Сердцеед +1

ГЛАВА 25
Сент у меня дома

Сегодня вечером Сент встречается с моей мамой. Не могу сказать, кто больше взволнован: она или я.

Перед приходом к маме я заглядываю в аптеку за лекарствами для нее и в магазин, где покупаю свежих органических продуктов. Потом все аккуратно расставляю в аптечке и холодильнике. Пришло время помочь ей с приготовлениями к ужину. Я позаботилась о чистоте в доме, на стол поставила наши самые красивые тарелки, а в центр — красивую белую розу.

Мама в фартуке и с прочими прибамбасами деловито гремит на кухне.

Волнение витает в нашем доме.

С самого раннего подросткового возраста мама понимала, что я сосредоточена исключительно на своей карьере. Я никогда не мечтала о мальчиках, поэтому она так же не готова к тому, что я приведу домой мужчину, как и я, хотя я уверена — она надеялась, что однажды я найду «того самого».

Что ж.

Я нашла.

Черт, я нашла! И моя мать хочет встретиться с ним! А самое невероятное, что он тоже хочет познакомиться с моей мамой.

Удовлетворенно выдохнув, я бросаю последний взгляд на наш дом. Он выглядит безупречно чистым и уютным. Хотя, немного смущаясь, я понимаю, что дом моей матери — это своего рода моя святыня достижений: газетные статьи в рамочке, которые я писала для своей школьной газеты, первая колонка для «Эдж», благодарности от некоторых читателей.

— Я читала о нем только сегодня утром, — сообщает мама, выходя с кухни, чтобы убедиться в том, что дом готов к приему гостей. — Он кажется очень влиятельным. Очень красивым.

— Так и есть. А еще он умный. Целеустремленный.

Я похлопываю ее по руке и целую в щеку, а мама спрашивает:

— Он действительно придет?

— Нет, мам. Я просто удовольствия ради решила заставить нас прибираться.

Она улыбается одной из своих нежных материнских улыбок, и на этот раз уже она похлопывает меня по руке.

— Я рада, что он приедет, Рейчел, — заверяет она.

Мой желудок сжимается от этого, но я киваю.

Я одновременно счастлива и вся на нервах из-за его прихода.

— Помнишь, ты обещала не засыпать его вопросами, мама?

— Разумеется! — возмущается она, направляясь обратно на кухню.

Боже. Пожалуйста, пусть они понравятся друг другу.

Отодвинув занавеску, я выглядываю в окно и вижу, как его «Пагани-Хуайра» с визгом останавливается перед нашим домом.

О, Грех. Езда с превышением скорости? Ты серьезно?

Мне смешно, но я притворяюсь, что недовольная, когда открываю дверь и неодобрительно качаю головой, наблюдая, как он выходит из машины. Он в черном кашемировом свитере и темных потертых джинсах, крепко держит в руке бутылку вина. Его вид заставляет мое сердце биться быстрее.

В темноте Грех чувствует себя свободно, и кажется, что уличные фонари в округе подлизываются к нему, отбрасывая привлекательные тени на его лицо и тело.

Он выглядит неотразимым.

Опасным.

Аппетитным.

— Здравствуй, — приветствую я его, когда выхожу на улицу и импульсивно прижимаясь губами к его каменной челюсти. — Поцелуй за то, что пришел.

Он притягивает меня к себе и говорит мне на ухо:

— У меня тоже есть один для тебя, но он не для публики. — Его глаза дьявольски сверкают, наблюдая, как я краснею.

Я приглашаю его внутрь. Он выглядит темным в коридоре. Темнее, чем его волосы, чем воздух, которым он дышит.

Моя мать ждет с сияющей улыбкой.

— Малкольм, это моя мама…

— Келли, — нетерпеливо вставляет она. Она, кажется, хочет обнять его, но останавливает себя. Сент кажется слишком большим для обнимашек.

Он протягивает руку и нежно сжимает ее плечо, протягивая ей вино. Я наблюдаю, как мама делает отчаянную попытку сопротивляться его пленительной улыбке. И замечаю, что его грудной голос не помогает делу.

— Спасибо за приглашение, Келли. И за потрясающую дочь.

Мама, благодарно приняв бутылку, отходит поставить ее в лед.

Сент дотрагивается до моей щеки лишь на секунду, но этой секунды достаточно, чтобы я разволновалась еще больше.

Черт бы его побрал!

***

— Ты первый мужчина, которого Рейчел привела домой, — сообщает ему мама.

— Это первый раз, когда я прихожу к девушке. — Сент подмигивает мне, и мы с мамой улыбаемся.

Мы обе таращились на него несколько секунд, когда он открывал вино так, как может только человек, откупоривший дюжину винных бутылок.

А сейчас мы все наслаждаемся ужином, алкоголем и беседой.

— Я всегда считала, что у нее было бы больше друзей, если бы не ее воображаемая подруга Моника, — говорит мама.

— Матильда, — поправляю я.

Моя бедная мама так взволнована и взбудоражена, что даже не может собраться с мыслями.

— Матильда. Верно. Она все сваливала на Матильду. Рейчел вообще не любит ударять в грязь лицом, — продолжает она. — Она эдакая перфекционистка, поэтому, чтобы не злиться на себя, когда все шло не так, как было задумано, она обвиняла во всем Матильду.

Я стону и закатываю глаза.

— Если бы Матильда сидела сейчас здесь, я была бы не так сильно смущена.

Сент наклоняется ко мне.

— Я бы не приехал сюда из-за Матильды. Только ради тебя.

Его губы кривятся, когда я краснею.

— Рейчел сказала мне, что вы рисуете, верно? — спрашивает он у моей матери.

— Есть такое. Обожаю яркие цвета, — говорит она и с гордостью показывает на свой клубнично-шпинатный салат. — Рейчел тоже когда-то рисовала, это ее картина. — Она показывает на маленькую рамку с отпечатком моей руки.

— Я это не писала, а просто приложила ладонь. У Сента есть такая же, мама. Большая.

— О, неужели? — Ее глаза расширяются в благоговении. — Они продаются, но в данном случае это был подарок от организации в поддержку против насилия.

Когда мы приступаем к основному блюду, моя мать рассказывает Сенту все о моем участии в «Конец насилию». Сент об этом ничего не знал, ну, или только то, что я занимаюсь этим уже десять лет, поэтому сейчас внимательно слушает, подчищая свою тарелку.

Еще ему рассказывают историю моего детства...

Как «Конец насилию» помогли маме и мне справиться...

О моих мечтах о карьере, которую я одновременно и любила бы, и хорошо себя обеспечивала...

Как я хотела, чтобы работа мечты мамы стала реальностью...

— Ее жизнь переплеталась с множеством людей, — добавляет она.

— И со мной, — шепчет он с лукавым блеском в глазах. Малкольм не злиться, просто спокойно допивает вино. С умиротворением и чем-то еще. Его словно... озарило. Как будто рассказы моей матери пролили свет на то, что долгое время ускользало от него.

Кажется, ему сейчас комфортнее, чем несколько секунд назад. Он сконцентрирован, скрещивая приборы в пустой тарелке. Затем Сент откидывается на спинку стула и складывает руки за головой, смеясь над рассказами моей матери о выходках юной Рейчел.

Он выглядит... домашним. Здесь, со мной и моей матерью.

Со мной что-то происходит — внезапно я чувствую себя очень уязвимой.

Я думаю о его матери, пока он разговаривает с моей.

Во время разговора он часто повторяет: «Неужели она действительно так делала?», явно забавляясь.

А моя мама никак не поможет промолчать!

Из-за этого сейчас чувствую себя чрезвычайно, глубоко обнаженной перед Малкольмом.

Малкольм уже много обо мне знает. Что мне нравится, чего я боюсь и о чем мечтаю. Что я надеюсь делать хорошие вещи, но иногда делаю плохие. Ему известно, какая я на вкус.

И теперь, когда мужчина моей мечты знает меня по рассказам матери, я чувствую себя совершенно беззащитной. Как будто у меня больше нет от него тайн, в то время как он представляет собой коробку с секретами, которую я никогда полностью не открою.

Джина права: возможно, чтобы защитить себя, я воздвигла не одну стену. Но чувствую, что все они вот-вот рухнут.

— Рейчел была не особо общительна в юности, — говорит мама, принося с кухни мой любимый десерт — шоколадный пирог с мятой. — Слишком уж была сдержанной, что, разумеется, меня беспокоило. Только в «Конец насилию» она поделилась с окружающими, что у нее нет отца. С такими же людьми, как она, познавшими утрату. Ей было некомфортно разделить эту потерю с кем-то другим, тем, кто, как она думала, не поймет.

Я пытаюсь отшутиться, но мой смех дрожит. И только после того, как Сент тянется к моей руке под столом и сжимает ее, я выдыхаю.

Потому что он дает понять, что не осуждает меня.

«Я очарован тобой», — помнится, сказал он.

Я украдкой бросаю взгляд на его профиль. Он чувствует это и поворачивается. Наши взгляды встречаются, и мне кажется, что он целует меня своими глазами.

Сегодняшний вечер внезапно кажется невероятно значимым. Сент словно сделал для меня, дал мне то, что не делал и не давал никому больше.

Дальше мама докладывает, что в подростковом возрасте я читала по выходным.

— Она не была тусовщицей? — он спросил об этом мою мать, но явно для того, чтобы подразнить меня. Могу сказать это по взгляду — и улыбке — который он мне посылает.

Улыбке, которую ни одна женщина на Земле не смогла бы перенести с сухими трусиками.

— О нет, хотя ей нравится веселиться, — уверяет мама. — Но Рейчел вернулась даже с выпускного в двенадцать. Ее кавалер не смог заинтересовать ее настолько, чтобы она осталась подольше. На самом деле ее никто не интересовал. Раньше я думала, что ей нужен мужчина настолько неотразимый, что ее истории будут казаться блеклыми на его фоне, что он сделает ее реальность намного более захватывающей, чем выдуманный мир.

Я чувствую на себе его ласковый взгляд.

— Значит, такого не нашлось, — хищно заявляет он.

Я задерживаю дыхание.

— Никого, — подтверждает мама.

«Кроме тебя», — говорю ему глазами, когда он мне улыбается.

То, как он смотрит на меня сейчас, стискивая зубы, намного лучше секса.

— Грех, нам просто необходимо найти кого-то, кто рассказал бы мне твои неловкие истории, чтобы мы поквитались, — поддразниваю его хриплым, застенчивым голосом.

Он снова сжимает мою руку под столом, а его голос падает на октаву.

— Погугли. Тогда ты не просто поквитаешься.

— Кстати, она придумывала истории о семьях, — продолжает мама. — Обычно очень сладкие. Я переживала, потому что она была слишком оптимистична для реального мира, но, полагаю, именно так она справлялась с потерей Майкла.

После понимающего кивка, направленного на мою мать, глаза Сента снова ищут меня. Снова ласкают меня взглядом, но в этот раз они не ощущаются сексуальными. Мне кажется, это гораздо больше. Мужские глаза, глубокие, как вечность, просто говорят: «Я понимаю».

— Соболезную вам обеим, — наконец шепчет он, и я замечаю, что Сенту требуется усилие, чтобы отвести от меня взгляд.

Холодные искорки, которые так часто встречаются в глазах Малкольма Сента, сейчас пропали.

Он живой, такой человечный, сидит, как затихшая буря, за нашим обеденным столом. Сильный, энергичный и естественный несмотря на то, что он ненормально красив и ненормально могущественен.

Я замечаю, что мама слегка краснеет, когда он полностью сосредотачивается на ней.

— Я знаю, что ты тоже потерял свою мать. Соболезную.

— Спасибо, — тихо отвечает он.

— Ты можешь всегда прийти сюда, Малкольм. В любое время.

Когда вскоре после этого мама провожает нас до двери и Малкольм спрашивает, пойду ли я с ним, я краснею и киваю. Я даже не собираюсь притворяться, что не хочу оказаться прямо сейчас с ним наедине.

Он прощается с моей матерью, а затем говорит снова, без колебаний или сожалений.

— Я не умею давать обещания. Но я хочу, чтобы вы знали, что у меня не было серьезных отношений до встречи с вашей дочерью, и теперь, узнав, что я первый мужчина, которого она привела домой, я буду стремиться стать и последним.

Я покраснела до корней волос.

О, боже.

Неужели Сент сказал такое моей матери?

— Никаких обещаний и не нужно. Просто будь добр к ней, — шепчет она ему от всего сердца. А потом... — Пожалуйста. Возьмите с собой десерт. Я не буду его есть, вам двоим больше пригодится. Это любимое блюдо Рейчел, — добавляет она, подавая пирог, плотно завернутый в алюминиевую фольгу.

Я обнимаю и благодарю ее, за что получаю огромную широкую улыбку, которая дает мне понять, как сильно мама меня любит и что она умиротворена тем, что происходит между мной и Малкольмом (возможно, у нас даже отношения). Мое сердце чувствует себя удовлетворенным.

Сент подводит меня к своей машине, открывает дверцу, и когда я усаживаюсь, он наклоняется, чтобы застегнуть мой ремень безопасности. Когда его пальцы касаются меня, меня охватывает сексуальное томление. Что за способность такая превратить домашний ужин в прелюдию?

Я думаю, Сент понимает, что я горю, потому что в следующую секунду удерживает мой затылок и целует.

Поцелуй медленный и сладкий, отчего мои бедра сжимаются. Я смутно задаюсь вопросом, привыкну ли я когда-нибудь к его поцелуям. Сильный и уверенный, он трахает языком мой рот. Когда он принимается посасывать мой язык, я крепче сжимаю его плечи.

— Что это было?

— Я захотел, — он улыбается, поглаживая большим пальцем уголок моих губ.

Затем захлопывает дверцу, обходит машину с сексуальным и довольным выражением лица и садится за руль. Когда мы выезжаем из района, я замечаю, что он едет медленнее, чем обычно — вероятно, из-за пирога, который лежит у моих ног, — и размышляю вслух:

— Интересно, что бы подумал о тебе мой отец? Возненавидел или восхитился твоим положением в обществе?

Он скидывает бровь.

— Скажем так. Мой собственный отец терпеть меня не может. Я и не жду, что чей-то меня полюбит.

— Слабые мужчины не любят сильных. Они напоминают им о том, кем им не удалось стать.

Теперь обе его брови поднимаются, и он бросает на меня такой восхищенный взгляд, что я расцветаю.

Он обхватывает мое лицо ладонями и касается большим пальцем уголка моего рта.

— Мой отец не слабак, но он упрям и эгоистичен. — Малкольм переключает передачу, и кольцо на его большом пальце при этом блестит.

— Мой папа определенно предостерег бы меня от тебя, конечно... но даже не знаю, Грех. — Я мечтательно запрокидываю голову и вздыхаю. — Мне кажется, он бы очень тобой восхищался.

— Ты бы понравилась моей маме, детка. — Нежно изогнув губы, он протягивает руку и приподнимает мой подбородок. — Кто же может не любить тебя?

— Ты, — выпаливаю я, а затем закрываю рот ладонями. — О, боже, ничего не говори. НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ! ЭТО НЕ СЧИТАЕТСЯ!

— Рейч… — Сент хрипло смеется, а его глаза светятся.

— НЕ НАДО! НЕ ОТРИЦАЙ, НЕ СОГЛАШАЙСЯ, ПРОСТО МОЛЧИ. Прости, сама не знаю, зачем я это сказала. Нечестно вытаскивать из тебя информацию силком.

Тогда он останавливает машину, обнимает меня обеими руками и целует. Не легкое прикосновение. А поцелуй, от которого дрожат колени и легким не хватает воздуха.

— Не надо, — умоляю я, когда он от меня отрывается.

— Я ничего не говорю, — невинно замечает он.

— Окей. Пожалуйста, не надо.

Я дрожу от желания, чтобы он сказал это сейчас. Хоть что-то. Возможно, он ничего ко мне не чувствует. Возможно, следовало дать ему высказаться. Возможно, я не смогла бы принять то, что он сказал. Ух. Я даже смотреть на него сейчас не могу. Я таращусь в окно, когда Сент втягивает автомобиль обратно в дорожный поток, в то время как мой желудок бурлит. Сент берет мою ладонь и сжимает ее, и я влюбляюсь в него еще сильнее. Каким бы ни был его ответ, он все еще держит меня за руку. Он все еще здесь, со мной.

Но когда я продолжаю молчать, он немного притормаживает, наклоняется и нежно целует меня в губы. Одна его рука на руле, другая — на моем затылке.

— А это еще зачем? — Я облизываю губы, смотрю на его рот.

— Так захотел. — Он снова нежно целует меня. — Привыкай к этому.

Я жду, когда он в следующий раз остановится на светофоре, и тянусь к нему.

— Привыкай к этому.

Мы дико целуемся более дико, а потом улыбаемся.

***

Мы едем на лифте в пентхаус, где он спит, ест, живет.

Где он занимался со мной любовью как сумасшедший.

Мое сердце колотится так сильно, что я даже не слышу сигнал лифта — двери просто внезапно открываются. Сент даже не спросил, еду ли я к нему. Это было данностью. Мы решили, что проведем выходные вместе, словно это самая естественная вещь в мире. И мне начинает казаться, что так оно и есть.

Я выхожу из лифта, вид его великолепной квартиры и мысли о том, что нас здесь ждет, заставляет меня испытывать почти болезненное возбуждение. Мои легкие сжимаются. Я снова провожу здесь ночь, и мне почему-то кажется, что наши отношения превращаются во что-то более глубокое, сильное, долгое.

Я кладу пирог на его блестящую кухонную стойку, когда он подходит сзади и обнимает меня одной рукой.

Бабочки у меня в животе просыпаются.

Сент разворачивает меня и впивается в мой рот, отчего у меня перехватывает дыхание. Смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к электрическим разрядам от его поцелуев? Я чувствую внутренний подъем, стоит ему прикоснуться к моему телу. Мой пульс учащается. Голова идет кругом. Мой мир сужается до его рта, который в данный момент занимается медленной, горячей любовью с моими губами.

Нас прерывает вибрация его мобильного. Не могу сказать точно, что вижу в его глазах, но бабочки продолжают порхать. Его взгляд глубок, как ночной лес.

Он чмокает меня в губы, прежде чем ответить на звонок и отойти в сторону.

— Сантори, — говорит он низким, но ясным голосом. — Да, я был занят. Обновление? Хм... — Он начинает расхаживать по гостиной, хмурясь и проводя рукой по волосам.

Интересно, кто такой этот Сантори? Я снимаю алюминиевую фольгу с пирога, затем наклоняюсь над кухонной стойкой, приподнимаюсь на цыпочки и наконец нахожу маленькую ложку.

М-м-м-м, боже. Мята и шоколад отлично сочетаются.

Я облизываю ложку, и понимаю, что Сент смотрит на меня. Ухмыляясь, я смакую вкус, чтобы он понял, что упускает действительно вкусный домашний пирог.

Мы играем в гляделки. Его интенсивный взгляд скручивает мое тело в узлы в тех местах, до которых только он может дотянуться. Я опускаю ложку и... почему у меня дрожит рука? Смущаясь его очень мужественного, очень сильного взгляда, я облизываю уголки губ, и его голос падает на децибел.

— Нет, я не могу... сделать это сейчас. Мне нужна ночь, чтобы обдумать наш следующий шаг.

Он выключает телефон и отбрасывает его в сторону.

Мои колени превращаются в желе по мере его приближения. Сент проводит серебряным кольцом по моим губам, его глаза сверкают огоньками.

— Мне нужно было решить кое-какие дела, но я предпочел заняться тобой.

Мамочки, он выглядит таким решительным. Таким целеустремленным.

Одна фраза от этого мужчины — и я закипаю, как будто мы потратили часы на прелюдию.

— Ты... — Я облизываю губы и смотрю на его рот, пытаясь выровнять дыхание. — Хочешь пирога?

Он запрокидывает мою голову, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. Тогда он качает головой... очень, очень медленно.

Малкольм любит смотреть в глаза.

Он хищник, а я его самая желанная добыча.

Его свободная рука ложится мне на затылок. Сент удерживает мой взгляд, пока не опускается для поцелуя.

— Я хочу... твои губы. Они — все, что мне нужно...

И проводит языком, горячим и влажным, по моим губам. Я стону. Его запах завораживает меня. Вкус Сента, наряду с шоколадом и мятой, задерживается на моих губах. Если это не самая восхитительная форма пытки, то я не знаю, что еще.

Я приоткрываю губы, и он толкается внутрь. Яростное желание растекается между моих бедер. Сент удерживает меня, как ему удобно, покусывая мою нижнюю губу.

Я тихонько мурлычу, и он притягивает меня ближе, так что его твердое тело впечатывается в мое. Да поможет мне бог, я принадлежу ему.

— Грех...

— И я хочу... их... — Мои груди наливаются, когда его руки накрывают их сверху.

У меня замирает сердце.

Боже, на этих губах играет дьявольская улыбка.

Одной рукой он умело стягивает мой топ через голову, затем опускает кружево лифчика, и сосок выскакивает наружу. Мгновение Малкольм наслаждается видом, глядя на мои груди с явным одобрением. Затем высвобождает другой сосок и оставляет чашечками лифчика опущенными.

— Я определенно хочу этих красавиц.

Он наклоняет голову и так жадно припадает губами к моему соску, что внизу живота начинает ныть, нуждаясь в наполнении. Сент поворачивается к другому моему соску, перекатывает его под языком и снова сосет.

Инстинктивно выгибаясь, я хватаюсь за его спину, царапая ногтями кашемировый свитер.

— Я хочу... о, Малкольм, не останавливайся.

— Я не собираюсь останавливаться. — Он проводит зубами по моему соску и облизывает его. — Я хочу, чтобы твои руки были на мне, — тихо шепчет он, и мои ладони опускаются к его паху, где за джинсой пульсирует толстый и сильный, как сталь, член. Во рту пересыхает, и я облизываю губы, лаская его через ткань. Из горла Сента выходит низкое рычание. — Только посмотри на себя, Рейчел, — хрипит он, глядя на мои соски.

А потом окунает пальцы в пирог и растирает ими шоколадный крем, смешанный со взбитыми сливками, в каждый из моих сморщенных сосков.

— Сент! — выкрикиваю я, потрясенная и возбужденная.

Он приподнимает голову к моему уху и спрашивает:

— Хочешь, чтобы я облизал тебя?

Между нами потрескивают разряды похоти, когда его глаза ловят и удерживают мой взгляд. Я киваю.

— Что именно?

О боже.

Всю меня.

Всю меня снаружи, всю меня внутри. Я хочу, чтобы он поглотил меня, и хочу поглотить его в ответ.

Нервничая и будучи голодной до боли в горле, я протягиваю руку и подношу шоколад к губам.

— Тут, — робко шепчу я.

Он ухмыляется.

— Здесь? — Он наклоняется и, дразня меня, нежно слизывает крем с уголка моего рта.

Раскаленная добела молния пронзает меня насквозь, и мне кажется, что я издаю какой-то звук — жалобный всхлип. Сент притягивает меня ближе, и каждая клеточка моего тела отзывается на его поцелуй.

Его глаза прикрыты, когда он проводит пальцами по шоколаду, который только что намазал на мои соски, слегка лаская.

— А здесь? Рейчел?

— О боже, Малкольм. — Это все, что мне удается сказать, схватив его за плечи. Он наклоняется, чтобы лизнуть и попробовать меня везде, где есть шоколад. Мой рот. Я тихо стону. Мой сосок. Я стону еще громче. Мой второй сосок. Я запрокидываю голову и крепко вцепляюсь за его твердые плечи.

— Вкусная. Не двигайся... — хрипит он. Одна сильная рука обхватывает меня за талию, чтобы удержать на ногах.

— Ни за что, — шепчу я. Когда Малкольм снова целует меня в губы, я притягиваю его за затылок, отвечая. Наши губы пробуют нас на вкус и мяту, и шоколад, и взбитые сливки, и так много желания, что воздух между нами становится не просто теплым, а горячим.

Я покусываю его нижнюю губу, когда потребность в Сенте начинает поглощать меня изнутри. Я никогда не была такой наглой, такой безрассудной… Только с ним я становлюсь такой. Чертовски сексуальной.

Он дразнит меня. Он ускользает от меня. Он заставляет меня гадать, о чем думает. Он хорошо ко мне относится. Он меня обожает. Господи, только посмотрите на меня.

Я отвечаю на его поцелуй жадно, чтобы он понял, как много для меня значит сегодняшний день. Гораздо больше, чем я себе представляла.

Его поцелуй такой же интимный, медленный, смакующий. Больше никакого шоколада, только мы.

— Не двигайся. — Его голос звучит настолько возбужденным, что внутри меня все скручивает от напряжения. Его взгляд темнеет, а голос становится ниже.

Сент медленно, но ловко, развязывает шнурок моей юбки. За ней на пол следуют мои трусики, и мое сердце тоже трепещет от предвкушения.

Удерживая меня на месте одной рукой, он снова припадает к моей груди, слизывая остатки шоколада и взбитые сливки. Кажется, что он хочет съесть всю меня, и мой возбужденный сосок пульсирует под его поцелуем. Мысль о том, где он прикоснется ко мне в следующий раз, настолько волнительна, что сводит меня с ума от возбуждения.

— Не двигайся, — шепчет он мне на ухо, протягивая руку и зачерпывая еще немного начинки пирога.

Хотя мои чувства пребывают в хаосе, мне удается стоять неподвижно.

— Хорошая девочка, — похвала хриплым голосом. Хотя движения Сента продуманны, а голос задумчив и сдержан, его глазах сейчас горят темным огнем, когда Малкольм растирает шоколадом мой клитор. Он действительно выглядит возбужденным, но более того, он выглядит решительным, размазывая пирог вокруг моего пупка.

После этого он наклоняется, чтобы подразнить языком мой живот. Потом ниже, дыхание обжигающе горячее, губы мягкие и подвижные, и вот... язык неторопливо приближается к моему клитору. Схватив мою плоть губами, нежно втягивает ее в рот, продолжая дразнить меня своим языком кругами.

Мои колени подгибаются, но его рука удерживает меня на ногах.

Поднимаясь к моему пупку, возбуждает меня сверх всякой меры.

— Нравится, Рейчел?

Я киваю.

Когда он выпрямляется, чтобы встретиться со мной взглядом с невероятной страстью в глазах, огонь в моем животе поднимается еще выше. Сент останавливается, как будто решая, где попробовать меня, прикоснуться ко мне дальше.

Это мучительно.

Он проводит пальцем между моих ног.

— Это тебе нужно, да?

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и стараюсь не ерзать, когда он слегка потирает меня между ног. Я настолько влажная, что буквально это слышу. И это не пирог, это я.

Малкольм продолжает меня дразнить, снова облизывая мой рот. Пробуя, смакуя.

— Малкольм... — стону я.

Он щиплет влажный, набухший сосок.

Пока он тянется ко второму, я погружаю пальцы в пирог и, прежде чем он успевает это заметить, медленно провожу двумя пальцами линию вдоль твердой челюсти Сента к уголку губ.

Выглядит потрясающе. Он не успевает отойти — я хватаю его за затылок и лакомлюсь горьким шоколадом с насыщенной мятой.

Мы оба на вкус как десерт и похоть. Мы такие разгоряченные, что напоминаем ядерное оружие. Мы так быстро воспламеняемся, что я не знаю, выживем ли мы.

Сент поднимает меня, держа за задницу, и несет к одному из диванов. Когда мы целуемся, он стонет, уже не в состоянии полностью контролировать ситуацию. Как же сильно он мне нравится! Особенно когда готов наброситься на меня.

Я облизываю его шоколадно-мятные губы, когда Сент опускает меня на диван и дарит мне сексуальный, умопомрачительный поцелуй, чувственный и животный. От уверенных движений его языка пальцы моих ног поджимаются, а клитор пульсирует самым восхитительным образом.

Я откидываю голову, давая ему полный доступ. Он посылает серию влажныхи и теплых поцелуев вдоль моей шеи.

— Хочу тебя... внутри... хочу сейчас...

— Хочешь, чтобы я вошел в тебя? — Он встает, срывает с себя кашемировый свитер и отбрасывает его в сторону.

— Да.

— Жестко? Глубоко? — Он расстегивает и расстегивает молнию, джинсы следуют за свитером.

— Сент!

О боже, что за великолепный мужчина! Он сощурил глаза, желваки на его челюсти напряжены, пока он разрывает пакет из фольги и натягивает на свой член резинку, после чего возвращается ко мне, нависая своим большим, восхитительным телом. Этот человек уничтожает меня.

Я вздрагиваю, когда наши обнаженные тела соединяются, и расслабляюсь, когда его рот и руки находят мои самые чувствительные точки.

Он шепчет соблазнительные словечки мне на ухо, целуя его. Опускает язык в ложбинку у основания моего горла. Нежно впивается мне в шею.

Я хватаю его за плечи. Он не спешит. Я дрожу, когда Сент закидывает мои ноги на свою талию, указывая, в каком положении хочет меня видеть. Его бицепсы и трицепсы напрягаются, пока он занимает удобную позицию.

Затем он хватает меня за бедра и сдвигает вниз на дюйм или два, так что я опускаюсь вниз одновременно с его толчком. Его имя слетает с моих губ в чистом порыве благодарности.

Еще один выпад. Мы стонем. Другой. Еще. Еще. Я впиваюсь ногтями в его спину, чувствуя себя наполненной, но по-прежнему нуждающейся.

Один сосок исчезает у него во рту. Взмах его языка, и я бьюсь в экстазе.

Я чувствую скольжение жесткого тепла и силы все время.

Мои бедра поднимаются вверх. Комната наполнена звуками, которые мы издаем.

Он выжимает каждый вздох из моего тела, наблюдая с горящими глазами, как я извиваюсь. Его великолепное лицо застывает в оргазме, челюсти плотно стиснуты, зеленые глаза блестят, зубы скрипят от удовольствия, и он рычит:

— Рейчел.

Малкольм двигается вперед, глубоко и быстро, заполняя меня так резко, что для дыхания не остается места. Все его тело — ягодицы, мышцы бедер — напрягается. Во мне нет места ни для чего, кроме Сента. Я знаю, когда он кончает, потому что он шепчет чтобы я не отставала от него.

Это единственный раз, когда я видела, как Сент выходит из-под контроля. Это настолько горячо, что мой оргазм пронзает тело, заставляя его член набухать и дергаться во мне один, два, три раза. Я извиваюсь под ним, а мой рот ищет его.

Он удерживает мое лицо ладонями, замедляя ритм и прижимаясь ко мне губами. Мы целуемся, медленно и томно, как наши тела, пока мы приходим в себя.

— О боже, — выдыхаю я.

Он тихо смеется, качая головой. Затем ложится на спину, сдвигая меня так, что я оказываюсь практически на нем.

Я обвиваю руками его шею. Если бы мы не были на диване, я бы просто осталась здесь, заснула от блаженства от трах-истощения, вызванного моим альфа-самцом.

—Ты невероятно хорош. — Я утыкаюсь носом в его челюсть, чувствуя тепло и липкость внутри. — Я немного ненавижу каждую женщину, на которой ты получил свой опыт.

— Это было весело и забавно.

— Оу. Тебе со мной не весело?

Его глаза загораются игривостью.

— Напрашиваешься на комплименты, Рейчел?

Когда мое нутро сжимается, я понимаю, что хочу его любви, хочу его нежности.

— Живу ради них, — смеюсь я.

Он тоже смеется, приподнимаясь на локтях и смотря на меня глазами, полными нежности. Горячий поток эмоций переполняет нас, пока мы улыбаемся друг другу.

— Я уважаю... и восхищаюсь... и наслаждаюсь каждым дюймом тебя, Рейчел.

Я слегка наклоняю голову, внезапно немного смутившись, осознав свою наготу. Потому пытаюсь руками прикрыть грудь.

У меня покалывает низ живота, когда он ласково улыбается и проводит рукой по моему телу. Затем опускается, чтобы поцеловать мой пупок, между грудей, и гладит мои бедра, дразня все части, которые болят и чувствительны от занятий любовью.

Он целует меня, потный и мятный, прежде чем сесть и поднять меня за собой так, что я оказываюсь у него на коленях.

— Мне нравится, как ты выглядишь, нравится твой запах, и мне определенно нравится чувствовать тебя. А теперь будь хорошей девочкой, — он похлопывает меня по заднице, — и прикройся, чтобы я мог немного поработать.

— Если позволишь, я бы приняла ванну. — И целую его в губы.

Он провожает меня в чистой славной греховной наготе в ванную комнату гостевой спальни, чтобы я могла освежиться.

Меня так хорошо трахнули, что мое тело до сих пор ватное. Но я каким-то образом добираюсь до нужной комнаты.

Оказавшись в душе, я крепко зажмуриваюсь, напевая и размышляя о сегодняшнем вечере. Может быть, мне следовало сказать, что я люблю его прямо сейчас? Или в машине, когда я выпалила тот бред? Он познакомился к моей мамой. Мне стоило верить, что он скажет мне что-нибудь ободряющее, если не признание в вечной любви.

Скажи ему, скажи ему, скажи ему.

Но что, если он не хочет этого слышать? Он до сих пор даже не предложил стать его девушкой.

А предложит ли когда-нибудь?

Повинуясь мягкому, тоскливому порыву, я кладу пальцы на влажный мрамор его душа, и хотя комнаты разделяют нас, я чувствую Сента через стену. Я чувствую кончиками пальцев его грудь, его мягкие волосы и его энергию, как постоянный поток молнии, бегущий по моим венам.

Люди отмечают его безрассудную сторону, ту, о которой трубят в новостях. Они отмечают его сильную сторону, ту, которая устанавливает стандарты. Но прямо сейчас ничто не заслуживает большего внимания, чем тот факт, что Малкольм пришел к моей матери и завоевал ее так же, как и меня.