Семь секунд до конца света

26. Где-то

Он понял, что продолжает звать: Джонни, Джонни!

И зов его не оставался без отклика. Питу отвечали, радуясь его приходу, узнавая и приветствуя.

Я жив, подумал Пит.

Нет, он подумал по-другому: я есть!

Это было более подходящее слово для обозначения его состояния: Пит не знал, как он выглядит, есть ли у него руки-ноги и печенки-селезенки, но он ясно сознавал, что он существует. Где? Странно, но он не задумывался об этом: где-то.

Это «где-то» не было местом или временем, вообще ничем отчетливым и определенным. Просто «где-то», куда вошел Пит. Вошел, явился, возник.

Здесь ему были рады. Нет, опять не так: его долго терпеливо ждали и дождались.

Так и нужно, уверенно подумал Пит. Все правильно, так и должно быть. Он знал, что с ним случилось. Теперь он знал всё.

Чудо все-таки произошло: семь секунд, вперед захваченных машинкой Сэма, которая превратила их в семь долгих дней, уберегли Пита от мгновенной гибели в большой компании со всем земным человечеством. Более того, эти же семь секунд-дней спасли Пита от безрадостной участи тех бедняг, которые когда-то спрятались в кейсах и утонули в пучине безвременья. Он ушел с обреченной Земли в иной мир и остался цел и невредим.

Более чем цел!

Джонни. Мы сложились, как две половинки, с признательностью подумал Пит.

Джонни тоже был – но кем или чем? Пит не знал нужных слов, да он и не искал их. Он просто безошибочно чувствовал, что привнесенный им в это «где-то» разум гармонично дополнил собой нечто еще аморфное, но полное неиссякаемой энергии и готовое радостно подчиняться его активной воле, претворяясь из «ничто» в «нечто». Когда Пит слился с Джонни, его дерзкое созидательное «хочу» соединилось с беспредельным нечеловеческим «могу».

Питер Корвуд больше не был подвержен слабостям и сомнениям, не был смертен и ограничен в возможностях. Полновластный и всемогущий, владыка и повелитель, Он больше не был всего лишь человеческим существом, не был уже Питом, но, навсегда переставая быть homo, он – более чем когда-либо sapiens! – по привычке облек мысли в слова людей.

Семь дней творенья, вспомнил Он.

И еще:

Совсем не обязательно родиться богом. При этом где-то на периферии его сознания одно за другим промелькнули воспоминания детства: книжка старых, как мир, греческих мифов и забавная деревянная игрушка, округлая и полая внутри яркая куколка, распадающаяся на две половинки, чтобы открыть прячущуюся внутри другую – такую же или даже более прекрасную…

И наконец он вспомнил и сказал главное:

– Да будет Свет!

И стал Свет.

Ослепительная вспышка в левом верхнем углу смыла с экрана половину звезд. Потом приятная глазу тьма вернулась, и нормальная картина звездного неба восстановилась – за одним небольшим, но весьма существенным исключением.

– Что это было? – моргнув, удивленно спросил старший пилот.

– Земля, – безмятежно отозвался Тревор. – Была Земля – и нет Земли.

– Мир ее праху, – пробормотал Берт.

Тревор поднял бровь и с кривой усмешкой взглянул на подчиненного. Он не предполагал, что Берт в принципе способен к проявлению эрудиции и иронии.

Вытянутая физиономия помощника сделалась еще тоскливее, чем обычно. Он не острил, он печалился.

– Что значит – нет Земли? – хмурясь, спросил старший пилот.

– Бог дал, Бог взял, – заунывно пробубнил Берт.

– Хватит! – Тревор стукнул кулаком по подлокотнику и встал с кресла. – Закрыли тему! Забыли про Землю! Полет нормальный. Идем прежним курсом.

Никто не спросил – куда идти, но растревоженный Тревор как будто услышал не высказанный вопрос и даже снизошел до объяснения:

– Нас ждет прекрасный новый Лиан. Он с избытком заменит нам Землю.

Пилот неприязненно промолчал, а зануда Берт уныло буркнул:

– Бог в помощь!

И Тревору отчего-то страшно захотелось кинуть в него чем-нибудь тяжелым.

Шестиногая корова стукнула копытом о камень, и одновременно с этим звуком послышался тяжелый вздох.

– Ну-ну, милая, не грусти, мы скоро будем дома, – нарочито бодро сказала животному Мариза.

У коровы было много ног и мало мозгов. Она умудрилась потеряться в трех шагах от дома, и Мариза битый час искала ее в подлеске.

– Теперь все будет хорошо, – сказала она, обласкав взглядом черную тушу неладно скроенного, но крепко сшитого, надежного и очень уютного дома.

Сваи, подпирающие нижний этаж, делали его похожим на большущую многоногую корову. Над горбатой «спиной» сияли звезды. Те, что покрупнее, были похожи на новогодние огни, а мелкие напоминали проколы в темном бархате.

Любуясь звездным небом, Мариза не заметила, как затянулся траурной чернотой один такой крошечный «прокол» на краю огромного неба. Исчезновение одной далекой звездочки не могло изменить общую картину для наблюдателя в отдаленной галактике. На взгляд Маризы, ничего не изменилось.

Только сердце у нее почему-то кольнуло.

– У-у? – с повышением тональности вопросительно промычала шестиногая корова.

– Да погоди ты, – отмахнулась Мариза. – Дай отдышаться. Уже почти пришли.

Она помассировала ладошкой область сердца, глубоко вдохнула воздух, напоенный ароматом ночных цветов, и умиротворенно подумала, что эта планета – настоящий тихий рай. Хорошо бы уговорить Сэма остаться тут на всю жизнь.

Боевой гругль несся по хрустальному лесу под мелодичный перезвон ломаемых веток и серебряных доспехов воинственной принцессы. Повинуясь всаднице, животное максимально спрямляло кривую и то и дело цепляло боками прозрачные стволы. Гругли воинов из отряда, собранного принцессой, шли за вожаком след в след, и звон кольчуг и множества сбитых сучьев складывался в протяжный хоровой стон.

– Фафа взять живым! – пришпоривая скакуна, крикнула Диди.

Она знала, что все ее люди люто жаждут крови мерзкого старика. Они воевали не за Диди, а против Фафа. Впрочем, на данном этапе это несоответствие представлялось принцессе несущественным. Диди тоже жаждала крови Фафа.

– Но сначала он помучается! – злорадно прошептала она.

Перед завалом, за которым окопался Фаф с остатками своего отряда, Диди круто забрала вправо, обогнула баррикаду и ворвалась во вражеский лагерь с фланга. Наиболее рьяные из ее сторонников прошли по прямой, и к тому моменту, когда принцесса пробилась к шатру Фафа, яростная сеча со стражами у входа уже закончилась. Недобитые враги пытались спастись бегством, люди Диди их преследовали. Боевые гругли разбивали копытами баррикаду и топтали раненых.

Принцесса спрыгнула на красно-белый снег, отпихнула ногой мертвое тело охранника Фафа и ворвалась в шатер. Ее во всех смыслах старый враг был побежден и пленен. Туго затянутые веревки промяли пышные розовые меха. Фаф стал похож на жалкую бескрылую птицу.

Диди усмехнулась этой своей мысли и поудобнее перехватила рукоять клинка.

– Диди! Мой нежный цветок шиповника! – жалко заблеял старик, бессильно дергая путы.

– Не старайся, – предупредила его Диди, медленно выводя вперед руку, утяжеленную боевым мечом. – Комплиментами ты меня не проймешь. Ничего тебе не поможет. Всё, Фаф. Ты мнил себя всемогущим? Напрасно. Для тебя все кончено.

Ледяное острие клинка сквозь гущу розового меха коснулось впалой груди старика. Он вздрогнул, посмотрел в глаза Диди и снова вздрогнул. Взгляд принцессы был холоднее убийственной стали.

– Все кончено, – повторил старик.

Поверх растрепанных кудрей мятежной принцессы, поверх радужных верхушек ледяных деревьев он немигающим взглядом умирающей птицы посмотрел на красный шар заходящего солнца.

– Вот и закат на Элизиуме, – с горечью сказал Фаф.

Он имел в виду нечто большее, чем обычное явление природы, но принцесса Диди намека не поняла.

– Эта планета называется Мерлин! – яростно выкрикнула она и сделала выпад.

– Гринвуд!

Капитан «Верены» слышал топот ног людей, которые с криками бежали по коридору к его кабинету, но не реагировал на их призывы. На столе перед ним лежала бумажка с экстренным сообщением, и капитан уже пять минут занимался тем, что бессмысленно и безрезультатно разглаживал едва заметную складочку на сгибе листа. Известие о гибели Земли его не потрясло, внутренне Гринвуд был готов к чему-то в этом роде. К чему он не был готов, так это к изменению собственного статуса. И к более важной роли в этом великом спектакле. Впрочем, Гринвуд привычно быстро адаптировался к нагрузкам.

– Капитан!

Люди были взволнованны и испуганы, но капитан держал себя в руках.

– Гринвуд?

Он в сотый раз прошелся ладонями по бумажке, поднял голову и с печальной иронией улыбнулся Сандерсу, который растопырился в дверном проеме, сдерживая напор толпы.

– Отныне вы можете звать меня Ноем.

– Старина Ной, кормчий ковчега «Верена»! – ловко поймал подачу Сандерс.

Ему не нужно было объяснять смысл этой аллегории.

Гринвуд коротко взглянул на разглаженную бумажку, скомкал ее и твердо сказал:

– Приказываю рассекретить координаты Лиана и сообщить их по дистанции открытым кодом.

– Раззвонить на весь космос? – Сандерс поднял брови. – Но Тревор…

– К черту Тревора!

Даже в космической пустоте новости распространяются очень быстро. Координаты Лиана приняли все обитаемые планеты и тысячи грузовых и транспортных судов с переселенцами и беженцами. Ковчеги узнали о существовании пристани. История человечества получила продолжение.

И не одно.

Где-то в неведомой дали Всемогущий Питер Корвуд старательно сотворил землю и принялся разминать в непослушных пальцах скользкий комок глины.