ЕРМА И КАХТАРМА


Живут в далеких горах Саянских две сестры — Ерма и Кахтарма. Ерма — постарше, а шустрая Кахтарма — младшенькая. И обе они по уши влюблены в удалого красавца Агула.

Течет Агул–река посреди горной тайги, таятся в омутах его тёмные таймени, блестят серебряными чешуйками на быстром мелководье хариусы и ленки, брызжут водой его, переходя с берега на берег, чуткие оленьи стада.

Матушка Ермы и Кахтармы — высокая белоснежная вершина, деток своих на вольную волю отпустила, а они и рады–радешеньки: сразу к Агулу своему побежали. А по склону горному вдоль Ермы и Кахтармы тропа идет. Всё выше и выше, дальше и дальше — в самое сердце горное Саянское.

И, говорят, что живут там, за грозным скалистым заснеженным перевалом, удивительные люди — тофалары, которые в древности ещё приручили дикого горного оленя и ездят на нем так же, как очень далеко отсюда — на Крайнем Севере другие малые народы ездят. И каждый год собираются тофалары на большой родовой праздник — суглан, на котором не только веселятся, но и решают свои насущные и родовые проблемы. А по тропам таким, как в междуречье Ермы и Кахтармы, стекалось когда–то золото, намытое на бирюсинских приисках Тофаларии, пушнина и меха, добытые и вывозимые как в уплату ясака (налога), так и в обмен на разный европейский товар.

Бегут Ерма с Кахтармой наперегонки к своенравному богатырю Агулу, не знают: чем бы ублажить красавчика, как на себя внимание обратить. Ерма в устье своё оленьи стада зазвала — на солонцы. Приходят чуткие лесные звери солью полакомиться ранним утром, когда туман, застрявший в густой таежной поросли, не пускает к солонцам просыпающийся дневной свет. И надеются олени, что спит в такое время всё, что может таить опасность. Глянул Агул на солонцы, обратил внимание, принял Ерму в объятия на просторах своих широких. А уж та счастлива: аж волны прозрачные светятся от радости, солнечные зайчики по ней разбегаются, подрагивают…

А Кахтарма, младшенькая речка, ребенок почти — с кабарожками заигралась в прятки. Любит кабарга лесная в прятки играть, за павшими стволами деревьев прятаться, а затем выскакивать внезапно: «Ага! Не поймала! Не поймала!». И опять — ускачет в чащу лесную, но недалеко — метров на сорок, не далее. Ну, как тут не заиграться?! Кабарга — самый маленький лесной олень, не больше дворовой собаки. А ещё у самца кабарги клыки торчат, точь–в–точь как у дикого кабанчика, только небольшие, аккуратные такие. Забавный зверь — кабарга. Нисколько человека не боится, если, конечно, тот на него не охотится.

Выскочила Кахтарма к Агулу: «Ох, заигралась! Ой, забегалась! Извини меня, любимый мой! Я ведь к тебе спешила! Чес–слово!» Ну, Агул долго хмуриться не умеет, прощает девчонку, куда ж тут денешься… И сливается радостная Кахтарма с Агулом, как и сестра её старшая. И течет могучий таёжный красавец Агул далее, унося с волнами своими тайну о великих сокровищах ерминских и кахтарминских, о меди, молибдене, золоте и серебре бессчетном, которыми одарила дочек своих матушка снежная гора саянская. Ну, а как же: в Сибири да без приданого? Такого тут не бывает.

Загрузка...