Серая маска

Глава 5

Мисс Стандинг вздохнула, шмыгнула носом, вытерла глаза потрепанным платочком и заученным движением запустила пальчики в коробку с французскими шоколадными конфетами. Выбрав подтаявшую конфетку с приторной начинкой, она еще раз вздохнула и продолжила начатое письмо. Пристроив мятый листочек на коленке, она писала подруге, с которой рассталась два дня назад, когда уехала из Швейцарии, из Академии мадам Мардон — дорогого, изысканного заведения для избранных. На бледно-голубой бумаге было нацарапано: «Мой дорогой ангел Стефания!»

Мисс Стандинг лизнула шоколадку и продолжила:

«Так мерзко и чудовищно, что нет слов! Мамзель только всего и сказала, что бедный папа умер. Она сказала, что в телеграмме ничего больше не было и что я должна ехать домой. А когда я вчера ночью сюда приехала, никакой миссис Бьюшамп на месте не оказалось, а раньше на каникулах она всегда была здесь, да и слуги выглядят как-то странно. А мамзель сегодня укатила, и я так и не знаю, что случилось, только то, что папа был на своей яхте где-то на Средиземном море. Так что никаких похорон не будет, ничего такого, а у меня даже нет ничего черного, только то, с чем я приехала. Все убого до безобразия. Если ты не будешь мне писать, я просто умру. Такое безобразие, что поговорить не с кем! Сегодня утром придет нотариус — папин нотариус. Он позвонил и сказал, что придет. По-моему, я теперь буду богата до безобразия. Но все это так угнетает! Я даже пожалела, что у меня нет родственников, хотя бы таких безобразно скучных, как у Софи Вейр. Помнишь, какая у ее тетки шляпа? У меня нет родственников, кроме кузена Эгберта, а лучше уж вообще не иметь никого, чем такого. Никто себе не пожелает такого родственничка. Ужасный негодяй, другого такого поискать надо».

Мисс Стандинг нахмурилась, глядя на слово «ужасный», и вставила букву «т». Так выглядело лучше. Она взяла еще конфету и продолжила:

«В школу я больше не вернусь. В конце концов, мне восемнадцать лет, и меня нельзя заставить. Я вот о чем думаю: не завести ли мне охранника? В книгах девушки всегда выходят замуж за своих охранников; это такое безобразие, что нет слов. Ты должна приехать и пожить со мной, будем развлекаться до безобразия».

Перестала писать и вздохнула, потому что Стефания, конечно, сможет приехать только на Рождество, а до Рождества, пользуясь простеньким словарем мисс Стандинг, было еще долго до безобразия — три месяца.

Она хмуро оглядела богатую, пышно убранную комнату. Огромная комната тянулась от передней стены большого лондонского дома до задней, а пышность ее убранства пристала скорее гробнице, чем жилому дому. Пол устилали бесценные персидские ковры изысканных тусклых тонов, присущих ушедшему веку. Шторы были из исторической парчи, сотканной в Лионе еще до того, как Лион был потоплен в крови в дни Террора. Панели на стенах вывезены из Нидерландов, из дома, где жил великий герцог Альба. По этим панелям была развешана коллекция живописи, каждая картина — мечта коллекционера и целое состояние: сэр Джошуа, Ван Дейк, Питер Лели, Франс Хале, Тернер. Никаких современников.

Мисс Стандинг хмуро уставилась на картины, которые считала противными, мрачными и угнетающими. Она ненавидела всю эту комнату. Но когда начинала думать, что бы с ней сделать, чтобы она лучше смотрелась, у нее возникало чувство, что менять здесь что-либо — кощунство. Постелить розовый ковер, оклеить панели белыми обоями, чтобы закрыть темное дерево, — это все равно что смеяться в церкви. Глупо, конечно…

Она утешилась, съев вкусную конфетку, — внутри оказалась нуга. Диван, на котором она сидела, был похож на мебель из погребальной пирамиды — весь в пурпуре, золоте и серебре.

«Интересно, пойдет ли мне черное? Некоторых оно портит до безобразия. Но тот дурак, который приходил на именины вместе с де Шовиньи, сказал, что я должна носить черное, он сказал, что оно мне будет очень к лицу. Говорят, блондинки в черном выглядят лучше, чем во всем остальном. Но хорошо выглядеть в черном — скучно до безобразия».

Мисс Стандинг открыла маленькую кожаную косметичку, лежащую рядом с коробкой конфет, вынула из нее зеркальце и пудреницу и припудрила носик. Зеркальце всегда оказывало на нее благотворное действие. Ну как можно выглядеть несчастной, если в зеркале видишь щечки — кровь с молоком, золотистые вьющиеся волосы и большие голубые глаза, которые, представьте себе, больше и голубее, чем у других знакомых девушек.

Глаза у Маргот Стандинг были в самом деле примечательные. Их бледно-голубой цвет мог бы испортить весь ее облик, если бы не длинные черные ресницы. Но контраст между темными ресницами и бледными, но светящимися глазами придавал довольно заурядному хорошенькому личику налет экзотической красоты. У нее был средний вес и пухленькая фигурка, но она владела врожденным искусством принимать грациозные позы. Синяя шерстяная юбка в складку и белый джемпер выглядели скромно, без претензий. Но джемпер был связан из самой мягкой ангорки, а юбка сшита в известном парижском доме моды.

Открылась дверь в дальнем конце комнаты. Вильям, самый тупой из всех лакеев, что-то невнятно пробормотал, и мистер Джеймс Хейл прошествовал по персидскому ковру к Маргот. Раньше она с ним не встречалась. Он был нотариусом отца, и одно это наводило скуку. Но она подумала, что он даже еще скучнее — такой негнущийся, такой высокий, узкий в плечах, и к тому же безбровый. Она даже охнула про себя и поднялась ему навстречу.

Рука мистера Хейла была рыхлой и холодной. Он сказал: «Здравствуйте, мисс Стандинг» — и прочистил горло. Маргот села, мистер Хейл тоже сел. Наступило молчание, во время которого нотариус положил на соседнее кресло портфель и с важным видом открыл его.

Он поднял глаза и обнаружил у себя перед носом коробку конфет.

— Угощайтесь. Длинные — тверденькие, а кругленькие — просто мечта.

— Нет, благодарю вас, — сказал мистер Хейл.

Маргот взяла кругленькую. Она съела уже столько конфет, что для того, чтобы почувствовать вкус, ей приходилось их быстро разгрызать. Она грызла, а мистер Хейл с неодобрительным видом ждал, когда она закончит. Он хотел выразить ей соболезнование по случаю смерти отца, но, пока она жевала конфету, это было в высшей степени неуместно. Поскольку, дожевав конфету, она немедленно принялась за следующую, он отменил соболезнования и перешел прямо к делу.

— Мисс Стандинг, я пришел спросить вас, не знаете ли вы, где может быть завещание мистера Стандинга?

Маргот покачала головой.

— Нет, откуда мне знать?

— Возможно, отец говорил с вами на эту тему.

— Нет, мы с ним не виделись три года.

— Неужели? Так долго?

Мисс Стандинг кивнула.

— Раньше он изредка приезжал сюда на мои каникулы, но последние три года всегда был где-нибудь в Америке или в Германии, в Италии или еще не знаю где.

— Но не в Швейцарии? Насколько я знаю, вы учились в Швейцарии.

— В Швейцарии он не был никогда, — заявила мисс Стандинг и взяла следующую конфету.

— Он писал вам о своем завещании?

Маргот сделала большие глаза.

— Конечно нет! Знаете, он мне практически не писал.

— Так-с, — сказал мистер Хейл. — Это неудача. Видите ли, мисс Стандинг, мы находимся в большом затруднении. В течение последних пятнадцати лет все дела вашего отца находились в наших руках. Но полное представление о них имел мой отец — у него с последним мистером Стандингом сложились доверительные отношения. Если бы мой отец сейчас был с нами, мы бы все выяснили в несколько минут.

— А разве ваш отец не с вами?

Мистер Хейл прочистил горло и указал на черный галстук:

— Мой отец скончался месяц назад.

— Ох, — сказала мисс Стандинг. Она помолчала и вдруг, с неожиданным изяществом сменив тон, подалась к нему и сказала: — Мне ничего не рассказали о папе. Мамзель сказала, что ничего не знает кроме того, что было в телеграмме. Это вы послали телеграмму? Я так ничего и не знаю.

— Мистер Стандинг умер внезапно, — сказал мистер Хейл. — Он отплыл на яхте от Мальорки…

Маргот повторила название.

— Где это — Мальорка?

Мистер Хейл просветил ее. Он также поведал ей, как он выразился, «о печальных обстоятельствах» смерти отца. Оказывается, яхту застал в море шторм, мистер Стандинг отказался покинуть палубу, и его смыло волной за борт.

В этом месте мистер Хейл выразил заготовленные соболезнования, затем прочистил горло и добавил:

— К сожалению, нам не удалось найти следы завещания или какое-либо свидетельство, предполагающее, что он его составлял.

— Разве это важно? — безразлично произнесла Маргот.

Мистер Хейл нахмурился.

— Это очень важно для вас, мисс Стандинг.

— Вот как?

— Боюсь, что да.

— Но ведь я его дочь. Зачем же завещание? Ведь я у него одна, так? — Она по-прежнему говорила равнодушно. Мистер Хейл — старый болтун. Он вообще не человек, он — черный костюм и неодобрительная гримаса. Она невпопад сказала: — Будьте добры, мне нужны деньги. У меня совсем ничего нет. Я на последние купила конфеты — заставила мамзель остановить такси, выскочила и схватила их. Все было мрачно до безобразия, я почувствовала, что без конфет просто умру.

Мистер Хейл на это никак не отреагировал. С пугающей торжественностью он спросил:

— Вы совсем не помните свою мать?

— Нет, конечно. Мне было всего два года.

— Когда она умерла?

— Наверное…

— Мисс Стандинг, не скажете ли вы мне девичью фамилию матери?

Она покачала головой.

— Ну как же! Вы должны знать!

— Я не знаю… — Поколебавшись, она сказала: — По-моему, меня назвали в ее честь.

— Да? Назовите свои имена полностью.

— У меня только одно имя. По-моему, меня окрестили Маргарет, и, по-моему, так звали мою мать. Но меня всегда называли Маргот.

— Мисс Стандинг, неужели отец никогда не говорил с вами о матери?

— Нет. Повторяю, он со мной практически не разговаривал. Он всегда был занят до безобразия. Он никогда со мной не говорил.

— Тогда почему вы считаете, что вас назвали в честь матери?

Легкий румянец сделал мисс Стандинг еще прелестнее.

— У него был портрет, который он всегда держал под замком. Знаете, бывают такие штучки — дверца, замочная скважина, а внутри миниатюра. Мне всегда хотелось знать, что там внутри.

— Ну и?..

— Не знаю, должна ли я говорить… — с добродетельным видом произнесла она.

— Мне кажется, вы просто обязаны сказать.

Что-то в голосе мистера Хейла напугало ее. Она шарахнулась, вскинула на него испуганные глаза и, запинаясь, торопливо принялась рассказывать:

— Мне не разрешалось заходить в его кабинет. Но однажды вечером я зашла, потому что думала, что его там нет. Его и не было. А когда я услышала, что он идет, у меня оставалось время только на то, чтобы спрятаться за шторами. Мне было страшно до безобразия, я боялась, что он никогда не уйдет, и мне придется всю ночь простоять за шторой.

— Да. Продолжайте.

— Он писал письма, расхаживал по комнате. А потом как будто застонал, и я испугалась и выглянула из-за шторы. Он открывал этот портрет. Снял ключик с цепочки для часов и отпер. Он смотрел на портрет целую вечность. Еще раз застонал и шепотом сказал: «Маргарет», два раза.

— Вот оно что, — сказал мистер Хейл.

У Маргот пылали щеки.

— Почему вы так говорите, как будто я вам рассказала про погоду?! Я рассказала такую вещь, которая секретна до безобразия и ужасно романтична!

— Дорогая мисс Стандинг…

— Я вся трепетала до безобразия!

— Вы видели портрет?

— Н-нет. Значит, так. Я только успела взглянуть, и тут он отвернулся… ну, вы понимаете.

— Да?

— Это была миниатюра, а вокруг нее маленькие бриллиантики. Они сверкали как не знаю что, я только увидела, что она белокурая, как я. И все. Я видела ее один лишь миг. Она была ужасно красивая.

Мистер Хейл покашлял.

— Выходит, нет никаких доказательств, что эта миниатюра — портрет вашей матери.

— Конечно ее. Чей же еще!

— Не исключено. Позвольте спросить, портрет находится в этом доме?

— Он всегда возил его с собой. Наверное, он на яхте.

— Боюсь, он вместе с ним упал за борт. Стюард говорил о портрете, который вы описали. Он сказал, что мистер Стандинг всегда носил его с собой. Итак, мисс Стандинг, вы вполне уверены, что не знаете девичью фамилию матери?

— Я же вам сказала, что не знаю.

— Или хотя бы где ваш отец с ней познакомился?

Маргот помотала головой.

— Вы не знаете, где они поженились?

— Нет. Я ничего не знаю, сказала же вам — не знаю.

— Вы знаете, где вы родились?

— Н-нет. Во всяком случае… нет, не знаю.

— Что вы хотели сказать? Вы что-то собирались сказать.

— Только то, что… нет, не знаю… я думаю, что не в Англии.

— А! Не скажете ли почему?

— Он сказал — давно, я была еще маленькая, — он сказал, что он родился в Африке. Я спросила: «А где я родилась?» — и он ответил: «Далеко-далеко отсюда». Я подумала: видимо, я родилась не в Англии, а еще где-то.

Мистер Хейл пощелкал языком — обычно это записывают как «тц-тц!». Так он выразил свое презрение к подобному воспоминанию. В качестве доказательства оно никуда не годилось. Он прочистил горло с еще большей значительностью.

— Мисс Стандинг, если не будет найдено завещание, или свидетельство о браке вашей матери, или ваше свидетельство о рождении, то ваше положение станет исключительно серьезным.

Рука Маргот с конфетой застыла на полдороге ко рту.

— Почему это оно станет серьезным? Я папина дочь.

— Этому нет никаких доказательств, — сказал мистер Хейл.

Маргот расхохоталась.

— Ой, смешно до безобразия! Все знают, что я его дочь! Вы смешной до безобразия! Кто же я, по-вашему, если не Маргот Стандинг? Это же просто глупо!

Мистер Хейл насупился.

— Мисс Стандинг, дело очень серьезное, и я умоляю вас отнестись к нему серьезно. Я не верю, что мистер Стандинг составил завещание. Я знаю, что он не делал этого до двенадцатого августа сего года, когда заплатил за визит отцу. Это было шесть недель назад, и после того, как он ушел, отец сказал, что он безуспешно убеждал мистера Стандинга в необходимости составить завещание. Отец сказал такие слова: «Странное дело, — сказал он, — человек в положении мистера Стандинга откладывает такую простую и необходимую акцию, как составление завещания. Учитывая особые обстоятельства его дочери, он просто обязан это сделать, чтобы обеспечить ее будущее». Мисс Стандинг, это точные слова моего отца, и я привожу их в подтверждение того, что он был осведомлен о некоторой незаконности вашего положения.

Маргот вытаращила глаза.

— Что вы имеете в виду?

— При отсутствии какой-либо информации и в свете сказанного моим отцом…

— Господи боже мой, что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — сказал мистер Хейл, — что брака, по-видимому, не было.

— Как же так, ведь есть я! — сказала мисс Стандинг.

— По-видимому, вы незаконнорожденная.

Мисс Стандинг молча смотрела на него. Она повторила слово «незаконнорожденная» — оно прозвучало очень музыкально. Она просияла и с неподдельным интересом спросила:

— Как Вильгельм Завоеватель? Как сыновья Чарлза II?

— Точно так, — сказал мистер Хейл.

— Потрясающе до безобразия! — воскликнула мисс Стандинг.