Я просыпаюсь в своей постели в воскресенье поздней ночью или, скорее, слишком рано в понедельник.
Сбитая с толку, выхожу в гостиную и нахожу ее пустой. Направляюсь в комнату Джины.
— Напомни мне не пить на яхте, — прошу Джину, хватаясь за голову и опираясь на дверной косяк. — Где Сент?
Джина стонет, затем слегка шевелится.
— Ты отрубилась, и он принес тебя сюда.
— Почему он не остался?
— Он немного побыл в твоей комнате, а потом ушел. Казалось, что скорее он проснется мертвый, чем ты.
— Когда он ушел?
— Час назад.
— Прости, что разбудила тебя. Полагаю, я еще в состоянии алкогольного опьянения. — Я прислоняюсь спиной к ее двери и вздыхаю. — Джина, мы так здорово провели время. Мы разговаривали... мы плавали... мы ели вишню... у нас был ужин. Я выпила всего два бокала вина. Два! Но не могу вспомнить остальное.
— Это все гребанный ветер и качка. Меня тоже от них вырубает.
Я стону и глубоко, глубоко сожалею о напитках, которые выпила.
— Закрой дверь, — бормочет она, когда я выхожу.
Вернувшись в комнату, я включаю лампу, беру телефон и набираю:
«Спасибо, что довез меня до дома».
Но не отправляю сообщение, решив ему позвонить и выяснить, спит ли он. Когда я слышу его голос, по телу разливается томление от чего-то еще — более сильного, чем алкоголь.
— Спасибо, что привез меня домой. Мне очень понравилось проводить с тобой время, — шепчу я.
— Мне тоже.
Я бросаю взгляд на часы: уже третий час ночи, мой голос звучит хриплым от выпивки и сна.
— Мне бы хотелось, чтобы ты остался на ночь.
— Когда это произойдет, боюсь, не хватит слов, чтобы описать все то, что я с тобой сделаю.
Тишина.
— Я так сильно хочу тебя, Грех... — Тишина. — Ты можешь делать со мной все, что захочешь, если пообещаешь повторять это снова и снова.
— Такое обещание я мог бы сдержать, — хрипло шепчет он.
— Я знаю, что ты не любишь давать обещаний и твое слово неоспоримо. Если бы ты остался, я бы позволила тебе поглотить себя. Однако, что-то пришлось бы оставить, сам понимаешь. Чтобы завтра, когда я протрезвею, ты мог рассказать мне, что со мной творил.
— Значит, я получил бы все, кроме твоих ушей? — Он явно поднес трубку очень близко и явно удивлен.
— Да! — счастливо говорю я.
— Я мог бы пожирать каждую частичку тебя своим ртом?
Каждую?! О боже, да.
— Не уверен, что смогу устоять перед твоими ушами, — он трагично вздыхает.
— Ладно, — охаю я. — Мои уши тоже твои.
— Уверена? Теперь я буду владеть всеми твоими чувствами.
— Уверена.
— Рейчел, я хочу, чтобы ты была открыта для меня.
— Договорились, Сент.
Я открыта!
— Договорились? — повторяет он, все еще забавляясь.
— Хм. Я в игре, Сент. Базы готовы.
— Проведешь со мной уик-энд после поездки к матери?
— С удовольствием. Все мои пять чувств. И буду готова к твоим дерзким планам.
— Я спрячу вино, — поддразнивает он.
— Малкольм! — Я смеюсь, а потом встревоженно: — Я что-то наплела?
— Ничего такого, чего бы ты не говорила раньше.
— Малкольм! Что я сказала, дурачок?
Он хихикает.
— Ничего, что я был бы не прочь услышать еще раз, Рейчел.
Когда мы вешаем трубки, я таращусь в потолок. О боже, неужели я призналась ему в любви? По пьяни? Почему я не могу сказать это как адекватный, храбрый человек, трезво глядя в глаза?
Я пытаюсь вспомнить и не могу. Просто не могу вспомнить, говорила ли я это.
Но если так... он хочет услышать это снова?
Я ведь могла нести и непристойности, что было бы ооочень непохоже на меня, и что-то такое, что Сент, вероятно, тоже хотел бы услышать.
Я вздыхаю, взбиваю подушку и выключаю лампу. Тут меня преследует и возбуждает глупая мысль о вишневом стебле и узлах.