Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

1

«Цветков» срочно вызывал «0135» на встречу...

Их первое свидание на скамейке в парке «Борисова Градина» в Софии прошло согласно инструкции Центра. Венделовский увидел сорокалетнего человека, скуластого и круглолицего, с добродушным улыбчивым лицом, ртом, полным золотых зубов, с довольно большой лысиной наподобие тонзуры, окруженной необыкновенно легкомысленными, вьющимися черно-седыми пушистыми волосами. Встреча была предельно короткой. Обменялись паролями — перепроверили друг друга, — уговорились о месте и времени следующего контакта (ресторан при отеле «Мажестик» каждое второе воскресенье с трех до четырех пополудни — самое людное в это время место, просто затеряться в толпе обедающих). «Цветков» обещал ко второй встрече обзавестись надежными явками, винился, что не смог сделать это сегодня. Венделовский спросил о связи. Связной пока не прибыл, но старый варненский канал существует. Не слишком быстрый, зато надежный. Поговорили и разошлись.

Следующая встреча оказалась сорванной. Венделовский, придя в ресторан «Мажестик», наткнулся на генерала Артифексова (как он очутился в Софии? Когда приехал, ведь еще позавчера бездельничал в Сремских Карловцах?) в сопровождении двух господ. Генерал не заметил дипкурьера (или сделал вид, что не заметил?); Альберт Николаевич прошел через другой зал, миновал «Цветкова», изучавшего французскую газету, и выше через кафе на другую улицу.

В третий раз они снова встретились в «Борисовской Градине». Шел дождь, парк был пуст. Наняв извозчика, они поехали на явочную квартиру. «Цветков» хорошо говорил по-болгарски. Извозчик долго крутился по центру, выполняя его приказания, и это тоже понравилось, — коллега показывал себя прирожденным конспиратором. Закружил и Венделовского, а ведь Альберт Николаевич считал, что достаточно хорошо изучил столицу Болгарии. Одобрил Венделовский и выбор квартиры, расположенной в бельэтаже, имеющей вход с улицы (каменные ступеньки, козырек, чугунные, затейливой вязи перила — богатый вид) и запасной, незаметный — с переулка, через глухой внутренний двор. Над «Цветковым» три комнаты пустовали, в двух жили сестры-старухи, владелицы дома, и их дальняя родственница. По легенде «Цветков» был человеком состоятельным, владел конторой оптовой торговли овощами и фруктами, которые закупал в Болгарии и перепродавал в другие страны. Неудобство состояло лишь в том, что им обоим предстояли довольно частые поездки. То один, то другой покидал Софию. Просто необходимым оказывался некто третий, не только заместитель каждого, но и «почтовый ящик». И, конечно, их резала связь. Центр сообщал, что сотрудник направлен.

За плечами Гошо «Цветкова» к тому времени оказалось уже столько событий, что вполне и на две человеческие биографии хватило бы. В одиннадцатом году помощника типографского наборщика призвали в армию. Потом начались балканская и межсоюзная войны. Доблестная Плевенская пехотная дивизия, где он служил, стойко сопротивлялась сначала английским, потом сменившим их, французским частям. Позиционная война изменила свой характер, как только перед фронтом плевенцев появились русские части. Болгары не хотели стрелять в «братушек», освободителей от турецкого ига. Имелись случаи братания, которые рассматривал военно-полевой суд. Усилилась антивоенная пропаганда. Осенью восемнадцатого года войска Антанты на Балканском фронте начали теснить немецкие и австро-венгерские армии и вскоре предприняли общее наступление. Их противники бежали, бросая в места прорывов болгарские дивизии. Положение болгар становилось трагичным: велики были потери, не хватало оружия, снаряжения, боеприпасов и продовольствия. Росло число дезертиров и сдавшихся в плен. Однажды ночью бежал из полка в родной Пловдив и Гошо «Цветков». Но недолгим оказался его отдых. Революционный социалистический комитет решил: его место под другой фамилией на фронте. Гошо вновь оказался солдатом пехотного полка, старающегося сдержать позиции в районе Струмицы и Костурно, где продолжались бессмысленные жестокие сражения, исход которых должна была решить не столько антантовская авиация, сколько антивоенная пропаганда. После одного из боев болгары оставили позиции, покатились назад. «На Софию! На Софию! — раздавались призывы. — Долой кровавую монархию! Долой немцев и их слугу Долгоносого![15] Месть им за сметь товарищей!» Солдаты несли с собой оружие. В окрестности столицы, у села Владая, их встретил болгарский юнкерский полк, артиллерия и немецкие пулеметные команды, получившие приказ «задержать дезертиров». Произошла самая кровавая сеча — болгары убивали своих... Однако броска на Софию не получилось. Солдаты разбежались по домам. Социал-демократическая партия не смогла организовать силы и добиться победы. Время было упущено.

«Цветков» вернулся в Пловдив на полулегальное положение. Приказ партии был: собирать и покупать оружие, прятать в надежных тайниках. Военная организация, разделенная на пятерки, приступила к изъятию оружия из тайных государственных складов. Болгария по Нейискому мирному договору была разоружена, гарнизоны распущены, их оружие без учета свезено на плохо охраняемые склады. Военной организацией в Пловдиве руководил боевой унтер-офицер, коммунист Гошо «Цветков». Окружные военные организации подчинялись Центральной военной комиссии при ЦК партии, софийские товарищи весной двадцатого года поручили именно группе Гошо, проявившей себя захватами оружия из складов, новое, чрезвычайно важное задание: осуществить захват оружия, которое Контрольная комиссия Антанты решила отправить армии Деникина, — оружие, забираемое вроде бы на переплавку, из Варны отправляется в Крым.

Был разработан план экспроприации. Решили проводить операцию ночью, на пути к Варне, в месте, где паровозы, преодолевающие подъем, снижают скорость. Руководители группы проверили все детали на местности, оборудовали временный тайники, проверили инструменты. Осталось ждать из Софии сообщения, каким поездом и в каких вагонах повезут оружие.

И вот, наконец, состав уже на пути к Варне. Максимум за десять минут Гошо и три его товарища должны были снять пломбы, выбросить часть ящиков с оружием на откосы, где их принимали члены другой пятерки, и вновь запломбировать вагоны. Операция была проведена блестяще. Самым сложным, как ни странно, оказалось навешивание новых пломб, требующее навыков и точности. Деникин лишился около ста винтовок, нескольких сотен гранат, тридцати пистолетов. Так начиналась «железнодорожная война» против белых. Группа «Цветкова» провела более десяти таких изъятий...

Потом Гошо направили в партийную школу при Центральном Комитете. Он слушал лекции Васила Коларова, Георгия Димитрова, Ивана Недялкова — первого представителя КПБ в Исполнительном Комитете Коминтерна. Арест во время транспортировки новой партии оружия, избиения и пытки в тюрьме. Суд приговорил «Цветкова» за преступление против государства к восьми годам тюрьмы. Попытка побега, сорванная провокатором. Ужесточение режима, строгий надзор, наказания, кандалы. И новая попытка — во время перевозки свидетелем на процесс группы софийских коммунистов. «Цветков» не имел к той группе никакого отношения, и его, под охраной двух солдат, депортировали обратно уже через день — настолько очевидно оказалось его неучастие в делах софийцев. Пользуясь беспечностью и неопытностью обоих новобранцев, Гошо по пути к вокзалу уговорил их сделать небольшой крюк, чтобы у бывшего однополчанина выпить по стаканчику доброй ракии. Хозяин закусочной был знаком «Цветкову» по военной секции. И встретил гостей добросердечно. Гошо пошел якобы в туалет и исчез. От жены хозяина он получил костюм, пальто, шляпу, переоделся и скрылся через запасной выход. Он жалел конвоиров, простых деревенских парней, далеких от политики, — их ждала нелегкая судьба, но иного пути у него не было. Проведя несколько суток на другой конспиративной квартире, пока товарищи готовили ему документы и деньги, он был направлен в Варну. На перроне его должна была встречать высокая девушка с каштановой косой, в белом платье и с желтым зонтиком. К приходу поезда она уже ждала Гошо, на пароль ответила четко. Он не удержался и поцеловал ее. «Цветков» находился среди своих...

Варну в те годы можно было сравнить с Константинополем, где сосуществовали «свои» и «чужие», противостоящие друг другу люди, мирно сидящие в одних ресторанах и кофейнях, жившие в одних отелях. Варна стала воротами, через которые густо шло двустороннее движение. Из Советской России на Балканы и через Балканы — в Европу нелегально пробирались коммунисты. Везли агитационную литературу, типографское оборудование, средства для революционной борьбы. Возвращались на родину делегаты коммунистических партий, курьеры. Тем же путем проникали на Запад посланцы Дзержинского. Из Варны на утлых суденышках в Крым и на Кавказ отправлялись болгарские коммунисты, за которыми охотилась полиция, — их ждали пытки, суд и всегда один приговор: смертная казнь. Их подкарауливали контрразведчики, жандармерия и пограничная стража, которой услужливо помогали вчерашние противники, ныне союзники — сторожевые суда французов и англичан. На свой страх и риск, безоружные, на утлых лодчонках под рваным парусом, а то и на веслах отправлялись к родным берегам сотни солдат и казаков, направленные на пополнение армии Врангеля и решившиеся вернуться к родным хатам. Прятались в окрестностях, возле пристаней, в трюмах старых барж, заржавевших буксиров.

Через Варну широким потоком шло вооружение и снаряжение белых армий. Корабли везли не только винтовки, пулеметы, но и тяжелое вооружение — орудия и танки. Здесь свили гнездо резиденты Дезьем бюро и Интеллидженс сервис, болгарских военно-фашистских групп. Здесь находились и эмиссары белой России. В случае новой интервенции от Варны — кратчайший путь десанту на Кавказское или Крымское побережье. Сосредоточение большого количества войск и техники прикрывалось разговорами о блокаде коммунизма, который через Балканы намеревается проникнуть в Европу...

У коммунистической организации забот хватало. Гошо «Цветков» работал в Варне матросом на моторно-парусной лодке «Спасатель» — быстроходной, вмещавшей два десятка человек. «Спасатель» вполне оправдывал свое название. Не одну сотню людей избавил от верной смерти, не один десяток наирискованнейших партийных поручений выполнил. Приписанный к Варненскому городскому морскому музею, кораблик мог почти беспрепятственно ходить по Черному морю любыми маршрутами. «Мы ищем новые редкие популяции морских рыб» так отвечал каждый из экипажа в случае задержки. Оружия на «Спасателе» не было. Запрещалось иметь при себе даже личное. Спасение самого «Спасателя» зависело лишь от скорости его хода, темноты или тумана да профессорского вида капитана, действительно специалиста по рыбам и работника музея, коммуниста Богомила Стайкова, одного из руководителей варненской организации компартия.

Однако во время очередного рейса, когда «Спасатель» уже «чистый» — возвращался после выполнения задания, неподалеку от входа на акваторию порта их остановило судно морской полиции. Изучение судовых документов и почти пустого трюма ничего не дало. Полицейские собрались уже уходить, но младший офицер, внезапно остановившись, стал пристально разглядывать «Цветкова», словно стараясь вспомнить что-то. Он сделал несколько шагов поближе, не спуская с Гошо испытующего взгляда, потом, обескураженный, улыбнулся, махнул рукой и перешел по трапу на свой катер. Взревев мотором, вспенив воду, полицейское судно помчалось в сторону маяка.

— Знаешь его? — спросил Стайков, — Вспомни. Пройди весь путь и все встречи с полицией. Тебе ведь не надо объяснять?

— Дай мне десять минут, Богомил, — сказал Гошо. — Я не припоминаю его, но надо хорошо подумать.

— Мы высадим тебя на Галате. Переночуешь в лавке «Ени Кале». Не выходи до тех пор, пока за тобой не придут. Мы должны навести справки. Рисковать не имеем права.

Через неделю «Цветкова» перебросили в Новороссийск. Гошо оказался в Москве. Его принимал немолодой седой болгарин, коренастый, с темным лицом и голубыми глазами, представитель Болгарской компартии в Коминтерне, назвавший себя Методием Русевым. Это была не настоящая его фамилия: коммунисты-эмигранты часто брали псевдонимы ради безопасности семей и для нелегальной работы на родине. Гошо хотел учиться и одновременно требовал партийной работы. Его поселили в гостинице «Люкс» в маленьком номере с молчаливым пожилым болгарином в полувоенной форме, с настороженным, загорелым лицом, натруженными большими руками и «ныряющей» походкой. Он хромал на левую ногу. Звали его Димитр из Тырново. Вопросов не задавал и вскоре ушел. Не вернулся и ночевать. Утром он разбудил Гошо, сказал:

— В десять тебя ждет Коларов, первый номер от лестницы направо. Понял? — и, сняв сапоги и френч, рухнул на кровать. И мгновенно заснул, задышал ровно.

Коларова «Цветков» знал. У Василя был усталый вид. Гошо рассказал о себе, о ситуации в Болгарии.

— Положение тяжелое, — вздохнул Коларов, — а будет еще трудней, Гошо. Фашистская Болгария собирает силы. Они уничтожат Стамболийского, возьмут власть, — Коларов быстро записал что-то на одном из листков, веером лежащих на столе. Лицо его размягчилось, морщины на лбу разгладились, в зеленоватых глазах появилась добрая усмешка. — А здорово вы оружие у белогвардейцев воровали, — сказал он. — О твоих военных операциях здесь знают.

— В Москве? — удивился «Цветков». — А кто?

— Кто, — усмехнулся Коларов, — это неважно. Кому надо, тот и знает. И благодарит за активную помощь Красной Армии. Завтра пойдешь на Лубянку, — он протянул Гошо листок, на котором сделал надпись. — Отнесешь. Тут все сказано: время, номер комнаты, к кому. А сюда приходи в воскресенье. Цветана нас обедом накормят. Жена у меня — знаток болгарской кухни. С едой в Москве, сам знаешь, трудно, но она волшебница...

Гошо стал студентом трехгодичного коммунистического университета, но не смог закончить и первого курса. Нарастание тревожных событий в Болгарин требовало срочного возвращения ряда партийных товарищей. Уехал и Василь Коларов.

— Наши силы нужны родине, — прощаясь с Гошо, сказал он. — Бели мы дадим победить себя монархистам, они зальют страну кровью крестьян и рабочих. До встречи, Гошо! Думаю, обстоятельства потребуют и твоего присутствия.

Возвращение «Цветкова» на Балканы проходило более сложным путем, чем путешествие на утлой лодчонке через штормившее Черное море, и продолжалось оно несколько месяцев. За это время он изучил немецкий язык: в будущем ждали его нелегальные разъезды не только по Болгарии, но по Австрии, Венгрии, Югославии, Румынии. Один бог знал, куда могли занести его нелегальные дела!

На немецком говорили во всех этих странах. Гошо понимал сербскохорватский, знал турецкий, свободно изъяснялся и по-русски.

Его направили в Вену (тогда-то и стал «Цветковым»). Он снял две комнаты в центре, объяснив хозяйке, что довольно высокая цена его устраивает потому, что приехал он, чтобы возглавить управление австрийским филиалом отцовской конторы, которая занимается ввозом фруктов и овощей (фирма «Цветков и сын» была уже зарегистрирована у властей. Два энергичных и знающих дело помощника для установления связей в торговом и финансовом мире уже ждали приезда «шефа»). Гошо устанавливал контакты, выдавая себя за преуспевающего, довольного жизнью рантье. Дела фирмы неожиданно пошли хорошо, торговый оборот стал расти. Появилась возможность открыть филиалы в Софии и Белграде. Оттуда регулярно поступали в Вену свежие овощи и фрукты, брынза и йогурт, куры, гуси, индюшки. Торговая фирма «Цветков и сын» создавала надежное прикрытие. Кого могло удивить, что «Цветков», обладающий широкими деловыми связями, часто разъезжает по Балканам, откуда идет основная масса его товара.

Хорошо работалось Гошо в родной Болгарии. Тут были старые друзья, проверенные партийные товарищи, на которых можно было опереться. Но тут было и опаснее всего: его могли узнать и в Софии, и в Пловдиве, и в Варне. «Цветков» изменил внешность: покрасил волосы, отрастил пышные усы, за которыми тщательно ухаживал. Походка у него выработалась медленная, солидная, скрывающая фронтовое ранение. Право «выхода» «Цветков» имел лишь на Богомила Стайкова, который работал теперь в Софии, в Центральной Военной организации партии. Только он знал «Цветкова»-коммерсанта. У них была надежная явочная квартира. Была связная — девушка с толстой косой, что встречала в свое время Гошо на варненском перроне, — старшая дочь Стайкова...

Одному из членов Военной организации удалось проникнуть в высшие административные и военные круги, устроиться на службу в министерство внутренних дел. Это был литератор Иончо Белев. Он помог внедриться еще нескольким коммунистам: С ними начали сотрудничать болгары-патриоты: штабной полковник Сергей Копаранов, главный бухгалтер военного министерства Христо Топалов, делопроизводитель Илия Пчеларов, работник военно-политического отдела Петр Кынев, Трифон Георгиев, Борис Бумбаков — из министерства железных дорог. Установив контакт с начальником радиотелеграфа Антоном Слоневским, ЦК болгарской компартии стал обладателем секретных шифров и получил доступ к тайной документации армии, высоких политических, дипломатических и руководящих полицейских чинов. Многие коммунисты-подпольщики благодаря Военной организации сумели ускользнуть из-под ареста, избежать провала групп, захвата ее членов.

Через группу Христо Боева (Тома Измирский, Радослав Габровский, Иван Станчев)[16] Военная организация получала информацию о переписке различных ведомств правительства с командованием врангелевских войск. Через привлеченного к работе белого офицера, настроенного против использования русских в гражданской войне в Болгарии, капитан Димитр Тодоров сумел перехватить письмо Врангеля к военно-фашистскому руководству. Тырновцы Тихомир Кукумявков, Никола Попов с помощью офицера Николая Горюнова сняли копии с секретных документов штаба Кутепова о подготовке заговора. Опубликованные газетой «Работнически вестник» архисекретные документы врангелевцев позволили Совету министров Болгарии принять решение о высылке из страны более трех десятков генералов и о разоружении 1-го корпуса, которое из-за половинчатости политики Стамболийского выполнено не было (на правительство «давили» чуть ли не все европейские державы)...

Гошо «Цветков» приступил к новому задания Центра: установить связь со своей агентурой, действовавшей в штабе Врангеля.

2

«...Цветков» вызывал Венделовского на встречу. Оба уже знали о военно-фашистском перевороте и бегстве Стамболийского. Цветков рассказал:

— Главные заговорщики из фашистского «Военного союза», «Народного сговора» и «Конституционного блока» девятого июня вечером собрались на квартире генерала Русева на улице Степана Караджа, чтобы согласовать состав правительства. Премьер-министром определили Цанкова. После споров внутреннее министерство отдали Русеву, финансов — Тодорову, земледелия — Молкову, железные дороги — К а засову, военное министерство — Вылкову, иностранных дел — Калфову. Полковники Вылков и Калфов притворно пытаются отвести свои кандидатуры по причине принадлежности к армии и личных отношений с царем, но затем соглашаются.

— Почему?

— Оба — агенты Бориса. Только Вылков — ограниченный исполнитель, а ловкий, лукавый Калфов корыстолюбив и амбициозен. Как адъютант он хорошо знает царя, многому научился у него. «А что мы станем делать, если царь откажется подписать указ о перемене правительства?» — неожиданный вопрос Русева вызывает споры. «Наши головы не дешевле головы царя: его голова одна, а наших десять!» — кричит Казасов. Было около трех часов после полуночи. «Еще пятнадцать минут, господа, и армия начнет действовать», — урезонивает всех Рачев. И действительно, вскоре раздается короткая пулеметная стрельба, взрывы гранат. Заговорщики ждут, многие не могут скрыть волнения. В четыре часа появляется подполковник Велчев, докладывает: «Операция проведена в соответствии с указаниями». Значит, все правительственные учреждения захвачены, члены кабинета арестованы. Кроме скрывшегося Стамболийского и его правой руки Даскалова, уехавшего ранее в Прагу. Теперь — к царю! Цанков и несколько его сторонников на двух автомобилях направляются во дворец, в сопровождении гвардейского эскадрона. Перед «парком Враня» все выходят. И... исчезают. Появляются в Софии лишь в середине дня с подписанными царем указами. Вот вся моя информация.

— Могу дополнить, — сказал Венделовский, потерев висок, точно от нестерпимой головной боли. — За полную точность не ручаюсь: требует проверки. Источник оказывал мне услуги, хотя информация идет через вторые руки. Итак, начальник караула пропускает приехавших — их же знает каждый солдат — к парадному входу. Полковник Цанев приказывает вызывать управляющего. Тот получает приказ: доложить его величеству, что премьер-министр Болгарии хочет ему представиться. «Господин полковник, — сдавленным голосом отвечает управляющий, — его величество спит, я не смею разбудить его». — «Не пойдешь добром, заставлю силой», — настаивает полковник. Управляющий, поклонившись, уходит. И надолго. Положение становится тягостным и унизительно-конфузным. Конвойный эскадрон отводят за ограду. Цанев открывает дубовую дверь, и все оказываются в вестибюле. Дверь во внутренние покои закрыта, но вскоре появляется управляющий, объявляет, что царя нет во дворце. Вероятно, он вышел в парк! «Он врет! — взрывается Цанев. — Пожалуйте за мной, господа!» Широкой мраморной лестницей все поднимаются на второй этаж. Их встречают царские адъютанты майор Сиклунов и капитан Драганов: царя нет во дворце — на рассвете он отправился в парк на охоту. Им не верят: почему, в таком случае, долго отсутствовал управляющий? Заговорщики требуют, чтоб им показали царские спальни. Адъютанты ведут их по комнатам.

— Почти как у Дюма, — замечает «Цветков».

— Почти, — соглашается Венделовский. — Покои пусты, но повсюду следы их владельца. Цанев продолжает грубо допрашивать адъютантов, но те твердят: царь на охоте. Убедившись, что Бориса во дворце нет, обескураженные члены нового правительства выходят во двор. Прислуга, отправленная на поиски монарха в парк, возвращается ни с чем. Положение трагикомическое. Уже утро. Что происходит в Софии, Цанков не знает. После короткого совещания решают искать монарха до одиннадцати, после чего возвращаются в столицу. Цанев рассылает по парку разъезды для поиска Бориса. Безрезультатно! Цанков связывается по телефону с кем-то из своих соратников. Вероятно, просит совета или старается прояснить политическую ситуацию. После звонка — одиннадцать уже наступило — решено ждать еще полчаса. И тут слышится приближающийся конский топот. Галопом мчится княжна Надежда. Не обращая ни на кого внимания, она скрывается во дворце, следом — адъютанты. Капитан Драганов под нажимом заговорщиков соглашается провести их в покои сестры царя. Княжна бледна, испугана. «Ваше высочество, — с обидой говорит Цанков, — Стамболийский низложен, Я — председатель нового правительства. Со мной — коллеги, прибыли для представления главе государства и ждем более четырех часов. Мы утверждаем, что царь был уведомлен о нашем визите, но, несмотря на это, покинул дворец. Это вынуждает нас вернуться в Софию, снять ответственность за все неожиданности». Княжна в панике: «Я ничего не знаю... Царь, наверное, на охоте... Подождите, господа, я разыщу... Он вас примет... Подождите». Все опять выходят во двор, прогуливаются по парковой аллее. Их догоняет адъютант: царь возвратился, он переодевается и сейчас их примет. Борис абсолютно спокоен. Извиняется, что заставил их ждать, словно речь идет о десятиминутной задержке, говорит: «Как только я узнал о софийских событиях, я пошел в лес, чтобы обдумать их развитие. Альтернативы мрачные, господа. Что вы хотите сказать мне? «Цанков с почтением повторяет то, что уже говорил княжне. Он уверен, что царь одобрит их акцию. «Я уже не царь, — лукавит Борис. — После случившегося, что остается от прерогатив главы государства, от его права обдумывать каждый шаг и поступать в соответствии со своим разумом и интересами народа? Я уже не царь, господа». — «Вы — царь болгар, ваше величество, никто не дерзнет это оспаривать!» — восклицает премьер. Монарх, хитря, возражает! «Когда установленный законами порядок нарушается, функция главы государства лишаются смысла». Начинается спор без конца и края. Первым не выдерживает Цанков. Он ставят вопрос прямо: с кем царь, с армией или против. Жребий брошен, новое правительство выполнит свой долг и без монарха. Последствия этого падут на династию. Цанков достает заготовленные указы и кладет их на стол. Общее молчание. Наконец Борис со словами; «Помогай вам бог, желаю успехов нашему отечеству, прошедшему черев столько испытаний», — подходит к столу и подписывает указы. Данков просит царя немедля вернуться в Софию. Борис обещает, прощается и исчезает в своих апартаментах. Все! Теперь проанализируем: эпизод в «парке Враня» — комедия или действительное стремление не участвовать в событиях?

— Умелая комедия! — горячо восклицает «Цветков».

— А дружеский визит в сопровождении сестер к Стамболийскому, интерес к его работе и новым проектам?

— Машина переворота пущена, и Борису это известно.

— Доказательства?

— Операция началась в три ночи. Телефонная связь в руках путчистов. Столица спит. Если бы Борис не знал о перевороте, он спал бы во дворце, а не прятался в парке.

— Логично. Кто же извещал его о событиях?

— Без сомнения, Вылков и Калфос, те самые, что решительно отказались от участия в новом кабинете.

— Скорей всего они. Так... А почему Борис прятался от Данкова?

— Пребывание его в лесном тайнике, как мне кажется, имело две задачи. Свидетельствовало о непричастности к перевороту и позволяло дождаться победы той или иной стороны. Он только играет в нерешительность. Это неколебимый человек. Для своих тридцати лет личность незаурядная. Действует умно, расчетливо, очень тонко, политически дальновидно.

— Лавирует, умело руководя и Стамболийским, и Данковым, и «Военным союзом».

— Против газетных утверждений одинаково далек я от германофильства, и от англо-саксонской ориентации. Ищет дешевой популярности, ловко изображает «народного царя», любимца народа. Фаталист: ездит повсюду без охраны. Чрезвычайно скрытен.

— Мудро. Ты хорошо изучил своего монарха. Итак, в Болгарии власть захватила реакция. Думаешь ли о реальном сопротивлении со стороны Земледельческого союза и компартии, их способности поднять народ?

— Если земледельцы и компартия договорятся. Там много расхождений.

— К сожалению. Уверен, что и врангелевцы поддержат Данкова.

— Есть ли опасность для нас?

— Только в случае арестов людей, контактировавших с Военным отделом партии.

— Советую: немедленный переход на нелегальное положение и отъезд хотя бы на время. Я еду в Париж. В Белграде буду через четыре дня. Там и встретимся, дружище...

В ЦЕНТР ИЗ ПАРИЖА ЧЕРЕЗ «ДОКТОРА» ОТ «0135»

«Стамболийский с отрядом охраны и группами селян принял бой близ своей дачи в Славовице после неудачных попыток захватить Пазарджик. Был арестован капитаном Харлаковым в деревне Голак, препровожден в городские казармы. Военному министерству была послана телеграмма: «Во исполнение приказа я арестовал премьер-министра, но по дороге из Пазарджика на автомобиль напали крестьяне , похитившие Стамболийского. Я приказал преследовать нападавших. Мы идем по их следам». Во второй телеграмме, посланной на следующий день, говорилось: «Преследуемый и нагнанный бывший премьер-министр Александр Стамбалийский во время оказанного сопротивления был застрелен на местности Эледжик. Капитан Харлаков». Преднамеренное убийство санкционировано и организовано правительством. Болгария, лишенная международных амбиций, устраивает Александра больше.

Следует ожидать немедленных репрессий против советских организаций Красного Креста и «Союза возвращения на родину». Дело против убийц Агеева прекращено. В пригороде Плевны зверски убит уполномоченный Красного Креста Митрофан Васильевич Шелепугин. Труп найден в виноградниках. При осмотре обнаружены: пулевая рана в висок, ножевая — в сердце и в спину, ноги исполосованы. Жертву пытали. Корешков и Корецкий от имени советской миссии Красного Креста официально заявили протест.

По просьбе генерала Ронжина новое правительство реабилитировало всех чинов русской армии. Как невинно пострадавшим, им разрешено вернуться в Болгарию. Приказано возвратить все бумаги и документы, принадлежавшие главному командованию и штабу корпуса.

Репатриация будет тормозиться всеми способами: убийствами активистов, арестами, запугиванием. По распоряжению министра внутренних дел Русева создана комиссия по расследованию деятельности миссии Красного Креста. Газеты печатают «проверенные сообщения» о связи миссии с болгарскими коммунистами, о детальных планах коммунистического переворота в стране.

На улице Милоша в Белграде банковский служащий пять раз выстрелил в авто сербского премьера Пашича. Пашич ранен в левую руку, плечо. Стрелявший схвачен. Серьезные политические мотивы отсутствуют. На Дворской улице Врангель, шедший в сопровождении двух адъютантов, был остановлен русским полковником, кричавшим: «В Севастополе вы обещали повести нас спасать Россию. Мы поддерживали вас. На нас большая вина. Но на вас, генерал, грех, великий грех!»

0135».

В ЦЕНТР ИЗ СОФИИ ОТ «ЦВЕТКОВА»

«Усиление фашистской диктатуры вызвало выступления многих районов Болгарии, руководимые компартией и левой частью БЗНС. Создан ревкомитет — руководством Коларова, Димитрова. Благодаря недостаточной координации, слабой работе в армии, несогласованным забастовкам на железной дороге, почте, телеграфе восставшие вынуждены перейти к обороне. Цанков, требуя помощи, разослал приказ о мобилизации русских контингентов: «Предлагаю немедленно, по барабану, мобилизовать казаков и русских, заявив им, что насилия к ним применено не будет, но что, если они желают спасти свою жизнь, они должны принять участие в борьбе. С гибелью нашей погибнет и русская эмиграция». Черные сотни во главе с генералами Абрамовым и Макаровым, полковником Гребневым, мстя болгарам за недавние унижения, уничтожали крестьян и рабочих. Особо «отличились» отряды бывших марковцев, дроздовцев в районе Перника, Пловдива и Старой Загоры; в Введенском округе — отряд генерала Курбатова, сооруженный и переодетый в болгарскую форму; отряд капитана Романова; отряд из тысячи человек, разбивший восставших при Фердинанде. Шестьсот казаков, получивших оружие, выступить отказались, заявив, что будут при необходимости лишь защищаться. Белогвардейцам объявлено: они получат по сто левов за каждый боевой день, по пятьдесят — за небоевой. В Болгарию приезжал Кутепов, останавливался в русском посольстве.

К концу сентября фашисты потопили восстание в крови. Тысячи убитых, раненых, брошенных в тюрьмы, взятых в плен. Часть бойцов перешла границу Югославии. Пытаясь оправдать свою деятельность, правительство заявило о «захвате тайного циркуляра Коминтерна», в котором, согласно договору между Стамболийским и Раковским, в Болгарии должна была быть провозглашена республика и образовано рабоче-крестьянское правительство. В подготовке революции штабом являлась советская миссия Красного Креста. Фашистские агенты Цанкова произвели налет на здание миссии и «Союза возвращения на родину». Ничего компрометирующего не найдено, хотя специальная комиссия во главе с градоначальником Г.Кисьовым приложила все усилия, чтобы доказать «правильность действий правительства перед общественным мнением». Оба здания опечатаны. Ряд активистов «Совнарода» и Красного Креста под охраной отправлен в Варну для высылки в Советскую Россию. Миссия обратилась к представителю Лиги наций. Компартия запрещена, ушла в подполье. Разрешена новая организация по работе среди русской эмиграции. В Пловдиве создано общество «Карай, братушка», состоящее из наиболее реакционных элементов.

Указание о сведении всех контактов до минимума принял к исполнению. Товарищи эмигрировали благополучно, за исключением Асена Венкова, схваченного к убитого «при попытке к бегству». Цанковцы готовят показательный процесс. Прокурор требует смертной казни.

Считаю возможным продолжение работы в Софии ввиду полного отсутствия «засветки». Проверено неоднократно.

Цветков».

Резолюция на информации:

«Цветкова временно оставить. Контору перевести в

Вену. Всемерно ускорить подготовку и переброску «Джона».

В ЦЕНТР ИЗ ПАРИЖА ОТ «ДОКТОРА»

«Самопровозглашение Кирилла императором всея Руси решено им, поддержано окружением, направляемым Викторией Федоровной. Николай Николаевич к борьбе не готов. Скорее всего ограничится еще одним заявлением. Армия, на словах решительно поддерживающая Николая, к действиям не способна: главком упорно отстаивает позицию «вне политики», Кутепов не обладает достаточной полнотой власти.

По сообщению «0135», встреча с «Джоном» не состоялась. «0135» безуспешно пытается поменять место службы.

Работа затруднена отсутствием постоянной связи «0135» в Белграде.

Примечание 1 на информации:

«Необходима резка нота по поводу болгарского Красного Креста и репатриации. Возможно непосредственное обращение к Нансену».

Примечание 2 на информации:

«Действия фашистов вызвали недовольство Нансеновского комитета. Болгарская полиция вновь напала на миссию Красного Креста. Дом обыскан, сотрудники трое суток содержались под домашним арестом. В Варне арестовано местное бюро «Совнарода». Имели место многочисленные случаи побоев и издевательств над русскими людьми, готовыми вернуться на родину. Министр Хр.Калфов вынужден был сделать заявление: «Болгарское правительство не противодействует бывшим воинам вернуться, чины полиции, допустившие инциденты в Варне, понесут заслуженное наказание». По сообщению «Цветкова», Калфов не наказал, а лишь переместил градоначальника из Варны. Полагаю, следует продолжить наблюдение и дипломатическое давление. Репатриация без документов нежелательна: возможна засылка к вам агентов.

М. Трилиссер».