Сердцеед +1

ГЛАВА 8
Речь

После ночи, проведенной за переписыванием переписывания переписанных черновиков, я с утра пораньше направляюсь в «Эдж», быстро выпиваю стакан апельсинового сока и запускаю компьютер, погружаясь в вычитку материала, прошедшего предыдущие правки.

Ориентируясь на краткие заметки, что дала мне Кэтрин, я добавила информацию, которую сама узнала об Interface (дважды перепроверив все факты), выделив это жирным шрифтом, чтобы и он обратил внимание и проверил написанное.

Я вся — комок нервов, к тому времени, как в девять в офис начинает подтягиваться народ. Открыв почту, вписав его имя в адресную строку, я прикрепляю файл.

Кому: Малкольму Сенту

От: Рейчел Ливингстон

Тема: Твоя речь

«Вот она. Я предупреждала, что она будет плохой, но, пожалуйста, знай, что не выдержу критики. Надеюсь, она все же хорошая.

Удачи.

Хотела бы я там присутствовать.

Рейчел.»

Я не жду ответа, но он все же приходит.

Кому: Рейчел Ливингстон

От: Малкольма Сента

Тема: Re: Твоя речь

«Твое имя в начале списка приглашенных, так что добро пожаловать.»

Я едва дочитываю до середины, а в животе уже порхают бабочки.

Он только что пригласил меня послушать свою речь.

Выдыхая, я стараюсь успокоиться, но, боже, как же это сложно! Мне приходится вернуться к своей статье для колонки «Под пристальным взглядом», и, внезапно, все еще не утратив запал после написания речи для Сента, я легко заканчиваю статью о наряде для первого свидания. Думаю о том, как меняется его взгляд, и пишу о вещах, в которые тайно верю, с тех пор, как встретила его. Что мужчинам нравится, когда их подруги выглядят женственно, так что надевайте пастельные цвета, одежду из приятных наощупь материалов, укладывайте волосы с максимальной естественностью, мягкими волнами, создавая контраст всей той жесткости, что есть в мужчинах. Помада естественных цветов лучше подойдет для долгосрочных планов, чем броские, яркие оттенки, которые скорее кричат о сексе.

Закончив статью, я иду с распечаткой в кабинет к Хелен, когда Валентайн останавливает меня, развернувшись на своем стуле.

— Эй! Капитан! — окликает он, салютуя мне, как армейскому генералу.

Смелости ему явно не занимать - сегодня на нем желтый жилет поверх пурпурной рубашки.

— Хелен без стеснения использует тебя. Она откровенно продает идею всем молодым читательницам, что ты в курсе, как урвать самого сексуального холостяка в городе.

Я хмурюсь, услышав это, потому что она, правда, этим и занимается, хотя, будем честны, эта полнейшая чушь.

— Должно быть, потому она и смотрит на меня, как на курицу, несущую золотые яйца, — отвечаю я с напускной легкостью в голосе.

Возможно... нет, скорее всего... поэтому она и отнеслась с таким пониманием к моей «писательской проблеме».

Вэл ухмыляется.

— Что ж, курочка, эти твои золотые яички запросто мог оплодотворить сам Сент.

Я все еще на волне от письма Сента и удовольствия, которое испытываю снова, будучи способной писать, поэтому не позволяю Валентайну забраться к себе в голову.

Едва закатив глаза, я спрашиваю:

— Ты идешь в «Маккормик Плэйс»?

— Неа, она хочет, чтобы я отредактировал всю эту чушь, — он указывает на экран, затем подмигивает. — Правда же в том, что ей остро необходимо изводить меня, чтобы чувствовать себя живой.

— Рада, что тебе, похоже, это нравится, — я иду в офис к Хелен со своей распечаткой, хоть уже и отправила ей статью по почте.

Я оставляю бумаги на ее столе, а когда Хелен меня замечает, говорю спокойным, не выдающим эмоции голосом.

— Сент произносит речь об Interface в выставочном центре «Маккормик Плэйс», и он внес меня в список прессы. Ты не против, если я схожу, даже если только ради наблюдения?

Хелен невозмутимо смотрит на меня.

— Я ждала, что ты спросишь меня, после того, как этим мероприятием интересовалось это недоумение в желтом жилете. Да, я не против, — соглашается она. — Но не будь серой мышью. Задай вопрос! Пускай люди знают, что мы освещаем это событие.

Заметив мою нерешительность, она быстро добавляет:

— Показаться там и вести себя обыденно, твой единственный шанс вернутся к норме. — Пауза, недовольный взгляд. — Что? Уже не так уверена, что хочешь пойти?

Да, не уверена. Теперь я уже ни в чем не уверена.

«Твое имя в начале списка».

— Ладно тебе, иди же! Поторопись и задай вопросы, которые покажут, какие мы смышленые! — говорит Хелен. — Загладь впечатление от одежды Вэла.

Готовясь к худшему, но надеясь на лучшее, я киваю и возвращаюсь к своему столу. Хелен права, мне нужно вернуть, отвоевать эту нормальность.

Он волнует меня сильнее, чем то, что скажут обо мне другие. Я не упущу шанса увидеть его.

За пять минут до начала конференции, я расплачиваюсь с водителем и выхожу из такси. Прикрывая волосы от ветра, я тороплюсь внутрь одного из четырех главных зданий центра «Маккормик Плэйс».

Это самый выдающийся из выставочных центров во всей стране, настолько огромный, что требуется больше пары минут, чтобы добежать от лестницы и холла до аудитории, где Сент ключевой докладчик.

Представители прессы уже на своих местах на стальных раскладных стульях: районные газеты, региональные радиостанции, пять местных новостных команд. Очевидно, это довольно значимое событие. Сотни профессионалов заполнили зал, наготове, вооруженные камерами, блокнотами и микрофонами.

Пока я ожидаю в очереди в приемной, пытаясь незаметно привести прическу в порядок, возле входа меня замечает небольшая группка новоприбывших. Меня тщательно осматривают, после чего начинается перешептывание.

Твоююю ж налево.

Покраснев до кончиков пальцев, я заставляю себя стоять в очереди, пока не дохожу до женщины, выдающей бэйджи.

— Здравствуйте, Рейчел Ливингстон от «Эджа», пришла на выступление Малкольма Сента.

— Дорогуша, они здесь все ради него, — бормочет она, не поднимая глаз. Она находит мое имя в своем списке, и я мысленно благодарю пресс-атташе Сента за эту услугу (или же самого Сента). Я замечаю, с какой неохотой женщина ищет нужный бэйдж, пока наконец-то не протягивает его мне. Я держусь показательно уверенно, когда забираю бэйдж со своим именем и направляюсь внутрь.

Аудитория уже наполнилась, раздаются аплодисменты, когда лысый в сером костюме ведущий конференции, поднимается на сцену.

— Добро пожаловать, — говорит он в микрофон.

Хоть я и пытаюсь сосредоточить все внимание на сцене, пока ищу место, от меня не укрываются внимательные взгляды, сопровождающие меня всю дорогу.

Внутри все неприятно сжимается, когда я думаю о Виктории, чем она сейчас занята, освещает ли она это событие для того дурацкого журнала, в чьем блоге она разместила свое разоблачение обо мне. Она, должно быть, жаждет крови, после того, как Сент уничтожил ее статью.

Слава богу, Викторию я тут не вижу. Но люди видят меня. И, внезапно. Мне. Нет. Дела. До того, что они скажут.

Я страшно взволнована. Взволнована им. При одной лишь мысли о том, что буду сегодня наблюдать за его речью, внутри меня зажигается огонь, так что я собираюсь позволить ему сжечь меня дотла.

Я останавливаюсь рядом с пустым стулом в заднем ряду, рядом с длинным проходом.

В этот самый момент мой взгляд приковывает волнительная суета возле входа, и вид вошедшего Сента, за которым следует группа бизнесменов, отзывается во мне жаром и смятением. Малкольм приковывает к себе все внимание в комнате, где бы он не находился. Самый мужественный из всех, кого я имела удовольствие видеть, со взглядом я-сожру-тебя-заживо, он направляется к сцене в начале зала.

Хоть это и странно звучит, но клянусь, даже воздух меняется в комнате, наполняется энергией, следуя за ним.

Ведущий произносит его имя в микрофон, и вот, позади деревянной кафедры, становится Малкольм-само-совершенство-Сент.

— Как многие из вас знают, с момента запуска, «М4» добилось рекордных показателей роста на всех платформах... но некоторые направления активов «М4» привлекли мое особое внимание. За прошедший год, мы с командой из более, чем четырех тысяч специалистов трудились над тем, чтобы представить вам Interface, который, за тот недолгий срок в сети, побил все социальные медиа сайты по обхвату и подпискам, — говорит он, делая паузу, и смотря в аудиторию.

Он настолько грандиозная личность, что я с широко открытыми глазами стараюсь впитывать каждый его жест, каждое сказанное им слово, то, как он владеет вниманием всего зала. Каждым присутствующим. В особенности мной.

Но...

Он произносит не мою речь. В начале я немного растеряна, но потом понимаю, я и правда утратила свое умение писать. Свою искорку, утратила все. Возможно, он верил, что я смогу. Верил настолько, чтобы предложить мне работать на свою компанию. Дал мне шанс, а теперь понял, что я ни на что не гожусь. Он не захочет меня, даже в качестве сотрудницы. Вообще ни для чего.

Я в таком шоке, что, к сожалению, пропускаю отрывок его речи, пока зал не взрывается овациями.

Я сглатываю комок в горле. Поднимаю на него взгляд.

Чувствую его присутствие по дрожи в коленках. Он улыбается, ждет, пока один из репортеров задаст вопрос, смотрит тому прямо в глаза.

Заметив восхищение во взглядах своих коллег, я уже могу сказать, какими словами они опишут его речь и его самого - завораживающий, вызывающий восхищение, лаконичный, проницательный.

Геттисбергская речь Авраама Линкольна состояла из двух сот семидесяти слов. Так же и Сент, похоже, исповедует и придерживается краткости.

Я еще замечаю, что, когда дело доходит до ответов на вопросы, все встают на ноги, даже если у них есть места. Подобного внимания и влияния мало кто добивается.

Боже, каково бы было согласиться, сказать «да», и работать на него? Каждый день видеть его на работе, как он завоевывает мир, в погоне и достижении всех своих целей.

Нет, я бы не смогла.

НИКОГДА не работай на мужчину, который видел тебя обнаженной.

Должно быть такое правило.

Но больше никогда его не видеть, стало бы ужасной, невыносимой пыткой...

Журналист из «Buzz» задает вопрос из нескольких частей, и, после того, как Сент перечислил ответы, а мужчина продолжил задавать все новые уточняющие вопросы, Сент добавил:

— Так, на какую часть вашего вопроса я не ответил? — От его низкого, глубокого голоса в аудитории повисает тишина, зрители словно заворожены его тембром.

— Сент! Сент! Говорят, вы просто не смогли уместить всех своих подписчиков в Facebook, поэтому, прежде чем он взорвался, вынуждены были создать собственный Interface, дабы уместить всех желающих!

— Если бы я создавал Interface для самого себя, то назвал бы его MyFace - МоеЛицо.

Смех в зале.

Сент обращает внимание на очередного журналиста.

— Говоря о вас, Сент, правда ли, что у вас подписчиков-мужчин столько же, сколько и подписчиц-женщин?

— Я не отслеживал статистику, — он улыбается. — Но мир, правда, состоит из представителей обоих полов.

Похоже, моему телу, сразу сжавшемуся в комок, понравилась эта его улыбка.

— Ваш конгломерат «М4» - самая влиятельная корпорация в Штатах. Правда ли, что большинство ваших сотрудников не окончили колледжи?

Удерживая зрительный контакт с седым бородатым журналистом, задавшим вопрос, Сент кратко отвечает.

— Мы нанимаем людей, которые хотят изменить порядок вещей. Мы поощряем образование, сотрудничаем с ВУЗами по всей стране, но также ценим вольнодумцев, людей, которые добиваются результатов, несмотря ни на что.

Он смотрит в зал, и, внезапно, его обезоруживающая пара зеленых глаз останавливается на мне. Я забыла, что стою здесь с поднятой вверх рукой. Он указывает на меня.

— Рейчел Ливингстон из «Эджа», — торопливо представляюсь, как принято на подобных мероприятиях, но, услышав коллективный вздох всего зала... чееерт, я забываю, что хотела спросить.

Судорожно раздумывая, я выпаливаю второй вопрос, пришедший мне в голову (умолчав о том, что меня правда волнует, почему он не прочел мою речь?).

— Interface, как слово, означает общую границу двух устройств или сред компьютерной системы, обменивающихся информацией. Выбирая название, вы хотели посмеяться над тем, насколько бесстрастными могут стать отношения посредством онлайн общения, при утрате персонального контакта?

Воцаряется тишина.

Зал становится размытым пятном, пока он удерживает мой взгляд свысока подиума. Все теряет форму, кроме отточенного совершенства мужественного лица Сента, и такого шокирующе личного взгляда его глаз.

— Нет, я не потешаюсь над отношениями, тем более, что я восхищаюсь всеми, кто сумел их сохранить. — Он смотрит прямо на меня, во взгляде читается вызов.

Когда кто-то из зрителей наконец смеется, щекочущий жар опускается из моего живота ниже по бедрам.

Что это значит?

«Клейм», вспоминаю я.

Меня это постоянно раздражало и смущало. Теперь же, я бы отдала больше, чем любая другая женщина в мире, чтобы он снова заявил на меня свои права.

Сент продолжает смотреть в зал, а я не помню, чтобы меня так трясло со времен моей первой пресс-конференции в качестве журналиста.

Ответы продолжаются, как и вопросы, затем Сент благодарит присутствующих. Их аплодисменты оглушают, пока он покидает сцену, а наступившая пустота кажется более поразительной, чем влияние от его присутствия. Журналисты торопятся монтировать видео и писать свои статьи.

Я задерживаюсь в зале, не знаю, зачем, когда ко мне подходит Кэтрин в своей обычной оживленной деловой манере.

— Он хочет вас видеть. Следуйте за мной в гринрум.

Я иду за ней в конец зала, затем слышу, как она представляет меня.

Жестом она подзывает меня внутрь. Делая шаг, я оказываюсь в комнате, обставленной прекрасной мебелью, новыми персидскими коврами, техникой, фоном играет классическая музыка, на столе огромная корзина фруктов и охлажденное вино, словно только лучшее достойно этого мужчины, даже если он пробудет здесь всего несколько минут.

Я смотрю на него. Блистательного в этой комнате. Притягивающего все внимание, словно прекрасная, властная, энергетическая черная дыра. Не оставляющего сомнений, что все здесь - о нем.

Сент смотрит на меня.

— Вижу, ты смогла прийти.

Его голос отдается эхом во мне.

— Да, — на губах невольно вспыхивает улыбка. — Прекрасная речь, — бормочу я. — Теперь у тебя приватные встречи?

— Нет. Я уезжаю на встречу в... — он смотрит на часы, удивленно поднимая брови, словно не заметил, сколько времени прошло. — В пять.

Его ассистентка протягивает несколько записок, склонив темную голову, он быстро их просматривает. Она уходит, после вопросительного взгляда в мою сторону, и, пользуясь его отвлеченностью, я меняю позу.

Мне неловко смотреть на него. Удивительно, что после всего проведенного вместе времени, стольких мгновений, он все еще заставляет меня чувствовать себя такой по-девичьи смущенной, попадающей под влияние его мужественности. А еще стеснительной, из-за его уверенности. Из-за того, что он мне нравится и мне важно, что он обо мне думает.

Поэтому следующее признание вызывает такую боль.

— Ты не прочел мою речь.

Сент поднимает голову, услышав мои слова.

— Я не прочел твою речь, — подтверждает он, отчего у меня вырывается невеселый смешок.

— Я не удивлена. Я говорила, что у меня проблемы. Дашь замечания, что нужно было исправить, чтобы она тебе понравилась? Она была слишком безучастна или перенасыщена фактами?..

Он откладывает заметки в сторону, немного хмурится, хотя взгляд такой, будто он находит это забавным.

— Ничего такого, — уверенно убеждает он. — Речь была слишком личной. Твое авторство читалось в каждой строке, — он смотрит на меня своим очаровывающим взглядом насыщенного зеленого цвета, от которого я становлюсь неподвижной. — Ты не можешь писать речи для других. Ты слишком уникальна, чтобы перенимать манеру речи других людей, слишком захвачена своей собственной. Рейчел, ты должна писать о том, что волнует и интересует именно тебя. Это я и предлагаю тебе в «М4».

Я немею от этой неожиданной похвалы. Он честен. Я, правда, не замечаю лести ни в его словах, ни во взгляде. Только правда в глазах, которые видели и познали слишком многое для его возраста. Глаза, которые видели все и, каким-то необычайным образом, видят меня, читают меня.

— Я хочу писать, но... та речь - первое, что я смогла с легкостью написать за долгие недели, — признаю я.

Я никому, кроме Хелен, в этом не признавалась.

— Речь была хорошей.

От его слов меня переполняет гордость, которую я уже давно не испытывала по отношению к своей работе.

Я обезоружена его словами, когда Сент делает шаг вперед и поднимает руку, словно собираясь коснуться моего лица.

Я хочу этого прикосновения, все мое тело напрягается.

Он останавливает себя, тихонько смеется, но улыбка исчезает, когда он признает с отрезвляющей настойчивостью:

— Ты можешь писать. Ты никогда этого не утратишь.

Утрачу, уже потеряла в тот миг, когда потеряла тебя.

Я продолжаю смотреть на него, а затем опускаю глаза на его руку, как он прижимает ее к бедру, сжимая кисть в кулак. Его аромат наполняет мои легкие, и я не хочу выдыхать, чтобы не утратить, не выпустить этот роскошный запах. Раз его рука прижата к бедру, как возможно, что я ощущаю прикосновение его пальцев там, где он когда-то меня касался? Каждая моя клетка кричит о его прикосновении.

— Ты это нарочно сделал, не так ли? — спрашиваю я. — Чтобы заставить меня писать? Тебе не нужна была речь. Ты лишь хотел, чтобы я поняла, что могу писать, несмотря на свои проблемы.

Я с трудом держусь на ногах, когда едва заметная улыбка легонько касается его глаз.

— Тебе так кажется.

— Я точно знаю, Сент, — а затем, смотря в глаза, которые наблюдают за мной так, словно знают, о чем я думаю, я заставляю себя произнести тихое «Спасибо». Когда он кивает, я добавляю, — Я надеялась не опозориться перед тобой окончательно. Рада, что тебе хотя бы... понравилось то, что я прислала.

— Даже если это означает, что я все еще хочу нанять тебя на работу в «М4»? — спрашивает он, с мягким нажимом.

Радостное волнение проносится сквозь меня.

— А ты хочешь? — я качаю головой. — Я не могу принять это предложение.

— Вакансия все еще открыта, — настаивает он. Внезапно, неожиданно, он смотрит на мои губы. Всерьез, не отрываясь смотрит на них. В течение трех долгих сердцебиений. Бум, бум, бум.

— Спасибо, — я прокашливаюсь. — До какой даты действует предложение?

— Пока ты не согласишься.

Он выходит, оставляя меня с болью, надеждой, радостью, страданиями, всем и сразу.

Остановившись в дверях, он снова смотрит на меня.

Занятия любовью для нас с ним никогда не были просто сексом.

Сент занимался со мной любовью своей улыбкой. И прямо сейчас в его глазах такая улыбка.

— Ты свободна в субботу? — спрашивает он.

Я... раздумываю. На самом деле, я пытаюсь что-то придумать, вот в каком я отчаянии.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я хрипло.

— У нас будет деловая встреча на весь день. Я бы хотел представить тебя кое-кому из моей команды Interface.

Я не раздумываю ни минуты.

— Я свободна.

Сент берется за дверную ручку.

— В следующую субботу. Кто-то заедет за тобой в полдень.

Позже вечером, зайдя домой, я нахожу Уинн и Джину за просмотром фильма в гостиной.

— Привет, — говорю я, проходя на кухню, наливая стакан воды.

Я усаживаюсь рядом с ними перед телевизором, проигрывая в голове то, что он говорил сегодня о моем писательстве.

— Чем занималась весь день? Чего такая молчаливая? — спрашивает Уинн.

Незаметно ухмыльнувшись, я пожимаю плечами.

Я рассказывала им обо всем, что касалось Сента. Они были моими сообщниками. Моими соучастниками, когда я работала под прикрытием, скрывая всю ложь.

Теперь Сент - мое сокровище. Он так ценен и его у меня так мало, разве плохо, что я хочу все оставить себе?

— Рейчел! Делись! Ладно, она сошла с ума! — преувеличенно подчеркнуто заявляет Джина Уинн. — Нужно обратиться за серьезной помощью для этой девчонки.

Я улыбаюсь, когда они вдвоем начинают меня трусить.

— Идиоты, пустите меня! — вырываюсь я. — Я видела его сегодня в «Маккормик Плэйс». Он был главным докладчиком на одной конференции, посвященной социальным медиа. — Мысленно я проигрываю взгляд, которым мы обменялись, пока он не ушел. Пряча лицо в подушки дивана, я счастливо вздыхаю. — И он пригласил меня на одну деловую встречу, — добавляю я.

— Какую еще деловую встречу? — спрашивает Уинн.

— Что ты, блин, имеешь в виду? Ты должна была прокричать об этом, едва переступила порог! — кричит Джина возмущенно.

— О боже, — я бормочу в подушку, бросаясь ею в подруг, заливаясь румянцем. — Я не могу говорить об этом. Мне нужно все осознать! Доброй ночи, девочки!

Я слышу, как они шепчутся и сплетничают, а я сижу на кровати, пролистывая контакты в телефоне.

Сделай это, требует часть меня. Нет, не нужно, отвечает другая часть. Да, спроси его о чем-то, на что ему придется ответить. Но я не могу. Не могу так сильно давить. Нужно все делать размеренно и быть терпеливой.

Вместо этого я обнимаю подушку. Суббота, думаю я, составляя в уме список дел.

Я должна выглядеть идеально.

Мне нельзя выставить себя идиоткой.

Мне нужно напомнить ему, какими отличными друзьями мы были еще до того, как начали заниматься крышесносным сексом.

Мне нужно отвоевать Сента обратно.