Мы сидим на террасе Грешника и празднуем победу, разговариваем, напитки льются рекой. Джина, Уинн и я отдыхаем на свежем воздухе у чистейшего голубого бассейна, а Сент с парнями обсуждают игру у бара. Вскоре Тахо начинает жаловаться на своего тупого управляющего хедж-фондом и на то, что его капитал уменьшился почти в два раза.
— Ну правда, — кричит Джина со своего места, — приглашаю тебя поработать как-нибудь в моем шикарном универмаге. Махнемся! Даже при половине твоего богатства я смогу целый день бродить там и делать покупки. — Затем язвительно добавляет: — Ты все равно никуда не годишься. Ощущение, что ты до сих пор в детском саду.
— Я окончил Принстон, — возражает он.
— Тогда у тебя не возникнет проблем с поиском работы, если твои нефтяные скважины иссякнут.
— К тому времени, как это случится, ты уже будешь дряхлой старухой, — уверяет Тахо.
— Боже, мужчины, — хмурится Джина, когда снова поворачивается к нам. — Мы королевы, когда им нужно присунуть. Но как только их организм насытиться сексом, мы превращаемся в ничто. — Она качает головой. — Женщинам нужна причина, чтобы заниматься сексом, мужчинам — место.
— Между ног, — бормочет Уинн.
Я разражаюсь смехом, но Джина продолжала хмуриться и говорит нам двоим:
— Клянусь, сиськи — это, наверное, единственное, с чем может справиться такой парень, как Тахо. Да и то их две, а это для него слишком большое число.
— Эм, а почему бы тебе не проверить? — Уинн дерзко подталкивает ее локтем.
Я замечаю, что Малкольм наблюдает за мной, пока его друзья продолжают говорить с ним, и яростное жжение вновь начинает разрастаться в моей груди. Сент — это импульс. Движение. Он человек, который всегда стремиться вперед, желая большего. Куда он нас приведет? Где он видит нас?
— Ах ты, чертов хитрый пес! — Тахо кричит в сторону Сента. — Перестань пялиться на свой сочный маленький бифштекс, как будто не слюнявил ее весь день!
— За моих воспитанных друзей, умеющих держаться в приличном обществе. — Сент поднимает свой бокал, салютируя мне. Уголки его губ приподнимаются, и улыбка касается глаз.
Тахо бросает на меня взгляд, в котором смешиваются восхищение и раздражение.
— Отвечаю, ты для него как самый любимый яд, женщина.
— А мы отвечаем, — Джина указывает на Уинн, — что он ее любимый крэк!
Пока наши друзья смеются, мне становится жарко под взглядом Малкольма. Он смотрит не улыбаясь и не смеясь, просто обжигая меня своими зелеными глазами на точеном лице.
Каллен прочищает горло, когда замечает наше молчаливое общение.
— И как, Сент, нравится тебе твой новый поводок?
Тахо хихикает.
— Заткнись на хуй, — рычит Малкольм.
От такого тона, вероятно, писаются элитные бизнесмены в зале заседаний. Но, будучи друзьями с детства, Тахо и Каллен просто смеются сильнее.
— Что тут смешного? — спрашивает Джина, как будто не расслышала.
Тахо подходит и отвечает ей с легким южным акцентом; его глубокий голос звучит лениво и, должна признать, это чертовски сексуально.
— Мы скорбим о потере нашего дорогого брата из-за самой могущественной силы на этой земле.
— И что это за сила такая? — с любопытством интересуется Джина, кокетливо наклоняясь к нему.
Тахо что-то шепчет ей на ухо.
Я слышу резкий звук удара кожи о кожу, понимая, что Джина игриво шлепнула Тахо по руке.
Парни ржут, все, кроме Малкольма, который не смеется, но его идеальные губы формируют совершенную ухмылку.
— Простите, дамы, — извиняется Тахо. — Но вы сами спросили.
— Мы и так знаем, что мужчины думают только о сексе, — хмыкает Джина. Ее фирменный реализм, то, что другие называют сарказмом, отяжелеет ее слова.
— Почему ты так говоришь? — спрашивает Тахо, посерьезнев.
— Мужчины любят не так, как женщины. Для них все по-другому.
— Ну, я возражаю, — не соглашается Тахо. — Я люблю свою мать, — гордо заканчивает он.
Джина хихикает.
— Это другое. Мы тоже любим наших мам. Кстати, мама Рейчел очень хочет познакомиться с Сентом.
Потом Каллен говорит что-то насчет завтрашней прогулки на яхте, и Джина с Уинн начинают спорить о купальниках и прогнозе погоды. Сент медленно пробирается через террасу и усаживается рядом со мной. Приобнимет мою спину и смотрит на меня сверху вниз.
— Твоя мать хочет познакомиться со мной? — уточняет он.
Я жую внутреннюю сторону щеки.
— Все хотят с тобой познакомиться, — уклончиво отвечаю я. И когда он просто продолжает на меня смотреть, я признаю: — Она спрашивала.
— Тогда я встречусь с ней, — шепчет он.
— Серьезная штука, — присвистывает Тахо, присаживаясь рядом. — Только не тащи ее к своему отцу, Сент. Если только ты не хочешь, чтобы она тебя бросила.
Я перевожу взгляд на Малкольма, но он спокоен, как обычно, хотя я вся напряглась при упоминании Ноэля Сента.
— А почему? — спрашивает Джина.
— Его отец — настоящий мерзавец! — объявляет Тахо.
— Он терпеть не мог даже когда мы просто заходили к нему домой, — сердито ворчит Каллен.
Я слабо улыбаюсь Малкольму, и хотя он отвечает мне улыбкой, Сент быстро переводит Тахо на тему его портфолио, закончив разговор. Вот так просто.
Он дет команду, и все следуют его указаниям.
Я знаю, что отец Сента — осел. Почти все, кто с ним встречался, называют его ослом. Прямолинейный, грубый, самонадеянный. Я читала в интернете бесчисленное количество раз, как он пытается сделать вид, что он намного могущественнее и величественнее сына. Сент ясно дал понять, что не хочет, чтобы я даже находилась на одной улице с этим ублюдком. А тут еще и мысль о том, что Ноэль Сент теперь появится в «Эдж» — месте, которое я так люблю и ради которого пожертвовала многим — приятных эмоций не доставляет.
Через пять минут Отис поднимается в пентхаус. Сент с минуту общается с ним у лифта, потом возвращается к ребятам.
— Ливингстон?
Я перестаю болтать с девочками и поворачиваюсь, заметив, как Сент комкает кусок ткани в руке.
— Я тебе кое-что принес, — говорит он. Затем подбрасывает ткань в воздух, и она мягко приземляется на мои колени.
— Что это? — Я с любопытством расправляю хлопчатобумажную ткань и смотрю на футболку «Кабс» маленького размера с автографами каждого игрока, который был сегодня вечером.
— Быть того не может! Ты не мог! — Я поднимаю на него взгляд, комкаю футболку и швыряю обратно, как будто она горит.
Срань господня!
Твою ж мать!
Он легко ловит майку, потом хмурится и смотрит на нее.
— Еще как мог. — Нахмурившись еще сильнее, даже когда его глаза начинают светиться чистым весельем, он подходит и вкладывает футболку мне в руки. — Это твое.
Когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, я с ликованием визжу:
— Оформлю в стекло!
***
Так как мои подруги начали лапать мой подарок, я прячу его в шкафу Сента рядом с его идеальной дизайнерской одеждой, заняв почетную вешалку прямо посередине. Вернувшись в гостиную, узнаю, что девочки собираются уходить. Друзья Малкольма все еще полны сил и, кажется, готовы на подвиги, как будто уже не два часа ночи.
Я не знаю, что мне делать.
Эта штука с ночевками — новая территория для меня.
Для... нас.
— Сент? — Я вытягиваю его из компании. — Думаю, мне лучше уйти с Джиной, — говорю я ему.
Он секунду смотрит на девочек, потом с легкой улыбкой смотрит на меня.
— Я думаю, тебе лучше остаться.
— Я... — Боже, я покраснела? — У меня нет свежей одежды. О моей футболке забудь, это уже коллекционная вещь.
— Без проблем. Тогда Клод или Отис подвезут твоих подруг до дома, твоя соседка соберет тебе вещи, и парни привезут их сюда.
Он ждет ответа, и по энергетике, которую он излучает, могу сказать, что он очень хочет быть со мной сегодня вечером.
— Я не против, — говорит Джина, пожимая плечами. — Я с радостью прокачусь на машине Сента, — ухмыляется она.
Грех наблюдает за мной своими зелеными глазами. Он ждет, выглядя при этом очаровательно и... неотразимо. О боже.
Не слишком ли все быстро происходит?
Нет.
Или... да.
Может быть.
— Рейчел. — Малкольм подходит ближе, и я вижу, что он разделяет мои сомнения, что нам нужно двигаться медленно. Его голос низкий, когда его губы касаются моего уха. — Ты хочешь уйти не больше, чем этого хочу я.
— Ты опять просишь меня переночевать у тебя? — Я отстранилась на дюйм, чтобы заглянуть ему в лицо. — Твои друзья все еще здесь…
— Ты хочешь в мою постель сильнее, чем свою. Я хочу того же.
Боже, как же глубоко я увязла. Так глубоко, что мне немного страшно, но с ним я становлюсь настолько безрассудной, что желаю увязнуть еще глубже.
— Хорошо, — говорю я, слегка улыбаясь ему.
— Хорошо? — Его глаза светятся. Он приподнимает мой подбородок и крепко целует в губы.
У него такой теплый, такой совершенный рот, что я улыбаюсь и говорю тихо, только чтобы он услышал:
— Я буду в твоей постели.
— Тебе не долго придется ждать, — он обращается только ко мне, слегка касаясь губами мочки моего уха.
***
Я направляюсь в его комнату. Сначала проверяю свой подарок, затем опускаюсь на «свою» половину кровати и на минуту задумываюсь о сегодняшнем дне.
Когда Сент улыбался, я подумала, что этот дурачок попал в мою вену и впрыснул мне чистое счастье.
Я думаю о себе и о нем, о спорте и о том, как разгорелась его страсть, о том, как мы, люди, сходим с ума от того, что любим.
Что напомнило мне...
Мне нужно начать новую статью. Стараясь не заснуть и дождаться его, я достаю свой мобильный телефон, делаю заметки и записываю идеи в электронном письме самой себе.
Я пишу о том, от чего мы сходим с ума. Одержимости. Какие наши любимые спортивные команды. «Кабс» могут проигрывать тысячу раз, а мы все равно любим их. Они могут облажаться, но мы все еще в них верим.
Я записываю множество идей, рассеянно слушая мужской смех из гостиной, каким-то образом улавливая именно смех Малкольма. Я обожаю его глубокий смех, который находит отклик моем сердце. Он никогда не бывает слишком громким или неприятным. Еще одна навязчивая идея.
Улыбаясь, я перечитываю письмо с идеями, отправляю его себе и пишу маме, которая, как правило, в выходные дни рисует до позднего вечера.
«Не спишь?»
«Только что закончила убираться в студии, — отвечает она. — Иду спать! Все в порядке??»
«Даже больше, чем все в порядке. Мама! Он встретиться с тобой!!»
Мне не нужно говорить, кто этот «он». Она точно знает, по ком сходит с ума ее дочь.
Почти мгновенно она пишет ответ:
«КОГДА? Ты пригласишь его на ужин?»
«Не волнуйся, я могу что-нибудь заказать и принести с собой»
Звонит мой телефон. Я поднимаю трубку и тут же слышу мамины упреки.
— Рейчел, ни в коем случае. Никакой заказанной еды. Сделаю домашний вкусный ужин! Он твой первый парень!
— Ну, он не... вроде того, я надеюсь. — Я выдыхаю и качаю головой. — Не называй его пока моим парнем, не хочу сглазить. Мы все еще работаем над этим. Сделай для меня свой вкусный шоколадный пирог с мятой.
— А что ему нравится? Причудливые блюда?
Я смеюсь одновременно с мужчинами в гостиной.
— Нет, мама, ему нравится все обычное. Нравлюсь... я. — Я слишком ванильная для такого мужчины, как Грех. — Не волнуйся, все, что ты приготовишь, подойдет.
— Когда вы приедете?
— Скажи лучше ты, когда тебе удобно, — настаиваю я.
— Хорошо, дай мне неделю или две, чтобы подготовиться.
— Окей. Люблю тебя, мама.
— Рейчел, — зовет она, не давая мне повесить трубку. Глубокий, взволнованный вздох, потом: — Я с нетерпением жду встречи с мужчиной, о котором столько слышала.
Боже, должно быть, моя мама много чего слышала. Возможно, что он тот еще кобель.
— Он не святой, мама, — тихо говорю я. — Но он мне очень нравится.
***
Через пару минут, слушая подколы мужчин, я начинаю засыпать, но предвкушение того, что Сент скоро пойдет спать, не дает мне полностью расслабиться. Я рассматриваю его большую кровать, подумывая о том, чтобы откинуть одеяло и раздеться до нижнего белья. Не слишком ли это распутно? Да. Так и будет.
А может, ему это понравится?
Я снимаю обувь и тихо раздеваюсь до бра и трусиков, когда понимаю, что парни спорят.
— Брось, чувак, хорошо же сидим!
— Блядь, Сент. Серьезно?
Боже, он их выгоняет.
Я так сильно начинаю волноваться, что едва успеваю раздеться, пока парни тянутся на выход, препираясь.
Я стою посреди комнаты, рассуждая, что уж если я собираюсь выглядеть как шлюха, то не должна ли тогда пойти до конца и раздеться полностью? До наготы?
Затем воцаряется абсолютная тишина, только звук знакомых шагов доносится все ближе и ближе. Чувствуя прилив адреналина, я стягиваю бюстгальтер через голову и чуть не падаю, когда стягиваю трусики. Отбрасываю их в сторону и забираюсь в постель.
Я натягиваю простыни до груди, когда слышу, как он с кем-то говорит на другом языке. Я провожу рукой по волосам, затем красиво раскладываю их на подушке под его ворчливый голос, которым он отдает какие-то распоряжения.
Кажется, он чем-то недоволен.
Я пытаюсь обмотаться простыней, чтобы она эротично меня прикрывала, спадая лишь на одно мое плечо. Затем я решаю оголить оба плеча. Укладываюсь на спину и снова немного поправляю волосы, раздражаясь на свое тело за то, что оно так... ну, так быстро возбуждается. Моя кожа ощущает восхитительное прикосновение сверхмягких простыней, и я не могу подавить раздрай в своем теле.
Снова воцаряется тишина. Слышны шаги. Дверь открывается. Появляется полоска света и силуэт в дверях. Воздух начинает потрескивать. Я слышу стук своего сердца. Тук. Тук. Тук. В ушах свистит, когда я смотрю на его фигуру — его внушающую благоговейный трепет фигуру в двери. Его волосы немного торчат, как будто он дергал их в отчаянии. Наши взгляды встречаются. Мои гормоны сходят с ума.
Я сажусь и прижимаю простынь на грудь, убирая волосы с лица.
— Привет, — говорю я.
Он отступает, чтобы закрыть дверь.
— Черт возьми, мне так нравиться, когда ты в моей постели, что нужно срочно что-то придумать, чтобы ты осталась в ней навсегда.
— Просто сам будь здесь. И я останусь.
Он медленно улыбается, глядя на меня с искренним удовольствием.
— Я здесь.
Эм, да, здесь. Он заполняет комнату своей энергетикой, мгновенно становясь центром вселенной.
— Как будто я этого не замечаю.
Он заходит дальше в комнату и берет мои трусики и лифчик, отчего я краснею как сумасшедшая.
— Мило, — мурлычет он, и его глаза блестят. Не сводя с меня глаз, он заводит руки за спину и стягивает через голову поло.
Какой же он аппетитный.
Настолько великолепный, что я не могу терпеть.
Я встаю на колени и подползаю к краю кровати, прижимая к себе простыню одной рукой, чтобы другой провести пальцами по его груди. Я не знаю, через сколько раз при его виде я перестану растекаться, но каждая часть его тела — совершенство. Не успеваю я опомниться, как уже прижимаюсь губами к маленькому коричневому соску и слегка посасываю его. Боже, его вкус вызывает привыкание.
Он сжимает мои волосы, оттягивает мою голову назад и захватывает мои губы в голодном поцелуе. Я трепещу от счастья, когда наши губы ищут, находят и сливаются воедино. Продолжаю водить пальцами по его груди, когда он отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Его дыхание прерывистое, а кулак все еще в моих волосах.
— С чего бы начать? — как бы про себя рассуждает он.
Малкольм крепче сжимает мои волосы и притягивает к себе для еще одного ошеломляющего поцелуя.
— Отличное начало, — признаю ему в рот. — Мне хотелось остаться и как следует отблагодарить тебя за футболку и за сегодняшний день.
— Я не позволил бы тебе уйти. — Его голос хриплый и уверенный. Он стягивает простыню и рассматривает меня. Мое горло сжимается, когда он проводит рукой по моей верхней части тела и обхватывает ладонью мою грудь. — Не совсем так. Ты могла бы уйти, — говорит он мне, игриво лаская мое ухо свободной рукой, — но я бы погнался за тобой.
— Возможно, я бы позволила тебе поймать себя.
Он улыбается, нежно поглаживая мою грудь, словно я заблуждаюсь, считая, что смогу убежать от него. Сопротивляться ему. Сент знает, что делает со мной. Не зря же обнаружил меня голой в своей постели, как одну из своих поклонниц.
— Что скажешь, если мы включим здесь свет?
— Зачем? — Мне становиться тяжело дышать, когда он отпускает меня.
— Я хочу смотреть на тебя. — Он бросает на меня тысячевольтовый жадный взгляд.
— Но... все видно и с наружным светом, — протестую я.
— Мне хотелось бы все рассмотреть.
Я снова натягиваю простыню, когда он подходит и включает лампу у кровати, которая освещает комнату.
Сент возвращается ко мне, хватает рукой простыню и начинает за нее тянуть. Я чувствую, как моя решимость тает и тает, стоит его взгляду начать гулять по моей шее.
Мои пальцы вцепляются в ткань.
— Сент... — прошу я.
— Господи, перестань. Не стесняйся меня, Рейчел. Не меня.
Я разжимаю пальцы, и он смотрит на меня с нежностью, от которой я таю.
Он опускает простынь до моей талии. Мой пульс учащается, когда его взгляд скользит по моей груди в свете лампы, по моему животу, нижней части моего тела, которую все еще скрывает ткань. Сент открывает мои бедра, опуская простынь к ногам. Мое тело начинает ужасно пылать от его прикосновений.
— Чего ты хочешь? — хриплю я.
Он скользит рукой по моей грудной клетке, медленно поглаживая мою бедренную кость большим пальцем другой руки, затем наклоняется и покусывает мое ухо.
— Всего.
Я вздыхаю. Его губы скользят по моей челюсти и обратно, чтобы впиться в мой рот. Судя по всему, сейчас он не хочет разговаривать.
Как и я. Я слишком занята, пробуя его на вкус. Пальцы блуждают по его густым волосам. Груди прижимаются к его плоской груди. А его теплый язык и чувственные губы блуждают… блуждают… блуждают по моему горлу. Он отодвигает мой кулон с «Р» и спускается ниже, в то время как его рука ласкает мой плоский живот.
Я сжимаю бедра, чувствуя себя уязвимой. Мне кажется, что он хочет поцеловать меня туда. Но Малкольм не дает мне полностью сомкнуть ноги, раздвигая их в сторону.
Его дыхание ласкает мой сосок, прежде чем его рот вбирает вершину. Его большой палец поглаживает мое бедро.
— Сент, — взволнованно всхлипываю я.
Он снова захватывает мой рот, жестче и яростнее. Затем опускает меня на спину и забирается на меня в джинсах, прижимаясь ко мне обнаженной грудной клеткой. Его сексуальный рот продолжает меня целовать. Я провожу руками по его спине и покачиваюсь, пытаясь заставить его дать мне то, что мне нужно — его, всего его — прямо сейчас.
Он ласкает ладонями мое тело, исследуя кожу на моей шее и пики грудей, живот, как будто не знает, с чего начать. Он наслаждается, но давно возбужден. Его губы покусывают и кусают, язык продолжает скользит, а руки прикасаться. Его мышцы напряжены, энергетика невероятна. Хватит ли меня, чтобы насытить его?
Он спускается к моему пупку и раздвигает мои ноги одной рукой. Я смотрю в потолок, стону и, пытаясь успокоить свое тело, мотаю головой из стороны сторону, когда меня сотрясает от удовольствия.
Сначала он дразнит меня, прикасаясь большими пальцем к моему лону, а затем начинает гладить двумя самыми длинными пальцами. Я хватаю его за волосы и отрываю от своего живота, притягивая к своему рту. Он целует меня так, как я хочу, но потом вырывается и чуть отстраняется. Его глаза не упускают ни одной моей детали. Как блестят мои складки под его пальцами. Как вздымаются и опускаются мои груди. Как вспыхнуло мое лицо от желания.
Один сосок снова исчезает у него во рту. Его волосы блестят в свете лампы, отбрасывая тени на его мускулы. Он все еще в джинсах. А я обнажена.
Он заласкал меня, возбудил и сделал уязвимой. Я чувствую, как он переводит внимание туда, вниз, раздвинув мои ноги руками.
— Ох, Малкольм.
Я вся красная.
Он опускается и вбирает в рот мой клитор. Я выгибаюсь и стону.
Когда он начинает играть языком, я инстинктивно покачиваю бедрами к его пальцам, которые уже готовы проникнуть в меня. Малкольм наблюдает, как я извиваюсь. Мне стоило понять, что он захочет получить все. Взять все. Он предупредил, что так и будет. Мой инстинкт самосохранения борется против удовольствия, пронзающего меня насквозь.
Я выдыхаю его имя и шире раздвигаю ноги. Сент благоговейно шепчет мое имя, сосет и целует меня еще немного.
— Сент, я сейчас...
Он не останавливается, пока я не кончаю.
Я все еще дрожу, когда он встает, чтобы раздеться; я слишком слаба, чтобы прикрыться или притвориться, что контролирую себя. И он словно знает, что мои стены опустили, и сейчас полон решимости полностью их разрушить.
Я не догадывалась, что можно так сильно желать. Я наблюдаю, как он натягивает презерватив, готовый взять меня, пока лежу, распростертая на постели и мечтающая о нем. Расслабляюсь только от предвкушения, когда его обнаженное тело накрывает мое.
Я стону, когда он обхватывает мою шею руками, а ногами — бедра. Я откидываю голову на подушку... Готовая, нетерпеливая, жаждущая.
Он целует мои груди, схватив меня за задницу и приподняв мои бедра, врываясь внутрь. Наши тела напрягаются от удовольствия в момент нашего соединения.
Я чувствую, как он растягивает меня... берет меня.
Затем мы начинаем двигаться. Тихо. Слышно только наше дыхание.
Все в миллион раз чувствительней.
Я смотрю в туманном экстазе на его лицо, освещенное светом лампы, такое золотое и совершенное, и, о боже, его взгляд кажется обжигающим.
Так неистово и потрясенно-нежно он смотрит на меня сверху вниз, отчего все внутри сжимается в узел.
Трепеща, я задаюсь вопросом, может ли он прочитать в моих глазах, по каждому дикому удару моего сердца: «я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя»...
Я продолжаю смотреть, как мы двигаемся, как мои руки ласкают его грудь, как одной рукой он опирается на постель, в свободной занимается любовью с моей кожей. А потом мы начинаем целоваться, и не останавливаемся. Соединение наших тел слишком восхитительно. Наши рты пробуют, смакуют. Горячие, влажные, мое страстное и мягкое, его твердое и жаждущее — наши тела синхронно двигаются.
После мы лежим, переводя дыхание. Молчаливые и потные. В данный момент я потеряла всякую скромность. Я чувствую себя выжатой и освободившейся. Прямо сейчас не могу взять над собой контроль.
Я позволяю ему целовать себя в губы. Они покраснели, и мне это нравится. Мне нравится его кровать, мне нравится, как наши тела переплетаются, мне нравится, что он уломал меня, и я могу остаться и поспать здесь, пока снова не возьму себя в руки.
Когда его дыхание становится глубоким и размеренным, я понимаю, что он спит. Я протягиваю руку, касаюсь его губ и легко целую.
Я знаю, что у Сента проблемы со сном. Интересно, сколько ночей он пролежал здесь, в этой постели, не смыкая глаз?
Хотя, достаточно и того, что сейчас он крепко спит, как будто тоже обрел покой в моих объятиях.
Я беру его за руку, закидываю на себя и целую в уголок губ.
— Спокойной ночи, Грешник, — шепчу я.
Никогда не думала, что смогу так сильно любить мужчину.