди.

Марк отбросил в сторону лопаточку, стащил перчатки и начал копать голыми руками. Испуганный скорпион выскочил у него из-под пальцев, но Марк даже не заметил его. Вдалеке послышался крик феллаха, который увидел змею, но Марк упорно продолжал копать.

Солнце висело прямо у них над головами, превращая каньон в адское пекло. Температура перевалила уже за сорок градусов, и вокруг был полный штиль. Несколько феллахов упали в обморок. Жасмина и Рон поспешили им на помощь. Но Марк, ничего не видя и не слыша, как сумасшедший продолжал работать. У него начало стучать в голове. Его тело покрылось мелкими пузырьками ожогов, которые ужасно чесались. Но он не переставал копать.

— Эфенди…

— Следи, чтобы они продолжали работать!

— Марк… — послышался голос Жасмины.

— Займитесь своими пациентами!

Он остановился только на мгновение, чтобы скинуть футболку, и продолжил копать. Он работал все быстрее и быстрее. Он забыл о сите, погрузился в песок и копал руками, как собака, почуявшая кость. Он не чувствовал больше ни злости, ни подавленности, ни жажды славы. Он просто механически, отчаянно продвигался вперед и больше ни о чем не думал. Вдруг перед глазами у него поплыли разноцветные круги. В ушах глухо зашумело. Марк не слышал, как Рон что-то громко кричал ему из «лендровера», он не видел, как Жасмина со всех ног бросилась к нему, и не чувствовал, как Абдула схватил его своими сильными руками за плечи. Окровавленные, покрытые волдырями руки Марка продолжали автоматически работать.

— Нет, — прорычал он, когда уже несколько рук тащили его назад. На небе вдруг рассыпался разноцветный фейерверк: пурпурно-голубой, малиново-красный и другие цвета радуги сверкающими огоньками посыпались на него из взорвавшегося солнца. Потом Марк услышал какой-то металлический звук, похожий на звон колокола, и увидел, что его медленно тащат на спине по песку.

— Что случилось?

— Мудрый вопрос, — ответил Рон.

Марк взглянул на друга.

— Я был… я был без сознания?

— Вы переутомились, — ответил другой голос.

Марк, кряхтя, поднял голову и увидел сидевшую у него в ногах Жасмину. Потом он заметил, что кисти его рук забинтованы.

— Что это?

— Это из-за ступени. Скажи спасибо, что не остался без пальцев.

— Ступень? Какая ступень? — Постой, так ты действительно совсем ничего не помнишь? Слушай, тебе еще повезло, что мы вовремя успели вытащить тебя оттуда. Ты бы видел, как ты копал. Был бы хоть песок, а то ведь набросился с голыми руками на твердый камень.

— Рон! О чем это ты?

— О ступени, Марк. Ты расчистил первую ступень лестницы, ведущей к гробнице.