Севера. Часть 2

Глава 19

Наутро Бородулин, проснувшись, никого не обнаружил рядом с собой. В первую минуту он даже решил, что ему все, произошедшее накануне, не то почудилось, не то приснилось. Но подушка все еще сохраняла легкий аромат духов, а на простыне обнаружилось несколько бурых пятнышек. Он стиснул зубы. Ну как, как он мог вчера… Ведь совсем девчонка, ведь двадцать лет разницы в возрасте, ведь она ему в дочери годится. Ну бывает ведь такое: романтическая натура, придумала себе черт знает что. А он? Ему надо было тактично вправить ей мозги, успокоить и отправить восвояси, вместо того, чтобы… Что вчера на него нашло? Прошлое всплыло, старые болячки заныли, а тут еще Михайленко со своей Изольдой. Да надо уже признаться себе: он просто извелся от одиночества. Как бы он не загружал себя работой, какие бы у него ни были дружеские отношения с мужиками, насколько бы ни были занимательны интеллектуальные беседы с тем же заместителем, но это все не могло заменить простого человеческого… нет, именно женского тепла. Может, если бы не вышло так с Мариной, он бы не настолько маялся. Но вот случилось все именно так, и все это время в душе копилась глухая тоска. Дома бы он уже давно нашел подходящую женщину. Пусть не для души, так хотя бы для тела. А тут… вот и снесло крышу на раз. И что теперь делать? Как людям в глаза смотреть? А как с этой девочкой разговаривать? Тут и думать не надо — все всё уже знают. А он… царь хренов.

Ругая себя на чем свет стоит, Андрей прибрал постель, оделся и собрался в столовую за чаем. Но едва он сделал шаг к двери, как она распахнулась сама. На пороге обнаружилась Света с подносом в руках. Уже одетая, умытая и причесанная, вся буквально светящаяся от счастья. Бородулин не успел не то, чтобы сказать хоть слово, а даже издать хоть какой-нибудь звук, как она вошла в комнату, плотно закрыв за собой дверь, и во мгновение ока сгрузила с подноса на стол чайник кипятка, обернутый полотенцем заварник, розетку с клюквой в сахаре, вазочку со свежим печеньем и две отмытые до идеальной чистоты чайные пары. Андрей от неожиданности буквально потерял дар речи, а девушка, до крайности довольная произведенным эффектом, подошла вплотную, приподнялась на цыпочки и легонько чмокнула своего мужчину в небритую щеку.

— Доброе утро! — почти пропела она и уселась у стола на любимое место Андрея. — Давай пить чай. А то Уржумов уже дважды тебя спрашивал.

Все слова, которые Бородулин планировал сказать, застряли у него в горле. Он, ошарашенный, растерянно хлопал глазами и открывал рот, пытаясь что-то произнести. Видимо, вид у него был презабавнейший, потому что Света слегка прыснула в кулачок, а потом поднялась, подошла к нему и серьезно, очень по-взрослому и немного виновато сказала:

— Так вот вышло, я влюбилась в тебя. Глупо, наверно, но как уж есть. Я сперва думала — блажь, честно пыталась как-то себя побороть, но вот не вышло. И ты тоже ведь маялся, я видела. Плохо тебе было одному, я знаю. Но ты первым никогда бы не подошел, поэтому я решилась и взяла все на себя. И теперь ничего не поделаешь, тебе придется с этим смириться. Ты не переживай, я не буду тебе в тягость. Я знаю, у тебя много дел, ты часто занят — я ничего не хочу. Просто когда тебе понадобится, я буду рядом.

В ее глазах сверкнули бесенята и она, уже с ехидным прищуром продолжила:

— В общем, я тебя выбрала, и ты с этим вчера согласился. Все, теперь ты мой.

И, опять посерьезнев, закончила:

— Уржумов правда торопит, что-то у него срочное. Давай быстренько почаевничаем, да беги. А я здесь все приберу.

Через два часа, трясясь в седле снегохода, Андрей пытался обдумать все произошедшее, разложить для себя по полочкам, проанализировать и понять. Но нынче груза было много, а людей мало, пришлось самому садиться за руль. Груз был тяжелым, маршрут — извилистым, встречный ветер — холодным и резким, и думать получалось плохо. В конце концов он махнул рукой и сосредоточился на дороге.

Приехал в Озерный. Народ встречает, радуется — еще бы, большой начальник прибыл, да еще от новогодних пирушек люди толком не отошли. А настроение — ни к черту. Намерзся, задубел, лицо снегом посекло, несмотря на очки и подшлемник. Но это еще полбеды. Главное — в душе погано, все кажется, что он не по-людски со Светой поступил, не по-честному. И, вроде бы, девчонка на себя все взяла, его совесть должна быть спокойна, однако же дерет что-то. Хочется напиться до зеленых чертей, а приходится махать приветственно, руки жать, улыбаться, слова правильные говорить. Уржумов в баньку принялся зазывать — Бородулин отказался: вперед дела делать надо. Двое парней, что с караваном пришли, однако, отказываться не стали. Ну да пусть их, они свое на сегодня отработали. Местные сами и груз приберут, и технику обиходят, а им можно и отдохнуть.

Олешков видно не было, паслись, видать, где-то поодаль. А начальник оленеводов стоял здесь же, на берегу, чуть в стороне. Бородулин подошел, остановился. Гость смотрит на него, он — на гостя, оценивают друг друга. Хотя что тут оценивать? Типичный житель Севера. Немолод. Лицо морщинистое, темное, словно из кости резаное. Глаза узкие, раскосые, как у всех северных народов. Скулы широкие, а подбородок узкий, отчего кажется, что щеки ввалились. Одет в расшитую малицу, меховые штаны, унты.

Насмотревшись, гость сдернул меховую рукавицу:

— Ивкавав Николай Сергеевич.

— Бородулин Андрей Владимирович.

Рука у гостя была сухая и твердая, как деревяшка.

— Пойдем в тепло, Николай Сергеевич, потолкуем.

Без малицы и меховой оленьей шапки с длинными ушами главный оленевод оказался невысоким и сухощавым. Он сел за стол напротив Бородулина, сложив руки перед собой.

— Спрашивайте, Андрей Владимирович.

Бородулин внутренне хмыкнул.

— Рассказывайте, Николай Сергеевич. Когда вы сюда попали, сколько у вас народа, чем живете, какие у вас планы, как видите наше дальнейшее сотрудничество.

Гость помолчал некоторое время, собираясь с мыслями, потом начал говорить:

— Ну, лично я попал сюда два месяца назад. Пошел на охоту и попал. Думал, заблудился. Представляете, какое позорище для коряка?

— Представляю, — кивнул Андрей.

— Я неладное-то заподозрил, когда первую косулю добыл. По всем признакам молоденькая, а размером больше матерого самца. Но до конца разобрался только вчера. Спасибо, Борис Тимофеич просветил. А в первые дни… до паники, конечно, не доходило, но седых волос у меня прибавилось.

Андрей с легкой завистью глянул на черную, как смоль, шевелюру коряка без малейшего намека на седину. У него самого в голове серебро уже густенько проблескивало.

— Плутал я по лесу, плутал, а ни одного знакомого места так и не нашел. Зато домик отыскал. Побольше заимки. Человек восемь может разместиться. Там мебель была, посуда, ружьецо со всем припасом, но древнее больно, дульнозарядное, хотя выглядело как новое. Ну да ничего, зверя добыть и таким можно. Продуктов еще было немного. Хозяев вот никого не было. Ни палочкой дверь не подперта, ни веточка в пробой не вставлена. В общем, я в доме этом и обосновался. А через день начали из леса люди выходить. Разные, но все — из северных народов. Ненцы, долгане, юкагиры, коряки тоже. Чукчей вот только не было почему-то. Мало-помалу два с лишним десятка человек набралось. Мужчины, женщины, дети тоже есть. Еды хватало. Зверь тут непуганый, рыбы в реках полно. Одно плохо — соли нет, крупы нет, муки нет, сахару и чаю тоже нет. Опять же, всех в одном домике не поселишь, и начали мы ходить в разные стороны, искать других людей. На север ходили — там океан. Тундры мало, полоса вдоль берега километров, может, двадцать-тридцать. Олешек стадо нашли, к себе пригнали. На запад пошли — там китайцы и японцы. Мы на них издалека посмотрели, решили им пока не объявляться. А вот на юге увидели озеро, поселок, вот и решили познакомиться.

— То есть, кормитесь вы, в основном, охотой.

— Я бы сказал, не в основном, а исключительно охотой, больше здесь зимой ничего нет. И это становится проблемой. Кроме мяса нужны крупа, мука, детям хорошо бы фруктов…

— И порох, поди, на исходе, — в тон гостю добавил Бородулин, — и нормальное ружье хочется, и карабин…

Ивкавав помрачнел.

— Вы сами прекрасно все понимаете. Но мы к вам не с пустыми руками пришли. За продукты, за оружие и патроны мы честно расплатимся.

— Чем платить собираетесь?

— Мехами.

— Как я понимаю, ничего другого на обмен у вас нет?

— Что вы имеете… А чем вам меха не угодили? Соболь, чернобурка, песец, куница, норка? Все шкурки высшего сорта и обработаны исключительно качественно.

Бородулин вздохнул.

— Видите ли, Николай Сергеевич, есть один момент: соболя — это, конечно, хорошо. Но это, по сути, предметы роскоши. А роскошь может себе позволить тот, у кого уже есть все жизненно необходимое. И, желательно, с запасом на пару лет. Вот если бы вы предложили нам теплую меховую одежду — торбаса, унты, шубы, шапки и прочее, мы бы взяли все это с радостью. Даже если шуба будет, скажем, волчья, а шапка — заячья. Впрочем, меха мы тоже возьмем. Только, уж извините, не за ту цену, за которую вы рассчитывали их продать.

Коряк стиснул зубы так, что на щеках вздулись желваки.

— Жаль, мне казалось, что мы сможем договориться, — процедил он и принялся подниматься из-за стола.

— Подождите, Николай Сергеевич, мы с вами обязательно договоримся. Во-первых, вряд ли кто-то даст за ваши шкурки больше, чем я. Можете предложить хоть китайцам, хоть евреям. Не встречали еще? Нет? Они от вас на юго-востоке. А кроме того… Да сядьте вы!

Эта последняя фраза прозвучала практически приказом. Ивкавав помедлил и с видимой неохотой опустился на свое место. Бородулин продолжил:

— Давайте я вам расскажу о нас, о нашем анклаве.

— Мне господин Уржумов уже кое-что рассказал.

— И все-таки послушайте меня. У нас на сегодняшний день сложился сильный анклав немалой численности. В основе — русскоязычное население, хотя нации, конечно, имеются всякие. Есть укрепленные поселения, есть некоторое количество оружия, есть врачи, даже стоматолог есть с ассистенткой. И есть возможность регулярно получать от тех, кто нас всех сюда засунул, некоторое количество дефицитной продукции: патроны, чай, лекарства и прочее. По форме управления у нас фактически военный коммунизм. Мы собираем с поселений все излишки и взамен обеспечиваем людей всем потребным: боеприпасами, техникой, запчастями, топливом, радиосвязью. Детей централизовано обучаем в школе. Медицина — бесплатно. Транспорт — бесплатно. Самая большая проблема у нас — это люди. Их мало. Слишком мало. Вот поэтому я вам и хочу предложить присоединиться. Ваша группа вливается в анклав, вы получаете все запрошенное в обмен на все привезенное, с вами в стойбище съездит врач. У меня есть на выбор три здания, в которых два с половиной десятка людей запросто поместятся. Захотите — выбирайте любое. Нужны снегоходы — я вам их дам. Бензин тоже дам. Гладкоствол — сколько надо, столько и дам. Винтовки… их мало, но одну-две наскребем. Что скажете?

Коряк слушал этот монолог с нескрываемым скепсисом на лице.

— Что-то больно гладко стелете, Андрей Владимирович.

— Я вам раскладываю все, как есть. Не верите мне — походите, поспрашивайте у людей.

— Вы так все разрисовали — можно подумать, что у вас просто рай. Одно это уже сомнения вызывает.

— У нас не рай. У нас — выживание.

Бородулин прямо и жестко посмотрел на собеседника.

— Люди пашут, как проклятые, по двенадцать часов в день. А я стараюсь обеспечить им максимально комфортные условия жизни, чтобы им было за что пахать. Мы три месяца при лучине сидели, пока свою солярку не добыли, зато теперь везде электричество. Поперву бревна на плахи клиньями раскалывали, как при царе Горохе. А теперь у нас есть лесопилка, по весне начнем строиться. Уголь нашли, теперь не дровами — углем печи топим. А начинали так же, как и вы — два десятка человек в одном бараке.

— Неплохо, неплохо вы поднялись. И сколько нам придется заплатить, чтобы мы тоже получили все эти блага цивилизации?

— Я же вам говорил — раз вы занялись мехами, делайте меха. Зимы тут холодные, теплая одежда нужна всем. Оставляйте себе, сколько нужно, остальное привозите сюда, в Озерный. И еще нужно вот что: у вас все мужчины — люди лесные, опытные, по тайге ходят как по своей кухне. Вот и заходили бы они в те места, где раньше еще не бывали, да мне об этом рассказывали. Мне нужно знать, что и где у нас вокруг находится. Где-то какой-то склад может найтись, где-то домик типа вашей заимки, где-то поселок чужой обнаружится. А вот прямо сейчас мне позарез нужно пару человек, хороших лесовиков-охотников. На нас турки серьезно наехали. Ответку получили, но никак не успокоятся. Мы пытаемся это дело разрулить, я их под корень вырезать не хочу. Но прежде, чем идти к ним на разговор, хорошо бы посмотреть на них поближе. Я думаю, у вас найдутся люди, способные незаметно к их поселку подойти и посмотреть, как там и что. А потом вернуться и рассказать.

Недоверие в глазах собеседника изрядно поубавилось, но до конца не исчезло.

— Вы, Николай Сергеевич, сейчас сидите и думаете — стоит ли за чужие интересы посылать своих мужиков на рискованную операцию. — продолжил Андрей. — Вижу, так оно и есть. И я думаю точно так же. У меня почти полтораста человек, но лишних среди них нет, я никого терять не намерен. Если вы к нам присоединитесь, ваши люди будут и моими тоже, и отношение к ним будет соответственным. Вот только в том, что касается моей задачи, лесовики-охотники имеют во много раз больше шансов разведать и вернуться, чем вчерашние студенты. Да, собак у турок нет. И у нас, к сожалению, тоже. Вот если бы у вас каким-то образом оказались собачки, мы бы с огромным удовольствием взяли щенков в обмен на те же продукты.

Ивкакав внезапно улыбнулся. Глаза его, и без того от природы не слишком широкие, превратились в узенькие щелочки.

— Мы дадим вам собак. Двух месячных щенков. Кобелей. Но вам они будут стоить очень дорого.

— А мы поторгуемся.

Торговля была долгой и упорной. Да, собачки были нужны, взять их было больше негде — только у Ивкавава. Конечно, жили как-то и без них, но с ними и удобней, и веселее. Коряк гнул за них — чуть ли не все продукты хотел получить за пару щенков. Но и у него было уязвимое место — нужен был врач, причем срочно. И взять его тоже было больше негде. Так что, в конце концов, договорились: собачек за лечение и лекарства. Ну а продукты, так уж и быть, Бородулин махнул на меха. Может, найдется умелый человек, порадует девчонок воротником из чернобурки на ватник.

В общем, встречу можно было считать успешной. Хотя договориться о присоединении новой группы к анклаву и не удалось, но все же контакт был налажен, торговые отношения установлены. Постепенно, понемногу, они все равно придут к нему. Через год, через пять лет — придут. Но тогда уже не они будут выставлять условия. Вот только вопросы разведки так и не решились. Придется, хоть и не хочется, идти разговаривать со Старым Юрой. Просить его, уговаривать. Он, хоть и живет рядом, а все-таки не считает себя частью анклава: вроде и вместе, а вроде и сам по себе.

Коряк ушел, а Бородулин еще некоторое время сидел, собираясь с мыслями и с духом. Наконец, придумав примерный план разговора, поднялся и пошел искать якута.

— А его нет, ушел, — сказал Уржумов, когда Андрей после безуспешных поисков перешел к опросу местного населения.

— Как ушел? Куда?

— Да кто ж его знает? Как гости к нам пожаловали, так его и след простыл. Никто не видел, никто не слышал. Вечером был, а утром фюить — нет его. Как есть, в лес ушел. Одёжи его нет, лыж нет, ружья нет. И следов тоже нет — ночью снег шел, все засыпало. Насилу дома-то откопали, про лыжню и говорить нечего. Да Юра-то, сам поди знаешь, захочет — и не найдешь его в лесу. Рядом стоять будешь, и не увидишь ни его самого, ни следа. Что с него взять — вольный человек, сам себе хозяин. Тут у него никаких зацепок нету. Ни кола, ни двора, ни ребенка, ни котенка. Разве что пацан тот, тезка его, так он в Форте поселился. Не трать времени, не ищи Юру. Все одно не найдешь.