Шалун в ее постели

Глава 23

Джаррет по-прежнему молчал — таращился на нее, разинув рот.

«Черт подери, что она имеет в виду? — думал он, — Неужели она сказала… что у нее есть сын?» И тут его вдруг осенило. Глядя прямо в глаза Аннабел, он проговорил:

— Выходит, Джордж — твой сын?

Она молча кивнула.

— Поэтому ты так и не вышла замуж?

— Да.

— И потому так настаивала на мерах предосторожности, — пробормотал Джаррет. Что ж, теперь все стало на свои места — улеглось, как карты в колоде. — Следовательно, твой брат поэтому считает себя виноватым в том, что не уберег тебя от Руперта. А ты, в свою очередь, винишь себя в том, что его терзает чувство вины. И именно поэтому ты опекаешь Джорджа прямо-таки по-матерински…

— Да, все так, — прошептала Аннабел.

Джаррет долго молчал. Наконец спросил:

— Когда же ты собиралась рассказать мне об этом? Или не собиралась вовсе?

Она пожала плечами:

— Право, не знаю. А когда, по-твоему, я должна была рассказать об этом? — Джаррет молчал, и она продолжала: — С самого момента рождения Джорди я оберегала его от клейма незаконнорожденного, чтобы он никогда не услышал, что его мать за спиной называют «шлюхой». — Ее глаза наполнились слезами. — Когда я слышу, как он называет мамой другую женщину, у меня разрывается сердце. Но я не могла рисковать его будущим… Поэтому и тебе ничего не рассказывала. — Она всхлипнула, и по щекам ее потекли слезы.

— Тише, дорогая, успокойся, — пробормотал Джаррет, привлекая ее к себе. Он не мог видеть слезы, не мог выносить эту пытку. И теперь-то он прекрасно понимал, почему Аннабел с такой легкостью выходила из себя, когда речь заходила о поведении юного Джорджа. И конечно же, было ясно, почему миссис Лейк всегда прислушивалась к ее мнению о том, как следовало воспитывать мальчика. Да, теперь все складывалось в целостную картину.

«Но все же странно… — думал Джаррет. — Странно, что я ни о чем не догадывался…» А впрочем — ничего странного. Ведь Аннабел двенадцать лет училась скрывать свой секрет. А он, охваченный страстью, не видел в ней несчастную мать.

Дождавшись, когда Аннабел немного успокоилась, он спросил:

— А Джордж знает?

Она покачала головой:

— Нет, разумеется. Ведь ты же сам видел, что он считает своей матерью Сисси. И я… Я не знаю, как ему сказать. Боюсь, он возненавидит меня, если узнает правду. — Она подняла к нему залитое слезами лицо. — И если он отвернется от меня… О Боже, я этого не перенесу! Я умру, если такое случится!

Джаррет невольно вздохнул. Боль, которую сейчас испытывала Аннабел, казалось, передавалась ему, так что он чувствовал болезненное стеснение в груди.

— Но как же может Джордж возненавидеть тебя, дорогая? Ведь ради него ты отказалась от собственной жизни. Он должен это понять.

— Надеюсь, что ты прав. — Она снова всхлипнула. — Наверное, скоро мне придется рассказать ему правду. — Тут Аннабел пристально взглянула на него и добавила: — По крайней мере теперь ты понимаешь, почему наш брак невозможен?

При слове «невозможен» Джаррет решительно покачал головой:

— Нет, дорогая, не понимаю. Какое отношение к нашему браку имеет твой сын?

— Как какое? Если я выйду за тебя замуж, мне придется признать Джорди своим сыном, то есть объявить его незаконнорожденным и сделать объектом сплетен. Или, может быть, ты думаешь, что я оставлю все как есть — оставлю его у Сисси и Хью, а сама всю жизнь буду его «тетей»? Если ты действительно так думаешь, то я…

— Успокойся, дорогая. Твой сын станет членом семьи Шарп, а что касается обстоятельств его рождения, то к скандалам мы привыкли. Одним скандалом больше, одним меньше — какая нам разница? Для нас это не будет иметь ни малейшего значения.

Аннабел посмотрела на него с сомнением.

— Представляю, в каком восторге будет твоя бабушка, когда ты объявишь, что твоя жена — дочь пивовара с незаконнорожденным сыном.

Джаррет весело рассмеялся.

— Моя бабушка — дочь владельца таверны, дорогая. И если я могу принять твоего сына, то она тем более его примет. Иначе пошлю ее к черту.

— А она тогда может забрать у тебя пивоварню, разве не так?

Джаррет покачал головой:

— Нет, не так. Мы с ней заключили сделку, и она не пойдет на попятную. Но даже если пойдет — я не допущу, чтобы вы с Джорджем голодали. Так что об этом не беспокойся.

Аннабел тихонько вздохнула.

— Меня беспокоит другое… Я не хочу делать ему больно. Не хочу отнимать у него жизнь, к которой он привык. И не могу оставить его. Просто не могу.

— Я и не прошу тебя об этом. Твой сын будет с тобой. А если честно… Мне кажется, он сам должен все решать. Главное — расскажи ему правду. И пусть сделает свой выбор — то ли подвергнуться риску скандала, но жить со своей настоящей матерью, то ли остаться здесь, пока не вырастет.

— Если он выберет последнее, я не смогу отсюда уехать. И не уеду.

— А я не смогу уехать из Лондона, — пробормотал Джаррет со вздохом. — По крайней мере до тех пор, пока буду стоять во главе пивоварни.

— Вот видишь? Я же сказала, что из этого ничего не выйдет.

— Дорогая, не надо так говорить. Неужели ты действительно полагаешь, что твой сын захочет, чтобы ты ради него отказалась от собственной жизни? От возможности выйти замуж, завести семью и других детей?..

Глаза Аннабел округлились.

— Ты хочешь… Ты хочешь иметь детей? — пролепетала она.

Джаррет молчал, не зная, что ответить. Он не собирался говорить о детях, но эти слова вырвались у него как бы сами собой, помимо воли.

— Так как же? — не унималась Аннабел. — Хочешь, да?

Судорожно сглотнув, он пробормотал:

— Наверняка когда-нибудь… захочу. А почему бы нет, Аннабел?

Она с грустной улыбкой покачала головой:

— Ох, Джаррет, ты ведь не об этом думал, когда делал предложение, верно? Что ж, я тебя понимаю. Ни один мужчина не захочет получить в дополнение к жене еще и ее сына, уже почти взрослого.

Джаррет насупился и пробурчал:

— Я вовсе этого не говорил. Не говорил ничего подобного. Что же касается твоего сына… У тебя было больше двенадцати лет, чтобы привыкнуть к его существованию, — а я должен привыкнуть за пять минут? И вообще мне кажется, что дело вовсе не в Джордже. — Он внимательно посмотрел на нее, потом вдруг спросил: — Знаешь, какая главная твоя проблема? Ты боишься рисковать. Ты каждый раз стараешься выбрать самый безопасный путь. И мою ставку ты приняла только потому, что была уверена в выигрыше. А если бы имела хоть малейшее сомнение, то ни за что бы не согласилась играть.

— Неправда! — воскликнула Аннабел.

— Неужели? — с усмешкой спросил Джаррет. — Почему же тогда ты не рассказала сыну правду о его рождении? Не рассказала потому, что боялась риска, боялась, что в результате все изменится. Да ты скорее кинешься в объятия дьявола, чем рискнешь довериться мне, и…

— Глупости! — перебила Аннабел. — Не болтай глупости. Поверь, Джаррет, я рискнула бы, если бы знала тебя получше, если бы ты рассказал о себе хоть что-нибудь. Но тебе такое даже в голову не приходит. Ты перечислил все практические соображения в пользу нашего брака, но ни слова не сказал о своем сердце.

Он со вздохом пробормотал:

— У меня нет сердца. Разве ты еще это не поняла?

— Мне кажется, ты просто не хочешь, чтобы оно у тебя было, — возразила Аннабел. — Ведь наипростейший способ уберечь сердце от боли — это притвориться, что его вовсе нет. — Она прижала ладонь к его груди. — Но я этому не верю. Не верю, потому что знаю, что не смогла бы полюбить человека без сердца.

Джаррет замер, ошеломленный ее словами. Нет-нет, не может быть. Она не могла его полюбить. Ведь любовь — это капкан, который губит людей.

— Дорогая, не говори так. — Он отстранил от своей груди ее руку. — Я хочу спать с тобой. Я хочу на тебе жениться. И я верю, что у нас с тобой получится хороший брачный союз. Более того, я знаю, что мы в состоянии решить все проблемы с Джорджем. Но не проси о большем. Мне больше нечего тебе дать.

Лицо ее исказилось, будто слова его причинили ей сильнейшую боль.

— Так кто же из нас боится рисковать? — спросила она. — Что ж, наверное, мне не следовало ожидать, что игрок выложит на стол все свои карты. Но ты должен понять, что я-то готова рискнуть, но только в том случае, если в обмен на свое сердце получу твое. На меньшее я не соглашусь.

Джаррет молча отвернулся и, собрав свои вещи, стал одеваться. Взглянув на Аннабел, он пробормотал:

— Тогда ты, наверное, права. Ничего у нас не получится.

После этих его слов воцарилось продолжительное молчание. Ему ужасно хотелось, чтобы Аннабел передумала и сказала, что все у них получится, что она выйдет за него замуж и разделит с ним постель — даже если не получит в обмен его сердце. И в то же время он прекрасно знал, что она ничего подобного не скажет. Уж если Аннабел приняла решение, то ни за что не передумает — в этом не было ни малейших сомнений.

Они молча одевались, и Джаррет, одевшийся гораздо раньше, помог Аннабел с корсетом и застегнул на ней платье. В какой-то момент ему вдруг пришло в голову, что сейчас он, наверное, в последний раз находится наедине с этой женщиной, в последний раз касается ее растрепанных шелковистых волос и вдыхает ее чудесный запах…

И он уже не пытался целовать ее, не пытался поцелуями склонить ее к браку. Ведь она сказала, что любит его, а он… Увы, он не мог сказать ей ничего подобного.

Тут Аннабел принялась закалывать свои роскошные волосы, а Джаррет, приблизившись к письменному столу, написал несколько адресов. Повернувшись к Аннабел, он протянул ей листок.

— Вот, возьми на всякий случай. Если сплетни дойдут до вашего города и ты все же решишься выйти за меня, ты сможешь найти меня по одному из этих адресов. Первый — моя холостяцкая квартира. Второй лондонский дом бабули. И последний — Холстед-Холл. Правда, в поместье сейчас никого нет.

Она взяла листок и, пожав плечами, тихо сказала:

— Спасибо.

— Ты завтра будешь здесь, на пивоварне?

— В этом нет нужды.

Он немного помолчал.

— Тогда… Значит, это прощание?

Она грустно улыбнулась:

— Полагаю, что да.

Он хотел поцеловать ее. Хотел обнять. Но ничего этого не сделал. Молча повернувшись, он направился к двери.

Когда он был уже у порога, она его окликнула:

— Джаррет…

Он замер на мгновение. Замер с надеждой в груди. Затем, повернувшись, пристально посмотрел на нее.

— Да, я слушаю.

— Спасибо тебе, Джаррет.

— За что?

— За то, что приехал сюда и помог моему брату. За то, что сделал мою жизнь светлее, пусть и на короткое время. И за то, что напомнил, как хорошо быть женщиной.

У него перехватило горло.

— Да, пожалуйста… — пробормотал он и тут же вышел за дверь.

Уже направляясь в гостиницу, Джаррет спрашивал себя: «А не совершаю ли я сейчас ужасную ошибку, уходя от нее? Может, Аннабел была права, когда сказала, что это именно я боюсь риска, боюсь отдать ей свое сердце?»

Нет-нет, наверное, он поступил правильно. Ведь если ему уже больно уходить от женщины, с которой переспал всего лишь несколько раз, то как же он будет страдать, если, отдав ей свое сердце, все же совершит ошибку, разочаруется в ней со временем…

Она сказала, что он боится рисковать. Но она не понимала того, что известно каждому игроку: когда риск слишком велик, рисковать не стоит. А сейчас был именно такой случай.