Севера. Часть 2

Глава 17

До нового года оставались считанные дни. Народ деятельно готовился к празднику. Андрей разослал по поселкам коробки с елочными игрушками и всяческой пиротехникой, да и в самой крепости обеспечил изрядный ассортимент украшений. Ребята приволокли из леса и поставили в центре двора шикарнейшую трехметровой высоты ель. Наряжали её всей толпой под строгим приглядом прихромавшего из своих подвалов Хорина. Бородулин расщедрился и на цветные гирлянды, и на большущую звезду. Впрочем, среди игрушек много было и самодельных. Кто это придумал, так и осталось неизвестным, но Форт-Росс охватило своего рода поветрие. Пусть и не все, но очень многие что-то изобретали, клеили, пилили, рисовали, стараясь превзойти других оригинальностью замысла и исполнения. И все это для того, чтобы добавить на елку еще одну игрушку, сделанную собственными руками. Всех, от мала до велика, охватило радостное предчувствие праздника. Даже обычно хмурящийся Хорин ходил в приподнятом настроении, стало больше улыбок, смеха. Да и сам Бородулин поддался общему настроению, с интересом наблюдая за предпраздничной суетой, а порой и принимая участие в действии.

Двадцать девятого, ближе к вечеру, вернулся из Баязета газон. Не сказать, что Бородулин его собирался встречать, просто так вышло — спустился вниз, во двор, за какой-то надобностью, а тут как раз машина пришла. Открылась дверь будки и из нее выпрыгнул Корнев. Андрей нахмурился было:

— Ты чего это, учудил? у тебя же канал и прочее!

— Не переживай, мне за армян разрешили суммировать поставки. Так что я завтра с последней в этом году машиной вернусь. Просто захотелось тебя увидеть, да и тема одна появилась, которую, для начала, лучше малым числом обсудить. Вот, кстати, знакомься, — он широким жестом указал на спустившегося следом за ним мужика, в национальной принадлежности которого было просто невозможно ошибиться. — Саркис Гариджанян собственной персоной.

Главный армянин был бледно-зеленого цвета — так его укачало дорогой, и в настоящее время совершенно некоммуникабелен. Бородулин не стал его мучить и, оставив гостя приходить в себя, вместе с Корневым двинулся было к себе.

— Погоди, Андрей, он нам тоже нужен, — кивнул мэр Баязета на Гариджаняна.

— Ничего, как только товарищ оклемается — его к нам проводят. А мы пока о своем, о мужском покалякаем.

— А ты, Андрей, неплохо тут устроился, — сказал Корнев, устроившись в кресле. Камин, хорошая мебель, персональный чайник…

— А ты еще не устроился? Это тебе же в минус. Твой главный инструмент сейчас — твоя голова, и ты должен сделать так, чтобы она работала максимально эффективно. И если тебе для этого нужна подушка под задницу и скамейка под ноги — обеспечь. Ты уже две недели сидишь, образно говоря, на куче сокровищ. И как ты использовал свои возможности? Давай, расскажи, что ты сделал за две недели.

— Ты ведь и так все знаешь, каждый день ведь отчитываюсь. Да и прорабатывали с тобой, проговаривали еще до того, как…

— Знаю. Прорабатывали, проговаривали, ты отчитывался. Но давай сейчас, сам, без бумажек.

— Поставил два генератора, как и здесь, обеспечил энергоснабжение. Организовал радиосвязь…

— Нет, связь тебе организовал я, потому что послал в Баязет Серегу Ковальчука со всем необходимым оборудованием. Ладно, проехали, давай дальше.

— Дальше? Обеспечил Папасатыросов инструментами и материалом, они уже застеклили жилые помещения. Обеспечил людям первичные удобства и горячее питание. Начал накапливать запасы на всякий случай. Ну… в общем, все.

— Немало. Но… В общем, можно было и больше. Ты пока что просто исполнял заранее заданную программу. А вот сейчас, когда к тебе пришло два десятка человек, с женщинами и детьми, что ты будешь делать?

— Обеспечивать, конечно. Ну, там, постели, одежду, посуду и всякое прочее…

— А запаса у тебя на этот случай почему не было? Они же приходили, просились. Почему ты не подготовился?

— Так ведь ты же решил, что мы их брать не будем!

— Нет. Я сказал, что мы не будем воевать из-за них с турками, и это две большие разницы. Они могли и просто решить меж собой, что уходят к нам. Возможно, не все, возможно, только те, у кого нет детей. Да, они не пришли. Но если бы решились, ты бы оказался к этому не готов. И у тебя люди бы сидели холодные, голодные и грязные до следующей поставки. А ты просто по менюшкам терминала полазал, покопался на предмет возможностей? Вижу, что нет. А я пробовал. И иногда бывает так, что сегодня какая-то позиция отсутствует, а назавтра она есть. Я таким макаром дюжину пистолетов ТТ получил. Понятно, что короткоствол сейчас есть у каждого бойца, но ведь сам знаешь: оружие изнашивается, ломается, теряется в конце концов. А вдруг тебе вот так внезапно пулемет дадут?

Корнев нахмурился, а Бородулин продолжал, словно не замечая этого:

— Съемку местности делать начал? А почему? Конструкции все отработаны, материалы в канальном доступе. Бери да делай! Тебе нужно иметь карты окрестностей хотя бы километров на двадцать вокруг Баязета, а лучше — километров на пятьдесят. Ты ведь сам видел — наши Смотрящие бонусы дают тем, кто на месте не сидит. У тебя прямо под боком может оказаться какой-нибудь склад с очень ценными материалами. С тем же оружием, на худой конец…

— Слушай, раз у меня сплошные косяки, нафига ты меня начальником сделал? — взорвался наконец, Корнев. — Я и так вместе со своими людьми пашу, как проклятый.

— Потому и сделал, что ты сам можешь пахать, и других заставить, — сбавил напор Андрей. — Сейчас, с армянами, тебе полегче будет, все-таки два десятка человек прибавилось. Правда, тут другие проблемы могут возникнуть, но об этом потом. А рассказываю я тебе все это потому, что ты, ставши начальником, должен и думать по-другому, дальше других смотреть, варианты развития событий видеть, просчитывать, свои действия прикидывать. Причем заранее, пока еще никто не чухнулся. Вот твоя главная работа. Инструкцию выполнить любой сможет. А ты… ведь играешь в шахматы?

— Играл когда-то.

— Тогда поймешь. Сам ведь знаешь: в шахматной партии кто дальше игру просчитывает, тот и побеждает. И здесь то же самое. Понятно, бывают ситуации, которые предвидеть было невозможно, но это частности. По большому счету, рулят анализ и план. Вернее, много планов для всех вариантов развития событий.

— А ты на что? Ты ж у нас царь.

— Я тут сижу, в Форт-Россе, и данные для анализа у меня собираются вокруг этой крепости. А там у тебя есть свои нюансы, которые отсюда не видны. Есть такое понятие — уровень планирования. Ты на своем уровне свои планы строишь, каждый староста в каждом поселке — свои, все местечковые планы ко мне сюда собираются, и я уже свожу все вместе, утрясаю, противоречия устраняю, и поверх ваших планов еще и свой накладываю. А что до твоего места, то начальник Баязета должен быть таким, которому я могу полностью, абсолютно доверять. Поселки зависят от центра, от меня. Будут куролесить, я им кислород перекрою, и они успокоятся. А крепость — это самодостаточная единица. Захочет отделиться и своим умом жить — я ничего сделать не смогу. Это, кстати, еще одна причина осторожничать с армянами, да и не только с ними. Как ты думаешь, для чего товарищ Гариджанян приехал? Сто процентов, будет чего-то просить. Говорить про тяжелое положение, про турецкий геноцид, всячески прибедняться, чтобы общественное одеяло хоть ненамного, но в свою сторону перетянуть. Может, кстати, и на тебя наябедничать, про то, как ты многострадальный армянский народ ущемляешь. И понимаешь, Ильяс, каждый староста такой же. Это не хорошо и не плохо, это просто факт. Грек за греков тянет, поляк за поляков. Вот я и тасую колоду, перемешиваю людей, чтобы основу для национального обособления напрочь вышибить. Сейчас еще не очень сильно, а как до лета, до навигации доживем — поактивней процесс пойдет.

Корнев почесал затылок, открыл рот и хотел уже что-то сказать, как входная дверь распахнулась, и в комнату с выпученными ворвался главный армянин.

— Там! — выдохнул он, пытаясь перевести дух и тыча пальцем в сторону выхода, — там…

— Успокойтесь, Саркис Наджанович, присядьте, выпейте чаю, — обратился к нему Андрей. — Вот. А теперь расскажите, что вас так сильно взволновало.

— Я… Он… Там…

Гариджанян схватил предложенную ему кружку, залпом осушил ее и, тиская в руках хрупкую посудину, попытался еще раз:

— Там у вас внизу…

Дыхание его прервалось, он судорожно вдохнул и продолжил:

— Там человек, на костылях. Он… он…

Андрей забрал у армянина кружку, наполнил ее чаем, добавил изрядную толику бальзама и вновь протянул гостю. Тот сделал пару глотков, еще раз вдохнул и, наконец придя в себя, смог внятно объясниться.

— Тот человек, я его знаю. Я его видел. Он…

Гариджанян шумно дохлебал чай и театральным шепотом, с трагической ноткой в голосе выдал:

— Он еврей.

— И что?

— Как это что? Он же из Моссада!

Вот это новость! С каких это пор турки с евреями задружили?

— Давайте поподробнее, Саркис Наджанович. Еще чаю? Может, скинете шубу? Здесь довольно тепло.

— Да, конечно.

Пока Бородулин наполнял чашку, гость скинул гольный тулупчик, в котором приехал, примостил его на спинку своего стула, вновь уселся и принялся излагать с характерным акцентом:

— Так вот, я там, — пухлая рука с короткими толстыми пальцами отмахнула куда-то за спину, — в прошлой жизни, жил в Ереване и работал в милиции. Небольшой чин, небольшие деньги, но мне хватало. Ну и нас, как обычно, как только важные гости приезжают, ставили в оцепление, чтобы граждане беспорядки не нарушали. И один раз пронеслось среди своих, что приезжает, мол, израильская делегация по линии спецслужб. Ну знаете, всякие там контакты, обмены, то да сё. Нас, конечно, как обычно, послали оцеплять. Но в тот раз дали участок в аэропорту. И вот этот самый человек, он как раз был в еврейской делегации. Я его хорошо запомнил, он шел предпоследним и нес какой-то чемоданчик. А сейчас, сегодня, увидел его здесь, у вас. И меня прямо как током ударило: что это еврейская разведка здесь делает!

— Спасибо вам, Саркис Наджанович, за предупреждение. Этот человек отсюда никуда не денется, и мы еще с ним как следует поговорим. Но вы ведь, наверное, не просто так сюда приехали?

— А? Да, конечно. Понимаете, Андрей Владимирович, за эти месяцы, что мы здесь прожили, мы лишились буквально всего. А и то, что еще было, отобрали турки. Нам бы…

Бородулин со значением глянул на Корнева.

Новость была, мягко говоря, неожиданной. По здравому размышлению, торопить события не стали. Пошукали в меню терминала, добыли сведения по Моссаду, нашли личное дело спасеныша. Документы, естественным образом оказавшиеся на иврите, с грехом пополам перевели компьютерным переводчиком и принялись изучать. Действительно, Ицхак Даган оказался штатным сотрудником информационно-аналитического отдела израильской разведки. Это — в «том», старом мире. Вот только, судя по документам, он исчез без следа примерно три с половиной года назад. В том же деле было указано, что Даган свободно владеет арабским и английским языками.

— Что будем делать с этим евреем, Станислав Наумович? Вопрос-то как раз по вашей части. Как вы думаете, засланный это казачок или нет?

Бородулин был всерьез обеспокоен. Конечно, могло быть и так, что этот Даган попал к туркам случайно. Так же, как хохлы к албанцам. Просто был посчитан Смотрящими в какой-то там процент. Но ведь могло быть и совсем иначе, а это означает, что где-то сравнительно неподалеку есть еврейский поселок, или даже анклав. Какие дела привели еврея-разведчика к туркам? Что послужило причиной конфликта? Было о чем поразмыслить.

Михайленко, опустив голову, прошелся по комнате взад-вперед.

— Судя по обстоятельствам знакомства, можно совершенно точно утверждать, что если он и был заслан, то к туркам. Сейчас же он собирает информацию, выздоравливает и пытается определить, что ему делать дальше. Я думаю, для начала нужно с ним поговорить. Просто, без нажима, побеседовать. Мы о нем многое знаем, можем изобразить осведомленность. Кроме того, он на самом деле обязан нам жизнью и здоровьем, и он это прекрасно понимает. Думаю, он будет откровенен. Ну или, по крайней мере, не будет сильно врать. Предположим, он действительно представляет еврейский анклав. В чем тогда могут состоять его интересы? Очевидно, разведка, расширение территории, распространение влияния, приобретение союзников. Так что от него мы можем получить информацию, расширяющую наши знания об этом мире. Возможно, он имеет какую-то информацию о турках, которую отдаст нам просто из чувства мести: все же, они пытались его убить. В любом случае, разговор нужен. А вот если почувствуем, что он начал юлить, то можно попробовать усилить методы воздействия. Впрочем, думаю, это будет не нужно. Он, скорее всего, уже все продумал и приготовился к разговору. И почти наверняка подойдет к нам сам, как только до конца поправится. Мы просто приблизим это событие.

Тащить человека на костылях на четвертый этаж Андрей посчитал садизмом. Для разговора нашлась комнатка уровнем пониже во всех смыслах. Но в ней все равно присутствовали сервированный к чаю стол, нужное количество стульев и небольшой замаскированный диктофончик. Два стула заняли Бородулин и Михайленко. Двое парней ввели гостя в комнату и испарились, плотно прикрыв за собой дверь.

— Добрый день, — поздоровался безопасник по-английски. — Присаживайтесь, будьте добры. Хотите чаю? Андрей Владимирович прекрасно его заваривает.

Вошедший сделал удивленное лицо и старательно выговорил по-русски:

— Нье понимайт!

Михайленко в ответ покачал головой.

— Нет, актер вы еще довольно посредственный. Мимика поставлена хорошо, а вот глаза вас выдают. Так что не ломайте комедию, присаживайтесь и давайте уже познакомимся.

Спасенный улыбнулся, доковылял до отведенного ему стула и присел, вытянув загипсованную ногу и составив костыли к стенке. Устроившись, он вопросительно взглянул на собеседника.

— Для начала назовите свое имя. Расскажите, что случилось между вами и турками. Ну и поведайте, наконец, для чего вам понадобилась эта комедия.

Речь шпиона была долгой и витиеватой. И отчасти правдивой. Из нее следовало, что анклав сынов Израилевых возник больше года назад. Неведомые силы перенесли сюда, в дебри тайги, сто двадцать человек, мужчин, женщин и детей. Дали им жилье, возможность добывать себе пропитание и тот самый канал поставки. Оказавшись в этих ужасных условиях, трудолюбивые евреи дружно взялись за работу, чтобы превратить сумрачную и неприветливую землю в цветущий рай. Первопоселенцы потихоньку обжились, и стали высылать небольшие группы для изучения окрестностей своего нового жилища, постепенно забираясь все дальше. Одна из групп, в состав которой входил и Даган, повстречалась по дороге с жутким монстром. Двое из трех человек погибли, растерзанные чудовищем, но рядом проходила турецкая поисковая группа, которая и пристрелила зверя. В результате Даган остался один, и был, фактически, пленен турками. Некоторое время он жил среди них, надеясь установить дипломатические отношения турок с евреями, несмотря на прошлую вражду. И уже почти все получилось, но тут вмешался случай. У главного турка, Серхата Рахима, оказалась взрослая дочь. И она проявила весьма значительную душевную склонность к гостю. Ее отец, узнав об этом, пришел в ярость, устроил безобразную сцену, итогом которой стала лесная прогулка.

— Ай, хорошо! — восхитился Михайленко и даже несколько раз хлопнул в ладоши. — Вам, пожалуй, стоило бы попробовать себя в литературе. У вас получились бы отличные сказки.

— Но… я не понимаю, почему…

Безопасник поморщился.

— Ну что же вы настолько нас не уважаете? Вы тут, у нас, уже почти две недели, многое увидели, о многом узнали, с людьми пытаетесь общаться. Наверняка вы ждали этого разговора и успели хорошенько все продумать и как следует подготовиться. Вы же не могли всерьез рассчитывать, что мы поверим в эту сказку, значит это был спланированный заранее ход с целью прозондировать нашу реакцию. Иными словами, вы настолько уверены в своем превосходстве, что считаете допустимым игнорировать наши возможности. Но тут вы ошиблись.

Михайленко прошелся по комнате, не обращая внимания на лепет «клиента», постоял несколько секунд к нему спиной, затем резко обернулся.

— Вы неглупый человек, и должны понимать, что вы сейчас полностью в наших руках. Вы даже попытаться сбежать не сможете. И нам ничто не помешает вас по-тихому удавить и прикопать в подвале под бочками. Я даю вам вторую и последнюю попытку рассказать о себе. Только, на этот раз, правду, господин Даган.

Моссадовец попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.

— Я вижу, начал он, — вы раскрыли мою маленькую тайну. А раз уж это случилось, у вас наверняка возникли ко мне закономерные вопросы. Что ж, давайте я попытаюсь на них ответить.

— Нет уж, сперва вы расскажите нам всё, что знаете об анклавах, о политических раскладах, об этом мире, а уже потом я задам вам несколько вопросов. И если вы будете достаточно откровенны и полезны, мы рассмотрим вопрос о возврате вас в ваш анклав. Если же мы решим, что вы были недостаточно откровенны, то имейте в виду: места здесь глухие, а хищного зверья в избытке. Никто и никогда не узнает, где закончил свой жизненный путь Ицхак Даган

Бородулин сидел, время от времени машинально отпивая глоточек успевшего остыть чая, и с восхищением наблюдал за работой профессионала. Даган, вначале сидевший спокойно, и даже несколько расслабленно, явно напрягся, и ему все хуже удавалось удерживать на лице невозмутимое выражение, пресловутый покер-фейс. Впрочем, дожимать его не стали. Часа через полтора Михайленко отпустил свою жертву. Моссадовец взгромоздился на костыли и, стараясь выглядеть бодрым, загромыхал на выход.

— Ну что скажете, Станислав Наумович? — спросил Бородулин, как только за «пациентом» закрылась дверь.

— А что тут сказать? Ушлый и хитрожопый кадр. Не люблю таких. Умен, этого не отнимешь, но против нашей школы слабоват. Да и специализация у него не та.

— Как думаете, расскажет он нам то, что мы хотим знать?

— Расскажет, куда денется. Он, видать, из тугодумов. Сейчас к себе вернется, все нюансы нашей беседы припомнит, выводы сделает и сам прискачет пооткровенничать. И расскажет абсолютно все. И то, что спрашивали, и то, что не спрашивали.

— Но с какой стати ему этоделать?

— Потому что своя шкура ему дороже. Могу сказать, что он почти наверняка крупно накосячил там, у себя. Что он там натворил, нас не касается. Но его либо выгнали, либо сам сбежал, от греха подальше. Шел на запад, тут он, скорее всего, сказал правду. А это означает, что к западу от нас находится еще один анклав. Турки ему встретились случайно, он не ожидал на них наткнуться. Но для сотрудников подобных контор любые люди — это, в первую очередь, ресурсы. Вот он и решил использовать их в своих целях. Вы ведь уже видели, что люди у нас — это самая большая проблема. А теперь представьте: возвращается этакий герой к себе в кибуц и приносит на блюдечке довольно крупную территорию со значительным по здешним меркам населением. Да ему тут же все грехи простят. Но что-то он там с турками не поделил. То ли действительно девку испортил, то ли еще что, но только всех там разозлил до такой степени, что его, в конце концов, грохнули. Ну, попытались. А попав к нам, он наверняка попытался бы наш анклав евреям сдать.

— Я думаю, он человек амбициозный, мог бы попытаться и возглавить.

— Мог бы.

— И что с ним дальше делать будем? Можно, конечно, по-тихому прикопать, леса тут дремучие. Но как-то неправильно выходит: сперва спасли, потом — прибили.

— Отпускать просто так тоже не очень хочется. Он тут слишком много вынюхал.

— Не хочется. Но если мы напрямую законтачим с евреями, то в рамках каких-то договоренностей можем и вернуть им человечка — не просто так, разумеется, а в обмен на какие-то реальные вещи или информацию. Да и у турок надо поинтересоваться — что, мол, за кадр, что натворил, за что его порешить хотели. И его слова проверим, и, если что, будем иметь возможность надавить: начнет выкаблучиваться — отдадим туркам.

Михайленко хмыкнул, подумал, и кивнул.

— Действительно, это будет хорошо. Растете, Андрей Владимирович, глядишь — завзятым интриганом станете.

— Скажете тоже, — махнул рукой Бородулин.

— Нет, серьезно. Я вот как-то сразу не сообразил, соскучился, понимаете, по настоящей работе, вот и увлекся.

— У вас хорошо получилось, я был впечатлен. Наш гость выходил отсюда на подгибающихся ногах и с мокрой спиной, а ведь он тоже из спецслужб.

— Вы меня с ним не равняйте. Он — аналитик, его задача — по отрывочным кусочкам информации воссоздать целостную картину ситуации и спрогнозировать дальнейшее развитие событий. А я, скорее, оперативник. Ну и методику допросов нам хорошо преподавали весьма грамотные люди.

— Ясно. Так когда, считаете, стоит ждать исповеди?

— Думаю, сегодня к вечеру. Во всяком случае, не позднее завтрашнего дня.

— Что ж, будем ждать.