2001

1

— Через мой труп, — отрезала Сесили Стронг. — Это же Эшгроув!

— Эшгроув? — Майк Брэдли, управляющий директор компании «Бригсток Джонс», растерялся впервые в жизни. — Прошу прощения, мадам, не могли бы вы… То есть я, конечно…

— Деревья в дальнем конце площади, — терпеливо пояснила Сесили. — Вы не можете срубить эти деревья, чтобы проложить дорогу! Это же Эшгроув.

— Мадам, уверяю вас, — начал было Майк Брэдли, пытаясь понять, что это еще за полоумная старая ворона, и злясь: такая древняя бабулька, лет девяноста, если не больше, а так наскакивает, — если бы у нас был какой-то другой…

— А вы хоть знаете, что такое Эшгроув, дражайший? — спокойно продолжала Сесили, словно он и рта не открывал. — Нет, конечно, не знаете. Не имеете ни малейшего понятия.

— Ну, в общем… э-э-э… — протянул Брэдли. Он и правда понятия не имел.

Сесили вновь его перебила:

— Это мемориал. Вот что это такое.

До сих пор на собрании то и дело слышалась какая-то возня и бормотание, даже когда выступали данные ораторы, зато теперь стало так тихо, что буквально упавшую на пол булавку было бы слышно, и все взгляды были прикованы к Сесили.

— Эшгроув был посажен восемьдесят лет назад, в 1921 году, — сказала Сесили, — в память о жителях нашей деревни, погибших за своего короля и страну во время Первой мировой войны. О наших мальчиках, которые не вернулись домой. Каждое дерево посажено в память погибшего, и один из них — мой брат Уилл. — Говоря, Сесили не сводила глаз с Майка Брэдли. — В будущем году, в июне, мне исполнится девяносто три. Моему брату Уиллу Стронгу было всего семнадцать, когда он ушел на фронт, и погиб он, так и не дожив до восемнадцати: его разорвало на куски снарядом. Все, что осталось от него, — вот это самое дерево, посаженное в его память. Все, что осталось от него и от других мальчиков, которые ушли на фронт. Если единственный способ проложить дорогу — срубить эти деревья, уничтожить памятник этим мальчикам, то вот что я вам скажу, мистер Брэдли, или как вас там, — она обратила к трибуне негодующий взгляд, — только через мой труп!

Весь вечер у Майка Брэдли хлопот был полон рот: он хотел продать деревне Чарлтон Амброуз план застройки участка, а хлопотным это дело оказалось потому, что деревня разделилась на два лагеря: план обновления старой застройки вызвал споры. Как только Сесили Стронг договорила, глухой ропот, слышавшийся на собрании весь вечер, наконец разразился грозой. После секундного молчания, которым были встречены слова Сесили, все заговорили одновременно. Словно не замечая вызванного ею шума, старушка с великолепным достоинством взялась за свои ходунки, медленно прошагала через холл и вышла в ночь.

Майк Брэдли тут же вскочил на ноги и одним лишь психологическим воздействием сильной натуры подавил шум в зале.

— Дамы и господа, — воскликнул он, — дамы и господа, могу вас заверить, что память павших на войне осквернена не будет. Моя компания, разумеется, установит в их честь каменный мемориал — настоящий, на века, памятник их мужеству и самопожертвованию.

— У них и так есть памятник на века, — гневно выкрикнул кто-то, — пока вы его еще не срубили!

Снова раздался шум: люди выкрикивали с мест, стараясь донести до остальных свое мнение по поводу застройки. Майк Брэдли снова сел, весь красный от гнева: он был в ярости из-за того, что угодил в такую западню. Почему ему никто не рассказал об этих мемориальных деревьях? Кто-то из его подчиненных не выполнил своих обязанностей, и, кто бы это ни был, не сносить ему головы! Майк Брэдли не любил попадать в ситуации, не подвластные его контролю.

Проезд к строительной площадке через деревенскую площадь был критически важен для всего проекта — без этого Майк никогда бы не взялся перестраивать этот обветшалый деревенский клуб, что составляло важную часть сделки. Брэдли обвел гневным взглядом присутствующих, но в суматохе о нем уже все забыли.

Поле Шарп, председателю приходского совета, стало совершенно ясно, что дальнейшие обсуждения в этот вечер уже ни к чему не приведут, и она вновь стукнула молотком, пытаясь призвать публику к порядку.

— Дамы и господа, мисс Стронг подняла вопрос, затрагивающий интересы нескольких семей в деревне, и, разумеется, его следует обсудить на каком-то из следующих заседаний. Я благодарю мистера Брэдли за его предложение заменить мемориальные деревья новым памятником, но сегодня мы уже, очевидно, ни к чему не придем, поэтому объявляю собрание закрытым.

Рэйчел Эллиот, корреспондент местной газеты «Белкастер кроникл», прибыла сюда по заданию редактора, чтобы написать заметку о собрании. В краткой записке, которую Дрю оставил ей, было сказано просто: «Открытое заседание, деревенский клуб Чарлтон Амброуз, 7:30. Проект застройки». Прибыв на место, Рэйчел обнаружила, что маленький клуб напряженно гудит в ожидании чего-то, и ощутила легкую дрожь предчувствия: кажется, на этом собрании она узнает нечто более интересное, чем рассчитывала.

За вечер разногласия в деревне по поводу предложенного «Плана реновации Чарлтон Амброуз» вылились в окончательный раскол на два противоборствующих лагеря, и, вопреки одиноким голосам разума, страсти накалялись все сильнее.

С Майком Брэдли Рэйчел до сих пор не встречалась, однако слава расчетливого дельца бежала впереди него, и теперь журналистка с интересом наблюдала за ним с того момента, как он поднялся с места. Это был представительный мужчина лет сорока, с начинающими редеть волосами песочного цвета, с нездоровым румянцем на лице. В его светло-карих, пронзительно острых глазах чувствовалась скрытая безжалостность, которой, как догадывалась Рэйчел, он и был обязан своим нынешним положением. Рэйчел почувствовала, как эти глаза на мгновение остановились на ней, вычисляя, зачем она здесь. С ручкой наготове она ждала, когда он заговорит.

Уверенным и, как показалось Рэйчел, довольно снисходительным тоном Майк Брэдли изложил свои планы по застройке участка, выкупленного им у приходского совета. Он без запинки отвечал на вопросы о количестве молодежных домов, о размерах другого, элитного жилья и предполагаемого нового деревенского клуба. Набрасывая заметки по ходу его речи, Рэйчел не могла не отдать ему должного: это было весьма профессиональное выступление человека, знающего, чего он хочет, и решительно настроенного добиться желаемого. Он сохранял спокойствие и невозмутимость перед лицом довольно враждебной группы антизастройщиков, и лишь после того, как Сесили Стронг метнула свою бомбу, Рэйчел заметила, что он утратил самообладание. Эти красные пятна, ползущие по шее за воротник, этот гневный блеск в глазах наверняка заставили бы всех его подчиненных в офисе испуганно пригнуть головы. Для Рэйчел все это не прошло незамеченным. Она с интересом наблюдала, как Майк Брэдли, всеми забытый среди взволнованно гудящей публики, сует свои бумаги в портфель и готовится выскользнуть за дверь. Ясно было, что сейчас ему хочется только одного: убраться из этого неприветливого клуба и выяснить, кто же его так подставил.

Рэйчел перехватила его, когда он сошел с трибуны. Увидев, что она преградила ему путь, он сердито нахмурился, но она была не новичком в своем деле, и грозной миной ее было не запугать.

— Мистер Брэдли, — улыбнулась она ему. — Я Рэйчел Эллиот из «Белкастер кроникл», и я хотела узнать, нельзя ли задать вам несколько вопросов…

Он выдавил из себя некое подобие улыбки:

— Конечно, мисс Эллиот, в любое время. Просто позвоните моей секретарше. — Он сунул руку во внутренний карман, вытащил оттуда визитную карточку и протянул Рэйчел. — Буду рад встретиться с вами. А теперь прошу меня извинить.

Он не то чтобы оттолкнул ее, но, как она позже рассказывала Дрю Скотту, своему редактору, «попер мимо меня к двери, как танк».

Рэйчел сунула карточку в карман и перевела взгляд на трибуну, где Пола Шарп все еще увлеченно беседовала с Дэвидом Эндрюсом, инженером по планированию. Рэйчел знала, где найти обоих, если понадобится, а потому повернулась к залу: ей хотелось поговорить с кем-нибудь из жителей Чарлтон Амброуз. Зал уже начинал пустеть, однако Рэйчел заметила одного из самых громогласных представителей лобби антизастройщиков, представившегося на собрании Питером Дэвисом. Он все еще беседовал о чем-то с высоким мужчиной лет тридцати с небольшим, и Рэйчел подошла к нему.

— Прошу прощения. Мистер Дэвис?

Питер Дэвис поднял глаза и хрипло отозвался:

— Да. А вы кто такая?

Это был невысокий, плотный мужчина лет пятидесяти, на вид старше своих лет, круглолицый, с неровно подстриженными седыми волосами, спадающими на воротник старого твидового пиджака. Он глядел на Рэйчел хмуро, и, судя по морщинкам вокруг глаз и рта, это было его обычное выражение лица, а не раздражение против нее лично.

— Рэйчел Эллиот, «Белкастер кроникл». Я просто хотела поинтересоваться, как вы относитесь к плану застройки. Я имею в виду — в принципе. Насколько я поняла из ваших сегодняшних слов, у вас имеются возражения.

— Возражения! — сердито хохотнул Питер Дэвис. — Возражения есть, как не быть. Хотелось бы мне знать, как этот тип, Майк Брэдли, успел так ловко прибрать это дело к рукам. Для начала — как ему удалось заполучить наши участки? Как приходской совет мог продать их ему в обход нас?

— Полагаю, дело в том, что они принадлежали приходскому совету, — без раздумий ответила Рэйчел, — но я наведу справки, не сомневайтесь. — Она улыбнулась и добавила: — Не могли бы вы рассказать мне поподробнее об этих деревьях? Об Эшгроуве… так это называется?

— Верно, Эшгроув. Ну, в общем, их посадили после Первой мировой войны. Как память, стало быть. Два дерева там в честь двух моих двоюродных дедушек, дяди Джона и дяди Дэна, братьев моего деда.

— Вот как? — живо заинтересовалась Рэйчел. Ранее, возражая против застройки, Питер Дэвис ни словом не упомянул о деревьях и, насмешливо подумала Рэйчел, вероятно, и не думал о них, пока об этом не заговорила Сесили. — Значит, вас не обрадует, если эти деревья срубят.

— Не обрадует, — твердо заявил Питер Дэвис. — Мы должны чтить павших. Эти деревья растут уже лет восемьдесят, и не какому-то там застройщику, — это слово он выговорил с пренебрежительной гримасой, — не какому-то там застройщику их рубить.

— А сколько там деревьев? — с интересом спросила Рэйчел.

— Восемь, — ответил Питер Дэвис, — или девять.

— И чьи же остальные? В чью память?

Питер Дэвис пожал плечами.

— Не припомню, — сказал он. — Одно в честь брата нашей Сесили Стронг, это точно. Придется вам еще кого-нибудь поспрашивать, хотя из тех, кто знал этих людей, уже наверняка почти никого в живых не осталось. Не считая Сесили, конечно. Вот Сесили наверняка помнит. Сейчас-то у нее уже чердак продувает слегка, но кое-что она помнит еще с тех времен, когда была совсем девчонкой.

— Я спрошу у нее, — сказала Рэйчел. — Вы мне не скажете, где она живет?

— Коттедж «Тисовое дерево», возле церкви.

— Большое спасибо, мистер Дэвис, вы очень помогли.

Рэйчел с улыбкой повернулась к другому мужчине.

— К сожалению, не знаю вашего имени, — сказала она, — но мне было бы очень интересно услышать, что вы думаете о программе реновации деревни.

— Ник Поттер, — представился мужчина и протянул Рэйчел руку. Пожатие у него оказалось крепкое. Он был высокий, больше шести футов ростом, широкоплечий, и, пожимая ему руку, Рэйчел почувствовала сдержанную силу. Из-под густой, слегка запущенной светлой шевелюры ей улыбались темно-синие глаза.

— Мистер Поттер, — проговорила она беззаботным тоном, — я помню, вы говорили на собрании, — она лихорадочно пыталась воспроизвести в памяти его слова, — о том, какой частью деревенской площади, возможно, придется пожертвовать.

— Верно, говорил.

— А как вы относитесь к плану застройки?

Ник Поттер ответил:

— Так-то, в принципе, я за. Нам и правда нужно побольше жилья, особенно доступного для молодежи, но это все нужно тщательно продумать и сделать по уму.

— А что насчет Эшгроува? — спросила Рэйчел.

— Ну… Я ничего не знал об этих деревьях до сегодняшнего вечера. Я не так давно живу в Чарлтон Амброуз.

— Понаехали, — буркнул Питер Дэвис, все еще стоявший рядом.

Ник Поттер взглянул на него и усмехнулся.

— Да, Питер, понаехали. И все-таки это теперь мой дом, и я не хочу, чтобы его уничтожили слишком плотной или непродуманной застройкой.

— А на ваш взгляд, застройка планируется слишком плотная? — переспросила Рэйчел.

— Не знаю пока, — ответил Ник Поттер. — Очевидно, что «Бригсток Джонс» должен будет построить достаточно домов, чтобы эта игра для них стоила свеч, тем более что им придется еще прокладывать дорогу и строить новый клуб. Но жилой комплекс такого размера способен изменить лицо деревни, и, прежде чем одобрить такое решение, нужно серьезно подумать. Я напишу в комитет по планированию и задам кое-какие вопросы, которые, как мне кажется, стоит выяснить.

— В том числе о деревьях? — тихо спросила Рэйчел.

Ник Поттер пожал плечами:

— Если я этого не сделаю, то сделают другие. Очевидно, есть люди, которым они очень дороги.

Лампы в клубе стали гаснуть. Рэйчел огляделась по сторонам и обнаружила, что в помещении остались только они трое, а сторож уже нетерпеливо маячит в дверях.

— Кажется, это намек, что нам пора уходить, — усмехнулся Ник Поттер.

— Кажется, вы правы, — согласилась Рэйчел. — Спасибо, что уделили мне время. — Она протянула обоим по визитной карточке и добавила: — Если вам в голову придет еще что-нибудь, связанное с этим делом, пожалуйста, позвоните мне.

Они вышли из клуба — двое мужчин вместе зашагали в темноту, в сторону деревни, а Рэйчел — к своей машине.

Вернувшись домой, Рэйчел задернула шторы, чтобы в комнату не проникала зябкая ночная сырость, и налила себе вина, прежде чем включить компьютер.

«Ничего себе вечерок выдался, — подумала она. — Я-то ожидала скучнейшего заседания, а тут такой фейерверк».

Вот за эту-то непредсказуемость Рэйчел и любила свою работу. В «Белкастер кроникл» ни один день не походил на другой, и ни один не был скучным. Хотя задания ей часто поручались рутинные, даже, можно сказать, шаблонные, Рэйчел любила разговаривать с людьми и изучать их взгляд на мир. Слушать, как они говорят о том, что их волнует, было захватывающе интересно. А уж если удавалось напасть на след настоящей истории, она начинала рыть землю, как заправский терьер, и не успокаивалась до тех пор, пока не разузнает все и не переработает в статью.

— Здесь тоже кроется интересная история, я уже вижу, — пробормотала она в ожидании, когда на экране откроется рабочий стол, и пробежала глазами свои заметки, размышляя, с какого конца взяться за дело.

Внимания требовали сразу несколько аспектов, и вскоре Рэйчел поняла, что материала здесь даже не на одну статью. Информацию предстояло еще искать и искать, но Рэйчел знала: если она сумеет ее добыть, история получит продолжение. Определенно нужно поговорить с Сесили Стронг, но сегодня уже нет смысла донимать ее.

«Хорошо бы встретиться с ней у нее дома, если получится, — подумала Рэйчел. — Хочется, чтобы она чувствовала себя непринужденно при этом разговоре. Она единственная, кто знает об Эшгроуве и о тех людях, в память о которых он посажен».

Почти всю ночь Рейчел просидела за компьютером. Заметка о собрании в Чарлтон Амброуз была самым легким делом. Рэйчел ограничилась изложением фактов, приведя аргументы обеих сторон в споре о застройке в том виде, в каком они звучали, пока ситуация не осложнилась упоминанием об Эшгроуве. Разумеется, заявление Сесили было самым ярким событием этого вечера, и Рэйчел в двух словах описала суть проблемы с деревьями, но про себя решила, что хочет разузнать побольше об Эшгроуве, прежде чем разрабатывать эту линию сюжета. Это был шанс написать свою историю, развить ее и довести до финала. Шанс, который она не хотела упустить. Многие грани еще нуждались в дополнительном расследовании, и Рэйчел хотелось уточнить кое-какие подробности, прежде чем показывать свою работу Дрю Скотту.

Она работала всю ночь: записывала по порядку все, что показалось ей достойным внимания, все детали, требующие дальнейшего изучения, дополняла и расшифровывала краткие заметки, сделанные на собрании и после, во время разговора с Питером Дэвисом и Ником Поттером. Рэйчел твердо решила записать все сразу, пока впечатления еще свежи в памяти, и, когда она улеглась наконец в постель, красные цифры на ее радиочасах перескочили на четыре сорок пять.

2

Придя на следующее утро в редакцию «Белкастер кроникл», Рэйчел направилась прямиком в кабинет Дрю и нашла редактора за столом, с кружкой густого черного кофе у самого локтя, с приклеившимся к компьютерному монитору взглядом. Когда Рэйчел вошла, он поднял глаза.

— Доброе утро, Рэйч. Интересное было собрание? — ухмыльнулся он. Он знал, что она не горела желанием туда идти, но куда денешься.

— Я отправила материал по электронной почте, — сказала она, — но принесла вам бумажную копию, чтобы вы взглянули, и хочу получить ваше согласие на небольшое расследование.

Она протянула ему листы с заголовком:

РАЗНОГЛАСИЯ В ЧАРЛТОН АМБРОУЗ

— Вижу, решила оживить немного, — усмехнулся он, пробежав глазами текст. — Так значит, Майк Брэдли в этот раз не получил все, что хотел, на блюдечке?

— Нет, — подтвердила Рэйчел. — А ты его знаешь?

Дрю засмеялся.

— О да. Он уже не один год пытается прогнуть этот город под себя. И вчера было то же самое?

— В целом да, — подтвердила Рэйчел, — во всяком случае, сначала. А потом всплыло нечто неожиданное — вот тогда его вогнало в краску, и он стал нервничать.

Дрю засмеялся:

— Знакомая картина. И что же пошло не так?

Рэйчел кратко обрисовала проблему Эшгроува.

— Дело в том, — заключила она, — что я хотела бы заняться этой историей поосновательнее, Дрю. Она глубже, чем кажется на первый взгляд. Насколько я могу судить, тут две главные темы. Одна — проект застройки, а другая — история Эшгроува. Я хочу узнать мнение местных жителей о плане строительства жилого комплекса и взять у Майка Брэдли интервью о проекте. Это тема для одной статьи, но остается еще сам Эшгроув. Мне кажется, за этими памятными деревьями стоит настоящая история — из тех, что могут заинтересовать широкую публику. Возможно, мне удастся найти в деревне других живых потомков, помимо Сесили Стронг — это та женщина, что подняла вопрос на собрании, — и Питера Дэвиса. Небольшое расследование. Но к выпуску на этой неделе не успеть.

Вид у Дрю стал задумчивым.

— Хорошо, — сказал он. — История довольно интересная. Раскопай все, что сможешь, а потом, если выйдет что-то стоящее, пустим на разворот. Джон может сделать несколько снимков. — Он побарабанил еще немного по клавиатуре, просматривая макеты страниц, а затем кивнул. — На этой неделе дадим заметку о собрании, а на следующей, если все получится, напечатаем в дополнение к ней твою статью. Хорошо, займись этим. — И, не успела обрадованная Рэйчел устремиться к выходу, добавил: — Не забудь забрать сегодня список заданий у Черри, когда будешь уходить.

В приемной Черри протянула ей список тем, по которым Дрю хотел получить материалы: мировой суд, рождественский спектакль в начальной школе Белстон-Сент-Мэри, рождественский базар в Сент-Джозеф… Все дела довольно заурядные, но Рэйчел не огорчилась. У нее уже было в руках кое-что стоящее, и она была полна решимости сделать все, что в ее силах. Она выудила из сумки визитку Майка Брэдли, позвонила его секретарю и договорилась о встрече на пять часов.

Выйдя со школьного рождественского спектакля, Рэйчел обнаружила в своем мобильном пропущенный звонок. Проверила сообщения и нашла смс от секретаря Майка Брэдли: тот отменил их пятичасовую встречу и предлагал перенести ее на завтра, на то же время. Рэйчел ощутила раздражение и вместе с тем подозрение. Что на уме у этого Майка Брэдли? Почему он отказался говорить с ней? Избегает ее или попросту тянет время? Рэйчел посмотрела на часы. Почти половина пятого. Может, все-таки явиться к нему в кабинет и спросить напрямую?

Однако по здравом размышлении Рэйчел отказалась от этой идеи. Результат, скорее всего, будет отрицательный. Если сейчас настроить Майка против себя, то потом из него уже ничего не вытянешь, а ей очень хотелось бы выслушать от него все по порядку. Уж лучше подождать, скрепя сердце решила она, и прийти тогда, когда ей назначено. Тем более что к тому времени у нее наверняка накопятся новые вопросы, на которые тоже неплохо было бы получить ответы.

Рэйчел вспомнила о Сесили Стронг. Может быть, как раз сейчас самое время повидаться с ней. Попробовать стоило: Рэйчел не сомневалась, что со старушкой будет крайне интересно поговорить. Она вновь достала свой мобильный и, быстро пролистав телефонный справочник, который всегда возила с собой в машине, набрала номер: С. Стронг, коттедж «Тисовое дерево», Чарлтон Амброуз.

— Да? — Голос был хоть и старческий, но твердый. — Кто это?

— Мисс Стронг?

— Да. А вы кто?

— Вы меня не знаете, мисс Стронг, — начала Рэйчел, — меня зовут Рэйчел Эллиот. Я работаю в местной газете, в «Белкастер кроникл», знаете такую? Вчера вечером я была на приходском собрании и подумала — нельзя ли мне зайти и поговорить с вами?

— Со мной? — В голосе старушки послышалась подозрительная нотка. — О чем вы хотите поговорить со мной?

— Об Эшгроуве, мисс Стронг. Мне хотелось бы услышать историю Эшгроува.

— Я вас не знаю, — был ответ. — Я не хочу об этом говорить. До свидания.

— Пожалуйста, не вешайте трубку! — поспешно воскликнула Рэйчел. — Мисс Стронг? Вы тут? — На другом конце линии повисла тишина, и Рэйчел, уверенная, что старушка еще слушает, торопливо заговорила дальше: — Я хочу попытаться спасти ваш Эшгроув, мисс Стронг. Я хочу написать об этом в своей газете, чтобы все знали, что происходит, и чтобы деревья не вырубили. Можно я приеду и зайду к вам? Когда скажете, тогда и приеду. Если вы опасаетесь, можете пригласить какую-нибудь подругу, чтобы была рядом.

Минуту или две продолжалось молчание. Рэйчел выждала и наконец сказала:

— Что ж, спасибо, что уделили мне время. Если передумаете, пожалуйста, позвоните мне в «Кроникл»… Рэйчел Эллиот.

— Погодите, — проговорил ей в ухо хриплый голос. — Приходите сегодня вечером. Моя племянница будет здесь. Приходите часов в шесть.

— Спасибо, мисс Стронг. Я приду. С нетерпением жду встречи с вами.


Рэйчел приехала в Чарлтон Амброуз и припарковалась возле деревенского клуба. Это было старое деревянное здание с облупившейся краской и ржавой крышей из гофрированного железа.

«Отслужил свое», — подумала она, глядя на него. Конечно, новый клуб им бы не помешал.

Она вышла из машины и в холодных сумерках зашагала по лужайке к деревьям в дальнем конце площади. Это были ясени — высокие, крепкие, их голые ветви рисовались черным узором на темнеющем декабрьском небе. Они беспокойно колыхались на зимнем ветру, и когда Рэйчел вошла в рощицу, ей показалось, что они сомкнулись вокруг нее. Она пересчитала их. Восемь или девять, сказал Питер Дэвис. Деревьев было девять. Рэйчел пересчитала для верности еще раз. Да, точно, девять. Она подошла к одному дереву и приложила руку к гладкой холодной коре.

— Чье же ты, хотела бы я знать? — спросила она вслух. Ничто не указывало на то, чью память увековечило каждое дерево, да и вообще на то, что это памятник. Рэйчел ходила от дерева к дереву, пока не провела рукой по каждому стволу, думая обо всех этих молодых ребятах со свежими юношескими лицами, которые так беспечно отправились на войну, чтобы уже никогда не вернуться домой, в Чарлтон Амброуз. Их, должно быть, окрыляли такие надежды! Война казалась им приключением, возможностью хоть немного посмотреть мир, прежде чем осесть на родине и начать вести обычную будничную жизнь. Рэйчел вспомнились виденные ею фотографии окопов во Фландрии — грязь, убожество, холод и крысы. Она вздрогнула и, поплотнее запахнув пальто, прошла в дальний конец рощи, где путь ей преградила изгородь. Рэйчел заглянула за нее, но, как ни всматривалась, сквозь сумрак могла различить только полосы вспаханной земли — почти голой, лишь кое-где тянулись грядки озимой капусты. Вокруг торчали небольшие навесы, а между участками вились протоптанные дорожки. Территория была довольно обширная, и все же Рэйчел с трудом представляла, куда тут можно втиснуть двадцать пять домов. Справа поле ограждала серая каменная стена. Рэйчел не могла разглядеть, что находится сразу за ней, но чуть дальше виднелась церковь: ее приземистый силуэт слабо освещали огни паба напротив, через улицу. Новую дорогу к участку с этой стороны площади протянуть больше негде, только через Эшгроув — это Рэйчел видела ясно. Вновь повернувшись к деревне, где в домах тут и там уже зажглись окна, она увидела, что уже совсем стемнело, и направилась к машине. Проходя через Эшгроув, она поежилась. Жутковато тут одной в темноте.

Оставалось убить еще немного времени, прежде чем придет пора навестить Сесили Стронг, но ждать в машине слишком холодно, и Рэйчел зашла в паб.

В баре «Король Артур» было очень тепло, в одном конце располагался огромный пылающий камин, а в другом — ярко освещенная стойка. Посетителей было пока только двое: они стояли у стойки, а перед ними — большие кружки пива. Когда Рэйчел вошла, оба подняли глаза, и Рэйчел сразу узнала в одном из них Питера Дэвиса.

— А, это вы, — хмыкнул он. — И что же вам тут опять понадобилось?

— Здравствуйте, мистер Дэвис, — весело сказала Рэйчел. — Холодно, правда? — Она перевела взгляд на бармена, молодого парня лет двадцати. — Полпинты шанди, пожалуйста.

Пока парень наливал ей шанди, Рэйчел взобралась на барный стул и взглянула на Питера Дэвиса.

— Я приехала посмотреть на Эшгроув при свете дня, — ответила она на его вопрос. — Красивые деревья, правда?

Питер Дэвис глотнул из своей кружки и кивнул, но ничего не сказал.

— Жаль, там нет ничего, чтобы можно было понять, что это мемориал, — заметила Рэйчел.

— Было когда-то, — лаконично ответил Питер Дэвис. — В землю были вкопаны таблички с именами.

— Вот как? И куда же они подевались?

Питер Дэвис пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Когда я был мальчишкой, еще одна-две торчали. Насколько я помню, ходили разговоры о том, что имена высекут на каменных плитах — ну, знаете, мастера хотели нанять. Но так ничего и не сделали.

— А теперь, выходит, никто и не знает, где чье дерево, — сказала Рэйчел, глотнув шанди. — Какое в честь кого, я имею в виду.

— Я могу вам сказать, которые из них посажены в честь моих дядей, — сказал Питер Дэвис. — Те два, что с левого края. Одно, у самой изгороди, в честь Джона, а другое, рядышком, в честь Дэниела. — Он почесал в затылке. — А вот чьи остальные, не скажу. Может, Сесили знает. Вы у нее спросите.

Рэйчел улыбнулась ему:

— Спасибо, так и сделаю.

Другой мужчина в баре был примерно тех же лет, что и Питер Дэвис, невысокого роста, с маленькой головой и мелкими чертами лица, с разлохмаченной бородой, придававшей ему сходство с гномом. Он не участвовал в разговоре, и Рэйчел сама обратилась к нему:

— Добрый вечер. Я Рэйчел Эллиот из «Белкастер кроникл».

— Вот как. — Ответ прозвучал безучастно.

— Я надеюсь написать статью об Эшгроуве и о новых домах, — весело сказала Рэйчел. — Как вы относитесь к плану застройки?

— Пригребают себе нашу землю, — сказал мужчина. — Еще мой отец на этом участке работал. Овощи растил всю войну. Копай для победы![1]

— А потом вы стали его обрабатывать? — спросила Рэйчел.

— Ну да.

— Вы, должно быть, очень огорчились, когда эту землю продали.

Мужчина пожал плечами.

— Приходской совет объявил, что будет продавать, — проговорил он тоном человека, смирившегося с неизбежным. — И то еще нам повезло, что деревья хоть это лето пережили. Я давно так думал — рано или поздно эта земля пойдет под застройку.

— То есть проект не стал для вас сюрпризом?

— Когда-нибудь это должно было случиться. Хоть новый клуб поимеем с этого дела — уже что-то.

— Выходит, вы сторонник этой идеи? — улыбнулась ему Рэйчел.

Он сделал глоток пива.

— Не противник.

— А как же Эшгроув? — спросила Рэйчел.

— А что Эшгроув?

— Ну, по плану ведь его собираются вырубить, чтобы освободить место для подъездной дороги, верно? Как вы к этому относитесь?

— Лучше бы обойтись без этого, — ответил мужчина. — Но, скорее всего, вырубят. Деньги решают все, так?

Он допил свое пиво, попрощался и вышел из бара, не сказав больше ни слова.

— А вы собираетесь бороться за то, чтобы Эшгроув не вырубили, мистер Дэвис? — спросила Рэйчел.

Питер Дэвис пожал плечами.

— Вряд ли мы что-то можем сделать, — сказал он. — Том прав: деньги решают все.

Он тоже поднялся на ноги, допил последний глоток, пожелал Рэйчел приятно провести вечер и оставил ее в баре одну.

Рэйчел взглянула на часы. Было уже почти шесть, так что она допила свой шанди и расплатилась. Поправила прическу и макияж в дамской комнате, попрощалась с барменом и двинулась к выходу из паба. Открыв дверь, она едва не столкнулась с входящим. Это был Ник Поттер.

— А, привет, — усмехнулся он, узнав ее. — Мы встречались вчера. Все гоняетесь за своей историей?

— Просто хотела взглянуть на деревню, — небрежно ответила Рэйчел. — И в Эшгроуве побывала. Мистер Дэвис говорил, что деревьев там восемь или девять. Если точно, девять. Значит, в память девяти человек.

— Вероятно. — Ник, кажется, заинтересовался. — Любопытно, кто они. Вы уже разузнали?

— Нет, пока нет, — ответила Рэйчел, — но надеюсь выяснить.

Она попыталась обойти его, и он сказал:

— Уже уезжаете или у вас найдется время выпить чего-нибудь?

— Извините, нет, — сказала Рэйчел, — у меня назначена встреча. — Тут же поняв, что это прозвучало резковато, она улыбнулась и добавила: — Спасибо за предложение, но я иду в гости к мисс Стронг.

— В другой раз, — сказал Ник, отступив в сторону и придерживая для нее дверь. — Удачи в расследовании.

— Спасибо, — ответила Рэйчел. — До свидания.

Она вышла в темноту и, когда дверь за ней закрылась, заметила, что улыбается.

В этот холодный вечер полог ночного неба был чист, и мириады звезд, четких и ярких, сияли над головой, когда Рэйчел шла через дорогу к церкви. В ряду коттеджей за ней «Тисовое дерево» стоял вторым. На крыльце горела лампа, проливая свет на дорожку, а когда Рэйчел подошла к входной двери, загорелась еще и лампочка сигнализации. Рэйчел позвонила, и дверь открыла женщина лет сорока. Она пристально вгляделась в лицо Рэйчел, и та лучезарно улыбнулась и проговорила:

— Добрый вечер. Я Рэйчел Эллиот из «Белкастер кроникл». У меня назначена встреча с мисс Стронг.

Женщина коротко кивнула и спросила:

— У вас есть какой-нибудь документ?

Рэйчел предъявила журналистское удостоверение, и женщина, внимательно его изучив, впустила ее.

— Я Харриет Стронг, — представилась женщина. — Племянница Сесили. Вы, конечно же, понимаете, что нам приходится быть осторожными.

— Разумеется, — согласилась Рэйчел.

Харриет ввела ее в маленькую гостиную. Тяжелые шторы на окнах в этот зимний вечер были задернуты, в камине горел огонь. Это была уютная комнатка, полная всевозможных декоративных вещиц, занимавших все доступные поверхности. В кресле у камина сидела сама Сесили, а рядом, так, чтобы до них с легкостью можно было дотянуться, стояли ходунки. Сесили смотрела телевизор, на котором сверху расположилось целое семейство гипсовых кошек. Настоящая кошка дремала у хозяйки на коленях. Когда они вошли, Сесили подняла глаза.

— Здравствуйте, мисс Стронг, — улыбнулась Рэйчел. — Я — Рэйчел Эллиот.

— Здравствуйте. Проходите, садитесь. Харриет, придвинь еще одно кресло для мисс Эллиот. — Сесили сбросила кошку с колен и нажала на кнопку, заставив телевизор замолчать. — Не хотите ли чашку чая или кофе, мисс Эллиот?

Рэйчел заметила, что на столике рядом со старушкиным креслом среди беспорядочно разбросанных вещей стоят старый серебряный чайник и три чашки. Две были уже наполнены.

— Спасибо, — сказала Рэйчел. — С удовольствием выпью чаю.

Рэйчел села и стала смотреть, как старушка наливает в третью чашку молоко, а затем чай из серебряного чайника с прихотливым узором. Сесили Стронг, безусловно, была стара, лицо ее было испещрено морщинами, а вокруг него разлетались тонкой паутиной седые волосы, однако с головой у нее явно было все в порядке. Взгляд выцветших голубых глаз, поблескивающих из-под таких же выцветших бровей, был проницательным и пытливым. Протягивая Рэйчел чашку, Сесили пристально вглядывалась ей в лицо, и Рэйчел инстинктивно выдержала этот взгляд, не говоря ни слова, пока та не заговорила сама.

— Что ж, мисс Эллиот, вот вы и здесь. Какое у вас ко мне дело?

— Очень мило с вашей стороны, что вы так скоро согласились встретиться со мной, — сказала Рэйчел. — Как я уже сказала, я работаю в «Белкастер кроникл» и вчера вечером была на собрании в клубе. — Она умолкла на мгновение и перевела взгляд на Харриет. — А вы тоже были там?

— Нет, — суховато ответила Харриет. — Я бы пошла, если бы знала, что Сесили туда собралась.

— Я не обязана докладывать тебе о каждом своем шаге, — невозмутимо сказала Сесили племяннице. — Тебя это не касается, ты ведь в нашей деревне не живешь.

— Как выяснилось, касается, — заметила Харриет. — В конце концов, эти деревья посажены в память и о моем родственнике.

— Да, как выяснилось. Я знаю, — согласилась Сесили. — Но давай послушаем, что скажет мисс Эллиот.

— Пожалуйста, зовите меня Рэйчел, так будет гораздо проще.

— Что ж, Рэйчел, продолжайте.

— Я была на собрании, и меня очень заинтересовало то, что вы рассказали об Эшгроуве. Не знаю, поддерживаете ли вы новый план жилищной застройки…

Рэйчел на мгновение смолкла, и эти слова повисли в воздухе. Сесили подумала и ответила:

— Я ничего не имею против него в принципе, хотя предпочла бы более дешевое жилье, чтобы молодые пары могли оставаться в деревне. Единственное, в чем я решительно расхожусь с мистером Брэдли… хотя должна сказать, что не питаю симпатии к этому человеку, а вы? — Она замолчала, вопросительно приподняв брови, и Рэйчел призналась, что мистер Брэдли ей тоже не понравился.

— Итак, единственное, в чем я решительно расхожусь с ним — это деревья, и тут уж я от своего не отступлюсь. Эти деревья были посажены как мемориал и должны им оставаться, пока не доживут свой век. Ясень живет долго — к тому времени, как деревья начнут умирать естественным путем, мы все уже будем давно в земле, и тогда все это станет неважно.

— Вы можете сказать, в честь кого они посажены? — спросила Рэйчел.

— Конечно, — ответила Сесили. — Одно — в память моего брата Уилла, два — в память молодых Дэвисов, Джона и Дэна, потом Альфи Чапмен — это четыре… — Она задумалась на минуту, сосредоточенно хмурясь. — Уилл, Джон, Дэн, Альфи… — пробормотала она. — Ах да, еще Гарри Кук — пятый. Ох, как глупо, я же знаю…

— Не волнуйся, Сесили, — тихо сказала Харриет, — вспомнишь и остальных.

— Но до чего глупо — я же прекрасно знаю, кто эти остальные, — огрызнулась Сесили. — Мы же вместе росли. Отсюда они все разом и на фронт ушли — почти все наши местные ребята попали в Белширский полк. В газете написали, что нужны добровольцы, вот они все и пошли записываться.

— В «Кроникл»? — уточнила Рэйчел.

— Да, — подтвердила Сесили. — Моя мать так гордилась Уиллом, когда увидела его в форме! Вырезала фото из газеты и хранила в Библии.

— Об Уилле написали в газете?

— Была статья с групповым фото, — пояснила Сесили. — Перед тем, как они отправились во Францию. Все ребята из Чарлтон Амброуз, Фредди Херст в центре. Да, Фредди Херст, — торжествующе повторила она, — из поместья. Вот вам и шестой. Он-то, конечно, был офицером. — Плечи у нее вдруг поникли. — Так торжественно они уходили. И так мало их вернулось. Почти все погибли.

— Какое же дерево посажено в честь вашего Уилла? — мягко спросила Рэйчел, когда старушка замолчала.

— Крайнее справа, у самой ограды, — ответила Сесили.

Рэйчел попыталась представить себе рощу, виденную недавно. Насколько она помнила, то дерево, что справа, предполагаемая дорога никак не могла обогнуть.

— А были эти деревья как-то обозначены? — спросила Рэйчел. — Были на них имена?

— Ну, вначале было решено, что со временем под каждым деревом установят каменные плиты с выбитыми именами, а пока что сделали металлические таблички на колышках и вкопали в землю. Небольшие такие — думали ведь, что это временно, пока плиты не готовы.

Это подтверждало рассказ Питера Дэвиса. Рэйчел кивнула.

— И что же вышло дальше?

— Ну, в общем, плиты так и не сделали, а со временем и таблички повыдергивали. Однажды и табличка Уилла пропала, а потом я ее нашла: кто-то закинул ее за изгородь. Тогда я унесла ее домой. Я и так знаю, какое дерево посажено в его память, а табличку с именем жалко было бы потерять. — Она взглянула на свою племянницу. — Харриет, поднимись в спальню — ты найдешь ее в жестяной коробке у меня под кроватью. Табличку с именем Уилла. Не могла бы ты принести ее, пожалуйста?

Харриет кивнула и исчезла наверху.

— Вы знаете, почему мемориальные плиты так и не установили? — заинтересованно спросила Рэйчел.

— Вероятно, потому что сквайр умер, — ответила Сесили, немного подумав. — Это была идея сквайра Херста — посадить деревья. Фредди был его единственным сыном, и его убили на Сомме. Сквайр и организовал эту посадку в 1921 году, но в тот же год и сам умер. Это он оплатил и деревья, и таблички с именами — думаю, и за плиты тоже заплатил бы.

Вернулась Харриет с квадратной металлической табличкой примерно шесть на шесть дюймов, прикрепленной к металлическому штырьку. Харриет протянула ее Рэйчел, и та с интересом стала рассматривать ее, водя пальцами по выпуклой надписи:

РЯДОВОЙ УИЛЬЯМ АРТУР СТРОНГ

1899–1916 гг.

1-Й БАТАЛЬОН БЕЛШИРСКОГО ПОЛКА

ЛЕГКОЙ ПЕХОТЫ

ПОГИБ В БОЮ

— Они все были одинаковые, — сказала Сесили. — Имя, даты, звание, полк и как погибли. Гарри Кук — тот умер от ран. Я помню, на его табличке так и было написано. Все таблички заказывал сквайр.

Рэйчел протянула табличку Сесили.

— А Херсты и сейчас живут в поместье? — спросила Рэйчел — впрочем, без особой надежды.

Старушка подержала табличку в руках, провела пальцем по буквам, а затем положила ее на стол рядом с собой. Покачала головой.

— Нет, что вы. Сквайр Херст был последним. Его жена умерла родами, когда Фредди был еще мальчиком, а жена Фредди там никогда и не жила.

— Он был женат?

— Да, на одной девушке из Лондона. У них родился ребенок… кажется, девочка. Точно не помню. Как бы там ни было, Фредди так и не вернулся домой, и его жена осталась жить с родителями. По деревне ходил слух, что она снова вышла замуж, но я не знаю, правда ли это.

— Вы не помните, как ее звали?

Сесили покачала головой.

— Какое-то цветочное имя, — пренебрежительно ответила она. — Не то Вайолет, не то Пэнси, что-то в этом роде. Она ни разу даже не приехала навестить бедного сквайра.

— Что же было дальше, когда деревья посадили? — спросила Рэйчел. Взглянула на Сесили и добавила: — Вы не возражаете, если я буду делать заметки?

— Нет, нисколько. Записывайте сколько хотите.

Рэйчел нашарила в сумке блокнот и ручку и поспешно записала имена, которые Сесили назвала ей в начале разговора.

— Чай остывает, — заметила Сесили, беря свою чашку и наполняя ее из чайника. — Еще чаю, Харриет?

— Нет, спасибо, Сесили, — ответила Харриет. — Я пойду взгляну, что там с ужином, если никто не возражает.

Рэйчел подумала — не намек ли это, что ей пора уходить? Но это было бы очень некстати. Рассказ Сесили живо интересовал ее, и обрывать его совсем не хотелось.

— Вы хотели рассказать о посадке деревьев, — напомнила она.

— Ах да… Словом, сквайр приказал вырыть на краю площади ямы для деревьев, рядышком, чтобы было похоже на настоящую рощицу. Ну, и посадили, и священник прочитал молитву. Да, еще помню — когда каждый саженец втыкали в землю, подходили родственники и бросали землю в ямку, чтобы считалось, что они все вместе сажали это дерево, понимаете?

Сесили вздохнула.

— Помню, мама была очень грустная, но не плакала. Мама никогда не плакала, даже когда пришла та телеграмма. Она стояла возле дерева, вся такая твердая, прямая, и первая сбросила туда землю лопатой, потом отец, потом я, а потом Джо — дедушка Харриет. Мы благодарили Бога за то, что хоть он по молодости лет на войну не попал. — Она помолчала. — Он-то хотел, вы не думайте — когда та телеграмма пришла, — но ему было всего тринадцать, в такие годы и в армию еще не брали.

Харриет снова вошла в комнату и сказала:

— Ужин готов, Сесили.

Она многозначительно взглянула на Рэйчел, и та нехотя поднялась.

— Очень вам благодарна за то, что вы согласились поговорить со мной, — сказала она. — Я считаю, нельзя допустить, чтобы ваш Эшгроув вырубили. Так и напишу в своей статье. Может быть, мы сумеем привлечь общественное мнение на свою сторону.

Она протянула руку Сесили, и, хотя кожа у старушки была сухая, как пергамент, рукопожатие оказалось сильным и крепким.

— Приходите еще, — сказала старушка. — Я люблю гостей. — Она взглянула на Харриет и добавила с суховатой улыбкой: — Когда знаю, что это за гости.

— Спасибо, мисс Стронг. Я, пожалуй, воспользуюсь вашим приглашением, — улыбнулась Рэйчел. — Приятно было побеседовать… буду держать вас в курсе всего, что узнаю об этих деревьях.

Харриет проводила ее до двери.

— Если захотите еще раз к ней зайти, сначала позвоните, — сказала она. — Я всегда говорю ей, чтобы не открывала дверь, если никого не ждет.

— Не волнуйтесь, я позвоню, — пообещала Рэйчел.

Весь вечер Рэйчел раскладывала по полочкам то, что узнала об Эшгроуве и о тех, в чью память он был посажен. Сесили упомянула семью Херстов, потом какого-то Гарри Кука, и еще Альфи Чапмена и братьев Дэвисов. Вот уже и отправная точка для расследования! Рэйчел решила, что лучше всего начать с архивов «Белкастер кроникл» и первым делом найти ту фотографию, о которой упомянула Сесили. Фотографию Уилла Стронга и других ребят из Чарлтон Амброуз, которые в таком воодушевлении уезжали на фронт. Она уже с нетерпением ждала, когда эти имена обретут лица. Тут же ей пришло в голову, что в газете могли писать и о посадке Эшгроува. Вот что еще надо проверить! Перебирая все это в голове, Рэйчел наконец заснула.

3

Наутро, добравшись до редакции, Рэйчел незаметно проскользнула в подвал, в архив, и принялась за дело. К сожалению, еще не все старые номера были оцифрованы, и Рэйчел поняла, что придется перебирать бумажные экземпляры.

Она достала папку за первый квартал 1915 года и начала с самого первого номера: пятничного, от 1 января. Она искала фотографию, о которой говорила Сесили. Фотографий в газете было не так уж много, и вскоре она перешла ко второму номеру, затем к третьему… В середине марта она нашла то, что искала. На первой полосе выпуска от 19 марта была напечатана зернистая фотография: группа молодых мужчин в форме, под заголовком:

НАШИ ОТВАЖНЫЕ РЕБЯТА

Совсем короткая патриотическая статья без указания имен молодых людей на фото. Единственное, в чем Рэйчел могла быть уверена — что офицер в центре — это Фредди Херст. Газета была старая, снимок плохой. Черты лиц невозможно было различить, но все они были молодые, смеющиеся, и Рэйчел поймала себя на том, что смахивает неожиданно подступившие слезы.

— Эй, Рэйч, — сказала она вслух, — что это с тобой?

Она закрыла папку с архивом и убрала на полку. Вообще-то ее интересует посадка Эшгроува — напомнила она себе. Сесили сказала, что деревья посадили и освятили в 1921 году, но точную дату назвать не смогла.

«Холодно было, — вспомнила Сесили, — значит, скорее всего, январь или февраль. Уверена, что где-то в начале года».

Рэйчел решила начать с первого номера 1921 года. Она сняла подшивку с полки, положила на стол, раскрыла и стала разглядывать пожелтевшие страницы. По мере того как она пролистывала номер за номером, ее все больше удивляло количество упоминаний о такой маленькой деревушке, как Чарлтон Амброуз.

Скользя глазами по выцветшим страницам, она вскоре заметила, что взгляд то и дело цепляется за это название, хотя чаще всего речь шла о предметах не особенно интересных: о благотворительных распродажах, о потерявшихся кошках, об овце, повадившейся в сад приходского священника. Была пара заметок подлиннее, где можно было найти больше подробностей о том, чем жили люди в Чарлтон Амброуз восемьдесят лет назад. Например, разразилась довольно серьезная эпидемия гриппа, унесшая жизни нескольких человек. Епископ Белкастерский назначил в приход нового священника — Генри Смолли. Тут же приводилась и краткая биография этого священника, который, судя по всему, служил на фронте во время Первой мировой войны, и сэр Джордж Херст, чей сын Фредерик погиб на Сомме, назначил ему содержание.

«Фредерик — это же и есть Фредди, о котором рассказывала Сесили», — подумала Рэйчел. Тот самый лейтенант Херст с фотографии. Она отложила газету и стала думать о нем — о Фредди Херсте, который погиб таким молодым столько лет назад. Чем больше Рэйчел узнавала о нем, тем живее он ей представлялся. Сначала она услышала о нем от Сесили, теперь вот прочитала в газете, и это было уже не просто имя. Рэйчел пожалела, что фотография в газете такая нечеткая: хотелось бы знать, как Фредди выглядел в жизни. В этом номере его портрета, конечно, не было, зато было блеклое фото преподобного Смолли. Черты его лица тоже были трудноразличимы на старой газетной странице — просто молодой человек, светловолосый, в очках, с пасторским воротничком. Кажется, Сесили и о нем тоже упоминала? Да, но без имени — просто как о пасторе, который освящал деревья. Рэйчел вернулась к газете и стала читать дальше.

Преподобный Генри Смолли был холост, и поэтому ему очень обрадовались в деревне, где так много молодых мужчин не вернулось с войны. Заметка коротко сообщала о его назначении и о скромном приветственном приеме, устроенном прихожанами в деревенском клубе.

«В том самом, где до сих пор проходят собрания?» — подумала Рэйчел, не отрываясь от чтения. Далее упоминались имена дам, которые пекли пирожные и готовили чай. Миссис Дэй и ее дочь, мисс Молли Дэй. Возможно, подумала Рэйчел, эта Молли была как раз из тех барышень, которые так радовались, что новый священник не женат. Миссис Дэвис… мать Джона и Дэна? Миссис Кук, миссис Краун, миссис Свон, миссис Стронг… мать Сесили? Все дамы от души старались, чтобы новый молодой пастор почувствовал, что ему тут рады. Рэйчел записала на будущее дату статьи и стала просматривать следующую газету.

Еще через три номера, то есть через три недели, она нашла то, что искала.


МЕМОРИАЛЬНЫЕ ДЕРЕВЬЯ В ЧАРЛТОН АМБРОУЗ

В среду на деревенской площади в Чарлтон Амброуз высадили восемь молодых ясеней. Эти деревья — памятник тем, кто отдал свои жизни в дни Великой войны. По одному дереву в честь каждого солдата, не вернувшегося с полей Фландрии, высажено в прелестной роще в дальнем конце деревенской площади. Новый приходской священник, преподобный Генри Смолли, провел короткую церемонию. Все семьи павших участвовали в посадке, и присутствующие пролили немало слез, когда кто-то из младших братьев или сестер с глубокой скорбью подходил к саженцам, чтобы бросить свою горсть земли в память о дорогом погибшем. Последнее дерево посадил сэр Джордж Херст в честь своего сына, капитана Фредерика Херста из 1-го батальона Белширского полка легкой пехоты. Именно благодаря щедрости сэра Джорджа деревья были куплены и посажены как мемориал доблестным павшим героям из Чарлтон Амброуз. У каждого дерева вкопана временная табличка с именем, однако сэр Джордж намерен вырезать имена павших — капитана Фредерика Чарльза Херста, рядового Альфреда Чапмена, рядового Гарри Кука, сержанта Дэниела Дэвиса, рядового Джона Дэвиса, сержанта Джорджа Хэпгуда, рядового Уильяма Стронга и капрала Джеральда Уинтерса — на небольших мемориальных плитах и установить их у подножия каждого дерева. Мир их праху!


Рэйчел чуть иронически улыбнулась витиеватому стилю статьи. Автор был явно в своей стихии и дал волю бойкому перу, стараясь выжать из этой сцены как можно больше эмоций.

Она еще раз перечитала имена и переписала их в блокнот. «Теперь, по крайней мере, я знаю, в память кого посажено каждое дерево», — подумала она. Ее взгляд задержался на фамилиях Дэвис и Кук — тех же, что у нескольких женщин, готовивших угощение для приветственного приема в честь нового священника. Кто они — близкие родственницы или дальние? Среди тех, чью память увековечил мемориал, были два двоюродных дедушки Питера Дэвиса, и хотя Питер, конечно, не мог их знать, в отличие от Сесили, хорошо помнившей своего брата, все же между ними была прямая родственная связь, прямая линия истории деревни.

Рэйчел подумала — не появятся ли в следующие недели еще какие-нибудь упоминания о Чарлтон Амброуз? И она решила просмотреть еще несколько номеров, прежде чем нести копировать заметку о посадке деревьев. То, что она нашла, изумило ее. В выпуске «Кроникл», вышедшем через две недели, деревня попала на первую полосу под заголовком:

ПУБЛИЧНЫЙ СКАНДАЛ В ЧАРЛТОН АМБРОУЗ!

Очевидно, дело рук того же репортера, что и предыдущая заметка, с улыбкой подумала Рэйчел и начала читать.


На этой неделе в деревне Чарлтон Амброуз произошло событие, вызвавшее волну протестов со стороны общественности: небольшая ясеневая рощица, посаженная в память павших героев, была осквернена. Всего через две недели после освящения кто-то подсадил к восьми деревьям девятое. Тоже ясень, такой же высоты, как другие — потому-то лишнее дерево даже не сразу заметили. Пока не выяснено, кто осмелился на такой возмутительный поступок! Сэр Джордж Херст, которому и принадлежала идея памятника Эшгроув и благодаря щедрости которого она смогла осуществиться, не имеет ни малейшего представления, откуда могло взяться еще одно дерево. Пока еще это девятое дерево не выкорчевано, однако, по мнению многих жителей деревни, это почти наверняка лишь дело времени. В своем интервью сэр Джордж сказал, что рассмотрит этот вопрос. Приходской священник, преподобный Генри Смолли, сказал, что решение остается целиком за сэром Джорджем, однако выразил уверенность, что это решение по столь серьезному вопросу не будет скоропалительным. Наш репортер побеседовал со всеми родственниками тех, чей подвиг был увековечен деревьями, — никто не знает, откуда взялось дерево, и большинство считает, что его следует убрать незамедлительно.


Девятое дерево! Рэйчел уставилась на страницу со статьей неподвижным взглядом. «Да, верно — деревьев там девять, — взволнованно подумала она, — я же только вчера пересчитала».

Она взглянула столбик имен, только что записанных в блокнот: да, поименно отмечены только восемь человек. Видимо, сэра Джорджа все-таки уговорили оставить девятое дерево в роще, но кто же его посадил и в чью честь?

Рэйчел перешла к следующему номеру газеты: ей хотелось узнать, не будет ли там еще чего-нибудь о деревьях или о том, кому же посвящено девятое. Сначала ничего не находилось, но через несколько недель в одном из выпусков отыскалась коротенькая заметка в углу внутренней полосы.


ЭШГРОУВ, ЧАРЛТОН АМБРОУЗ

В среду на деревенской площади в Чарлтон Амброуз прошла короткая церковная служба: преподобный Генри Смолли освятил девятое дерево в мемориальном комплексе Эшгроув, посаженное в честь «неизвестного солдата». К удивлению всех заинтересованных лиц, сэр Джордж Херст запретил выкорчевывать дерево. «Мы не знаем, кто его посадил и в честь кого, но оно очевидно посажено в память о павшем солдате, — заявил он нашему репортеру. — Пусть его имя неизвестно, но он так же, как другие, отдал свою жизнь, и уничтожать его дерево было бы несправедливо».

В ходе журналистского расследования не удалось установить, кто и в честь кого посадил дерево, но после официального освящения оно окончательно стало частью деревенского мемориала.


Итак, думала Рэйчел, читая и перечитывая заметку, девятое дерево осталось на месте и до сих пор стоит рядом с другими.

Живо заинтересовавшись происшествиями в Чарлтон Амброуз, Рэйчел вновь стала просматривать старые номера за 1921 год. Ей хотелось узнать еще что-нибудь о сэре Джордже Херсте. Сесили сказала, что он умер в тот же год, и Рэйчел не терпелось увидеть, были ли в газете какие-либо упоминания о его смерти и не найдется ли еще какой-нибудь информации о его невестке и ее ребенке. Она обнаружила заметку о смерти сквайра в номере за вторую неделю сентября. Это был официальный некролог, а ниже короткая статья о его жизни.


Сэр Джордж Херст, баронет, скончался от пневмонии в своем поместье в Чарлтон Амброуз в прошлый вторник. Сэр Джордж болел несколько недель. До этой болезни сэр Джордж как мировой судья, регулярно принимал участие в заседаниях Белкастерского суда. В течение многих лет он представлял Белкастер в парламенте и оставил свое место только в 1918 году. Вместе с ним ушли фамилия и титул, поскольку его единственный сын Фредерик, капитан 1-го батальона Белширского полка легкой пехоты, был убит на Сомме в 1916 году. У сэра Джорджа осталась внучка Аделаида, которая родилась уже после смерти его сына и сейчас живет со своей матерью и отчимом в Лондоне. Похороны состоятся в понедельник в 14:00.


Итак, взволнованно подумала Рэйчел, у Фредди остались потомки, по крайней мере один. Бедный Фредди! Как грустно, что он так и не увидел свою дочь.

Она открыла следующий номер газеты и нашла заметку о похоронах сэра Джорджа.


Похороны сэра Джорджа Херста состоялись в понедельник, в 14:00, в церкви Святого Петра в Чарлтон Амброуз. Службу провел приходской священник, преподобный Генри Смолли, который отдал дань уважения жизни и трудам сэра Джорджа — землевладельца, мирового судьи и бывшего члена парламента. Эта утрата еще долго будет печалить жителей деревни, в особенности потому, что семья Херстов владела поместьем на протяжении пяти поколений, а теперь этому пришел конец. По словам священника, весь Чарлтон Амброуз будет оплакивать его кончину.

За гробом с венком из белых роз шла невестка сэра Джорджа, миссис Ричард Энсон-Грейветти, ее муж и дочь Аделаида. Гроб несли Джон Диксон, Фрэнсис Питерс, Томас Дэвис и Гордон Смит. Сэр Джордж был похоронен в семейном склепе рядом с женой Кэролайн.

После отпевания в деревенском клубе состоялось прощальное чаепитие.

Была открыта книга соболезнований, в ней оставлена 51 запись.


«Интересно, куда делась потом эта книга соболезнований, — подумала Рэйчел. — Должно быть, невестка забрала. Миссис Ричард Энсон-Грейветти. Сесили была права — вдова Фредди снова вышла замуж».

Рэйчел сняла копии всех найденных заметок и сложила в папку с материалами для своей статьи. С каждым новым кусочком информации крепла ее решимость разузнать все, что только возможно, обо всех, кто имел какое-то отношение к мемориалу Эшгроув. Чем больше она узнавала, тем острее чувствовала, как затягивает ее эта история. Ей хотелось знать все об этих людях, живших здесь восемьдесят, а то и больше лет назад. Сесили была связующим звеном. Она наверняка могла дать еще какую-то информацию о деревне во время Первой мировой и после. Рэйчел решила в самое ближайшее время нанести ей еще один визит, а потом написать статью в защиту Эшгроува. А перед этим у нее была намечена встреча с Майком Брэдли, и она собиралась добиться от него ответа — что он намерен сделать для того, чтобы сохранить деревья.

В пять часов она уже сидела в офисе «Бригсток Джонс», где у нее была назначена встреча. Ее попросили подождать, и она в нетерпении уселась на неудобный стул в маленькой оранжевой приемной. Через десять минут она уже хотела снова подойти к стойке регистрации, но тут появился какой-то мужчина и с улыбкой поприветствовал ее:

— Мисс Эллиот? Прошу прощения, что заставил вас ждать. Меня зовут Тим Картрайт. — Он крепко пожал Рэйчел руку и спросил: — Не хотите ли пройти в мой кабинет?

— Спасибо, — ответила Рэйчел, — но у меня назначена встреча с мистером Брэдли. Его нет на месте?

По пути в свой кабинет Тим Картрайт одарил Рэйчел самой широкой улыбкой, сразу вызвавшей у нее недоверие, и сказал:

— Мне очень жаль, но, боюсь, сегодня с ним не удастся встретиться. Присаживайтесь, будьте любезны. Чаю?

Рэйчел отказалась от чая и села в предложенное кресло. Поставив сумку у ног, она достала блокнот и ручку.

— Он вчера уже отменил нашу с ним встречу, мистер Картрайт, — твердо сказала она. — Очень жаль, что сегодня ему снова пришлось это сделать.

«У меня нет времени говорить с этой женщиной, — отрезал Майк полчаса назад. — Я тебе вчера рассказывал. Поговори с ней сам, Тим. Дай ей понять, что мы обдумываем проблему с деревьями. Со всем вниманием и сочувствием. Пообещай новый мемориал с именами и так далее. Пусть знает, что мы не плюем на чувства людей. Нужно, чтобы она написала благожелательную статью».

Тиму Картрайту было не привыкать делать за Майка Брэдли грязную работу. Он мысленно вздохнул.

«Она была на общем собрании, Майк, — заметил он. — Она хочет поговорить с тобой».

«Скажи ей, что меня задержали на совещании. Ради всего святого, Тим, — Майк сердито посмотрел на него, — ты же знаешь, как это делается. И, кстати, ты уже связался с этой Шарп?»

Тим кивнул.

«Да, — сказал он, — мы встречаемся с ней сегодня вечером».

«Хорошо. Значит, в понедельник я хочу видеть тебя прямо с утра — будем готовиться к моей встрече с планировщиками».

Накануне Тим изучил проблему с деревьями в Чарлтон Амброуз. Он уже знал, что охранного ордера на них нет, но знал и то, что, если срубить их сейчас, когда они признаны военным мемориалом, это вызовет всеобщее негодование. Он отправился взглянуть на это место еще раз — выяснить, нет ли какой-то возможности провести подъездную дорогу в обход деревьев, через прилегающую территорию, относящуюся к церковному двору. Для этого пришлось бы выкупать полосу земли, и далеко не факт, что представители церкви согласятся ее продать, но, слава богу, искать к ним подход — это уже работа Майка. Тим побывал в церкви и нашел там имена всех погибших на медной мемориальной доске. Он собирался начать розыск их потомков. У Майка Брэдли была какая-то идея на этот счет — выплатить каждой семье индивидуальную компенсацию… другими словами — купить их согласие.

«У них в церкви уже есть мемориальная доска», — заметил Тим, протягивая Майку купленный им буклет с историей церкви.

«Есть, — согласился Майк, — но мы должны найти самый надежный способ все уладить. Нам нужен этот проект, Тим. Это будет чертовски хорошая сделка, если мы сумеем ее заключить. Итак, разберись с этим… и позаботься о том, чтобы эта женщина из „Кроникл“ была на нашей стороне и не путалась под ногами».

И вот теперь Тим сидел за столом напротив Рэйчел и смотрел на нее. Он не мог не признать, что она хороша собой, хотя и не совсем в его вкусе. Тим предпочитал блондинок. Но у нее было интересное лицо — широкоскулое, большеротое. Ему понравился четкий, почти скульптурный очерк ее полных губ; гневные искры в глазах усиливали их яркий ореховый цвет, а острый, решительный подбородок ясно говорил о том, что на легкую победу рассчитывать не приходится. Густые темные кудри, коротко остриженные, подчеркивали красивую форму головы, и, насколько можно было понять, когда она сидела, фигура у журналистки была не менее привлекательной, чем лицо. Она глядела на него через стол в упор, и он сразу понял — с этой дамой шутить не стоит.

— Я понимаю, — сочувственно проговорил Тим. — Но произошло что-то неожиданное, утром его вызвали на другое совещание, и он до сих пор не вернулся. Он не хотел снова переносить встречу с вами, поэтому позвонил и попросил меня помочь вам по мере сил. — Он грустно усмехнулся. — Так что, боюсь, придется вам довольствоваться моим обществом.

Рэйчел взглянула на него, нисколько не впечатленная его актерством, и сказала:

— Что ж, видимо, придется.

— С чего бы вы хотели начать? — кротко спросил Тим.

— Для начала с предыстории. Не могли бы вы четко обрисовать планы компании по застройке Чарлтон Амброуз?

Тим взял со стола глянцевую брошюрку и протянул Рэйчел. Пролистав ее, Рэйчел увидела план участка, планы этажей, рисунки, изображающие будущие дома… в трех разных вариантах… и новый деревенский клуб. Рэйчел раскрыла брошюрку на странице с планом участка и снова повернулась к Тиму.

— Я вижу, что предполагаемая подъездная дорога проходит вдоль площади до церковной ограды, а затем через дальний ее конец к участку застройки.

— Верно. Идея была в том, чтобы как можно меньше затронуть саму площадь. Видите, по той стороне уже проложена пешеходная дорожка, — Тим указал на план участка, — с маленькими воротами, которые ведут на участки. Если ее слегка расширить, то можно будет проложить дорогу вокруг до самого конца площади, а оттуда к стройке.

— Но Эшгроув занимает всю ширину площади с этого конца, — заметила Рэйчел. — Как минимум некоторые из этих деревьев придется срубить.

— Пока что выходит так, — согласился Тим. — Дело в том, что мы понятия не имели, какое значение имеют эти деревья. Ведь они не охраняются, и мы не знали, что нельзя срубить хотя бы несколько из них. — Он поднял на нее самый чистосердечный взгляд и добавил: — Мы никогда не рубим взрослые деревья без крайней необходимости, мисс Эллиот. Взрослые деревья — лицо новой застройки. Новые современные дома, а вокруг уже готовая, разросшаяся зелень. Это придает ощущение обжитости. У людей нет чувства, что они переезжают на вчерашнюю стройплощадку.

— А другого пути к участку нет? — спросила Рэйчел.

Тим покачал головой.

— Пока нет. Вот с этой, западной стороны, — он показал на план, — он ограничен Скоттс-роуд, вдоль которой стоят дома, а с этой, восточной, — церковным двором. — Нет смысла, решил он, упоминать о возможности другого выхода, пока Майк не провел беседу с представителями церкви. — За площадкой, — продолжал он, — крутой обрыв к ручью. — Он указал на синюю линию на плане. — Разумеется, мы изучаем все возможные пути. Мы не хотим рубить эти деревья без необходимости. Они, очевидно, дороги людям… просто раньше мы этого не знали.

— От этого зависит разрешение на строительство? — спросила Рэйчел.

— Мистер Брэдли проводит очередную встречу с планировщиками на следующей неделе, будет пытаться о чем-то договориться, — сказал Тим, — но судьба всей застройки может зависеть от подъездной дороги. Если мы не сможем ее пробить, то и строить там не сможем, вот и все. — Он пожал плечами и добавил: — Однако это было бы печально для всей деревни, потому что для нее эта сделка выгодна. Там уже давно пытаются найти деньги на новый клуб. То есть все делается для них же самих, и, главное, это возможность получить доступное жилье прямо в центре деревни.

— Но не все эти дома подойдут для молодых семей, — заметила Рэйчел.

— Не все, — согласился Тим, — но нам нужно строить и более дорогое жилье, чтобы эта сделка оправдала себя с нашей точки зрения. Пока не встал вопрос о деревьях, план был выгоден всем заинтересованным сторонам.

— Однако не все жители деревни его поддерживают, — сказала Рэйчел. — На собрании звучали и другие возражения — еще до того, как зашла речь о деревьях.

— Без этого никогда не обходится, — вздохнул Тим. — Как бы ни был хорош план, все равно кто-то останется недоволен и поднимет шум.

— Что ж, ведь это их деревня.

— Деревня общая — я хочу сказать, она принадлежит всем, кто в ней живет. В подобных случаях их всех представляет приходской совет, вот с ним мы и решаем вопросы, — твердо заявил Тим. — А приходской совет о деревьях не упоминал.

— Что же вы намерены делать?

— Нужно навести справки, — ответил Тим. — Мы выясним, в честь кого посажены деревья, и побеседуем с родственниками… если они еще живы. Мы будем рады построить новый мемориал в память погибших. Знаете, ведь ни на одном из этих деревьев даже имени нет. Если кто-то забредет туда случайно, то и не догадается, что это памятные деревья. Ни вывески, ни табличек, ничего. Мы предложим построить новый мемориал — например, фонтан возле нового клуба, а у фонтана имена — и, может быть, тут же имена тех, кто погиб во Вторую мировую.

— Это серьезное предложение? — спросила Рэйчел, записывая его слова в блокнот.

— Это предложение, которое совершенно точно намерен сделать Майк Брэдли, — ответил Тим. — Пока оно, разумеется, не прозвучало, поскольку вопрос встал совсем недавно, но я не сомневаюсь, что приходскому совету предложат что-то в этом роде.

Он ободряюще улыбнулся ей.

Рэйчел задумчиво смотрела на него. Она уже успела переговорить с самой Полой Шарп и поняла, что знает кое-что, чего еще не знает Тим Картрайт.

— У нас будут проблемы, — сказала Пола Шарп утром, когда Рэйчел приезжала к ней. — Земля принадлежит приходскому совету — вся, и площадь, и участки. Всю эту землю сэр Джордж завещал приходу, за исключением деревьев в Эшгроуве. Их сэр Джордж передал родным тех, в честь кого они посажены, в бессрочное владение. Все деревья принадлежат разным семьям. Если их захотят срубить, придется получать разрешение от каждой семьи отдельно, и, — Пола саркастически улыбнулась, — думаю, мы уже знаем, что скажет на это Сесили Стронг.

— А вы знаете, где остальные родственники? — спросила Рэйчел.

Пола пожала плечами.

— О некоторых знаю. Остальных придется разыскивать — их или их потомков.

— А если разыскать не удастся?

— Интересный вопрос, — признала миссис Шарп. — Тогда придется с кем-то консультироваться.

— А им непременно нужно срубить все деревья? — поинтересовалась Рэйчел. — Может быть, в этом и не возникнет необходимости.

— Да, — согласилась миссис Шарп, — но представьте, сколько будет обид, если чьи-то деревья срубят, а чьи-то нет.

Рэйчел понимала, что Пола права. Теперь она смотрела на Тима Картрайта и размышляла — не сказать ли ему, кому принадлежат деревья? Однако решила промолчать. Он и так скоро узнает, а если ее газета собирается вести борьбу против его компании, ни к чему сразу открывать все карты. Рэйчел была твердо намерена попытаться отыскать потомков каждой семьи, и ей хотелось получить фору во времени. Она хотела знать, что на самом деле думает каждая семья, а не то, что их подкупом или уговорами заставят думать Майк Брэдли и Тим Картрайт, предлагающие компенсацию и новые мемориальные фонтаны. Правда, о компенсации Тим Картрайт пока не упоминал — похоже, «Бригсток Джонс» надеется обойтись одним мемориалом. Но Рэйчел не сомневалась, что слова, слышанные ею в пабе, оправдаются, и почти наверняка это лишь вопрос времени — рано или поздно все сведется к деньгам.

— Ясно, — сказала она в ответ на улыбку Тима. — Что ж, видимо, тут ничего не поделаешь. Но похоже, что вам предстоит битва. Как вы уже знаете, некоторые семьи будут возражать. Например, мисс Стронг очень решительно высказалась против этого плана на собрании. Одно из деревьев посажено в память о ее брате.

— Да, в память Уильяма Стронга, — сказал Тим Картрайт и, заметив, как удивило ее то, что он с ходу назвал это имя, добавил: — В церкви есть еще один памятник. Вот видите — даже если деревьев не будет, без памятника эти люди не останутся. Все их имена там перечислены.

Рэйчел об этом не знала, но на этот раз сумела скрыть удивление и только сказала:

— Пусть так, но в эмоциональном плане это все же не то, что живой памятник, правда?

— Согласен, — мягко сказал Тим, — но это не наша вина. Мы стараемся подойти к этому вопросу со всей возможной деликатностью, но все сводится к одному: если эта застройка должна состояться ради общего блага, у нас, возможно, не останется иного выхода — деревья придется срубить.

Рэйчел встала.

— Что ж, большое спасибо, что уделили мне время, мистер Картрайт. Пожалуйста, передайте мистеру Брэдли — мне очень жаль, что мы не смогли встретиться, но, думаю, теперь у меня есть вся необходимая информация.

Тим Картрайт снова протянул руку.

— Что ж, если окажется, что я могу еще чем-нибудь помочь, пожалуйста, не стесняйтесь, звоните мне. — Он взял со стола карточку и протянул ей. — Это моя прямая линия и мой мобильный. Просто звоните в любое время.

Рэйчел поехала домой — вносить свои заметки в компьютер. Разбирая их по порядку, она обдумывала то, что узнала. Пола Шарп рассказала ей не только о владельцах деревьев. Речь зашла еще и о самой земле.

— Деревенская площадь была когда-то частью поместья, — сказала Пола. — Хотя и жители села в разной степени имели на нее какие-то права. Когда сэр Джордж умер, он оставил площадь и прилегающий к ней участок приходскому совету, чтобы тот использовал его на благо деревни. Площадь оставили в прежнем виде, а землю рядом с ней отгородили забором и сдали отдельными участками в аренду, за символическую плату. Все их разобрали и обрабатывают местные жители, хотя право собственности на землю так и осталось за приходским советом.

— А теперь совет продал эту землю «Бригсток Джонс», — сказала Рэйчел.

— Да, при условии, что фирма получит разрешение на строительство.

— А разве запрет на это не прописан в завещании? — удивленно спросила Рэйчел.

— Мы получили юридическую консультацию по этому вопросу, — сказала Пола Шарп. — Было решено, что новые дома и новый клуб необходимы для общего блага деревни — сегодняшней деревни. В 1918 году никто и помыслить не мог, что в Чарлтон Амброуз не будет ни паба, ни магазина, ни школы, а теперь возникла реальная опасность всего этого лишиться. Мы должны идти в ногу со временем и помогать людям получить жилье, в котором они нуждаются сейчас. На деньги от продажи участков можно будет финансировать строительство нового клуба. Часть нашей сделки с мистером Брэдли заключается в том, что он построит клуб по себестоимости. Земля у нас уже есть, так что остается найти деньги только на строительство. Продажа земельных участков покроет эти расходы.

— Позвольте мне уточнить, — сказала Рэйчел. — Вы хотите сказать, что строительство клуба — это и есть цена, которую Майк Брэдли заплатил за участки?

— Не совсем так, — ответила Пола Шарп, — но полагаю, что в целом это достаточно верно описывает ситуацию. По мнению приходского совета, это действительно выгодная для всех сделка. Нам нужен новый клуб, а еще больше нужны новые дома. Мы должны привлечь в Чарлтон Амброуз молодые семьи. На собрании Майк Брэдли говорил, что это будет означать возрождение деревни, и он совершенно прав.

— Но вы ведь наверняка знали о деревьях, — заметила Рэйчел. — Вы наверняка знали, что застройщикам придется срубить деревья, чтобы проложить подъездную дорогу к площадке. Это ясно видно на плане.

— Знали, — призналась Пола. Лицо ее стало бледным и напряженным. — Знали, но никто из нас понятия не имел, что это за деревья и откуда взялись. Конечно, в деревне еще остались семьи, которые живут здесь на протяжении нескольких поколений, и они-то, вероятно, все знали, но многие из нас переехали сюда совсем недавно и не в курсе дела. Видите ли, сейчас в приходском совете нет никого из семей старожилов. Никто не знал, что значат эти деревья. — Она серьезно посмотрела на Рэйчел. — Вы ведь ходили туда, видели их? — Рэйчел кивнула. — Ну вот. Теперь уже никак невозможно догадаться, что это мемориал, правда ведь? И никто из нас об этом не знал. Очень неловко вышло. Вчера я ходила в государственный архив и нашла документ, где записано, что сквайр жертвует деревья в пользу семей погибших. Там сказано вполне ясно: деревья принадлежат им. Мы ознакомились с завещанием сэра Джорджа только тогда, когда решили продать землю, а деревья были посажены, когда земля еще принадлежала ему. В завещании они не упоминались.

Рэйчел набросала в голове план статьи. Нужно еще поговорить с отделом планирования, но до понедельника там никого не застать. А пока можно навести справки о родственниках.

4

Субботнее утро застало Рэйчел в пути к Чарлтон Амброуз: она решила вновь навестить Сесили Стронг.

Прежде всего она позвонила, чтобы узнать, можно ли зайти, и Сесили, обрадованная звонком, пригласила ее на чашечку кофе. Рэйчел охотно согласилась. После работы с архивом «Кроникл» у нее возникло еще несколько вопросов, на которые она надеялась получить у старушки ответ. Хорошо, если Сесили сможет навести на след еще каких-нибудь родственников погибших — тех, кто сейчас живет в деревне.

За чашкой утреннего кофе она поискала фамилии из своего списка в телефонной книге. Некоторые нашлись, но принадлежат ли они родственникам тех самых людей, покажет время.

Рэйчел припарковалась возле коттеджа Сесили, но зашла вначале в церковь — взглянуть на мемориальную доску, о которой упоминал Тим. Церковь была старая, золотистый песчаник стен — мягкий и гладкий. Вокруг, как цыплята вокруг матери-наседки, сгрудились надгробия жителей Чарлтон Амброуз — беспорядочная мешанина памятников и крестов и две большие гробницы-саркофага по обе стороны от тропы. Зимняя трава тут и там пробивалась между камнями и зелеными холмиками. У одной-двух могил лежали живые цветы, кое-где попадались рождественские венки, а какие-то были украшены лишь сухими стеблями, торчащими, как пики, из стеклянных банок, или давным-давно мертвыми, усохшими до состояния скелетов растениями в горшках.

Старая дубовая дверь была открыта, и, распахнув ее, Рэйчел увидела внутри двух женщин, занятых уборкой. За работой они болтали друг с другом и почти не обращали внимания на Рэйчел, пока та бродила по церкви и разглядывала мемориальные доски.

Она нашла то, что искала, у дальней стены, под большим окном, глядевшим на запад. Сначала она увидела латунную табличку с надписью:

ВО СЛАВУ БОЖИЮ

И БЛАГОДАРНУЮ ПАМЯТЬ

ОТВАЖНЫХ ГЕРОЕВ

ИЗ ЧАРЛТОН АМБРОУЗ,

ОТДАВШИХ ЖИЗНИ ЗА КОРОЛЯ И СТРАНУ

ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ 1914–1918 ГГ.


КАПИТАН ФРЕДЕРИК ЧАРЛЬЗ ХЕРСТ

РЯДОВОЙ ГАРРИ КУК

РЯДОВОЙ ДЖОН ДЭВИС

РЯДОВОЙ УИЛЬЯМ АРТУР СТРОНГ

РЯДОВОЙ АЛЬФРЕД ДЖОН ЧАПМЕН

СЕРЖАНТ ДЭНИЕЛ ДЭВИС

СЕРЖАНТ ДЖОРДЖ ХЭПГУД

КАПРАЛ ДЖЕРАЛЬД УИНТЕРС


ОНИ ВЕЧНО ЖИВЫ В НАШИХ СЕРДЦАХ

Внизу, на другой табличке, очевидно втиснутой позже, словно бы впопыхах, было написано:

И В ПАМЯТЬ ПАВШИХ

ЗА КОРОЛЯ И СТРАНУ

ВО ВРЕМЯ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

1939–1945 ГГ.


САЙМОН БРЭДВЕЛЛ

ПОЛ ЭНДРЮ КАРР

ДЖЕК ТЕРНЕР

ГОРДОН ДЭВИД БЛАНТ

ГАРОЛЬД ЧАПМЕН

СТИВЕН ДРЮ

ДОНАЛЬД СТЮАРТ

ЧАРЛЬЗ ФИНЧЕМ

ТОМАС СУИНФОРД

ДЖОРДЖ ДЖОН УЭСТ


ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ

Рэйчел прочитала имена на обеих табличках, а потом достала фотоаппарат и сделала снимок. Вспышка привлекла внимание уборщиц, и одна из них крикнула:

— В стойке у двери есть открытка с западным окном.

Рэйчел обернулась:

— С западным окном?

— Ну да. — Женщина указала на окно над мемориальными досками. — Оно есть на открытке, можете купить, если хотите. И история церкви там тоже есть.

— А, спасибо, — ответила Рэйчел. — На самом деле я рассматривала мемориальную табличку героям войны, а не окно. Хотя, — поспешно добавила она, — оно очень красивое.

Рэйчел подняла глаза, чтобы как следует разглядеть витраж, и увидела, что окно действительно красивое. Даже сейчас, когда солнце на него не попадало, цвета были живыми и яркими. Витраж изображал притчу о добром самаритянине; раненый лежал на обочине, самаритянин подносил к его губам чашу, а ослик, на котором приехал самаритянин, терпеливо ждал на продуваемой всеми ветрами дороге.

Ниже стояли слова: «И, увидев его, сжалился».

Под цитатой вилась лента со словами:


Руфус Херст

Капитан 1-го батальона Белширского полка легкой пехоты

Умер 5 ноября 1854 г. от ран, полученных в битве при Инкермане


Прочитав эту надпись, Рэйчел поняла, что окно — тоже мемориальное, в память о другом Херсте, предке Фредди, убитом на еще более давней войне. Херсты не одного сына отдали за страну и короля (или королеву).

Женщина прервала уборку и подошла к Рэйчел. Тоже посмотрела на окно и сказала:

— Страшное дело война… правда же? Все эти ребята так и не пожили нормальной жизнью, не увидели, как их дети растут… да и детей-то не успели завести.

Рэйчел кивнула и заметила:

— Здесь несколько одинаковых фамилий. Братья, должно быть. Как ужасно — потерять сразу двоих сыновей или братьев. — Она взглянула на списки еще раз и добавила: — Смотрите-ка, Чапмены гибли в обеих войнах. Наверное, это отец и сын?

— Не знаю. Наверняка родня какая-нибудь, конечно. — Женщина улыбнулась. — Мы ведь в эту деревню не так давно переехали, так что я мало знаю про ее историю. — Она подумала с минуту и добавила: — Может быть, пастор знает. Во всяком случае, у него хранится приходской архив. Может быть, он позволит вам на него взглянуть, если интересуетесь. Да вы его самого спросите. Его дом прямо через дорогу.

— Спасибо, — сказала Рэйчел. — Пожалуй, так и сделаю.

— Его зовут Адам Скиннер.

Рэйчел еще раз поблагодарила женщину, и та снова взялась за уборку. На выходе из церкви Рэйчел купила открытку с изображением западного окна и буклет об истории церкви. Просмотрев его, она нашла абзац, посвященный окну.


Витраж западного окна изображает притчу о добром самаритянине, который ухаживает за раненым путником на обочине дороги.

Это произведение сэра Говарда Моргана было установлено в церкви сэром Фредериком Херстом в память о его сыне Руфусе, погибшем в битве при Инкермане в 1854 году.

Под этим мемориальным окном находятся таблички в память павших в двух мировых войнах с именами всех прихожан, погибших на фронте. Следует отметить, что в деревне есть еще один мемориал: девять ясеней в роще, посвященной памяти тех, кто отдал свои жизни в 1914–1918 годах. Ясени были подарены деревне сэром Джорджем Херстом, сын которого, Фредерик, погиб в битве на Сомме в 1916 году. Они освящены приходским священником Генри Смолли в 1921 году в память обо всех павших.


Выходит, с сожалением подумала Рэйчел, информацию об Эшгроуве может найти любой — достаточно прочитать краткую историю церкви. А вот о людях, которым он посвящен, ничего не известно.

Рэйчел решила непременно обратиться к пастору и выяснить, не сможет ли он помочь ей достроить интересующие ее генеалогические деревья. Однако прежде нужно было встретиться с Сесили Стронг.

Когда Рэйчел пришла в коттедж Сесили, оказалось, что старушка уже ждет ее — с булочками на столе и с кофейником наготове. Они расположились в тесно заставленной вещами гостиной, среди бесчисленных украшений и сувениров — памятных вех долгой жизни Сесили, — и хозяйка налила в чашки кофе.

За кофе Сесили сказала:

— У меня есть фотография, на которую вам, пожалуй, интересно будет взглянуть. Это Уилл. Снимок сделан во Франции. Уилл прислал его нам.

Она взяла со стола богато украшенную рамку с фотографией и протянула ее Рэйчел. С коричневатого, цвета сепии, снимка весело улыбался Уилл Стронг. Рэйчел с минуту разглядывала его и, почти не думая, пробормотала:

— Такой молодой!

— Семнадцать лет, — тихо сказала Сесили. — Всего семнадцать.

Рэйчел вернула фотографию, и Сесили, поставив ее обратно на стол, сказала:

— А теперь рассказывайте, что хотите выяснить.

— Да. — Рэйчел отставила чашку. — Мне нужно найти родственников тех, в честь кого посажен Эшгроув. Я хочу написать хорошую статью об Эшгроуве, о том, что он значил для людей в то время, когда его посадили, и что он значит для людей сегодня. Мне кажется, будет ужасно, если его просто срубят для удобства застройщиков. Я знаю, вы тоже так думаете, поэтому хотела узнать, не можете ли вы помочь найти живых родственников тех людей, в честь которых он посажен.

— Попробовать могу, — с сомнением сказала Сесили, — но они ведь почти все разъехались. А зачем они вам?

— Видите ли, мне кажется, что Майк Брэдли и его фирма тоже будут их искать, и мне хотелось бы по возможности опередить их. Я хочу узнать, что они на самом деле думают и чувствуют, пока им не предложили взятку, чтобы они не поднимали шум.

— Взятку? — В голосе Сесили послышалось изумленное негодование.

— Ну, скажем так, побуждающий стимул, — сказала Рэйчел. — Они назовут это компенсацией. Дело в том, что «Бригсток Джонс» слишком много теряет, если эта сделка сорвется, а разрешение на застройку вполне может зависеть от разрешения родственников вырубить деревья. Выгоднее заплатить родственникам — пообещать им новый мемориал вместо Эшгроува и живые деньги в придачу.

— Ну, моего согласия они не получат, — решительно заявила Сесили, — ни за какие деньги.

— Да, но этого может оказаться недостаточно, чтобы спасти деревья. Вся суть Эшгроува в том, что это общий мемориал, где увековечена память всех павших, без различия званий и происхождения. Может быть, им даже окажется достаточно срубить не все деревья, а только некоторые, но это все равно будет означать гибель мемориала в целом.

Сесили мрачно кивнула:

— Понимаю. Выходит, я не смогу им помешать.

— В одиночку, пожалуй, нет, — согласилась Рэйчел, — но я составила здесь список всех, чьи имена там увековечены. — Она достала из сумки лист бумаги и посмотрела на него. — Капитан Фредерик Херст. О нем вы мне уже немного рассказывали в прошлый раз, а теперь я выяснила еще кое-что. У него была дочь Аделаида, которая родилась уже после его смерти, а потом его жена вышла замуж второй раз, за человека по имени Ричард Энсон-Грейветти. Я читала заметку о похоронах сэра Джорджа в 1921 году, и там сказано, что они приезжали его хоронить. А вы помните те похороны? Вы ходили?

— Вся деревня собралась, — ответила Сесили. — Я, конечно, была еще ребенком, но помню, что занятия в школе отменили в знак траура, и нас всех выстроили у дороги, когда гроб несли из поместья в церковь.

— А его невестку вы не запомнили? Или девочку? Ей тогда было лет пять.

— Наверное, я про них знала, — с сомнением в голосе проговорила Сесили, — но видела ли их самих, сказать не могу.

— Например, за чаем в клубе после похорон?

— Нас, детей, на чай не звали, — сказала Сесили. — Нас отправили играть на улицу. Все взрослые ушли в деревенский клуб, и там были какие-то речи и все такое, но нас это не интересовало — мы просто радовались, что в школу идти не надо.

— Значит, вы не знаете, где в Лондоне жила семья Энсон-Грейветти?

— Нет, ей-богу, понятия не имею. Я и про Лондон-то не знала.

— Об этом упоминалось в той заметке в газете.

— Значит, скорее всего, правда, — сказала Сесили. — Я знаю только, что жена Фредди редко приезжала сюда после его смерти и еще реже — после смерти сэра Джорджа.

— Да, — вздохнула Рэйчел, — теперь отыскать следы Аделаиды Херст будет нелегко. Она вполне могла взять фамилию отчима, раз не знала своего настоящего отца, а потом, вероятно, вышла замуж и снова сменила фамилию, да к тому же вполне возможно, что ее уже и в живых нет. А если жива, то ей уже за восемьдесят, и жить она может где угодно.

Рэйчел снова взглянула на свой листок, но тут же подняла глаза, услышав слова Сесили:

— И мисс Сара тоже не вернулась домой.

— Мисс Сара? А кто такая мисс Сара?

— Мисс Сара — то? А это дочь сэра Джорджа, сестра Фредди. Ушла на войну сестрой милосердия — да, взяла и ушла, хоть сэр Джордж считал, что ее долг остаться дома и заботиться о нем.

— Я и не знала, что у Фредди была сестра. В заметке о похоронах о ней ни словом не упоминалось. — Рэйчел была потрясена.

— Ну конечно, — сказала Сесили, — я же говорю, она так и не вернулась из Франции. Думаю, она погибла там, когда немцы обстреляли полевой госпиталь.

— Обстреляли госпиталь? — воскликнула Рэйчел.

— За ними такое водилось, — подтвердила Сесили.

— Но намеренно? Не может быть, чтобы намеренно!

— Кто их знает? — пожала плечами Сесили. — Я уверена, что она погибла. Во всяком случае, домой она не вернулась.

— Ее имени нет на мемориальной табличке, — задумчиво проговорила Рэйчел. — Интересно, почему? Она ведь дочь сэра Джорджа, а табличка была его идеей. Он наверняка захотел бы увековечить и ее память.

— Она же не воевала, — заметила Сесили.

— Пусть даже не воевала, — с сомнением в голосе проговорила Рэйчел, — но все равно — она ведь отдала жизнь за свою страну!

— Большинство смотрело на это иначе, — сказала Сесили, и у Рэйчел возникло ощущение, что она согласна с большинством. Хотя она этого и не сказала, Рэйчел показалось, что Сесили не одобряет поступок дочери сквайра — поехать во Францию ухаживать за ранеными солдатами, — и ей хотелось понять почему.

— Мне все же не верится, что он не захотел хоть как-то увековечить память дочери. — Рэйчел в недоумении умолкла, а потом вдруг воскликнула: — Ну конечно! Девятое дерево! Это он, должно быть, посадил девятое дерево в ее честь. Солдат ведь было восемь, а деревьев девять.

Сесили поглядела на нее с сомнением.

— Никогда не слышала, что это дерево в ее честь, — сказала она.

— Но тогда в чью же? — не отступала Рэйчел.

— Не знаю, — ответила Сесили и склонилась над столом, чтобы налить им обеим еще кофе. — Правду сказать, совсем забыла, что там откуда-то взялось еще одно дерево, но сомневаюсь, что оно предназначалось для мисс Сары. Там ведь не было имени.

Поняв, что Сесили больше ничего не расскажет о дочери сквайра, Рэйчел сделала короткую заметку — «попытаться выяснить, что случилось с Сарой», — и вернулась к списку.

— А что вы можете сказать о рядовом Альфреде Джоне Чапмене?

— Джейн Чапмен, — сказала Сесили. — Так звали его дочь. Мы с ней вместе в школе учились. У нее еще был старший брат. Как же его-то звали? — Она сосредоточенно наморщила лоб, пытаясь вспомнить.

— Гарольд? — предположила Рэйчел, снова взглянув на свой список.

— Верно, — радостно воскликнула Сесили. — Верно, Гарольд. Когда началась Вторая мировая, он ушел в королевские ВВС, — Сесили произнесла это как «вэвэс», — и погиб в битве за Британию. Летал на истребителях, и его сбили, да. Бедная Джейн. В одной войне потеряла отца, в другой — единственного брата.

— А что с ней было дальше? — спросила Рэйчел. — С Джейн Чапмен.

Сесили пожала плечами.

— Вышла замуж за какого-то парня из Белмута. Не могу вспомнить его имя, но поженились они здесь, в деревне, и Гарольд вел ее к венцу. Ох, и красавчик же он был в летной форме!

— То есть она вышла замуж во время войны, — сказала Рэйчел, делая еще одну пометку в блокноте и думая: нужно найти в книге регистрации браков ее фамилию по мужу.

Так они прошлись по всему списку, и Рэйчел то и дело удивлялась, как много помнит Сесили. Наконец она сказала ей об этом, и старушка рассмеялась.

— Такие-то вещи я помню, — сказала она, — а вот что делала вчера — это вечно из головы вылетает.

Не решаясь доверить такие жемчужины информации одной своей памяти, Рэйчел делала подробные записи о каждой семье.

— Куки? Да, они и сейчас тут живут. Мэри Брайсон была из Куков. Сейчас у нее дом в Белмуте. Ее сын, Дэвид Брайсон, живет где-то в Белкастере, а дочь Гейл вышла замуж за Шона Милтона и заведует почтовым отделением.

— Почтовым отделением? Где — здесь, в Чарлтон Амброуз?

Рэйчел не могла поверить в такую удачу. Прямо здесь, в деревне!

— Да, — подтвердила Сесили. — Недалеко от паба, за углом.

С Питером Дэвисом, сказала Рэйчел Сесили, она уже встречалась после собрания.

— Кажется, он сказал, что двоим из этих людей приходится внучатым племянником.

— Верно, — сказала Сесили. — Он и сейчас живет в том же доме, где они жили всегда. Теперь остались только он с женой, их девочки вышли замуж и уехали.

Рэйчел спросила и о Джордже Хэпгуде, но о нем Сесили знала очень мало. Его родители жили в деревне после войны, но уехали еще до Второй мировой, и она не знала, что с ними случилось.

— Был у них еще один мальчик, не помню, как звали — самый младший, слишком молодой, чтобы идти на фронт в Первую мировую. Он, кажется, женился. Да, на этой, как ее, — Шейле.

— Шейле?

— Или как ее звали?.. Да, Шейла. Ее родители держали второй паб.

— Второй паб? — быстро переспросила Рэйчел, яростно строча в блокноте, чтобы не растерять обрывки информации, которые Сесили роняла так небрежно.

— «Колокол», — ответила Сесили. — Он стоял на другом конце деревни, у моста. Теперь там частный дом. Не помню уже, как их звали, но они жили там, пока новая война не началась.

Она снова наморщила лоб, силясь вспомнить.

— Не беспокойтесь, — улыбнулась ей Рэйчел, — это я могу выяснить в любое время.

— Вот были ли у них дети, не знаю, — вздохнула Сесили. — Не очень-то я вам помогла, да?

— Потрясающе помогли, — заверила ее Рэйчел. — Вы рассказали много такого, что мне самой годами пришлось бы разузнавать. — Она помолчала и добавила: — Вы понимаете, что к вам, вероятно, придут и другие люди и будут расспрашивать о том же. Застройщики непременно захотят отыскать следы родственников.

— Да, — безмятежно согласилась Сесили, — но в следующий раз я уже вряд ли смогу все так ясно припомнить.

Рэйчел засмеялась.

— Конечно, рано или поздно они все равно узнают, — предупредила она. — Где-нибудь да получат эту информацию.

— Вероятно, — сказала Сесили. — Но не от меня.

Оставались еще Уинтерсы, но о них Сесили ничего не знала.

— Их я совсем не помню, — сказала она. — Может быть, они куда-то уехали сразу после войны. Не забывайте, я ведь была еще ребенком.

Когда Рэйчел наконец стала прощаться, она взяла обе руки Сесили в свои.

— Спасибо за терпение, — сказала она. — Вы мне правда очень помогли.

Сесили Стронг пожала ей руку в ответ.

— Я не хочу, чтобы Эшгроув вырубили, — просто сказала она. — Эти деревья были посажены в память о погибших, это часть истории нашей деревни, и они принадлежат семьям, которые до сих пор живут здесь. Я не хочу, чтобы все это уничтожили ради нескольких новых домов.

— И я не хочу, — твердо сказала Рэйчел, — и сделаю все, что в моих силах, чтобы отстоять их.

— Если многие скажут «нет», то их не смогут срубить, правда ведь? — спросила Сесили. Голос у нее неожиданно стал ворчливым.

— Надеюсь, не смогут. — Рэйчел постаралась, чтобы это прозвучало уверенно, хотя на самом деле уверенности не чувствовала. Застройщики вроде Майка Брэдли мало кому позволят встать у них на пути, и арсенал у них куда разнообразнее, чем у горстки стариков из маленькой сонной деревушки. Слишком много денег на кону, чтобы Майк Брэдли легко сдался, и, насколько понимала Рэйчел, для застройки этого участка не было другого пути, кроме как вырубить деревья в Эшгроуве и расчистить место для подъездной дороги. Она не питала особой надежды на то, что деревья удастся спасти.

Уже подойдя к двери, Рэйчел вновь обернулась к Сесили.

— Вы знаете человека по имени Николас Поттер? — спросила она.

— Нет. А кто он такой?

Сесили подошла к двери, чтобы проводить гостью, и взглянула через дорогу на паб.

— Он был вчера на собрании, говорил, что недавно приехал в эту деревню. Рассуждал довольно взвешенно, вот я и подумала — пожалуй, с ним стоит побеседовать. Мне бы только узнать, где он живет.

— Может быть, Гейл с почты знает, — предположила Сесили. Она положила руку на плечо Рэйчел. — Держите меня в курсе, — сказала она. — Для меня это важно.

Рэйчел пообещала и, когда дверь за ней закрылась, перешла через дорогу к пабу. Там устроилась за угловым столиком и просмотрела сообщения в телефоне. Их было несколько, но все не настолько важные, чтобы заниматься ими немедленно, и Рэйчел переключила внимание на обед.

За обедом, заказав полпинты шанди и пастуший пирог, она обдумала то, что узнала за это утро, и отметила те пункты своего плана, которые казались теперь легко осуществимыми. Гейл Милтон, заведующая почтовым отделением — это совсем просто. Еще нужно заглянуть в книгу регистрации браков и выяснить, за кого вышла замуж Джейн Чапмен. А потом ей хотелось разузнать побольше о Саре Херст. Подумать только — ее память не захотели увековечить лишь из-за того, что она женщина! «Конечно, в этом все дело», — в ярости подумала Рэйчел. Отец не считал ее подвиг таким же важным, как подвиг сына.

И все же это не укладывалось в голове. Он же отец, он не мог так рассуждать. Он потерял двоих детей — они оба отдали жизни за свою страну, и их гибель даже в 1918 году должна была ощущаться одинаково тяжкой утратой, несмотря на то — или даже тем более, — что вторым ребенком была дочь. В памяти всплыли слова Сесили: «Сквайр не хотел, чтобы она шла на войну, он хотел, чтобы она осталась дома и заботилась о нем». Может, и хотел, но ведь он не стал ее меньше любить из-за того, что она его ослушалась! Затем Рэйчел вспомнила «Заветы юности» Веры Бриттен — как отнеслись Верины родители к тому, что она пошла ухаживать за ранеными сначала в Лондоне, а потом и во Франции, как они ждали, что она бросит все, вернется домой и будет заботиться о них, вести дом, заменив больную мать. Родители того поколения считали первейшей обязанностью дочерей быть дома, при них. Девушки этого круга не ходили на работу, а если и ходили, то это была какая-нибудь необременительная и благопристойная добровольческая деятельность.

«Я смотрю на это глазами человека двадцать первого века, — заключила про себя Рэйчел, — вот в чем беда».

Она вздрогнула, когда ее размышления прервал чей-то голос:

— Если вы одна, нельзя ли мне присоединиться к вам?

Подняв глаза, она увидела, что перед ней стоит Ник Поттер с пинтой пива и тарелкой в руках. Удивленная его неожиданным появлением, она все же указала ему на стул напротив.

— Прошу, не стесняйтесь, — сказала она и, оглядевшись вокруг, обнаружила, что бар уже заполнился и других свободных мест просто нет.

— Спасибо. — Ник поставил тарелку и стакан на стол, а затем, кивнув на ее полупустой бокал, сказал: — Не позволите ли заказать вам добавки?

Рэйчел улыбнулась в ответ.

— Нет, спасибо, — сказала она. — В обед хватит и одного, а то как бы не заснуть.

Она сунула блокнот обратно в сумку, сделала глоток шанди и подумала, что ей выпал шанс немного вникнуть в дела деревни, пусть даже Ник, по его собственному признанию, «понаехавший».

— Тесновато тут становится, — заметила она, чтобы завязать разговор. — В субботу днем всегда столько народа?

— Все дело в репутации здешней кухни, — объяснил Ник. — Люди специально приезжают из Белкастера, чтобы пообедать в этом пабе.

— Милый деревенский паб, — согласилась Рэйчел, намазывая хрустящий черный рогалик аппетитным на вид чатни. — Говорят, это — домашнего приготовления, — она указала ножом на чатни.

Ник сказал:

— Думаю, так и есть. Мэнди — отличный повар, у нее все домашнее.

— Я сегодня слышала, — проговорила Рэйчел непринужденным тоном, глядя, как он приступает к своему карри, — что раньше в деревне был еще один паб. «Колокол».

Ник, кажется, заинтересовался:

— Еще один? Я не знал. А где он был?

— Не знаю точно, но, насколько я поняла, теперь это частный дом. Мне кажется, в такой маленькой деревушке двум пабам не выжить.

— Наверное, — согласился Ник, — но все-таки печально, правда, что такие заведения вынуждены закрываться? Если закроются еще и почтовые отделения, это уже наверняка будет началом медленной смерти деревни. И школы, наверное, не станет.

— Значит, вы за эти новые дома? — спросила Рэйчел.

— Как я уже сказал вчера — в принципе да, но все зависит от того, как это будет сделано.

— А как же Эшгроув?

Рэйчел наблюдала за ним поверх края бокала, пока он обдумывал ответ.

— Трудный вопрос, — признал он. — Такой памятник нельзя уничтожать, тем более — пока живы люди, которые еще помнят тех, кому он посвящен.

— Но в церкви уже есть мемориальная доска, — заметила Рэйчел, играя адвоката дьявола. — Там тоже перечислены все имена.

Она чуть было не сказала «все, кроме одного», но что-то ее удержало. Ей хотелось сначала добыть побольше информации о Саре Херст. Она чувствовала, что за этим кроется еще одна история, способная заинтересовать публику, и решила ничего не говорить об этом, пока не разузнает больше.

— В самом деле? — Ник, кажется, удивился. — Не знал, но, признаться, я и в церкви ни разу не был. Выходит, совсем без памятника они не останутся. — Он засмеялся. — Майка Брэдли это должно порадовать.

— Да, — мрачно подтвердила Рэйчел. — И он уже знает об этом. Это один из его людей, Тим Картрайт, рассказал мне об этой доске.

Они оба перешли к еде и ели в дружеском молчании, пока Рэйчел не спросила небрежно:

— Где вы живете? В центре деревни?

— Приблизительно, — ответил Ник. — Мой дом стоит на главной улице. Совсем маленький, на время — пока не подышу что-нибудь получше.

— В Чарлтон Амброуз?

— Скорее всего. Моя фирма перебралась в Белкастер, вот я и хочу найти постоянное жилье в какой-нибудь деревне неподалеку. Здесь мне нравится.

— Может быть, вам удастся купить какой-нибудь из элитных домов, которые собирается строить Майк Брэдли, — предположила Рэйчел, краем глаза наблюдая за Ником Поттером, чтобы оценить его реакцию.

Он вопросительно взглянул на нее, а затем рассмеялся:

— Ну нет, это вряд ли. Не в моем вкусе.

— А в вашем вкусе что? — спросила Рэйчел.

— Что-нибудь старенькое, пооригинальнее.

— Венецианские окна и дверь, увитая розами?

— Скорее такое, где требуется новая крыша, проводка и сантехника.

— И как, нашли что-нибудь?

— Сколько вопросов, — шутливо заметил Ник. — Сразу видно, что вы журналистка.

— Так нашли или нет? — не отставала Рэйчел.

— Ничего определенного, — ответил он, — пока присматриваюсь. Время есть, можно подождать, пока не подвернется что-нибудь подходящее. А у вас как дела со статьей о деревьях?

Теперь настала очередь Рэйчел подыскивать уклончивые ответы.

— Да так, пока просто побеседовала кое с кем. Выясняла, какие настроения в деревне.

— И?

— И вы сможете прочитать об этом в моей статье в «Кроникл» на будущей неделе. — Она взяла сумку, перекинула ремень через плечо и поднялась. — Пора бежать, — сказала она. — Приятно было с вами встретиться.

— А вечером вы не заняты? — неожиданно спросил Ник и, когда она с удивленным видом остановилась, добавил: — Просто я слышал, что недавно в Белкастере открылся неплохой ночной клуб.

— «Кузнечик»?

— Да, он самый. Вы там бывали? Хороший клуб?

— Нет, — ответила Рэйчел, — не бывала. Говорят, хороший.

— Вот я и подумал — не хотите сходить сегодня вечером?

Ник смотрел ей в лицо, пока она обдумывала его приглашение, и сам не знал, что его вдруг толкнуло ее пригласить. Еще недавно, входя в паб, он и не думал ни о каком «Кузнечике», но эта девушка, стоявшая напротив него, чем-то его зацепила. Он видел ее всего три раза, причем два из них — мимоходом, но каждая встреча потом долго не шла из головы, и ему хотелось узнать ее получше. Ему нравились и ее темные кудри, обрамляющие лицо, и морщинки у глаз, когда она смеялась, а сам смех звучал просто восхитительно. Глядя на нее, Ник думал, что ее хочется смешить.

— Пожалуй, нет, спасибо вам большое, — извиняющимся тоном ответила Рэйчел. — Это очень любезно с вашей стороны, но нет.

— Дело во мне, в клубе или и в том, и в другом? — весело спросил Ник.

Это рассмешило Рэйчел.

— Ни в том, ни в другом, — сказала она. — Просто до понедельника у меня дела, а завтра я весь день проведу с бабушкой. Но все равно спасибо.

— Тогда не теряю надежды, — усмехнулся Ник и понял, что говорит чистую правду. — Приглашу вас в другой раз. Позвонить вам в офис?

— Если хотите, — согласилась Рэйчел. — Но должна предупредить, что я часто работаю во внеурочные часы.

— Не беда, — кивнул Ник. — Со мной самим такое случается, это не страшно. Передавайте привет бабушке.

— Передам, — пообещала Рэйчел, все еще улыбаясь. — Она будет в восторге. До свидания.

Она повернулась и, не оглядываясь, вышла из паба.

Остаток дня Рэйчел провела в деревне и первым делом зашла на почту. Само почтовое отделение было закрыто, но магазинчик при нем работал.

— Простите, вы миссис Гейл Милтон? — спросила Рэйчел женщину, которая сидела за прилавком и читала книгу. Женщина, приблизительно ровесница Рэйчел, взглянула на нее с легкой опаской и ответила утвердительно.

Рэйчел протянула ей свою карточку.

— Я была на собрании в клубе в среду, — объяснила она, — хочу спросить, как вы относитесь к проекту застройки.

— Обеими руками за, — ответила Гейл. — Чтобы деревня не вымерла, нужны люди, особенно молодежь. А сейчас она на глазах превращается в спальный пригород Белкастера.

— А вам не кажется, что дорогие дома, из которых будет в основном состоять застройка, только ухудшат ситуацию? — спросила Рэйчел. — Насколько я поняла, домов для молодых семей планируется как раз немного.

— Да, — согласилась Гейл, — но все же это лучше, чем ничего. Я готова поддержать что угодно, если это поднимет нам продажи. — Она указала на книгу, которую читала. — Если бы я работала в каком-нибудь супермаркете, в субботу днем у меня не осталось бы времени читать за кассой, правда? Мы не закрываемся ради тех немногих, кто еще заходит, но, если бы пришлось кого-то нанимать, работали бы себе в убыток.

— А как же Эшгроув? — спросила Рэйчел.

— А что Эшгроув?

— Ну, насколько я поняла со слов Сесили Стронг, одно из деревьев посажено в честь брата вашей бабушки, Гарри Кука.

— И что? — Тон у Гейл стал несколько настороженным.

— Вас не беспокоит, что их, возможно, придется срубить, чтобы начать стройку?

— Бабушке это, пожалуй, не понравится, — призналась Гейл. — А меня не так уж беспокоит. Все это было так давно.

— Значит, вы не станете бороться, чтобы спасти деревья?

— Я этого не сказала. — Гейл тут же перешла в оборонительную позицию. Она немного помолчала, прежде чем ответить. — Но тут нужно взвесить все за и против, правда? Я хочу сказать — мои дети ходят в деревенскую школу, по крайней мере двое из них, а туда с каждым годом набирают все меньше учеников, так что к тому времени, когда моей Дженни исполнится пять лет, школа может и совсем закрыться, и придется отдавать ее в Стоун Уинтон или еще куда-нибудь. А я этого не хочу. Дело не только в бизнесе.

— Вы были на собрании? — спросила Рэйчел. Гейл кивнула.

— Майк Брэдли предложил установить в роще каменный памятник, — сказала Рэйчел. — Он, наверное, будет не хуже деревьев.

Гейл задумалась на мгновение, а затем сказала:

— Да нет, хуже. Во всяком случае, для тех, кто помнит, что это за деревья. Но ведь те люди, что погибли на войне, не хотели бы, чтобы деревня тоже умерла, правда? Дядя Гарри сам когда-то ходил в здешнюю школу — не в эту, в старую, но наверняка ему бы хотелось, чтобы в деревне была и школа, и дома для людей, и все прочее.

— Пожалуй, вы правы, — признала Рэйчел. — А ваша бабушка уже знает, что хотят сделать с деревьями?

Гейл покачала головой:

— Нет. Во всяком случае, я ей не говорила. Разве что папа услышал и ей рассказал. — Она подумала с минуту, а затем добавила: — Люди говорят — может быть, этот Майк Брэдли предложит выплатить родственникам компенсацию. Бабушке эти деньги наверняка будут не лишними… да и моим родителям, если на то пошло.

— Не сомневаюсь, что вы скоро узнаете об их планах на этот счет, — сказала Рэйчел. Она выбрала коробку конфет. — Я возьму их, если можно, — добавила она. — Завтра еду в гости к бабушке.

Следующим пунктом был дом священника. Прочитав имя викария на церковной доске объявлений, Рэйчел прошла по дорожке через сад и постучала в дверь. Адам Скиннер открыл ей и, когда она объяснила, кто такая и чего хочет, пригласил войти и проводил в свой кабинет.

— Извините за беспорядок, — сказал он, сгребая с кресла стопку бумаг и придвигая его к газовому камину, — но это самая теплая комната в доме. Присаживайтесь.

Рэйчел увидела, что настольная лампа горит, на столе лежат две раскрытые книги, а рядом блокнот и ручка.

— Извините, что отрываю вас, — начала она. — Я вижу, вы заняты.

Она посмотрела на него. Сейчас, когда на его лицо падал свет, было ясно, что он гораздо моложе, чем ей показалось вначале — чуть за тридцать. Острые серые глаза смотрели на нее из-под взлохмаченной копны темных волос. Он сел за стол и подался вперед, опершись локтями на груду бумаг.

— Суббота — день обычно довольно хлопотный, — согласился он. — Нужно готовиться к воскресной проповеди, но это не значит, что я не могу уделить время гостям. Чем могу служить?

— Я хочу выяснить, нет ли какого-то способа, чтобы «Бригсток Джонс» строила свои дома, не вырубая Эшгроув, — ответила Рэйчел. — Я изучила его историю. В номере «Белкастер кроникл» за 1921 год нашлась заметка о том, как его сажали. Я понимаю, это было очень давно, но еще остались люди, которые помнят. — Она объяснила, что хочет попытаться найти всех потомков погибших. — Вот я и подумала — нельзя ли заглянуть в приходские записи? Одна женщина в церкви сказала, что они у вас.

— Можно, конечно, — согласился Адам Скиннер, — только их уже нет в приходе, во всяком случае, старых, до 1945 года. Они хранятся в архиве в Белкастере. Придется вам ехать туда, если хотите их просмотреть. Я сам здесь сравнительно недавно и, к сожалению, не знаю истории многих семей.

— А как вы относитесь к проекту застройки? — спросила Рэйчел.

— Наверное, как и большинство людей, если они честны. Им это не по душе, но они понимают, что иначе деревня так и будет вымирать.

— А Эшгроув?

— Если есть какая-то возможность сохранить его, нужно сохранить. Он был задуман как живой мемориал этим людям, но никто не позаботился о том, чтобы он остался мемориалом. Родственники погибших не следили, чтобы память об этом не стерлась, и многие местные жители понятия не имели о том, какое значение имеют эти деревья. Я бы и сам не знал, если бы не история прихода, которую написал один из моих предшественников.

— Вы имеете в виду буклет в церкви?

Насколько Рэйчел помнила, Эшгроув там упоминался лишь в двух словах.

— Нет, я говорю о краткой истории, которая хранилась здесь, в доме священника. Ее написал человек по имени Смолли, вскоре после Первой мировой войны.

Рэйчел почувствовала дрожь волнения. Генри Смолли — это же тот самый пастор, который освящал деревья.

— А мне нельзя как-нибудь на нее взглянуть? — небрежным тоном спросила она. — Судя по всему, это должно быть очень и очень интересно.

Пастор протянул руку к полке у него за спиной и достал тонкий томик в тканевой обложке.

— Вот, — сказал он и передал книгу Рэйчел. Та взяла ее и раскрыла на первой странице. На форзаце выцветшими коричневыми чернилами было неразборчиво написано какое-то имя. Ниже стояло название: «История прихода Чарлтон Амброуз, написанная Генри Смолли». Быстро пролистав книгу, Рэйчел поняла, что это весьма увлекательное чтение для любого интересующегося этим приходом.

— А не могли бы вы одолжить мне ее на время? — спросила она.

Адам Скиннер взглянул на нее с некоторым сомнением:

— У меня только один экземпляр. Другого я никогда не видел и не хотел бы потерять этот единственный. — Затем он улыбнулся и покачал головой, словно порицая себя за несговорчивость. — Конечно, можете взять. Я знаю, что вы будете аккуратны, и я все-таки буду в курсе, где она.

— Не беспокойтесь, — лучезарно улыбнулась Рэйчел, — я прекрасно вас понимаю. Вы правда не возражаете? Обещаю, что буду обращаться бережно и верну в ближайшие дни.

— Договорились, — согласился Адам Скиннер.

— Спасибо, — негромко сказала Рэйчел, убирая книжку в сумку. — Не сомневаюсь, что она будет очень полезна.

Священник поднялся на ноги, чтобы проводить ее.

— Приезжайте еще — расскажете, как идут дела, — сказал он. — Если найдется какая-то возможность сохранить памятник и не лишиться домов, это будет замечательно.

Декабрьский день подошел к концу, и Рэйчел возвращалась к своей машине уже почти в темноте. Она бросила сумку на пассажирское сиденье и села за руль. Внезапно она почувствовала, что на сегодня с нее хватит. Ужасно захотелось домой — принять горячую ванну, а потом свернуться калачиком в большом кресле и весь вечер читать «Историю прихода Чарлтон Амброуз».

Так она и сделала, и вскоре история маленькой деревушки захватила ее целиком. Она дочитала книгу до конца. Та была недлинная, и самое большое впечатление на Рэйчел произвело описание лет после Первой мировой войны, когда Генри сам жил и работал в деревне. Он рассказывал о том, с каким трудом жизнь возвращалась в обычную колею, об эпидемии гриппа, о том, как горевали по тем, кто не вернулся с фронта, о том, как посадили и освятили восемь деревьев, а дальше упомянул и о неожиданном появлении девятого.


Когда обнаружилось еще одно дерево, в деревне поднялось большое волнение. Многие хотели выкорчевать его, но перед ним была воткнута в землю табличка со словами: «Неизвестный солдат». Пастор был очень тронут появлением этого маленького памятника и долго говорил об этом со сквайром. В конце концов он сумел убедить сквайра, что это дерево не оскверняет мемориал, а, напротив, дает возможность почтить память еще одного воина, отдавшего жизнь за родину. Сквайр позволил ему освятить это новое дерево отдельно. С тех пор мемориал Эшгроув состоит из девяти деревьев. К сожалению, мемориальные плиты, которые сэр Джордж намеревался установить перед каждым деревом, так и не появились: сэр Джордж вскоре умер, а его наследники этим не озаботились. Металлические таблички с именами погибших со временем пропали, и большая часть деревьев осталась без опознавательных знаков — в том числе и то, девятое, посаженное в честь солдата, имя которого неизвестно и по сей день. По счастью, имена остальных восьмерых увековечены в церкви на отдельной памятной табличке, чтобы никто не забыл о том, что они отдали жизни за свою страну и своих ближних.


Наконец, когда Рэйчел уже лежала в тихой темной комнате, ее мысли перескочили на Ника Поттера и его приглашение. Как выяснилось вскоре, она хорошо сделала, что отказалась, но тогда-то она этого не знала. Почему же отказалась? Она уже давно не бывала в городе — пожалуй, было бы неплохо развеяться. У нее не было постоянного бойфренда: несколько едва зародившихся романов пошли прахом из-за того, что Рэйчел ставила свою работу и независимую жизнь выше отношений с мужчиной. Теперь ей порой бывало одиноко, и она жалела, что не с кем проводить время. Пожалуй, если Ник пригласит ее куда-нибудь снова, можно будет пойти. В конце концов, он привлекательный мужчина и, что еще важнее для Рэйчел, — с ним интересно поговорить. Но только без всяких обязательств! Рэйчел слишком ценила свою независимость.

Загрузка...