Севера. Часть 2

Глава 14

К немалому удивлению Бородулина, Корнев согласился на переезд очень легко.

— Засиделся, — объяснил он Андрею за чаем на начальственной верхотуре. — Все-таки, однообразная монотонная жизнь — это не для меня. В Озерном всех делов на день — печь растопить, да снег раскидать. Ну, на охоту сбегаю пару раз в неделю, да и то, не для удовольствия, а по необходимости. Ну еще раз в неделю схожу проверить закладки для новых попаданцев. Правда, все без толку — как похолодало, так их ни одного еще не появилось. Так, прогуляюсь, разомнусь, на обратном пути зайца какого добуду, или еще какую-нибудь мелочь. Волков в округе уже отвадили, приучили человека бояться. Скучно стало, Андрей. Так что я готов. А через недельку, как там гнездышко оборудую, так и супружницу свою подтяну.

— Хорошее дело. Кстати, ты ж обещал рассказать, как это она тебя окрутила.

Корнев неожиданно тепло улыбнулся.

— Знаешь, Андей, это не она меня, а я ее. Дело было уже поздней осенью. Я пошел с ружьишком прошвырнуться — знаешь ведь, люблю я это дело. А тут ни тебе егерей, ни рыбнадзора. Да и природа здесь нетронутая. Там, в старом мире, порой чуть не каждую четверть часа на бычки натыкаешься. Все хожено-перехожено, только Сибирь да Алтай еще более-менее целыми остались. А здесь — вольная воля. Только бери столько, сколько действительно потребно для пропитания. Без этих всяких чучел, шкур у камина, рогов на стенах и прочего.

— Тут я с тобой согласен, — улыбнулся Бородулин. — Но ты куда-то в сторону убрел. Ты про женщину свою давай рассказывай. А то растекся тут песнями по древу аки тот соловей.

— Ну да, ну да. Опять же, кому как не тебе душу излить? Кто еще меня в этом деле поймет? Ну вот, значит, пошел я прошвырнуться. И, знаешь, ничего не добыл. Все зверье как нарочно поразбежалось. Даже сусликов — и тех нет.

— Ну так суслики здесь и не водятся!

— Я и говорю, что нет их. Разок оленя встретил. Но ты же сам знаешь: в этой корове три центнера весу, ее мало убить, ее еще до поселка дотащить надо, а один я максимум ляжку допру.

Бородулин понятливо покивал, не забывая подливать рассказчику чай с бальзамом. Тот отхлебнул, мимоходом состроил одобрительную гримаску и продолжил:

В общем, иду налегке, даже ни одного патрона не сжег. А ты сам знаешь, я страсть как не люблю с пустыми руками возвращаться. Вот и чем ближе поселок, тем гаже у меня настроение. Прямо хоть ворон стреляй, лишь бы какой-нибудь трофей заполучить. И вот с такими черными мыслями выхожу я на знакомую полянку в паре километров от поселка и вижу картину, словно бы вышедшую из-под кисти Левитана: посреди поляны лежит упавшая сосна, на ней сидит женщина. Сразу видно — из новеньких. Изящные ботиночки на каблуке, капроновые чулочки, легкое осеннее пальтецо приятного такого желто-оранжевого цвета, беретик фетровый в тон пальтишку, тонкие светлые перчатки… В такой одежде не по лесу шляться, а на скамейке сидеть в городском парке, наблюдая, как с берез листья облетают.

Я, конечно, подошел, окликнул, а она на меня не реагирует. Вот совсем. Но это же непорядок! Не такой уж я незаметный. Я, конечно, ее растормошил, расспросил осторожненько и оказалось, что она сидит на этом дереве уже больше трех часов. Куда идти не знает, кричать — голос сорвала, а тут еще ногу подвернула и вообще идти не может. Вот и сидит, ждет, когда придут волки. У нее уже не только сил, но и слез не осталось, замерзла мало не до окоченения. Ты представляешь? Сидит женщина, и ждет свою судьбу, отчетливо понимая, что вариантов этой судьбы не так уж много, все зависит от того, кто первым до нее доберется: волки, медведь или какая-нибудь симпатичная киска. А тут я выхожу, весь такой красивый — здрасте, мол.

Вывих я ей вправил, на руки поднял, а весу в ней всего ничего, даже во всем этом осеннем наряде. Так я ее на руках и нес все два километра до поселка. Сперва она плакала — не навзрыд, как это у нервных барышень бывает, а молча. Уткнулась лицом мне в штормовку, и просто чуть вздрагивает, а из глаз вода соленая бежит. А потом успокоилась и, представь себе, заснула. Прямо как ребенок. Я когда ее травнице сдал, она так и не проснулась — настолько умаялась. Ну а потом — сам понимаешь: кто я такой, чтобы с судьбой спорить? Да и понравилась мне она. И снаружи — описывать не стану, сам увидишь, когда она переезжать будет, и по части внутреннего мира. Есть такое избитое и изгаженное выражение: душевная чистота. Если все насмешки и пошлости отбросить, то это будет как раз про нее.

— Да уж… — неопределенно протянул Бородулин, впечатленный поведанной ему историей.

— Ну а ты что? — переключился на свою обычную нарочито несерьезную манеру Корнев. — У тебя-то тут вообще цветник. Такие девчата ходят! Я бы на твоем месте… ух!

— Да кто там ходит? Студентки сплошные, они все вдвое меня младше, в дочери годятся. Тут им парней молодых вдоволь. С женским полом у нас, сам знаешь, проблема. Конкуренция велика. Да и в поселках я не видел к себе такого уж интереса, пусть даже чисто плотского.

— Да? — хитро улыбнулся Корнев. — А мне показалось, что одна оччень симпатичная радисточка на тебя поглядывает с бо-ольшим интересом.

— Света? Да на что я ей сдался? Старый, вечно в делах, а то и в разъездах. Придумала себе, поди, героя-первооткрывателя. Ну да ничего, переболеет, найдет себе подходящего парня.

— Ну гляди, Андрей, уведут девчонку, потом все локти себе изгрызешь, а все, поезд ушел.

— Да ну тебя, Ильяс, с твоими шуточками. А за твою нечаянную судьбу я, честное слово, очень рад. Очень.

С Черемисиным вышло гораздо сложнее. Он упирался до последнего, ехать отказывался наотрез, но и на него нашлась управа. Михайленко тишком переговорил с его молодой женой, объяснил расклады, посулил ей толику от смотрященских щедрот, а та и растаяла, размякла. И за ночь так мужика своего достала, что наутро тот готов был хоть к черту на рога, лишь бы успокоилась баба.

В общем, так или иначе, а через две недели после первого разговора с Михайленко в апартаментах у Бородулина собрался большой совет. Андрей сидел на своем обычном месте, откинувшись на спинку кресла, и несколько отстраненно взирал на происходящее. А Корнев, подавшись вперед и, опершись обеими руками о расстеленную на столе карту, вещал:

— Ну что, господа-товарищи, все детали уже обговорены, состав экспедиции утвержден, экипировка подготовлена. Давайте еще раз пробежимся по плану в целом, проверим, не упущено ли что-нибудь важное.

В комнате, и без того не слишком большой, было тесно и душно. Собрались практически все, от кого так или иначе зависел успех предприятия.

— Значит, так: по данным разведки, дорога заканчивается примерно через три с небольшим сотни километров к югу от нашей своротки. Юры постарались, и нашли дорогу от дороги — простите за невольный каламбур — и до самого холма…

Бородулин не слушал — он и без того помнил все это наизусть. Никто ведь не знал, чего ему стоило уговорить Старого Юру сходить к чертовой горе еще раз. А вернувшись, якут недовольно буркнул:

— Однако, пусть теперь молодой поработает.

Потом встал на лыжи и, не слушая никаких увещеваний и не дожидаясь очередного каравана, отправился в Озерный.

Итогом разведки был не только маршрут к «иблисовой горе», но и приятное известие о том, что расстояние через лес всего лишь около двадцати километров, в отличие от пятидесяти здесь, в первой крепости. И это расстояние вполне можно было пройти на лыжах за световой день. Гораздо большей проблемой был путь по дороге. Все-таки, три с половиной сотни километров, да по зимнику, да на древних медленных машинах… На этот маршрут семь часов уйдет запросто. Ладно, водить умеют многие, людей за рулем можно менять. Но, все же, семь часов сидения в кузове той же шишиги — это слишком. Идущий пешком ли, на лыжах ли человек греется движением. Сидящий на лавке в кузове — постепенно замерзает. И не спасут ни теплая одежда, ни укрытие от ветра. Разве что укутать пассажира так, чтобы пошевелиться не смог. Но тогда — какой он боец?

Поэтому две недели заняла не столько разведка, планирование, подготовка оружия и снаряжения, сколько оборудование транспорта. С «газона» все-таки сняли буровой станок. Бородулин лично проследил, чтобы ценную железяку аккуратно упаковали и сложили до поры — до времени в один из подвалов. Вместо него в кузов поставили утепленную будку, в будку — зарекомендовавшую себя в полярных условиях печку-капельницу, так что мороз пассажирам стал не страшен. Сделали сани, чтобы тащить на них запас топлива: все-таки жрет эта зараза дофига, и даже больше.

Стартовать решили после полуночи. Дорога одна, заблудиться не выйдет. На крышу кабин навесили «люстры», так что дорогу осветить хватит с избытком. И навряд ли турки увидят свет фар — слишком далеко проходит маршрут от их поселка. Снега последние дни не было, так что сугробов и заносов тоже можно было не опасаться. Добраться до места высадки должны были к утру. Как раз, чтобы люди перекусили, размялись, подготовились и с первым светом двинулись дальше. Водилы же оставались с парой бойцов ждать результатов операции, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств вывезти рейдовую группу обратно.

Конечно, получилось сложно и довольно рисково, но альтернативы не виделось. До лета, до новой навигации, ждать нельзя. Слишком, недопустимо высока была вероятность, что турки успеют первыми. Тем более, сейчас, когда хорошая грунтовка тянется почти до самой «иблисовой горы». За зиму вполне успеют и разведать, и терминал активировать, и замок в должной мере освоить.

Близость новой крепости к дороге диктовала и меры предосторожности: в нее нужно сразу посадить хотя бы минимально необходимый гарнизон, один-два человека не удержатся против даже десятка нападающих. А что потенциальный противник попытается прощупать оборону на прочность — это к бабке не ходи. И без транспорта не обойтись, почти четыреста километров пешком, пусть и по дороге, это и летом чрезмерно, а зимой — так и вовсе отдает безумием. По реке, по льду, не прорваться. Но главное — такой вояж неизбежно привлечет внимание что турок, что их вассалов. Вот и остается только попытаться вот так, комбинированно, просочиться потихоньку с черного хода. Была, конечно, невеликая надежда, что после появления новой крепости Смотрящие и дорогу к ней проложат, но всерьез рассматривать этот вариант не стоило. Одно хорошо — со своим собственным каналом поставки ребята не пропадут. Нужно будет лишь в несколько приемов завезти в новую крепость людей. Кого-то, как, например, Папасатыросов, на время, для первоначального обустройства. Кого-то насовсем.

Андрей оторвался от размышлений, когда Корнев уже заканчивал:

— Вот, собственно, и все. Есть у кого-нибудь вопросы и предложения? Нет? Хорошо. Тогда ровно через два часа собираемся во дворе, со всем оружием и снаряжением.

Через два часа моторы машин, уже вполне прогретые, работали на холостом ходу. Сани были загружены всем необходимым. Люди стояли перед машинами, выстроившись в шеренгу. «Вот до чего дожил — парады принимаю», — подумалось Бородулину, когда он спустился во двор. Наверное, надо было бы сказать что-нибудь пафосно-патриотическое, но ничего подходящего в голову не приходило. Ну не пускать же, в самом деле, в ход армейские или, того хуже, советские формулировки. Он просто подошел к Корневу, пожал ему руку, приобнял за плечи.

— Осторожней там, Ильяс, береги людей.

— Угу, — откликнулся будущий коллега.

Андрей сделал два шага назад, окинул взглядом стоявших у машин бойцов.

— Удачи вам, ребята. Просто пойдите и сделайте то, что нужно.

Это было удивительно, но операция прошла как по маслу. Машины не застряли и не сломались, молодой Юра безошибочно вывел группу к нужной точке, Корнев без проблем активировал плиту и, следом, терминал. Еще не успело стемнеть, как Бородулин получил известия: одно — по радио от Ильяса, второе — косвенное — от Смотрящих. Терминал запиликал как обычно — противно и занудно, но в этот раз ему не дали ни оружия, ни каких-нибудь хозяйственных построек. Ему разрешили назначить себе заместителя, дублирующего оператора канала. Вот уж, действительно, дар сатаны. С одной стороны, возможность освободиться от вечной привязки к крепости, с другой — снова поднимался вопрос о доверии. Кто сможет встать на его место хотя бы на время? И не случится ли так, что однажды начальник уйдет, а обратно его уже не пустят? Впрочем, немедленного ответа не требовалось. Просто появилась возможность, Андрей принял ее во внимание и отложил решение проблемы на будущее.

Смотрящие все же расщедрились и дорогу к новой крепости организовали. Странное было зрелище: сугробы, заснеженные елки, и вдруг в один момент вместо этих елок — чистенькая и свеженькая грунтовка. Ровная, прямая — чисто струна. И обе машины, чтобы не ночевать в лесу и не ехать в ночь, тут же по-быстрому собрались и без проблем за четверть часа доехали до новой крепости, где и расположились на ночлег.

В обратную дорогу двинулись с утра, по свету. Собственно, от крепости до крепости проблем никаких не возникло, вот только примерно в полутора сотнях километров от новой цитадели появилась еще одна своротка. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: она идет как раз к центральному турецкому поселению. Бородулин провел по этому поводу экстренное совещание со своим заместителем, и вынес решение: пусть ребята в новой крепости обживаются, канал там работает, так что с голоду не помрут и не замерзнут. А вот перевозки надо бы временно приостановить. На неделю. Дать туркам возможность принять решение. Уж за неделю можно сходить по дороге в оба конца, выяснить, что там находится и определиться, что с этим делать. А пока пусть все идет своим чередом. Уже декабрь, нужно развезти людям новогодние наборы, нужно вывезти от македонцев доктора вместе с пациентом — теперь, на шишиге с будкой, это вполне возможно сделать. А потом можно и двинуться к новой базе, только предварительно принять все необходимые меры предосторожности.

Неожиданности начались уже на следующий день. То есть, на третий день после появления крепости. Не успел «газон» уехать за доктором, как вышел на связь Корнев. К нему с утра пораньше заявилась целая делегация. Оказалось, совсем рядом от новой крепости, всего километрах в пяти, стоит армянский поселок. Местные жители успели сгонять до Иблисовой горы, рассмотреть крепость и поднятый над ней флаг и что-то для себя решить. А теперь Бородулину и Корневу предстояло принимать своё решение.

— Андрей, что делать-то будем?

Голос Корнева даже искаженный помехами, звучал несколько растеряно. Андрей почесал репку, и скомандовал:

— Ильяс, а давай-ка этих армян, всех троих, к рации. Само собой, под контролем. Да и на стенах дозоры усиль, на всякий случай.

Через несколько минут в динамиках затрещало, прокашлялось и послышался низкий, с легкой хрипотцой и характерным акцентом мужской голос:

— Здравствуйте, Андрей Владимирович. Я Саркис Гариджанян. Наша община послала меня и еще двоих достойных людей к вам с большой просьбой.

Бородулин внутренне усмехнулся, а вслух сказал:

— Я слушаю вас, излагайте.

Саркис Гариджанян еще раз прокашлялся и почти торжественно начал:

— Русские и армяне никогда не воевали между собой, никогда не были врагами.

«Нормальный тезис», — отметил себе Андрей.

— Наши народы всегда жили в дружбе, делились друг с другом радостью, а если случалась беда, всегда приходили на помощь друг другу…

Гариджанян продолжал разливаться соловьем, но главное уже было сказано: армяне пришли за помощью.

— И что же вам нужно? — прервал многословие Бородулин.

Посланец в ответ завел новый монолог. Все так же многословно и пафосно он обозначил, что армяне с турками, по понятным причинам, на ножах, подчеркнул, что русские и армяне — братья навек (в этом месте Бородулин скривился, хорошо еще, что связь только голосовая, без видео) и добрался, наконец, до главного: турки увезли всех детей. Для чего — понятно: в заложники, для обеспечения лояльности неспокойной общины. И если русские братья убьют турок и вырвут детей из рук злобных монстров, то весь армянский поселок в полном составе перейдет под русское покровительство.

Вообще говоря, это было бы очень неплохо. И тебе готовый гарнизон крепости, и увеличение численности анклава, и новые плюшки от Смотрящих… Но вот только воевать с турками за армян не хотелось совершенно. В свое время русские воевали с турками за болгар, а потом болгары вместе с Гитлером воевали против русских. Русские воевали за Грузию, и чем благодарят нынче грузины? Вот это Андрей и принялся объяснять товарищу Саркису простыми и доступными словами.

— Мы согласны принять вас, — сказал он напоследок. — Даже, если хотите, можем поселить вас в крепости. Но воевать с турками мы сейчас не будем. Поймите правильно, это политика. У меня не так много солдат, чтобы обеспечить тройной перевес при атаке турецкого поселка, как этого требует военная наука. И это даже если все ваши мужчины, а их уже наверняка значительно меньше десяти, пойдут воевать. Скорее всего, мы победим. Просто потому, что сильнее. Но при этом погибнет слишком много людей. А если завтра появятся не турки, а, скажем, арабы? Или еще какие-нибудь китайцы? Кто будет от них отбиваться? Так что, нет. Мы за ваши интересы воевать не будем.

На той стороне на время затихло, потом снова вступил Гариджанян. На этот раз его голос звучал разочаровано, и даже с упреком:

— Жаль, мы надеялись на возвращение крепкой дружбы между нашими народами. Что ж, вы четко обозначили свою позицию. Мы передадим ваши слова общине.

В динамике снова зашуршало, затрещало — видимо, армяне двинулись на выход. А минуту спустя снова заговорил Корнев:

— Ну что, Андрей, скажешь?

— Да я, собственно, все сказал, Ильяс. Конечно, эти люди нам нужны. Но не настолько, чтобы положить, при неблагоприятном варианте, десяток-полтора своих. А если еще и кого из турецких женщин-детей заденем, то вполне можем получить себе на голову тотальную войну. Я дал этим армянам выбор, пусть они его сделают. Сами.

— А это не слишком, Андрей?

Бородулин помолчал, поморщился.

— Вообще-то это не стоит обсуждать в эфире, но я тебе скажу. Я тоже это не сразу понял. Мы попали в такое место, где, как в стародавние времена, свое право ты можешь подтвердить только силой. И мы не можем позволить себе слабость, потому что игра идет по высшим ставкам. На кону жизни людей, за которых ты отвечаешь. Это пока все. Приеду к тебе в гости, поболтаем за рюмкой чая. Отбой.