1 Неуместная вера и необоснованные подозрения

Скептики старой и новой школы

В последние годы опубликовано несколько книг, написанных учеными, которые когда–то считали себя традиционными, даже консервативными, христианами, однако позднее определяли себя как «левых» христиан или даже откровенных агностиков, особенно в отношении традиционного портрета Иисуса и исторической достоверности евангелий. Один или двое из них теперь даже не уверены, что Иисус вообще существовал.

По моему опыту большинство библеистов, археологов и историков, начинавших как христиане, остаются воцерковленными христианами и в дальнейшем. По мере работы могут меняться их взгляды на тот или иной предмет; большинство из нас, войдя в мир библеистики, становятся менее жесткими и более открытыми для новых точек зрения. Но почему некоторые ученые отказываются от веры и становятся враждебными к верующим? Популярная пресса, разумеется, обожает эксплуатировать подобные истории, подавая их в духе «победы разума и честности над предрассудками».

В большой степени эта проблема связана с самим консервативным протестантизмом, особенно западного образца. Дело в том, что из–за внутренних противоречий, таких, как спор модернистов и фундаменталистов в конце XIX — начале XX века, в нем были прочерчены искусственные границы и разработаны детальные изложения (исповедания) веры. Иногда эти исповедания начинают действовать как лакмусовые бумажки, определяющие, кто имеет отношение к церкви, а кто нет. Если ты выучил «Символ веры» и с ним согласился — все прекрасно. Если не согласен — значит, ты еретик, а то и вообще неверующий. Некоторым из этих исповеданий, по–видимому, отдается приоритет даже перед самим Писанием.

Неудивительны негативные реакции на такую жесткость. Серьезное изучение Писаний — вопросы о том, кто, при каких обстоятельствах, с какими целями написал библейские книги и насколько точно они описывают историческую реальность, — неизбежно подрывают жесткий фундаментализм. Я не стану обсуждать здесь эту обширную тему; однако обозначить ее необходимо, поскольку, по моему мнению, она играет важную роль в кризисе веры и радикальных мировоззренческих поворотах, настигающих некоторых ученых и священнослужителей.

Когда заходит речь об оценке Иисуса, популярные христианские апологеты часто обращаются к триаде возможностей, предложенной полвека назад К.С.Льюисом: Иисус — обманщик, безумец или Господь. С риторической точки зрения звучит хорошо, однако логика здесь ошибочная. Отказываясь от дальнейших уточнений, те, кто придерживается такой аргументации, совершают классическую ошибку — исключают середину. Иначе говоря, они упускают возможную альтернативу. А ведь варианты есть. Их имеется по меньшей мере два: оба связаны с тем, как мы воспринимаем Писание, — и оба встречаются в книгах, которые критикует моя книга «Сфабрикованный Иисус».

Четвертая возможность состоит в том, что Иисус не был ни обманщиком, ни безумцем, ни Господом — он был кем–то еще. Возможно, он был мессией Израилевым, слугой Господа и, быть может, величайшим из пророков. Его можно даже назвать сыном Божьим, но не в тринитарном смысле, предполагающем, что Иисус — вполне Бог и вполне человек. Насколько нам известно, примерно таких взглядов придерживались евиониты, иудео–христианская секта, возникшая во II веке и существовавшая приблизительно до V века. Евиониты пользовались одной или несколькими отредактированными версиями Евангелия от Матфея, в которых подчеркивалась важность закона и сводились к минимуму указания на Божественную природу Иисуса. Они верили, что Иисус — мессия Израиля, исполнивший пророчества. Верили, что его можно назвать сыном Божьим в том же смысле, в каком «сыном» Бога называется царь Давид (как в Пс 2:7). Однако евиониты не признавали того, что богословы называют «высокой христологией» — то есть не верили в Божественность Иисуса. Евионитский взгляд на Иисуса очень близок взгляду двух ученых, который мы рассмотрим в этой главе.

Наконец, есть и пятая возможность: мы не знаем, кто такой Иисус, что он на самом деле говорил и делал, что думал о себе сам и что думали о нем его современники, поскольку новозаветные евангелия и другие доступные нам источники недостоверны. Пусть новозаветные евангелия изображают Иисуса Мессией Израиля и Сыном Божьим — мы–то знаем, что это всего лишь богословские теории христиан, живших во второй половине I столетия, христиан, никогда не встречавшихся с Иисусом и не слышавших о его учении. Порой скептицизм этого типа заходит еще дальше: тогда мы слышим, что не только изначальные евангелия неисторичны и недостоверны, но и нет никакой уверенности, что рукописи, имеющиеся у нас сейчас, точно отражают евангелия в их первоначальной форме. На этих позициях стоит другая группа ученых, взгляды которых мы рассмотрим в этой главе.

Читая некоторые из наиболее радикальных книг об Иисусе, я вижу, что эта потеря доверия к исторической достоверности новозаветных евангелий часто вызвана неуместной верой и необоснованными подозрениями. Под неуместной верой я разумею веру не в «то, во что следует» — например, в то, что Писания должны полностью соответствовать неким жестким и своеобычным стандартам достоверности или что в четырех евангелиях не должно быть противоречий. Если наша вера жестко привязана к подобным идеям — понятно, что научные занятия могут привести к утрате веры.

Под необоснованными подозрениями я подразумеваю ни на чем не основанную убежденность, что современники Иисуса (т.е. первое поколение хрисгиан) то ли не могли, то ли не хотели верно запомнить то, что говорил и делал Иисус, и передать это потомкам. Перед нами форма гиперкритицизма, слишком обычная в научных кругах и порой, по–видимому, связанная со смешиванием критики и скептики — т.е. с убеждением, что чем более скептична позиция, тем она более критична. Однако нежелание верить ничему не более критично, чем готовность верить всему без разбора.

К чему приводят подобные взгляды, мы увидим на примере четырех ученых, начинавших со вполне консервативного и более или менее евангельского христианства. Первую пару я бы назвал «скептиками старой школы», а вторую — «скептиками новой школы». Первая пара придерживается чего–то, похожего на четвертую из перечисленных мной возможностей, вторая пара склоняется к пятой.

Этих ученых я выбрал потому, что они писали о своих личных взглядах и религиозном поиске, особенно в отношении понимания Иисуса и евангелий. Можно было бы обсудить и многих других библеистов, однако этого я делать не стал, поскольку они не озвучивали свои взгляды публично.

Хочу уточнить: я не критикую этих ученых и занятые ими позиции. Их религиозные взгляды — личное дело. Я лишь процитирую и прокомментирую некоторые их замечания, поскольку считаю, что они прямо касаются вопроса, обсуждаемого в этой главе, — вопроса, на мой взгляд, лежащего в основе многих проблем и противоречий, которые мы рассмотрим в следующих главах книги. Я критикую не их взгляды, а лишь выводы, к которым они приходят.

Скептики старой школы: минимизация Иисуса

Два скептика «старой школы», которых я здесь вкратце охарактеризую — Роберт Фанк (1926–2005) и Джеймс Робинсон (р. 1924). Их скептицизм по отношению к новозаветным евангелиям не так радикален, как считают многие. Да, они с легкостью, указывая на то или иное евангельское изречение или деяние, объявляют его неподлинным, исходящим от древней церкви, а не от Иисуса. Я не согласен с их представлениями о возрасте, формировании и передаче евангелий; не согласен и с той ранней датировкой и высокой оценкой, которую они придают некоторым евангелиям, не входящим в канон. Однако Фанк и Робинсон полагают, что в евангелиях можно найти немало полезного и достоверного материала, что в них заключен вполне логичный и даже поучительный портрет Иисуса. Оба они, по–видимому, восхищаются Иисусом и считают его крупнейшей духовной фигурой. Их возражения направлены на нынешнюю хранительницу христианства — окостеневшую церковь, озабоченную учением и догматами больше, чем социальной справедливостью. Быть может, они делают чересчур широкие мазки — однако не приходится сомневаться, что существуют церкви, по отношению к которым такая критика вполне справедлива.

Poбepm Фанк. В своей книге «Быть честным перед Иисусом» Фанк так рассказывает о своем образовании:


Если бы креационисты добились своего, я бы по–прежнему, как в воскресной школе, понимал Быт 1 и 2 совершенно буквально…

[Пастор] отправил меня в библейский колледж, расположенный в холмах восточного Теннесси. Скоро я начал проповедовать среди сверстников: мое красноречие заставляло слушателей то смеяться, то плакать.

Но мне чего–то недоставало. Обучение в колледже состояло главным образом в заучивании наизусть. Вся истина заключалась в простеньком школьном «кредо». На мне этот догматический кафтан трещал по швам[1].


Далее Фанк описывает свое высшее образование, которое завершилось получением докторской степени по Новому Завету и последующей преподавательской работой. Он говорит, что преподавание в богословских учебных заведениях все больше его расстраивало, так что он был рад перевестись в Университет Монтаны. Однако и там его ожидало разочарование: в университете он ощущал себя так же не на своем месте, как и в церкви. Он переехал в Калифорнию, основал Институт Вестар и издательство Polebridge Press — и открыл Семинар по Иисусу.

Меня поразило то, что христианский опыт Фанка начался с «буквального понимания Быт 1 и 2» и «библейского колледжа», где Фанк «проповедовал среди сверстников», а обучение его «состояло главным образом в заучивании наизусть». Не хочу делать слишком далеко идущих предположений, но похоже, что основу его религиозных убеждений в ранние годы заложило жесткое, фундаменталистское понимание Писания. Далее Фанк рассказывает, что занятия библеистикой были для него мучительными. Мне и раньше приходилось слышать, что молодые люди, привыкшие к фундаменталистскому пониманию Библии, переживают отход от него крайне тяжело — для них это крушение всех идеалов.

Джеймс Ро6инсон. Джеймс Робинсон преподавал мне, когда я учился в университете. Его лекции производили глубокое впечатление, а научная производительность просто поражала. Время от времени он упоминал о своей юности и богословском образовании. Недавно Робинсон выпустил глубокую, интересную книгу под названием «Богословская автобиография». Свои религиозные поиски он описывает там очень кратко, спеша перейти к проблемам и превратностям, которые ему пришлось преодолеть при сборе и публикации кодексов из гностической библиотеки, обнаруженной в Наг–Хаммади. Однако то тут, то там в своей автобиографии Робинсон дает примечания, проливающие свет на его религиозный путь:


Прежде чем поступать в вуз, я год преподавал в собственном колледже (Дэвидсон)… Ветхий Завет, который понимал очень буквально. Мои студенты, в основном ветераны, вернувшиеся с войны, должно быть, считали меня безнадежным простачком. Не знаю, верили ли они в то, что я им рассказывал, — точно знаю одно: к концу года я сам в это не верил. Богословие моего детства утратило смысл для меня самого.

В богословском отношении на протяжении полувека я шаг за шагом сдвигался от правого края к левому.

Христиане, не имеющие отношения к науке, часто спрашивают меня о том, как жизнь, посвященная библейской критике, повлияла на мою веру. Подразумевается, что «высшая критика» ее разрушила[2].


Робинсон пишет, что читал в Дэвидсоновском колледже «Ветхий Завет, который понимал очень буквально». Студенты, по его мнению, «считали его безнадежным простачком». И здесь мы сталкиваемся с жестким, фундаменталистским пониманием Библии. Преподавая Ветхий Завет, одновременно изучая научную литературу и пытаясь отвечать на вопросы студентов, Робинсон, по его собственным словам, «к концу года» сам перестал верить в то, чему учил других. «Богословие моего детства утратило смысл для меня самого», — продолжает он. Но в чем состояло это «богословие детства»? Насколько можно понять из автобиографии, Робинсон имеет в виду кальвинистское богословие и консервативный взгляд на Писание.

Не видя смысла в консервативном богословии, Робинсон начинает «шаг за шагом сдвигаться от правого края к левому». Ближе к концу автобиографии он фактически признается, что «высшая критика» уничтожила его христианскую веру. Кроме того, Робинсон утверждает, что неспособность традиционного христианства бороться с несправедливостью разрушила бы его консервативно–христианские убеждения в любом случае, независимо от высшей критики.

Думаю, говоря, что высшая критика разрушила его веру, Робинсон имеет в виду веру своего детства. Он, по–видимому, сохранил глубокое уважение к Иисусу. Несомненно, Робинсон скептик — однако то, что он говорит об Иисусе, для большинства христиан не оскорбительно[3]. По моей оценке, его взгляды можно сравнить с «разбавленной» версией евионитской христологии.

Скептики новой школы: непонимание Иисуса

Двое ученых, которых я рассмотрю в качестве «скептиков новой школы», в своем радикализме ушли намного дальше Фанка, Робинсона и их последователей. Честно говоря, на их фоне и Фанк и Робинсон выглядят как Билли Грэм. Под двумя учеными я имею в виду Роберта Прайса и Барта Эрмана.

Роберт Прайс. Роберт Прайс недавно выпустил несколько книг, в которых доказывает, что Семинар по Иисусу проявляет чрезмерный оптимизм, полагая, что целых 18 процентов слов и дел, приписанных Иисусу в евангелиях, действительно восходят к Иисусу. По мнению Прайса, исторические свидетельства об Иисусе столь слабы, что мы вообще не можем сказать о нем ничего определенного и осмысленного. Он готов даже рассматривать возможность, что исторического Иисуса не существовало вовсе[4]. Неужто свидетельства об Иисусе в самом деле столь ничтожны? Едва ли хоть один историк согласится с заключениями Прайса.

Прайс — выпускник Богословской семинарии Гордон–Конуэлл, консервативной евангелической школы. До того он принадлежал к фундаменталистской баптистской церкви и был главой отделения Христианского братства Интерварсити. Вскоре после семинарии, познакомившись с библейской критикой, Прайс начал пересматривать свою веру. Он вернулся к учебе и получил степень по систематическому богословию в Университете Дрю. В последующие годы Прайс начал двигаться влево, по мере своей эволюции меняя места служения. Снова вернулся в вуз, получил еще одну степень — на этот раз по Новому Завету. Под влиянием новозаветных критиков XIX века Прайс становился все левее и левее, пока в конце концов не занял агностическую позицию. Его собственные взгляды на новозаветные евангелия делались все более радикальными.

На мой взгляд, работы Прайса по евангелиям внушены определенным философским умонастроением, находящимся в резком противоречии с историческими исследованиями любого рода. Для него параллели с любыми другими античными текстами означают, что Иисус не мог говорить того, что ему приписывают, или что описанного события не было. Более того: поскольку имеются свидетельства, что слова Иисуса и рассказы о нем редактировались и контекстуализировались, — нельзя верить вообще ничему. Прайс некритически принимает сомнительные методы и результаты Семинара по Иисусу, во многом использует теорию «мифа о Христе» XIX века, ныне дискредитированную (в которой утверждается, что Иисус не существовал), — и так далее. Рассуждения Прайса поражают своей атавистичностью: для него прогресс критических исследований как будто замер на точке 150–летней давности. И здесь мы видим то же, что и раньше: бегство от фундаментализма.

Барт Эрман. Барт Эрман уверовал в подростковом возрасте и после своего обращения вращался в консервативных кругах. Он поступил в Библейский институт Муди в Чикаго, оттуда перешел в Уитон–колледж и затем — в Высшую школу Уитон–колледжа, где получил степень по Новому Завету, а затем — степень магистра богословия и доктора в Принстонской богословской семинарии под руководством Брюса Мецгера, патриарха текстуальной критики Нового Завета.

Эрману я уделю больше внимания, чем остальным, поскольку его книги активно продаются и имеют намного больше влияния, чем публикации других ученых, рассматриваемых в этой главе. Именно исследование текстуальных вариантов — бесчисленных глосс и ошибок переписчиков, которые можно найти в любой рукописи античности и Средневековья, — заставило Эрмана усомниться в вере. Ошибки в Писании, полагает Эрман, означают, что слова Писания нельзя принимать как слова Бога.

Именно жесткое требование буквальной боговдохновенности и непогрешимости Писания лежит в основе проблем Эрмана, как пишет Он сам в автобиографическом разделе введения к одной из своих книг:


Для меня, однако, это [утрата оригинальных рукописей Нового Завета] стало серьезной проблемой. Ведь это слова самого Писания, вдохновленные Богом! Если мы хотим знать, что хотел сказать нам Бог, — нам необходимо найти именно те слова, с которыми он к нам обращался: любые другие слова (сознательно или бессознательно придуманные переписчиками) ничем нам не помогут — нам нужны слова Бога!

Теперь Библия казалась мне очень человеческой книгой… Человеческая книга — от начала до конца. Написанная разными людьми, в разные времена, в разных местах, с разными целями…

В Институте Муди мы верили, что Библия абсолютно непогрешима в каждом своем слове[5].


Поскольку Библия стала для Эрмана «человеческой книгой» и не могла больше восприниматься как слова Бога, он потерял к ней доверие. А утратив доверие к Библии, в том числе к евангелиям, рассказывающим историю Иисуса, Эрман утратил и веру. Сейчас он считает себя агностиком.

Должен признаться, меня все это поражает. Если не в Библейском институте Муди, то, по крайней мере, в Уитон–колледже Эрман не мог не узнать о том, что существует множество текстуальных вариантов библейских рукописей. Невозможно, не зная этого, получить ученую степень по библеистике. Однако студенты–библеисты не отпадают от веры пачками.

Поражает и логика рассуждений Эрмана. Хорошо, предположим, ошибки переписчиков библейских рукописей действительно опровергают буквальную боговдохновенность и безошибочность Библии: из них следует, что Библия — человеческая книга, а не словеса Божьи. И что же? Неужели в результате мы теряем все? Конечно, нет. Умеренные или либеральные христиане уже больше века именно так и думают — и остаются христианами. Дело ведь не в словах Библии, а в том, что совершил Бог в Иисусе из Назарета.

Спросим себя: что проповедовали Петр и другие первые последователи Иисуса после воскресения? Учение Петра изложено в проповеди в день Пятидесятницы:


Господа Израильские! выслушайте слова эти: Иисуса Назорея, Человека, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете, этого, по определенному совету и предведению Божьему преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили; но Бог воскресил Его… Этого Иисуса Бог воскресил, чему мы все свидетели (Деян 2:22–24, 32).


Петр и другие апостолы проповедовали воскресение Иисуса. Именно это было для них Благой вестью — неоспоримым свидетельством того, что в личности и служении Иисуса из Назарета действовал Бог. Ведь Петр не говорит: «Господа Израильские, у меня для вас благая весть: Библия вся, до последнего слова боговдохновенна и, следовательно, безошибочна, а между четырьмя евангелиями нет противоречий». Будь проповедь Петра такова, можно было понять, отчего Эрман потерял веру.

Однако все новозаветные писания и проповедь раннехристианских общин посвящены тому, что Бог воскресил Иисуса, чему Петр и многие другие (в том числе один или два незаинтересованных лица, как брат Иисуса Иаков и, возможно, Иуда, а также как минимум один противник христианства — Павел) стали свидетелями. Не «безошибочное» Писание, а именно реальность воскресения и действие этой Благой вести на тех, кто внимал ей с верой, стали двигателями нового движения.

Наконец, поразительны примеры «ошибок», приводимые Эрманом в доказательство того, что Писанию нельзя доверять. Поскольку «Сфабрикованный Иисус» посвящен Иисусу и евангелиям, а не остальной части Нового Завета, я ограничу свое рассуждение евангельскими цитатами, которые обсуждает Эрман.

Наибольшее внимание Эрман проявляет к пассажам, которые он, как и большинство текстуальных критиков, справедливо считает позднейшими, неаутентичными вставками переписчиков. Он указывает на Лк 22:41–45, описание молитвы Иисуса в Гефсиманском саду в ночь перед арестом. Оригинальный текст состоит из стихов 41–42 и 45. Стихи 43–44, где описываются капли кровавого пота Иисуса, — скорее всего, вставка. Они не только отсутствуют в древнейших рукописях, но и по своей эмоциональности разительно отличаются от остального текста Луки, рисующего Иисуса неизменно спокойным и сдержанным.

История женщины, застигнутой в прелюбодеянии (Ин 7:53–8:11), появляется только в позднейших рукописях Евангелия от Иоанна, причем в разных местах. Последние двенадцать стихов Евангелия от Марка (Мк 16:9–20) — не оригинальное его окончание: они дописаны самое раннее через двести лет после распространения оригинального евангелия. Однако эти пассажи — из Марка, Иоанна и Луки — представляют собой лишь текстуальные проблемы евангелий. На них не базируются никакие значимые учения (если, конечно, вы не входите в число членов секты хватателей змей: см. Мк 16:18).

Эрман полагает, что открыл пример, демонстрирующий важное богословское расхождение между евангелиями. В некоторых рукописях мы читаем в стихе Мф 24:36: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один». Однако в более ранних рукописях этот стих звучит так: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, а только Отец Мой один». Обратите внимание на дополнение «ни Сын». Эрман верно предполагает, что изначально эта фраза включала «Сына», но позже переписчики опустили этот отрывок — возможно, сознательно, не желая создавать впечатление, что познания Иисуса были ограниченны. Что ж, очень может быть. Но из этого Эрман делает удивительный, ни на чем не основанный вывод, что новозаветное учение — в данном случае христологию — корректировал переписчик. Это попросту неправда. На ограниченность своих знаний Иисус ясно и прямо указывает в параллельном стихе Мк 13:32: «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец». Как видим, есть «Сын» или нет «Сына» в Евангелии от Матфея — богословски от этого ничего не меняется. Рассуждение Эрмана полностью ошибочно и ведет в тупик.

Однако «последней каплей» для самого Эрмана, тем, что заставило его полностью потерять доверие к Писанию, стало замечание Иисуса в Мк 2:25–26:


Он сказал им: неужели вы не читали никогда, что сделал Давид, когда имел нужду и проголодался сам и бывшие с ним? Как вошел он в дом Божий при первосвященнике Авиафаре и ел хлебы предложения, которых никто не должен был есть, кроме священников, и дал и бывшим с ним?


Иисус ссылается на рассказ о том, как Давид получил освященный хлеб (или «хлебы предложения») от священника Ахимелеха (1 Цар 21:1–6). Давид бежал от Саула, и когда Саул узнал, что Ахимелех помог Давиду и его людям, то убил Ахимелеха и большую часть его семьи. Сын Ахимелеха Авиафар спасся и со временем занял место отца (1 Цар 22:6–23).

Поскольку в то время, когда Давид и его люди ели освященный хлеб, священником был Ахимелех, а не Авиафар, то, попросту говоря, перед нами ошибка, сделанная либо самим Иисусом, либо Марком (или, возможно, тем, кто рассказывал Марку эту историю). Эрман пишет, как ему в конце концов пришлось признать, что в этом пассаже содержится ошибка: «Едва я это допустил — открылись шлюзы. Ибо, если в Мк 2 содержится ошибка — пусть крохотная и незначительная — это значит, что ошибки могут найтись и в других местах». Далее он приводит еще несколько предположительных ошибок: слова Иисуса о горчичном зернышке, мельчайшем из всех семян, и очевидное расхождение между синоптическими евангелиями и Иоанном в вопросе о дне смерти Иисуса.

Тут–то Эрману и стало очевидно, что нет правды в евангелиях!.. Но вникните в его логику: это же типичный жесткий фундаментализм. Мне случалось слышать, как представители этого направления говорят: «Покажите мне в Библии хоть одну ошибку — и я от всего откажусь». Подозреваю, что Эрман тоже не раз слышал такие рассуждения в Библейском институте Муди. И сейчас, хоть он и исповедует агностицизм, ход его мысли отдает фундаментализмом.

Повторюсь: истина христианской Благой вести — не в непогрешимости Писания, не в нашей способности гармонизировать все четыре евангелия, но в воскресении Иисуса. И историческая достоверность четырех евангелий не зависит ни от непогрешимости Писания, ни от доказательства, что в них нельзя найти ни одной ошибки. Религиозные метания Эрмана, в которых я ему сочувствую, были порождены необоснованными требованиями к природе и функциям Библии, ошибочными ожиданиями, которые были ему внушены в фундаменталистской юности[6].


ДРЕВНЕЙШИЕ ПАПИРУСНЫЕ СИНОПТИЧЕСКИЕ ЕВАНГЕЛИЯ

Древнейшие рукописи греческого Нового Завета (в оригинале Новый Завет написан по–гречески) обнаружены на фрагментах папирусов (частое сокращение: р) — древнего писчего материала, своего рода «бумаги», изготовляемой из стеблей тростника, растущего вдоль берегов Нила в Египте. Большая часть новозаветных книг (хотя не все) сохранилась на папирусах. Кроме того, весь греческий Новый Завет сохранился в более поздних кодексах (лат. Codex) — древних книгах с кожаными или пергаменными страницами. Древнейшие папирусы, содержащие текст новозаветных евангелий, перечислены далее, с указанием того, какие евангельские стихи в них содержатся:

Папирус 67 (P. Barselona 1) 125–150 гг.

Мф 3:9, 15; 5:20–22, 25–28

Папирус 103 (Р.Оху 4403), 175–200 гг.

Мф 13:55–57; 14:3–5

Папирус 104 (Р.Оху 4404), 175–200 гг.

Мф 21:34–37, 43, 45 (?)

Папирус 77 (Р.Оху 2683 + 4405) 175–200 гг.

Мф 23:30–39

Папирус 64 (P.Magdalen 17), 125–150 гг.

Мф 26:7–8, 10, 14–15, 22–23, 31–33

Папирус 4 (P.Paris 1120), 125–150 гг.

Лк 1:58–59; 1:62–2:1; 2:6–7; 3:8–4:2; 4:29–32, 34–35; 5:3–8

Папирус 75 (Джон Бодмер), 175 г.

Лк 3:18–22; 3:33–4:2; 4:34–5:10; 5:37–6:4; 6:10–7:32; 7:35–39, 4143; 7:46–9:2; 9:4–17:15; 17:19–18:18; 22:4–24:53.


ДРЕВНЕЙШИЕ ГРЕЧЕСКИЕ КОДЕКСЫ

В одно время с развитием христианства шло и развитие кодекса — предшественника современной книги, со скрепленными вместе страницами, исписанными с двух сторон. Сохранились несколько ранних кодексов, содержащих в себе греческую Библию.

Синайский кодекс/Codex Sinaiticus (сокращеннно К): создан тремя писцами в IV веке.

Ватиканский кодекс/Codex Vaticanus (сокращенно В): создан двумя писцами в IV веке.

Александрийский кодекс/Codex Alexandrinus (сокращенно А): кодекс V века, первым попавший в руки западных ученых и положивший начало поиску других рукописей; был в 1627 году преподнесен королю Англии Карлу I.

Кодекс Беза/Codex Beza (сокращенно D): кодекс конца IV века, содержит множество уникальных чтений.

Кодекс Ефрема/Codex Ephraemi Rescriptus (сокращенно С): греческий кодекс VI века; его название («переписанный») связано с тем, что какой–то монах в XII веке выскоблил папирус и переписал поверх старого текста проповеди Ефрема Сирина.

Вашингтонский кодекс/Codex Washingtonianus (сокращенно W): кодекс конца IV — начала V века, содержит интересную глоссу на Мк 16:14–15.


ДРЕВНЕЙШИЕ ГРЕЧЕСКИЕ РУКОПИСИ ЕВАНГЕЛИЯ ОТ ИОАННА

Древнейшие сохранившиеся фрагменты греческого Нового Завета дошли до нас на папирусах. Далее приводится список древнейших папирусов, в которых сохранились фрагменты Евангелия от Иоанна.

р5 — Папирус 5 (хранится в Британской библиотеке в Лондоне), также обозначается Р.Оху. 208 + 1781, датируется началом III века. Содержит Ин 1:23–31, 33–40; 16:14–30; 20:11–17, 19–20, 22–25.

р22 — Папирус 22 (хранится в библиотеке Университета Глазго), также обозначается Р.Оху. 1228, датируется серединой III века. Содержит Ин 15:25–16:2, 21–32.

р28 — Папирус 28 (хранится в Музее Института Палестины Тихоокеанской школы религии в Беркли, Калифорния), также обозначается Р.Оху. 1596, датируется концом III века. Содержит Ин 6:8–12, 17–22.

р39 — Папирус 39 (хранится в Библиотеке Эмброуса Суэйзи, Рочестерская богословская школа), также обозначается Р.Оху. 1780, датируется началом III века. Маленький фрагмент, содержащий Ин 8:14–22.

р45 — Папирус 45 (хранится в собрании Честера Битти в Дублине), также обозначается P. Chester Beatty I, датируется концом II века. Один из самых крупных папирусов. Содержит большие фрагменты всех четырех евангелий и Деяний. Из Евангелия от Иоанна: 4:51, 54; 5:21, 24; 10:7–25; 10:30–11:10, 18–36, 42–57. Р46 (P. Chester Beatty II) включает значительные фрагменты нескольких посланий Павла.

р52 — Папирус 52 (хранится в Библиотеке Университета Джона Райландса, Манчестер), также обозначается Gr. P. 457, датируется самым началом II века; возможно, древнейший из сохранившихся греческих фрагментов Нового Завета (хотя в последнее время можно услышать о фрагментах Евангелия от Матфея, относящихся к I веку). Папирус 52 — небольшой фрагмент, содержащий Ин 18:31–33 (на лицевой стороне) и 37–38 (на обратной).

р66 — Папирус 66 (хранится в Бодмерианской библиотеке), также обозначается P. Bodmer II, датируется II или III веком. Папирусы Бодмера очень важны. Папирус 66 содержит Ин 1:1–6:11; 6:35–14:26, 29–30; 15:2–26; 16:2–4, 6–7; 16:10–20:20, 22–23; 20:25–21:9, 12, 17.

р75 — Папирус 75 (хранится в Бодмерианской библиотеке), также обозначается P. Bodmer XIV и XV, датируется концом II века. Помимо фрагментов Евангелия от Луки, содержит Ин 1:1— 11:45, 48–57; 12:3–13:1, 8–9; 14:8–29; 15:7–8.

р80 — Папирус 80 (хранится в Обществе святого евангелиста Луки, Барселона), также обозначается P. Barselona 83, датируется серединой III века. Сохранился единственный стих: Ин 3:34.

р90 —- Папирус 90 (хранится в Эшмолианском музее, Оксфорд), также обозначается Р.Оху. 3523, датируется второй половиной II века. Содержит Ин 18:36–19:7.

р95 — Папирус 95 (хранится в Библиотеке Лоренцо Медичи, Флоренция), также обозначается PL И/31, датируется III веком. Содержит Ин 5:26–29, 36–38.

0162 — Унциал 0162 (хранится в Музее искусств «Метрополитен», Нью–Йорк), также обозначается Р.Оху. 847 — это не папирус, а отдельный кожаный лист. Датируется концом III — началом IV века, является одним из древнейших примеров позднейшего унциального письма. Содержит Ин 2:11–12.

Унциалами называются библейские кодексы, написанные в III—IV веках на коже или пергамене большими закругленными заглавными буквами. Это — следующие по древности рукописи после папирусов.

Р.Оху. — Оксиринхские папирусы: несколько тысяч папирусных фрагментов, найденных в Оксиринхе, Египет, содержащих самые разнообразные тексты более чем на шести языках.

Первые свидетели

Подчеркивая главную роль воскресения, я возвращаюсь к ценности свидетельств первых христиан. И это заставляет меня вернуться к Роберту Фанку. В своей жажде привлечь внимание к подлинному Иисусу, противопоставив его Христу церковного вероучения и догматов, Фанк доходит до заявления: «Мы не можем более основывать нашу веру на вере Петра или вере Павла»[7]. С одной стороны, он прав: думаю, я понимаю, что он имеет в виду. Христиане должны следовать тому, чему учил Иисус и во что он сам верил. Совершенно правильно. Но с другой стороны — думаю, Франк серьезно заблуждается. Петр и Павел — основные свидетели события, положившего начало существованию церкви: воскресения Иисуса. Игнорируя их свидетельства, мы рискуем остаться и без Иисуса, и без аутентичного христианства.

Документы, собранные раннехристианской общиной, свидетельствуют об этом великом событии, стремятся истолковать его и применить к различным жизненным ситуациям. Книги, составляющие Новый Завет, представляют собой живую запись опыта и свидетельств древней церкви. Эти свидетельства и их записи необходимо принять во внимание и тщательно изучить[8]. Неспособность или нежелание это сделать почти наверняка приведут к искажению образа Иисуса и неверному пониманию истинной христианской веры в целом.


Загрузка...