Глава 4

Я вышел через маленькие ворота, вернулся к своей машине и проехал два квартала до «Севен-илевн», где воспользовался телефоном-автоматом, чтобы позвонить одной своей знакомой, работающей в отделе изучения кредитоспособности клиентов в «Банк оф Америка». Я назвал имя Марка Турмана, номер его страховки, номера счетов «Визы» и «Мастеркард» и сказал, что хотел бы знать, не превышают ли ежемесячные расходы две тысячи долларов, а если превышают, сколько и где сделано отдельных покупок на сумму свыше пяти тысяч. А еще сказал, что меня интересует, не обращался ли Турман за дополнительными кредитными картами в течение прошедшего года. Она спросила меня, какого черта я о себе возомнил, когда решил позвонить вот так вдруг да еще с такими вопросами. Я ответил, что я тот самый парень, который сводит ее на концерт Стинга, а потом на ужин в «Шинуа» на Мэйн-стрит. Тогда она поинтересовалась, могу ли я подождать до завтра или информация нужна мне сегодня вечером. Когда она это говорила, то называла меня Чики.

Я вернулся на 405-е шоссе и поехал на юг, снова через долину, потом по Сепулведа-Пасс в сторону Вениса и заведения Расти Светаггена. Я съехал с шоссе у Уилшира и повернул на запад в сторону бульвара Сан-Висенте в Брентвуде. Если бы я остался на 405-м, получилось бы быстрее, но ехать по Сан-Висенте гораздо приятнее. Здесь симпатичные магазинчики, элегантные кафе и роскошные дома, которые почему-то не кажутся такими уж недоступными, словно их обитатели приобрели свои дома, трудясь в поте лица, а потому всегда приветливо улыбаются вам при встрече.

Вдоль уходящих на запад и восток улочек шли велосипедные дорожки, а широкий центральный островок с могучими эритринами[3] разделял движение. Велосипедисты, бегуны и любители спортивной ходьбы облюбовали Сан-Висенте благодаря его живописным окрестностям и прямой как стрела дороге длиной в две мили, ведущей из Брентвуда к океану.

Даже сейчас, в полдень, велосипедные дорожки были запружены народом, а на центральном островке толпились любители бега. Мужчина, по виду пакистанец, бежал, прикрыв лицо маской от пыли. Рыжеволосая женщина тащила ротвейлера на поводке. Пес поднял лапу на дерево, а женщина прямо-таки приплясывала на месте от нетерпения.

Брентвуд превратился в Санта-Монику, симпатичные домики уступили место не менее симпатичным многоквартирным домам, и я уже начал чувствовать запах океана, а потом увидел и сам океан. В Санта-Монике введены ограничения на квартирную плату и на стенах многих домов висят таблички с надписью «НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА САНТА-МОНИКА». Это владельцы домов выражают так свой протест.

Сан-Висенте влился в Оушн, который тянется вдоль обрыва высотой в шестьдесят футов, отделяющего Санта-Монику от песка, воды и Тихоокеанского шоссе. Большинство любителей пробежек поворачивали назад у Оушн, а велосипедисты ехали налево, чтобы остаться на дорожке над обрывом. Я последовал за ними. На вершине обрыва разместились живописные зеленые лужайки с кустами роз и удобные площадки для парковки. Здесь даже поставлены скамейки, на которых можно посидеть и полюбоваться океаном и игрой в волейбол на пляже внизу. В темное время суток скамейки эти оккупированы тысячами бездомных, которых Санта-Моника притягивает своим мягким климатом. Санта-Моника это поощряет. Народная республика.

Примерно в полутора кварталах от променада в Венисе я подрезал доставляющий цветы фургон, занял место на парковке, бросил пару монет в счетчик и прошел два квартала до заведения Расти Светаггена. Заведение это расположилось между агентством недвижимости и архитектурной фирмой, специализировавшейся на строительстве домов на абсолютно непригодных для этой цели участках. Днем у Расти можно вполне прилично перекусить, и кое-кто именно так и делает, однако большинство приходит, чтобы пропустить стаканчик-другой. Служащие офиса по продаже недвижимости были политкорректными женщинами, верившими в Лиз Клейборн,[4] а архитекторы — молодыми мужчинами лет тридцати, одевавшимися во все черное и предпочитавшими маленькие круглые очки. Все они были худыми и выглядели просто великолепно. В Венисе всегда так. Расти Светагген — широкоплечий коротышка с телом как у бульдога и головой, похожей на тыкву. Если не знать, что Расти — хозяин заведения, то можно легко предположить, что он зашел сюда, чтобы его ограбить. Это тоже очень характерно для Вениса.

Шесть лет назад пятнадцатилетняя дочь Расти и Эммы Кейти связалась с типом из района залива Сан-Франциско, который познакомил ее с прелестями съемок в порнофильмах, кокаина и группового секса на публике. Кейти сбежала из дому, и Расти попросил меня ее найти. Я нашел девочку в подвале дома с тремя спальнями в Сан-Франциско, где она лежала нанюхавшаяся кокаина и до полусмерти избитая своим дружком за то, что не слишком прилежно занималась групповым сексом перед объективом профессиональной видеокамеры «Хитачи 3000». Я забрал Кейти и все копии четырнадцати порнофильмов с ее участием, снятых за предыдущие три дня. Насколько мне известно, ни один из этих фильмов так и не увидел свет. Я уничтожил копии и отвез Кейти в «Дом на полпути»,[5] который в Голливуде содержит Кэрол Хиллегас.

Через восемь месяцев тяжелейшей семейной терапии Кейти вернулась домой, пошла в школу, и ее жизнь начала постепенно налаживаться. На втором курсе колледжа она познакомилась с парнем по имени Кевин, и через четырнадцать месяцев они поженились. Это было семь месяцев назад, а сейчас Кейти уже заканчивает экономический факультет Калифорнийского государственного университета в Лонг-Бич. После того как я привез Кейти, Расти Светагген проплакал неделю, а потом сказал, что он у меня в неоплатном долгу, и теперь категорически отказывается брать с меня или с моих друзей деньги за обед или выпивку в его заведении. И я перестал к нему ходить, потому что мне не нравится постоянно пить за его счет.

Когда я вошел, Расти сидел за стойкой бара и читал «Ньюсуик». Было двадцать шесть минут третьего, но ресторан оказался переполнен. Судя по всему, еще не у всех закончился перерыв на ланч. Служащие агентства недвижимости и архитекторы сражались за место у стойки бара с коротко стриженными бизнесменами в галстуках-бабочках. Победили служащие агентства недвижимости. Видимо, у них больше практики.

Я сел рядом с Расти и сказал:

— Поверить не могу, что парень с твоими деньгами продолжает ходить на работу. Лично я уже давно валялся бы на пляже в Мауи.

Расти, прищурившись, посмотрел на паренька, стоявшего за стойкой бара.

— Это денежный бизнес, Гончий Пес. Не будешь за ними приглядывать, тебя тут же оберут до нитки.

Паренек за стойкой, не поднимая головы, показал ему средний палец.

— Зачем мне воровать! Когда-нибудь все это будет мое.

Паренька зовут Кевин, он зять Расти.

Расти посмотрел на меня и покачал головой:

— В тот день, когда я получу здесь хоть каплю уважения, я скончаюсь на месте и меня похоронят.

— Если будешь есть здешнюю еду, это все равно случится — рано или поздно, — заметил я.

Расти Светагген рассмеялся так громко, что один из архитекторов посмотрел на него и нахмурился.

— Элвис, как насчет «Фальстафа»? — спросил Кевин.

— Не откажусь.

Расти велел Кевину принести пиво за столик и повел меня к пустой кабинке у окна, где кто-то поставил табличку «Занято». Люди ждали своей очереди, рассчитывая на внимание метрдотеля, но Расти не стал занимать кабинку.

После того как Кевин принес пиво, я спросил:

— Тебе удалось что-нибудь выяснить о моем парне?

Расти наклонился над столом:

— Мой знакомец, с которым я поговорил, сообщил мне, что ребятишки из семьдесят седьмого облюбовали бар «У Коди» неподалеку от Международного аэропорта Лос-Анджелеса. Крутое местечко. Там у них девчонки танцуют в маленьких клетках с прутьями, вроде тех, в которых держат курей. А договариваются об их услугах специальные люди. Все понял?

— Турман часто там бывает?

— Точно не знаю, но КБР — закрытая команда, вроде СВАТ.[6] Они все делают вместе, а свободное время проводят в том баре.

— Адрес у тебя есть?

Он назвал адрес, который я записал.

— А твой приятель случайно не знает, замешан ли Турман в грязных делишках?

Лицо у Расти стало совсем несчастным, словно он меня предал.

— Я не мог сильно на него давить, Гончий Пес. Может, мне и удалось бы узнать побольше, но ты ведь сказал, что здесь дело тонкое. Остальное займет пару дней.

— Спасибо, Расти. Пока мне и этого хватит.

Я допил «Фальстаф» и достал бумажник. Расти накрыл мою руку своей.

— Забудь.

— Да ладно тебе, Расти, — запротестовал я.

Расти сжал мою руку.

— Нет.

Он еще сильнее сжал мою руку, показав мне свои кривые зубы, и неожиданно его похожая на тыкву голова превратилась в жуткую адскую маску. Вот вам и объяснение того, как Расти Светаггену удалось уцелеть, несмотря на двадцать четыре года службы в полиции. Маска появилась всего лишь на мгновение и тут же исчезла, и он мягко подтолкнул ко мне мой бумажник:

— Ты мне ничего не должен, Элвис. Я рад тебе помочь и всегда помогу всем, чем смогу. Ты же знаешь.

По его глазам, голосу и по тому, как он держал руку, я понял, что для него очень важно не брать с меня денег, что это одна из самых важных вещей в его жизни.

Я убрал бумажник и встал:

— Ладно, Расти. Нет проблем.

— Мне нужно еще кое-куда позвонить, — произнес он извиняющимся тоном. — И я жду звонка от одного парня. Ты же хочешь, чтобы все было по-тихому.

— Конечно.

— Ты голодный? У нас сегодня очень неплохой палтус.

Он сказал это так, словно, согласившись поесть, я его осчастливлю.

— Увидимся, Расти. Спасибо.

Через час сорок я припарковался около «Макдоналдса» неподалеку от аэропорта Лос-Анджелеса и, перейдя улицу, вошел в бар «У Коди». Для ланча время было слишком позднее, а рабочий день еще не закончился, но у стойки бара около дюжины мужчин потягивали холодное пиво из простых стаканов. Здесь что-то не наблюдалось агентш по продаже недвижимости, и ни один из парней у стойки не смахивал на архитектора, но тут никогда не скажешь наверняка. Может быть, они были не политкорректны и скрывали это. На крыше красовалась огромная неоновая реклама, изображавшая девушку в ковбойском прикиде, верхом на вставшей на дыбы лошади. Девушка выглядела так, словно она лидер группы поддержки из Далласа. Возможно, она тоже была не слишком политкорректна.

За стойкой стоял молодой парень с развитой мускулатурой и разговаривал с парочкой красоток в легкомысленных костюмах группы поддержки, явно работающих здесь официантками. Рыжеволосая женщина в еще более легкомысленном наряде без особого энтузиазма танцевала в установленной за баром клетке для курей. Ни бармен, ни официантки на нее не смотрели, как, впрочем, и парни, устроившиеся за стойкой. Думаю, трудно испытывать энтузиазм в клетке, больше подходящей для перевозки домашней птицы. Пел Дуайт Йоукам.[7]

Я подошел к маленькому столику напротив клетки танцовщицы, и тут же возникла официантка с блокнотиком в руках. Я заказал еще один «Фальстаф». На гонорар в сорок долларов особо не разгуляешься.

Официантка принесла пиво, и я поинтересовался:

— Когда тут становится жарко? — И ослепительно улыбнулся. Ну прямо Кевин Костнер!

Девушка улыбнулась в ответ и метнула взгляд на мои руки. Нет. Никакого обручального кольца. Я еще шире улыбнулся.

— В основном после обеда, — ответила она. — К нам приходит много копов, а они поздно освобождаются.

— Вы знаете Марка Турмана? Он полицейский, — спросил я.

Она наморщила лоб:

— А как он выглядит?

— Большой. Как шотландский солдат. Возможно, приходит со своим напарником Флойдом Риггенсом.

Девушка вспомнила, и ее лицо стало напряженным.

— Я знаю Флойда.

Похоже, Флойд — настоящая задница и нигде не старается вести себя прилично.

Я ухмыльнулся, словно вспомнил старую шутку:

— Да уж, Флойд — это что-то.

— Угу.

Ей явно было не до смеха.

— А когда они обычно сюда приходят?

— Не знаю. Может, в восемь. Или около того, — произнесла она так, будто ей вдруг осточертел этот разговор. А может, разозлилась. Да, похоже, Флойд — еще тот тип. — Послушайте, мне нужно работать, — добавила она.

— Конечно.

Официантка вернулась к бару, а я занялся пивом и вскоре заказал еще одну бутылку. До восьми делать было особенно нечего, и поэтому я решил, что «Фальстаф» меня хоть немного развлечет.

Дуайт Йоукам допел, потом мы прослушали Хэнка Уильямса-младшего. Вместо дневной смены официанток пришла вечерняя. Зазвучали песни в исполнении Гарта Брукса и «Охотников за головами из Кентукки». Девушки были помоложе и танцевали они в своих клетках чуть лучше, но, возможно, дело было в музыке. Или мне так только казалось под воздействием «Фальстафа». Может быть, если выпить немерено «Фальстафа», твое личное время остановится, а все вокруг тебя начнут двигаться все быстрее и быстрее, пока не будут походить на персонажей мультфильма «Чип энд Дейл», запущенного на максимальную скорость, а ты, наоборот, превратишься в картинку, застывшую во времени. Может быть, они будут стареть, но ты останешься молодым и красивым, а потом они все умрут, и ты будешь смеяться последним. «Фальстаф» — это что-то! Может, я просто перебрал. Я ведь работаю на вредном производстве.

Около семи народу в баре прибавилось, но я не хотел сталкиваться с Марком и Риггенсом, потому расплатился, зашел в «Макдоналдс», купил пару чизбургеров и решил, что съем их в машине.

В четырнадцать минут девятого на парковку «У Коди» свернул голубой «форд мустанг» Марка Турмана. В машине были еще три человека. На пассажирском месте рядом с Турманом сидела женщина с каштановыми волосами. Риггенс и тучная блондинка с трудом поместились сзади. Блондинка громко смеялась и дергала Риггенса за штаны, когда они выбирались из машины. Женщина с каштановыми волосами оказалась высокой и стройной и вполне могла носить третий номер. Они прошли через парковку. Риггенс и блондинка вместе, Турман и брюнетка за ними — и скрылись в баре.

Я еще долго сидел в машине после того, как они ушли. Меня окутывали ароматы «Макдоналдса», во рту стоял привкус пива, а неоновая девушка на лошади непрерывно мне подмигивала. У меня болела голова, и я устал от бесконечного сидения, но домой возвращаться не хотелось. Дома придется лечь в постель и попытаться уснуть, а я понимал, что это будет непросто. Завтра мне предстоял разговор с Дженнифер Шеридан, во время которого я должен буду сообщить ей о том, что мне удалось узнать.

Если ты собираешься завтра разбить кому-то сердце, заснуть бывает не так просто.

Загрузка...