Серая маска

Глава 1

Мистер Пакер покачал на пальце тяжелую связку ключей и положил ее на стол.

— Четыре года — это много, — сказал он. Сухой и вежливый тон недвусмысленно давал понять Чарлзу Морею, что в глазах его нотариуса четырехлетнее отсутствие и пренебрежение бизнесом, перешедшим к нему по наследству после смерти отца, совершенно недопустимо. Мотаться по свету, забираться в его самые дальние уголки — не дело для единственного сына, наследника огромного состояния. Ему следовало занять подобающее место в обществе, баллотироваться в парламент, где один за другим были представлены три поколения его семьи, и остепениться.

Чарлз взял ключи, скользнул по ним тяжелым взглядом и опустил в карман.

— Полагаю, сегодня вы не пойдете в этот дом? — сказал мистер Пакер.

— Не пойду. Пока я живу в отеле «Люкс». Просто решил заглянуть к вам и забрать ключи.

— Я потому спросил, что думаю… вернее, точно знаю, что там сейчас нет сторожа. По четвергам Латтери к вечеру всегда уходит. Я это знаю потому, что по четвергам он получает здесь зарплату. Он очень пунктуален и приходит строго к пяти. Я подумал, что если вы будете звонить домой, то вас удивит его отсутствие.

— Нет, сегодня я туда не пойду, — заверил Чарлз мистера Пакера и посмотрел на часы. — Сегодня я обедаю с Милларом. Думаю, вы его помните.

Мистер Пакер помнил Миллара. Было заметно, что это сообщение не вызвало в нем энтузиазма.

Чарлз встал.

— Ну что ж, завтра зайду еще раз и тогда подпишу все, что нужно. Надеюсь, я вас не слишком задержал? Не думал, что уже так поздно.

Он вышел в сумрак промозглого октябрьского вечера. Человека, четыре года прожившего под тропическим солнцем, встречала погода, которая должна угнетать и наводить тоску. Чарлз вдохнул сырой холодный воздух и понял, что это ему нравится. Удивительно приятно было вновь очутиться дома. Ярость и боль, гнавшие его из дому четыре года назад, утихли, ушли, сгорели в неистовом пламени, превратившись в пепел забвения. Теперь он мог думать о Маргарет Лангтон без боли и злости. Она, конечно, замужем — девушка бросает мужчину накануне свадьбы только в том случае, если у нее есть другой мужчина. Да, Маргарет несомненно замужем. Весьма вероятно, они встретятся. Он подумал, что встреча будет крайне интересна для обоих.

В «Люксе» его ждала телеграмма от Арчи Миллара. «Ужасно сожалею. Получил телеграмму от тети Элизабет, она посылает их примерно раз в месяц. Не повезло, что она взбрыкнула именно сегодня! Чао! Арчи».

Чарлзу пришлось обедать в одиночестве. За супом он еще сожалел, что нет Арчи Миллара, но к рыбе уже утешился. Не нужен ему ни Арчи, ни его общество; не хотел он идти ни в театр, ни на шоу. Его страстно и безудержно тянуло в дом, отныне принадлежавший ему, — в дом, который хранил воспоминания. Он не желал слушать отчет Латтери о том, как ведется хозяйство, не желал слышать жалобы миссис Латтери по поводу сырости, которая портит вещи. «Что только не делай, сэр, сколько ни проветривай, а уж я-то знаю, что проветриваю как никто другой», — звучал в ушах ее сварливый, визгливый голос. Нет, не хочет он разговаривать с миссис Латтери. Но он хочет увидеть дом, хочет войти в него.

Чем дальше он шел навстречу восточному ветру, пропитанному дождем, тем больше росло его нетерпение. Дом манил его к себе. А почему бы и нет? Его построил прадед, там родились его дед и отец, там родился и он сам — четыре поколения Мореев, четыре поколения памяти. И вот дом пуст и ждет его прихода.

Сто лет назад Торн-лейн была приметной улицей: колючая живая изгородь из боярышника по весне стояла вся в цвету, будто облитая молоком, а в октябре птицы клевали на ней темно-красные ягоды. Сейчас она представляла собой мощеный проход между двумя оживленными улицами, оба конца которого перегораживали шлагбаумы, отмечая пешеходную зону. Когда мистер Арчибальд Морей строил свой большой дом, эта дорога вела за город.

Узкая аллея посредине Торн-лейн разделяла дома — одни из них смотрели на Торнхил-сквер, другие выходили на современную Джордж-стрит. Старый переулок прихотливо извивался меж высоких валов, а аллея, огороженная высокими кирпичными стенами, шла очень прямо. Дом номер один по Торнхил был угловым.

Чарлз Морей, пройдя по Торн-лейн, свернул направо и прошел десяток ярдов по аллее. Перед дверью в кирпичной стене он остановился и достал ключи, полученные от мистера Пакера. «Наконец-то я пришел», — подумал Чарлз, перебирая в темноте связку. Сколько раз они с Маргарет проходили по этой аллее в сумерках или в полной темноте!

Интересно, подумал он, живут ли еще Пельхамы в доме двенадцать по Джордж-стрит, и выучил ли Фредди Пельхам за эти четыре года какие-то новые истории? Ох уж этот Фредди и его бесконечные истории ни о чем! Даже в разгар любви к Маргарет он с трудом переносил ее отчима. Что ж, теперь не придется заставлять себя смеяться рассказам Фредди.

Чарлз перебрал ключи, нашел нужный — с зарубкой на стержне. Сдвинул остальные ключи в сторону, левой рукой ощупал замочную скважину. Пальцы скользнули по мокрому холодному дереву к железу, которое было еще холоднее. Он надавил рукой — дверь качнулась. Толкнул, и она распахнулась. Ключ оказался не нужен — дверь была не только не заперта, но даже не закрыта на задвижку. Похоже, Латтери совсем разболтался, раз вышел из дома через черный ход, оставив переднюю дверь еле прикрытой.

В саду было очень темно. Высокая кирпичная стена заслоняла свет последнего на Торн-лейн тусклого фонаря, который должен был освещать улицу и аллею, выходящую на нее.

Чарлз уверенно, как при свете дня, зашагал по выложенной плитками тропинке, хотя сейчас его вела только память. Вот терн — он вырос восемь лет назад из косточки, заброшенной через высокий старый забор. Дальше шли кусты лаванды, в темноте они нежно прогнулись под его рукой. Сад был впечатляющих размеров, а ведь был еще больше до того, как дед построил бальный зал на месте цветочной террасы.

Чарлз прошел вдоль длинных темных окон, разделенных чуть выступающими колоннами. Память неотвратимо вернула его в тот июньский вечер с сияющими огнями распахнутых окон, с теплыми летними сумерками. Танцующим достаточно было пройти между колоннами, спуститься по двум мраморным ступеням, и они попадали в цветник.

Он нахмурился и, тряхнув головой, остановился. Что ему теперь тот июньский вечер? Где найти убежище от воспоминаний? Но коль прошлое высылает к нему призраки, нужно взглянуть им в лицо и приказать убраться восвояси. Он живо представил себе тот июньский вечер. Шли последние часы его помолвки с Маргарет — он видел ее и себя, видел ее отца, довольного и гордого. Маргарет была в чем-то белом и серебряном, она сияла, она была прекрасна как никогда. Он мог бы поклясться, что светоч радости где-то внутри нее — он излучает сияние и красоту. И поскольку через неделю у них должна состояться свадьба, он знал, что за огонь пылает в этом светоче радости. А на следующий день она вернула ему кольцо.

Чарлз уставился на темные окна. Ну и дурак же он был! Мерой его дурости была мера его неверия. Он не верил словам, написанным рукой Маргарет, не верил, когда ему не дали с ней поговорить по телефону; не верил, когда ворвался к ним в дом и ему было сказано, что она уехала из города; не верил, даже когда прочел в газете скупое сообщение, что «свадьба мистера Чарлза Морея и мисс Маргарет Лангтон не состоится».

Примирился ли он с фактами? Быть отвергнутым — не очень-то приятная штука. Чарлз Морей уехал из Англии, переполненный яростью и горечью унижения. Ему никогда в жизни не приходилось думать о деньгах — если он хотел уехать, то уезжал. Отец не возражал. Сначала были Индия и Тибет; потом Китай — таинственный, трудный, опасный Китай, известный немногим европейцам. В Пекине он столкнулся с Юстином Парром, и Парр разжег в нем энтузиазм — захотелось пройтись по неизведанным тропам Южной Африки.

Некоторое время он все же колебался, но неожиданно умер отец, и, поскольку теперь ему не к кому было возвращаться, он пустился вместе с Парром в приключения. Его влекла тайная надежда, безотчетный соблазн забыть Маргарет.

Чарлз пристально вгляделся в эти призраки, и они бесследно исчезли. Он поздравил себя с тем, что решился взглянуть им в лицо, и, довольный собой, дошел до конца мощеной тропинки и нащупал ручку двери, ведущей из сада в дом.

Довольство сменилось злостью. Эта дверь тоже оказалась открыта. Он всерьез стал подумывать о том, чтобы ознаменовать свое возвращение увольнением Латтери. Чарлз вступил в галерею — она была длиной в несколько футов и заканчивалась вращающейся дверью в холл. Там горел свет — не люстра, заливающая светом весь холл, а маленький, затененный светильник в углу.

Было что-то очень унылое в пустоте большого дома. Чарлз посмотрел на светильник и задался вопросом: а действительно ли дом пуст? Он должен был чувствовать его пустоту, но не чувствовал. Он должен был чувствовать хотя бы уныние. Вместо этого его охватило возбуждение — то ли ожидание, то ли предчувствие приключения. Он поднялся по лестнице и свернул в правый коридор. Этаж был погружен во тьму. Слабый свет доходил из лестничного проема и позволял видеть в густом сумраке. Он потянулся было к выключателю, но вдруг замер и опустил руку.

В конце коридора друг на друга смотрели две двери. Ту, что справа, не было видно в темноте, но из-под левой двери просвечивала тонкая полоска света.

Чарлз посмотрел на эту полоску и сказал себе, что в комнате находится миссис Латтери. Тем не менее он очень осторожно подошел, остановился возле двери и прислушался: разговаривали двое мужчин — один спрашивал, другой отвечал.

Он бесшумно попятился, пока не уперся спиной в противоположную дверь, нащупал сзади ручку, повернул ее, вошел в темную комнату и закрыл за собой дверь.

Это была мамина спальня. А комната напротив служила ей гостиной, и между ними поперек коридора стоял громадный шкаф — восхитительное место для детских игр. Он помнил, что раньше здесь висели мамины платья — шелковые, пахнущие лавандой, они шуршали, когда он трогал их рукой. Ему было десять лет, когда она умерла, и платья из шкафа исчезли.

Чарлз тихонько открыл дверь шкафа. Семь футов черной пустоты дохнули затхлым, холодным воздухом — хваленое проветривание миссис Латтери не простиралось так далеко. Он двигался в темноте, пока пальцы не коснулись панели на противоположной стороне шкафа. В давние времена здесь тоже была дверь, но ее забили, чтобы оставить больше места платьям миссис Морей. Сняли ручку, заткнули замочную скважину.

Чарлз тогда очень горевал, что не стало этого глазка — участника его игр. Он вспомнил, какое возбуждение охватило его, когда обнаружилась другая дырочка. В четырех футах от пола, на самом краю панели оказалась дырка, замазанная клеем, смешанным с опилками. Долго и терпеливо девятилетний мальчик расковыривал замазку, пока не вытащил ее как пробку. Память об этой дырке и привела его сейчас в недра шкафа. Незапертые ворота, открытая дверь, мужские голоса — все это требовало объяснений.

Он опустился на колени, нащупал дырку и осторожно выдернул затычку.