Шелковые нити

Глава 13

На следующее утро Грэм устроился у окна, наблюдая за Джоанной, которая постучала в заднюю дверь дома Лефевра. В руке она держала кожаную сумку с образцами ее лучших работ: поясом, шарфом и кошельком, украшенными вышивкой и бисером.

Дверь открыла кухарка с лоснящимся от пота лицом, вытиравшая руки о фартук. Выслушав Джоанну, она кивнула и исчезла в доме. Спустя некоторое время Грэм увидел ее через окно гостиной на втором этаже, где Рольф Лефевр принимал нескольких мужчин. В ответ на грубый окрик хозяина она съежилась и что-то торопливо заговорила.

Лефевр подошел к окну и выглянул наружу. При виде Джо-анны он приподнял брови и исчез из виду. Чуть погодя он появился внизу, у заднего входа.

Прислонившись к косяку, он скрестил руки на груди и проделся по своей посетительнице медленным взглядом. Руки Рэма сжались в кулаки. Внезапно он усомнился, что поступил мудро, заставив ее пойти туда.

Джоанна стояла спиной к нему, но по настороженному выражению на лице Лефевра можно было догадаться, что она просит разрешения нанести визит его жене. Он решительно покачал головой и отступил назад, взявшись за дверную ручку.

Джоанна сделала шаг вперед и что-то сказала, указывая на свою сумку.

Лефевр поднял руку и разразился гневной тирадой. Он говорил так громко, что Грэм мог различить отдельные слова. Как следовало из слов мастера гильдии, его жена не нуждается в «дешевых поделках», а Джоанне лучше убраться восвояси, пока он не распорядился вышвырнуть ее из своих владений.

Закончив, Лефевр захлопнул дверь.

Секунду Джоанна не двигалась, затем повернулась и зашагала назад через задний двор. У прохода в каменной ограде она помедлила, положив руку на чугунные ворота. Внезапно ее лицо осветилось медленной улыбкой.

Грэм ожидал, что она пересечет пустырь и войдет в дом через заднюю дверь. Вместо этого она направилась к переулку. Гадая, что у нее на уме, Грэм схватил костыль, доковылял до окна, выходившего в переулок, и распахнул ставни, но Джоанна уже прошла.

Добравшись до окна в лавке – Джоанна оставила открытой верхнюю ставню, чтобы в помещение проникал воздух, – он увидел, как она пересекла Вуд-стрит и вошла в аптеку. Она пробыла там так долго, что у Грэма заныла сломанная нога.

Когда Джоанна снова появилась на улице, на ней была темно-зеленая накидка Олив.

– Какого дьявола?.. – пробормотал Грэм.

Джоанна набросила на голову капюшон, низко натянув его налицо, и зашагала в обратном направлении. В одной руке она по-прежнему несла сумку с образцами своих работ, а в другой сжимала небольшой предмет, отсвечивавший голубым в полуденном солнце, – вне всякого сомнения, это было лекарство для Ады Лефевр.

Джоанна скрылась в переулке, и Грэм, прихрамывая, поспешил назад, в кладовую. К тому времени, когда он добрался туда, Джоанна уже пересекала задний двор Лефевра.

Из конюшни появился Байрам, выводивший под уздцы черного коня Лефевра.

– Добрый день, Олив, – крикнул он, увидев Джоанну, которая направлялась к задней двери, пряча лицо под капюшоном. – Можешь войти, тебя ждут.

Джоанна подняла руку в приветственном жесте, открыла дверь и исчезла внутри.

– Вот умница, – прошептал Грэм.

Закрыв за собой дверь, Джоанна обнаружила, что находится в длинном коридоре, который вел в переднюю часть дома. Справа, через арочный проем, виднелась залитая солнцем комната – очевидно, кухня, судя по сковородкам и прочей утвари, висевшей на крюках. У рабочего стола спиной к ней стояла, напевая вполголоса, пухленькая кухарка, с которой она разговаривала ранее.

Слева за распахнутой дубовой дверью высились бочонки с вином и элем и полки с припасами. В углу этой тесно заставленной кладовой Джоанна приметила то, что искала, – винтовую лестницу, предназначенную для слуг.

Она быстро поднялась наверх, молясь о том, чтобы не наткнуться на Рольфа Лефевра раньше, чем ей представится возможность уговорить его жену сделать заказ. Минуя второй этаж, она услышала мужские голоса, включая голос Лефевра, и перекрестилась: «Пожалуйста, Боже, не позволяй ему застать меня здесь».

Помедлив на лестничной площадке третьего этажа, Джоанна прислушалась, но из-за дубовой двери не доносилось ни звука. Сердце ее упало. Олив рассказала ей, что она найдет хозяйку дома в спальне, где та поправлялась от лихорадки. Если ее там нет, то ей придется вернуться домой ни с чем.

Она осторожно постучала в дверь.

– Этель? – донесся изнутри высокий женский голос. – Я думала, ты пошла на рынок.

Джоанна приоткрыла дверь. В большой комнате с плотно закрытыми ставнями было так сумрачно, что ей потребовалось некоторое время, чтобы разглядеть у противоположной стены узкую кровать без балдахина, на которой полулежала женщина, опираясь на подушки. На ее лице, обращенном к Джоанне, застыло выражение замешательства.

– Это не Этель, мистрис, – сказала Джоанна, входя в комнату и притворяя за собой дверь. – Меня зовут Джоанна Чапмен, я живу в соседнем доме.

Она чувствовала себя неловко оттого, что без приглашения вторглась в личные покои этой женщины, и уже начала сожалеть о своем поступке. Не из-за страха быть пойманной на месте преступления, а потому, что нарушила уединение незнакомого человека. Скорее всего она не испытывала бы подобных ощущений, если бы застала хозяйку дома одетой, а не лежащей в постели в ночной рубашке.

Стены, обшитые темными панелями, были лишены каких-либо украшений, на голом деревянном полу не было даже тростниковых циновок, из мебели имелись только самые необходимые предметы. Над постелью мистрис Ады висело распятие, а на полке под ним лежала книга с крестом, вытисненным на кожаном переплете. На маленьком столике у кровати стояла почти пустая миска с чем-то похожим на бульон и кружка с водой. Если бы не размеры комнаты, она выглядела бы как монашеская келья.

– Это мне? – спросила Ада, указав на флакон из синего стекла в руке Джоанны, когда та приблизилась к постели.

– Да. Олив… попросила отнести это вам. – На самом деле Олив поразила просьба Джоанны одолжить ей накидку и предложение доставить лекарство мистрис Аде. Но когда Джоанна объяснила, в чем дело, девушка охотно согласилась, правда, при одном условии – проследить, чтобы больная приняла лекарство в ее присутствии, и принести назад флакон. «Они такие дорогие, – добавила она, – что мама пересчитывает их дважды в день».

Джоанна положила сумку на пол и села на стул, стоявший рядом с постелью, стараясь не смотреть на Аду Лефевр. Та была очень молода, намного моложе, чем думала Джоанна. А может, так казалось из-за ее ужасной худобы. В полумраке лицо выглядело белым как мел, резко контрастируя с иссиня-черными волосами, заплетенными в две аккуратные косы. У нее были огромные темно-карие глаза, окруженные тенями, такими глубокими, что они казались нарисованными.

Джоанна попыталась связать это бледное хрупкое создание с цветущей молодой женщиной, которую она видена прошлым петом работающей в саду за домом. Тогда она поразила Джоанну своей изящной красотой. Теперь она выглядела как больной ребенок.

Тяжелобольной.

– Если вы поможете мне встать, – сказала Ада слабым голосом, – я выпью лекарство. – Она говорила на французском Ее произношение и манера речи свидетельствовали о благородном происхождении и воспитании.

Просунув руку под плечи Ады, Джоанна помогла ей сесть и протянула флакон, но молодая женщина покачала головой.

– Я уроню его, если попытаюсь взять. Мои руки… они не слушаются меня.

Поддерживая Аду за плечи, Джоанна поднесла флакон к ее губам и подождала, пока она выпьет его содержимое маленькими глотками, как будто ей было трудно глотать. Когда флакон опустел, Джоанна помогла ей опуститься на гору подушек.

– Вот и славно, – сказала Джоанна, переходя на классический французский, которому ее научил священник, приставленный к ней отцом. – Теперь вам будет лучше.

Ада апатично покачала головой:

– После этого снадобья я чувствую себя хуже.

– Хуже?

– Да, некоторое время. Мне становится холодно, рот и горло немеют, а иногда у меня случаются носовые кровотечения Мастер Олдфриц говорит, что это лекарство делает свое дело.

– Мастер Олдфриц, костоправ?

– Да, мой муж послал за ним, когда я впервые почувствовала себя плохо. Он по-прежнему приходит время от времени. Иногда приводит с собой своего зятя.

– Его зять врач?

– Нет, он торговец шелком – или собирается им стать. Мастер Олдфриц пытается пристроить его в гильдию, но Рольф говорит, что у него не хватает опыта.

Судя по виду Ады, ей требовался настоящий врач, получивши медицинское образование, а не местный костоправ.

– А что у вас за болезнь, по мнению мастера Олдфрица?

– Простуда. Он говорит, что такие заболевания иногда затягиваются надолго.

– Понятно, – кивнула Джоанна, но она никогда не видела, чтобы кто-нибудь так таял от обычной простуды.

– Мастер Олдфриц объяснил Олив, какое лекарство мне требуется, и она каждый день приносит его. Он говорит, что скоро мне полегчает.

– И давно вы его принимаете? Ада нахмурилась, вспоминая.

– С Рождества. Сколько времени прошло с тех пор?

– Почти шесть месяцев. Ада отвернулась к стене.

– Я знаю, что вам нужно, – бодро сказала Джоанна, поднимаясь со стула и направляясь к окну. – Немного свежего воздуха и солнца.

– Нет, не нужно.

– Нужно. Здесь слишком темно и ужасно душно. Не представляю, как вы это выносите. – Джоанна отодвинула засов и распахнула ставни. Когда она повернулась к Аде, то увидела, что та прикрыла лицо рукой.

– Закройте его, – взмолилась Ада. – Свет режет мне глаза.

– Вы привыкнете…

– Нет. Закройте его, пожалуйста.

Джоанна закрыла ставни и вернулась к постели. Ада терла глаза, дрожа всем телом.

– Вам холодно?

– Да, – отозвалась Ада, повернувшись на бок и поджав ноги.

Джоанна накрыла ее вторым одеялом, которое лежало свернутое в ногах постели.

– Вам следует показаться врачу.

– Рольф… мой муж… говорит, что в этом нет необходимости. Он говорит, что это всего лишь простуда и мастер Олдфриц в состоянии справиться с ней.

– И все же вам следует попросить его…

– Я просила… когда Рольф был здесь в последний раз. Но он сказал, что врачи берут слишком много за свои услуги. Он сказал, что я просто… – Ада испустила прерывистый вздох и продолжила безнадежным тоном: – Что я подвержена меланхолии и придаю слишком большое значение обычной простуде. Они оба так считают: Рольф и мастер Олдфриц. – Она покачала головой. – Извините. Вряд ли вам это интересно.

– Мне нетрудно выслушать вас. Это правда? Насчет меланхолии.

Ада закрыла глаза и кивнула.

– Вы думаете, что это и есть причина вашей болезни? Помимо простуды?

Ада пожала плечами:

– Возможно. Мастер Олдфриц пытался объяснить мне, но это так сложно – все эти рассуждения о влиянии звезд на настроение, о балансе между стихиями: землей, водой, огнем и тому подобное. Моя сестра, Филиппа, поняла бы – она очень умная, – но я просто не в состоянии уловить смысл. Кажется, это как-то связано с избытком желчи. Она вызывает меланхолию и заставляет меня думать, что я более больна, чем на самом деле.

– Понятно, – кивнула Джоанна. Она не могла полностью отвергнуть эту теорию. Если болит душа, тело тоже может страдать.

– Рольф говорит, что это не имеет никакого отношения к звездам или стихиям. Он считает, что мне хочется внимания… сочувствия… – Она покачала головой. – Вы пришли сюда не для того, чтобы выслушивать мои жалобы. Просто мне не с кем поговорить, кроме Этель, моей горничной. Наверное, вы спешите…

– Нисколько, – возразила Джоанна, хотя и не собиралась предлагать свои изделия Аде Лефевр. Та была слишком больна, чтобы интересоваться вышитыми подушками или кошельками. Взяв книгу с полочки над кроватью, она открыла ее и обнаружила, что это псалтырь.

– Мне дал ее мой дядя, – сообщила Ада. – Он каноник в Нотр-Дам.

– Какая великолепная работа, – сказала Джоанна, восхищаясь золочеными буквицами и фризом, украшавшими аккуратно исписанные страницы из тончайшего пергамента. – Вы часто ее читаете?

Ада покачала головой:

– Нет, у меня болят глаза, когда я пытаюсь читать. Хотя раньше читала. Мне нравятся псалмы.

– Хотите, я почитаю вам? – спросила Джоанна, усаживаясь на стуле.

– Вы умеете читать?

– Да.

Ада устремила на нее задумчивый взгляд.

– Вы не похожи на жен торговцев, которых мне приходилось встречать.

Джоанна улыбнулась.

– Вы тоже.

Ада улыбнулась в ответ:

– Да, я хотела бы, чтобы вы почитали мне. Я бы этого очень хотела.

Над городом плыл вечерний звон, когда Джоанна покинула дом Лефевра, выскользнув наружу также незаметно, как и вошла. У нее еще оставалось достаточно времени, чтобы нанести визит Роуз Оксуик, прежде чем направиться домой ужинать.

За каменным домом ростовщика был разбит прелестный садик с выложенной плитами дорожкой, которая вела к задней двери. Джоанна была на полпути к дому, когда дверь распахнулась и появился юный Деймиан Оксуик, одетый в черный плащ и фетровую шляпу. Вид у него был решительный.

Джоанна кивнула, когда он приблизился к ней.

– Добрый день, мастер Деймиан.

– Мистрис, – буркнул он на ходу и вышел со двора, захлопнув калитку.

Задержавшись на заднем крыльце, Джоанна проследила, как он пересек пустырь и свернул в переулок. Затем повернулась к двери и подняла руку, чтобы постучать, но помедлила, услышав приглушенные голоса внутри.

– Он бегает на свидания с ней! – рявкнул Лайонел Оксуик. – И даже не пытается отрицать этого!

Его жена что-то визгливо сказала, но Джоанна не расслышала ее слов.

– Конечно, меня беспокоит мой чертов желудок, – яростно отозвался Лайонел. – Он горит огнем, и все по вине этого прохвоста.

Роуз Оксуик снова попыталась успокоить мужа, но безуспешно.

– Черт бы побрал его наглость! – прорычал ростовщик. – Пусть катится в ад!

Джоанна повернулась и быстро зашагала прочь. Возможно, она попробует зайти к Роуз Оксуик в другой раз, когда ее мужа не будет дома. Если этот бесплодный день может служить указанием, насколько успешными будут ее поиски заказов у местных матрон, лучше ей отказаться от этой затеи прямо сейчас. Подумать только! Она на полдня закрыла свою лавку ради безнадежного предприятия.

Но если она не найдет способа зарабатывать на жизнь, помимо лавки, что с ней станет, когда закончатся четыре шиллинга, полученные от Грэма Фокса? Нищим женщинам живется несладко, особенно в таком городе, как Лондон. Неудивительно, что многие из них кончают тем, что раздвигают ноги за пару пенсов. Смогла бы она делать это, если бы единственной альтернативой была голодная смерть? Если дела будут идти, как сейчас, она окажется перед таким выбором к следующей зиме.

По мнению Хью, единственное, что ей требуется, – так: это выйти замуж за подходящего человека, и все ее проблемы, финансовые и прочие, исчезнут Чем больше Джоанна думала о словах брата, тем больше убеждалась, что он прав. Пожалуй, она поторопилась, исключив Роберта из Рамсуика из числа возможных женихов. После ярмарки они не виделись, но Хью заверил ее, что Роберт непременно появится. Хью так хотел этого брака, что Джоанна пообещала подумать о предложении Роберта – если тот его сделает, конечно, – только для того, чтобы успокоить брата. Однако по здравом размышлении она пришла к выводу, что это не такая уж плохая идея.

Если бы не леди Маргарет.

Помня о том, что нужно вернуть накидку и флакон, Джо-анна направилась не домой, а в аптеку. Окно лавки было открыто, но девушки за прилавком не было. Джоанна вошла внутрь и огляделась, однако не обнаружила никаких признаков хозяев. Это показалось ей странным – Олив никогда не бросала лавку без присмотра. Поставив флакон и свою сумку на рабочий стол, Джоанна сняла накидку Олив и повесила ее на крюк рядом с коридором, который вел в заднюю часть дома Кожаная занавеска, закрывавшая дверной проем, была чуточку приоткрыта. Через узкую щель можно было видеть заднее окно, выходившее в огороженный садик за домом, где хозяйки выращивали лекарственные растения. Среди грядок на коленях стояла Элсуит, одетая в грязную ночную рубашку, и копалась в земле.

Джоанна собралась уходить, когда услышала шепот, доносившийся из-за занавески. Женский голос – голос Олив – умолял:

– Нет… пожалуйста… нет.

Джоанна вытащила свой кинжал, набрала в грудь воздуха, собираясь с духом, и резко отдернула занавеску. У стены стояла Олив, над которой нависал, упираясь ладонями в стену, темноволосый молодой человек в черном, в котором Джоанна узнала Деймиана Оксуика.

– Мистрис Джоанна! – ахнула девушка, уставившись на кинжал в руке Джоанны.

– Что здесь происходит? – спросила Джоанна.

– Ничего. Пожалуйста… уберите это. Он ничего плохого не делает.

– Плохого! Иисусе. – Деймиан повернулся и отошел от нее. – Я не могу этого больше выносить, Олив. Сколько можно прятаться от всех, пробираться тайком…

– Тогда перестань приходить сюда, – взмолилась девушка.

– Не могу. Я люблю тебя.

– Деймиан, пожалуйста…

– Давай убежим вместе.

– Нет, Деймиан, прошу тебя.

– Олив…

– Это невозможно, и ты это знаешь.

– Из-за отца? Из-за моей помолвки с… этим ребенком? Олив бросила беспокойный взгляд на Джоанну.

– Не только.

Деймиан в один шаг преодолел разделявшее их расстояние, обхватил лицо девушки ладонями.

– Я уже говорил тебе – мне наплевать на это. Ты не виновата. Тебя принудили.

– Пожалуйста, Деймиан.

– Олив…

– Пожалуйста. – Открыв глаза, она нежно коснулась его щеки. – Прошу тебя.

Деймиан утер большим пальцем слезинку, выкатившуюся из ее глаза, и легко коснулся губами ее влажной щеки.

– Я не сдамся, Олив, – сказал он и вышел.

Олив обессилено прислонилась к стене. Из ее закрытых глаз текли слезы. Убрав в ножны кинжал, Джоанна вытащила из рукава платок и вручила его девушке.

– С тобой все в порядке? Олив кивнула, утирая глаза.

– Мы не можем быть вместе. Деймиан только мучает себя, не желая смириться с этим.

– Судя по этим слезам, ты тоже.

– Но я понимаю, что брак между нами невозможен.

– Он не пытался… воспользоваться ситуацией? – спросила Джоанна. – Может, он хочет, чтобы ты стала его любовницей?

– Нет. Он никогда не прикасался ко мне. Он хочет взять меня в жены.

– Правда?

– Но я не могу выйти за него. Эго невозможно. Невозможно!

– А что он имел в виду, когда сказал, что ты не виновата? В шепоте Олив послышались слезы.

– Кое-что, чего нельзя исправить, как бы ему этого ни хотелось. – Вздохнув, она сложила влажный платок в аккуратный квадратик и вернула его Джоанне. – Как вы нашли мистрис Аду?

Джоанна позволила ей сменить тему, понимая, что, если проявить настойчивость, девушка просто замкнется в себе.

– Она очень больна.

– Это все простуда, которая никак не пройдет. – Пригладив волосы, Олив вернулась в лавку.

Джоанна последовала за ней.

– Дело не в простуде.

– Мастер Олдфриц говорит, что она страдает также от меланхолии, как моя мама.

– Возможно. – Джоанна поднесла к глазам пустой флакон, изучая несколько капель, оставшихся на донышке.

– Это лекарство прописал мастер Олдфриц, кажется?

– Да.

– А ты не могла бы сказать мне, из чего оно состоит?

– Обычное средство от простуды: настой тысячелистник с добавлением мяты и меда для смягчения вкуса. Зимой на большой спрос, и я готовлю сразу четыре пинты.

– Тысячелистник? И все? – Трудно было найти более распространенное и безобидное лекарство, чем тысячелистник.

– Да, все.

– А что, если принять слишком много этого настоя? Может ли человек… почувствовать себя хуже?

Олив покачала головой:

– Нет. Это характерно для полыни… или валерианы… Многие травы могут нанести вред здоровью, даже убить в больших количествах, но не тысячелистник. А почему вы спрашиваете?

Джоанна пожала плечами:

– Да так. Просто мне пришло в голову… Но очевидно, я ошиблась.

– Ада Лефевр болеет не из-за моего снадобья, мистрис, а из-за избытка желчи.

– Возможно, – кивнула Джоанна. Но если мастер Олдфриц точно знает, чем больна Ада Лефевр, почему ему не удается ее вылечить?