Сердце даэдра (СИ)

Глава 15

Эштон вошел в Предел — поселение у врат, ведущих в царство Шеогората — спустя месяц после того, как обрел тело в Нирне.

За это время он уже привык ко множеству новых ощущений, которых ни разу не испытывал за много тысяч лет, будучи дреморой. Его новое тело гораздо больше походило на человеческое, и хоть его боевые навыки, сила и ловкость остались при нем, он гораздо чаще испытывал голод, жажду и потребность в отдыхе, раны заживали медленнее, чем прежде (но все еще быстрее, чем у представителей других живущих в Нирне рас), однако вместе с недостатками появились и новые достоинства: кожа стала более чувствительной, но мог теперь наощупь отличить, например, шершавую бумагу от гладкой, чего прежде ему никогда не удавалось, и в целом он лучше ощущал все свое тело.

«Наверное, Алисии было бы интересно об этом узнать», — вскользь подумал он, расплачиваясь с кузнецом за хорошие эбонитовые доспехи и двуручный меч из того же металла.

Дреморе нравилось вспоминать о ночи в охотничьем домике, которую они провели вместе, но когда он думал, как она наверняка разозлилась, обнаружив, что он ушел, сердце пронзала боль, к силе которой он так и не смог привыкнуть. Ему оставалось только надеяться, что его поступки внушили Алисии хоть каплю доверия, и что она не выбросит его прощальный подарок хотя бы из банального любопытства.

Облачившись в доспех, который после его родного обмундирования казался неуклюжим, но при этом слишком легким, Эштон немного походил по комнате на втором этаже трактира, приноравливаясь к новым ощущениям. В этом обмундировании ему предстояло совершить финальную часть плана, и попытка на этот раз только одна.

Мысль о том, что для своего отряда и своего лорда он теперь мертв, и что если он лишится жизни вновь, то фонтан крови не возродит его, как прежде, вызывала не страх, а только азарт. Эштон не боялся смерти самой по себе, но страшился разочарования, которое испытает Алисия, если ему не удастся исполнить задуманное.

Прежде, чем направится к вратам в Манию и Деменцию, Эштон навестил руины Зеддеффен к юго-западу от предела. В боях с рыцарями Порядка он рассчитывал приноровиться к новому оружию и броне, и спустя неделю, перебив всех, кто там оставался, почувствовал, что готов ступить на путь, который проходили все обитатели Нирна, попавшие сюда. Выживали на нем лишь единицы из тысячи тысяч.

Путь к вратам преграждал гигант, сшитый из ошметков плоти, с огромным тесаком наперевес. Эштон знал, что одолеть его можно с помощью особых костяных стрел, и поначалу собирался сделать их, но когда он подошел ближе к широкому полю, по которому расхаживал Страж Врат, его укололи досада и жалость — непривычные, новые и оттого волнующие чувства.

Огромное существо было ребенком и всю свою жизнь оставалось наивно. Оно никогда не нападало на Эштона в те времена, когда он, сбегая из замка Шеогората, приходил в Предел, чтобы изучить жизнь его сумасшедших обитателей. Обычно дремора приносил стражу тушу пойманной по пути земноводной твари, которую местные называли боливогой, или голову алчущего, или кусок атронаха из плоти — младшего собрата стража. В обмен на такое нехитрое угощение чудовище всегда пропускало воина в город и обратно. В конце-концов Страж настолько хорошо запомнил Эштона, что при виде него расплывался в тупой улыбке и опускался на одно колено в ожидании очередного подарка.

«В общем-то, нет никакой необходимости убивать его, если он меня узнает», — рассудил Эштон, косясь в сторону ручья, вдоль которого расхаживала четвероногая зеленая боливога с огромным перепончатым гребнем на спине.

Зарубить медлительную тварь ему удалось быстро, но пришлось дожидаться ночи, чтобы побеседовать со стражем. Чтобы чудовище его узнало, надо было снять шлем, но Эштона слишком хорошо помнили в Пределе, он часто сидел в местном трактире, слушая сплетни и просто бред сумасшедших. Его самого здесь считали сумасшедшим, а потому своим, но афишировать свое присутствие сейчас ему не хотелось.

По счастью, ночь выдалась ясная. Эштон стянул шлем, поправил лук и колчан с костяными стрелами, которые заготовил на случай, если здоровяк все же не узнает его, и подхватил земли мешок с тушей. Поднявшись на плато перед вратами, по которым расхаживал страж, дремора тихо свистнул, как делал это обычно, привлекая к себе внимание.

Страж неуклюже повернулся, несколько мгновений щурился, вглядываясь в полумрак. Эштон напрягся и уже готов был вскинуть лук, но безгубый рот существа растянулся в улыбке. Дремора выдохнул и бросил на землю мешок с тушей.

Пока страж увлеченно поглощал свежее мясо, Эштон аккуратно вскрыл один из швов на его теле и, просунув руку куда-то в область груди чудовища, нащупал там ключ от врат. Пару раз воину пришлось уворачиваться от секиры, заменявшей существу левую руку, но вовсе не потому, что страж решил напасть: лишенный возможности чувствовать боль, он вовсе не заметил манипуляций со своим телом. Однако он несколько раз поднимал и опускал свое оружие на тушу, чтобы раздробить ее и достать костный мозг.

Получив ключи, Эштон мог пойти дорогой Мании — обманчиво яркого и красивого, но опасного мира, или Деменции — не менее опасной, но в добавок еще и мрачной. Дремора остановился в задумчивости, ни один из путей его не прельщал.

— Эштон! — разгневанный голос Релмины Вереним, который он уже успел подзабыть со времен предыдущего визита в Предел, неприятно резанул по ушам.

Только сейчас Эштон вспомнил, что все еще держит шлем в руках. Он вздохнул и повернулся к темной эльфийке, облаченной в пышное, но видавшее и лучшие времена платье. Она заметила в его руке ключ, увидела распоротый шов на груди стража и облегченно выдохнула.

— Ты пощадил мое дитя, — голос ее стал мягче, но все еще, по мнению Эштона, и рядом не стоял с голосом Алисии. — Спасибо. Мало кто ценит эксперименты такого рода и знает, сколько труда вложено в них.

— Может, вскоре острова пополнятся человеком, с которым ты можешь это обсудить, — улыбнулся Эштон, некстати задаваясь вопросом, пыталась ли Алисия создавать зомби-гибриды из тел людей и животных так же, как из двемерских металлических машин. — Но для этого мне нужно, чтобы ты никому обо мне не рассказывала.

— Так и быть, безумный дремора, — не колеблясь, кивнула Релмина. — Но скажи, зачем ты прошел через дверь для обитателей нирна? А впрочем… — эльфийка замахала руками, — не хочу знать, хоть и догадываюсь. Советую Деменцию — там ты по крайней мере постоянно будешь настороже, тебя не обманет красота окружающего пейзажа.

Сказав это, она подобрала юбки и поспешила к Стражу, который озадаченно глядел на распоротый шов.

Эштон же, последовав совету Релмины, отпер врата в Деменцию.

Дремора был точно уверен, что идет по дороге, ведущей прямо в замок Шеогората. Однако он нисколько не удивился, когда вместо ворот Нью-Шеота за очередным поворотом увидел белый мост, ведущий к вратам в Зедилиан — подземелье, наполненное множеством испытаний для героев.

Занимался рассвет, и Эштон издалека различил в самом центре моста фигуру своего непосредственного начальника.

Эштон не стал снимать шлем, но валкиназ узнал его по походке, как узнал бы любого из тысячи слуг-дремор Шеогората. Привратник хлопнул себя по бедру и расхохотался.

— Раздери меня Дагон, у тебя получилось, безумный ты дремора! — крикнул он. — А мы уж думали, ты и правда помер. Но знаешь что? Я поставил на то, что ты жив, сотню чарок крови, и теперь смогу ею хоть залиться — никто больше не верил, что ты вернешься.

Голос валкиназа разносился над долиной, как гром, но звучал вовсе не угрожающе и даже весело. Эштон на мгновение замер, прикидывая, в самом ли деле его бывший боевой товарищ и глава тысячи дремор испытывает к нему дружеские чувства или разыгрывает их в расчете получить выгоду или усыпить бдительность? Еще сотню лет назад он сказал бы, что валкиназом, несомненно, руководит холодный расчет. Но Дрожащие острова оставляли отпечаток на умах всех своих обитателей, и — как знать — может, сделали жестоких слуг Дагона немного более… человечными? По крайней мере, некоторых из них.

Отогнав очередную мысль о том, что Алисии наверняка было бы интересно изучить этот феномен, дремора двинулся по мосту. Он ожидал, что валкиназ атакует, но тот повернулся и первым направился к воротам, чтобы отпереть их.

Вместе они шагнули в темный коридор, валкиназ направился к узкой лестнице, ведущей наверх. Эштон как прибывший через дверь из Нирна не видел ее, но прекрасно знал о ее существовании. Его начальник, будучи на службе, шел к потайному ходу, но, прежде чем раствориться в камне, обернулся.

— Я хоть и рад за тебя, Эштон, но теперь ты сам по себе. Мы будем верны Шеогорату до конца, — сказал он твердо.

— На это я и рассчитываю, — улыбнулся Эштон, поправляя крепления на перчатках.

Эштон прекрасно знал, куда именно держал путь валкиназ: он сам не раз стоял за пультом, решая судьбу забредших в опасные руины героев и выбирая испытания для них. Но сегодня ему самому предстояло оказаться в шкуре тех, кого в прошлом он так хладнокровно казнил. С той только разницей, что дремора заранее знал обо всех испытаниях и был готов к любому. Он мог бы убить бывшего товарища и миновать подземелья без испытаний вовсе, но, когда потянулся к рукояти меча, его остановило еще одно новое чувство, название которого он знал из книг.

«Какая же неудобная штука эта человеческая совесть», — мысленно посетовал он и все-таки вытащил меч из ножен. Но вовсе не для того, чтобы атаковать валкиназа.

Первый зал, «камеру Гнарла», как называли ее меж собой те, кто работал в Зедилиане, Эштон проскочил на бегу. Он не стал дожидаться, когда на него бросится толпа мелких монстров или когда иллюзия заставит одного из них вырасти до невероятных размеров. Вместо этого он оглушил одну тварь, которая была в пещере, выскочил в коридор и ударом рукояти меча о стену активировал старый механизм, закрывший за ним дверь. К клетке с грудой сокровищ во второй комнате Эштон не прикоснулся, даже когда на его голову посыпалось множество ключей от огромного замка. В третьей комнате ядовитый газ должен был внушить ему мысль о собственной смерти. Эштон глубоко вдохнул едкие пары и усмехнулся: его не требовалось убеждать в том, что произошло на самом деле. Недавно он умер, но тем не менее стоит здесь, готовый продолжить путь, и нет в этом совершенно ничего удивительного.

Покидая Зедилиан, Эштон обернулся и заметил валкиназа, который, скрестив руки на груди, привалился к полуразрушенной колонне в ожидании нового путника.

До замка Шеогората дремора добрался почти без приключений — несколько убитых солдат Серого марша и других мелких чудовищ не в счет. Однако Нью-Шеот и дворец его лорда больше не был его домом. Это чувствовалось не только по тому, как к нему относились горожане, но и по

взглядам бывших сослуживцев, которые, хоть и узнавали Эштона, равнодушно проходили мимо.

Движения других дремор казались ему какими-то механическими, больше похожими на движения двемерских машин. Фразы, которые они бросали ему изредка — слишком плоскими, наполненными бессмысленной злобой. Они все будто сошли с ума.

— Или это я окончательно и бесповоротно рехнулся, — пробормотал Эштон себе под нос, встретившись взглядом с одним из караульных, который охранял ворота замка. Глаза старого знакомого сверкнули узнаванием, но никаких эмоций по поводу странного поведения Эштона дремора не испытал.

Безумный лорд принял Эштона на службу вполне охотно, и хоть даэдра ни разу не давал новому бойцу понять, что знает его настоящее имя, дремора подозревал, что его истинная сущность от хозяина замка не укрылась. Однако оба они продолжали делать вид, что ничего необычного не происходит.

Потянулись долгие месяцы борьбы с Серым маршем, Эштон исходил Острова вдоль и поперек и с удивлением отмечал, что давно уже начал считать их домом. И когда Шеогорат, окончательно изведя себя от скуки, превратился в Джиггалага, князя порядка, дремора был полон решимости одолеть его и защитить план Обливиона, который стал ему настолько дорог.

Всего лишь эру назад Эштон видел, как другой герой одолел прежнего Лорда безумия, превратившегося в Лорда порядка, и сам стал новым Шеогоратом. Превращения Хаоса в Порядок происходило стабильно, раз в эру, все к этому привыкли. Но после того, как смертному удалось убить даэдра и занять его место, всем казалось, что цикл прерван. Однако прошла эра, новый Шеогорат заскучал, и на дорогах вновь появились солдаты Серого Марша. Тогда Эштон понял, что перед ним — путь к свободе, которой он так жаждал несколько тысяч лет. Кто угодно, если он достаточно силен, обладает собственной волей и никому не подчиняется, мог занять место Лорда Безумия, и дремора решил стать следующим.

После долгой изнуряющей битвы лезвие меча Эштона наконец пронзило тело даэдра. Принц порядка засмеялся и вновь обрел лицо Шеогората, безумного бога.

— Теперь ты достаточно безумен, Эштон. Хорошо следи за моими владениями, — напутствовал он перед гибелью.

Когда его огромное серое туловище повалилось на каменный пол, Эштон стянул шлем и, тяжело дыша, огляделся. Обитатели замка выползали из своих укрытий, с любопытством разглядывая нового господина.

— Шеогорат умер, — констатировала одна из темных соблазнительниц, прекрасных и опасных стражей, охранявших Деменцию.

— Да здравствует Шеогорат! — крикнула золотая святая — облаченная в сияющие доспехи стражница Мании.