Шелковые нити

Глава 18

– Спасибо, что согласились принять меня, брат настоятель, – сказала Джоанна тем же вечером, когда ее провели в кабинет Саймона из Криклейда, настоятеля монастыря Святой Троицы.

– Не за что. – Брат Саймон вышел из-за своего стола и жестом предложил Джоанне занять один из двух стульев с высокой спинкой, стоявших друг против друга в углу кабинета опустившись на другой стул, он расправил на коленях свою черную сутану.

– Когда мне сказали, что вы от Грэма Фокса, я ни минуты не сомневался, что должен увидеться с вами. Я не видел мальчика с тех пор, как он уехал отсюда одиннадцать лет назад… Хотя, надо полагать, он уже далеко не мальчик.

Кабинет брата Саймона, аскетичный и в то же время элегантный, идеально подходил его хозяину. Настоятель был очень стар, со снежно-белыми волосами и худощавым лицом, исчерченным сетью морщин. Тем не менее, несмотря на легкую дрожь головы и рук, его движения были точными и изящными, спина прямой, взгляд проницательным и добрым, что помогло Джоанне расслабиться, хотя она никогда раньше не была в монастыре, а тем более на аудиенции у его настоятеля.

Брат Саймон повернулся к молодому монаху, который проводил Джоанну в кабинет.

– Будьте любезны, принесите нам вино со специями, брат Люк.

Монах кивнул и вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Настоятель откинулся на спинку стула и скрестил ноги.

– Жаль, что Грэм не смог прийти сам. Говорите, он сломал ногу?

– Да, на него напали грабители. Брат Саймон покачал головой:

– Лондон – опасный город.

– Он просил меня передать вам наилучшие пожелания и сказать, что он непременно посетит вас перед возвращением в Бовэ в следующем месяце.

– Я с радостью повидаюсь с ним.

– Меня привела сюда надежда, – сказала Джоанна, – что вы поможете нам найти одного ребенка.

– Ребенка? Кого-нибудь из моих мальчиков?

– Нет. Это девочка – хоть и одевается как мальчик из соображений безопасности. Бездомная сирота. Ее зовут Элис, но она выдает себя за Адама.

Их прервал негромкий стук в дверь.

– Войдите, – сказал брат Саймон. Дверь открылась, и появился молодой монах с подносом, на котором стоял кувшин подогретого вина со специями и два деревянных бокала. Наполнив их вином, он удалился.

– Надеюсь, вам понравится, – сказал настоятель, протягивая один из бокалов Джоанне. – Я предпочитаю подогретое вино даже летом. Старые люди нуждаются в любом источнике тепла, который им доступен.

– С удовольствием попробую. – Джоанна поднесла бокал к губам, вдохнув экзотическую смесь ароматов корицы, гвоздики и хорошего красного вина.

Брат Саймон сделал глоток, задумчиво глядя на нее.

– Боюсь, я не представляю, как помочь вам в этом деле, мистрис. У нас здесь очень замкнутое сообщество. Если вам нужно найти ребенка в городе, лучше всего обратиться к страже.

– Я так и сделала, – сказала Джоанна, – прежде чем направиться к вам. Но Элис – шустрая малышка и выглядит точно так же, как тысячи других маленьких оборванцев. А к вам я пришла по той лишь причине, что иногда она ночует в здешней конюшне.

Глаза настоятеля весело блеснули.

– Братья говорили мне, что они часто находят бездомных ребятишек, спящих в пустых стойлах. Я распорядился не беспокоить их.

– Если они заметят ребенка девяти-десяти лет в рваной красной шапке, пусть уведомят нас с сержантом Фоксом. Мы будем очень признательны. А если вам удастся задержать ее.

– Не думаю, что это так уж трудно.

– Вас может ожидать сюрприз, – возразила Джоанна, несмотря на прилив облегчения, который она испытала в его располагающей компании. – Я живу на Вуд-стрит, на углу, сразу за переулком, который ведет к Ньюгейту.

Настоятель отхлебнул вина, глядя на нее поверх кромки бокала.

– А где живет сержант Фокс?

– У меня. – Волна жара обдала щеки Джоанны. – То есть он снимает у меня комнату, пока его нога не заживет. Он спит в кладовой.

Брат Саймон кивнул, едва заметно улыбнувшись. Очевидно, он решил, что их отношения не настолько невинны, как она пытается изобразить.

– Мне трудно представить Грэма Фокса военным. Я потратил четырнадцать лет, готовя его к церковной карьере. Определенно он был одним из самых одаренных мальчиков, учившихся здесь. Всегда корпел над книгами в библиотеке.

– Он по-прежнему много читает. Настоятель печально кивнул.

– Это любимое занятие людей, предпочитающих одиночество или просто смирившихся с ним. Грэм никогда не полагался на других, не искал чужого общества – довольно необычное явление для таких мест, как это, где дети стараются держаться вместе. Но только не Грэм. Если ему требовалось что-нибудь сделать, он делал это сам. Если ему было скучно, он сам находил способы развлечься. – Его глаза блеснули. – Вам известно, что на территории нашего монастыря есть дверь в городской стене?

– Нет. – Джоанна не знала ни о каких проходах в юродской стене, кроме семи хорошо охраняемых ворот.

– Это рядом с одной из спален для мальчиков. Нам позволяют пользоваться этой дверью – при условии, что по ночам она запирается на замок, – потому что она ведет в поле за городской стеной, где мальчики могут немного размяться. Грэм научился отпирать ее и жаркими летними ночами часто удирал из монастыря. Оказавшись за городской стеной, он шел пешком до Смитфилда и купался там в лошадином пруду. Конечно, подобная выходка в духе мальчишек, но Грэм делал это регулярно и в полном одиночестве.

– Он рассказывал мне о купании в лошадином пруду, – сказала Джоанна. – Вряд ли он догадывается, что вы знали об этом.

– Тот, кто живет долго, видит много, – хмыкнул настоятель. – Думаю, не многое из того, что произошло в обители Святой Троицы за последние полвека, ускользнуло от моего внимания, мистрис.

– Вы сказали, что пытались подготовить Грэма для церковной карьеры. Наверное, вы разочарованы, что он не стал священником?

– Вообще-то я всегда надеялся, что он примет монашеские обеты, но был бы вполне доволен, если бы он вступил в орден. Одно время он так и собирался сделать, но… – Настоятель пожал плечами и поставил свой кубок. – Мне следовало догадаться, что он выберет другой путь. Грэм никогда не чувствовал своей принадлежности к обители Святой Троицы. Среди мальчиков он пользовался уважением, но они не считали его своим. Возможно, потому, что он вырос здесь и никогда не знал другого дома. Они не совсем понимали, как с ним обращаться. Мне кажется, многие из них считали, что он находится в привилегированном положении, которое гарантировало ему некоторые поблажки. Конечно, это совершенно не соответствовало истине, но слухи сделали свое черное дело.

– Он сказал, что попал сюда в младенчестве. Это несколько необычно, не так ли?

– Да, но учитывая все обстоятельства… – Настоятель развел руками. – Его отец оказался в затруднительном положении Он внес, разумеется, щедрый вклад в монастырь в счет воспитания мальчика, но это было не единственной причиной, почему я согласился принять Грэма. Мне тягостно было думать, что случится с ребенком, если мы не возьмем его к себе, младенцев, рожденных при таких обстоятельствах, зачастую просто…

– При каких обстоятельствах?

– Вы не знаете? Я думал… – Настоятель огорченно покачал головой. – Простите меня. Чем старше я становлюсь, тем болтливее. Я всегда говорю своим мальчикам, что осмотрительность – сестра мудрости. Похоже, мне не мешает повторить этот урок самому.

Джоанна поймала его взгляд.

– Я хотела бы знать, брат настоятель.

– Тогда вам нужно спросить у Грэма, – ответил он.

«Спросить-то можно, – размышляла Джоанна, возвращаясь домой в сгустившихся сумерках. – Только вот ответит ли он?»

Их отношения по-прежнему оставались напряженными после субботней ссоры. Джоанна всячески цеплялась за свой гнев, лелея раздражение и досаду, но вскоре обнаружила, что не способна долго злиться, как и ее брат.

Ей даже не удалось по-настоящему возмутиться тем фактом, что Грэм отправил Элис следить за ней. Чего еще она могла ожидать, солгав ему насчет своего утреннего времяпрепровождения? А разве она не продолжает обманывать его, скрывая правду о Прюите? Как можно злиться на Грэма, будучи столь же бесчестной по отношению к нему?

Жаль, что она не может разозлиться на него! Куда лучше испытывать неприязнь к Грэму Фоксу, чем думать о нем… так, как она часто думает. Она не может позволить себе отвлекаться на эти мысли, особенно сейчас, когда ей нужно принять решение относительно Роберта. Ведь до Иванова дня осталось меньше недели.

Пока она добиралась до Вуд-стрит, зарядил дождь, и Джоанна порадовалась, что надела плащ. Вот только кожаные туфли совсем промокли. Войдя в дом через заднюю дверь, она скинула промокшую обувь в коридоре и проследовала босиком в освещенную лампой гостиную, чтобы повесить сушиться свою мокрую накидку. Уверенная, что Грэм в кладовой, она никак не ожидала увидеть его в лавке. Он стоял, опираясь на костыль, перед ее вышивкой и рассматривал какой-то предмет, который держал в руке.

Джоанна подошла ближе, шурша тростником под босыми ногами, но Грэм, казалось, не догадывался о ее присутствии. И только когда она оказалась совсем рядом, он резко обернулся.

– Мистрис.

– Сержант. – Она посмотрела на его руку – на его мизинце был надет ее кожаный наперсток.

Проследив за ее взглядом, Грэм смутился и, сняв наперсток, вернул его в корзинку для вышивания.

– Вы поговорили с братом Саймоном?

– Да. Он был очень любезен и обещал сообщить нам, если Элис покажется на конюшне.

Грэм рассеянно кивнул, потянувшись за кружкой вина, и поднес ее к губам. Движения его были медленными и расслабленными, а взгляд слегка затуманенным.

– Сколько вы сегодня выпили? – осведомилась Джоанна.

– Боюсь, что недостаточно. – Он проковылял мимо нее в гостиную и дальше, в темную кладовую, чтобы налить себе еще вина из кувшина.

– Что вас беспокоит, сержант? Грэм залпом выпил вино.

– Помимо того факта, что маленькая девочка бродит ночью по Лондону совсем одна, а я бессилен что-либо сделать?

– Я поговорила с городской стражей. Сходила в обитель Святой…

– Ради Бога, там идет дождь! – Он опустился на кровать и допытался прислонить костыль к стене рядом с кроватью, но тот с грохотом упал на пол. Грэм чертыхнулся.

Джоанна шагнула вперед и опустилась на корточки, чтобы поднять костыль. Грэм нагнулся, чтобы сделать то же самое Они столкнулись, правда, довольно мягко. Его рука прошлась по ее груди, его волосы коснулись ее лица.

Захмелевший от выпитого, Грэм схватил ее за плечо и закрыл глаза.

– Голова кружится, – пробормотал он.

– Неудивительно, – отозвалась Джоанна саркастическим тоном, хотя ее сердце бешено колотилось от его прикосновения, близости и запаха. «Дурочка», – обругала она себя, подняв костыль и прислонив его к стене. – Вам нужно лечь.

– Мне нужно выпить еще немного вина.

– Почему бы вам сначала не лечь? – деловито сказала Джоанна. – Отдохните немного, хорошо? А это я уберу.

Она взяла кувшин и шагнула к выходу, резко остановившись, когда Грэм протянул руку и поймал ее за вышитый пояс. Ключи, подвешенные на нем, звякнули.

– Не уходите, – сказал он.

Джоанна молча смотрела на него; грудь ее бурно вздымалась и опускалась, сердце колотилось как безумное.

– Посидите со мной, – попросил он заплетающимся языком. – Поставьте кувшин и посидите со мной. Я больше не буду пить. Просто мне хочется… – Грэм закрыл глаза. – Пожалуйста, просто посидите со мной. – Он потянул за пояс.

Джоанна поставила кувшин на сундук и присела на краешек кровати. Грэм не отпустил пояс, словно опасался, что она сбежит. В том, что она сидит в темноте, привязанная к нему таким вот образом, было что-то интимное и волнующее.

– Она найдет укрытие от дождя, – сказала Джоанна. Грэм открыл глаза и посмотрел на нее.

– Элис знает город, сержант. Она знает, где можно переночевать в дождливую погоду. – Джоанна заставила себя улыбнуться. – Возможно, она решит, что это подходящая ночь, чтобы переночевать в конюшне обители Святой Троицы – и тогда мы скоро снова увидим ее.

– Если братья все не испортят, – сказал Грэм. – И если они сумеют удержать ее, после того как найдут.

– Уверена, они сделают все, как надо.

– А я нет. Черт бы побрал мою ногу! Не будь я беспомощным калекой, сам бы отправился ее разыскивать. Начнем с того, что я поймал бы ее, когда она убегала. Мне осточертело зависеть от других людей в вещах, которые я обязан делать сам.

– Брат Саймон так и сказал.

– Что он сказал?

– Что вы никогда не полагались на других, ни в чем. Он сказал, что если вы в чем-либо нуждались, то делали это сами, а если вам было скучно, вы находили способы развлечься. – Джоанна улыбнулась. – Он знал о той двери в стене и ваших ночных вылазках к лошадиному пруду.

Грэм недоверчиво уставился на нее:

– Мне следовало бы догадаться.

– Я рада, что ваше настроение улучшилось. Он улыбнулся, глядя на нее сонными глазами.

– Это ваша заслуга. Одного вашего присутствия достаточно, чтобы я почувствовал себя… – Его лицо посерьезнело. – Кажется, я захмелел.

– Может, попробуете заснуть?

– Нет. Вы должны рассказать мне, что он еще сказал.

– Брат Саймон? – Джоанна отвела глаза. – Он сказал, что вы были смышленым мальчиком, очень одаренным и что одно время вы собирались стать священником, но потом выбрали другой путь.

– Он выбрал меня. Что еще?

– Что вы предпочитали держаться особняком.

– Понятно… Он рассказал вам почему? Джоанна помедлила, колеблясь.

– Он сказал, что другие мальчики не знали, как к вам относиться, потому что вы находились там с младенческого возраста.

Глаза Грэма были прикованы к се лицу, светясь в полутьме.

– А он рассказал вам, как я оказался там?

– В общих чертах. Он… намекнул на обстоятельства вашего рождения. Как я поняла вы… – Она запнулась, боясь задеть его чувства.

– Незаконнорожденный. Незаконное дитя богатого мужчины.

– Да. Отец Саймон сказал, что ваш отец сделал щедрые вклад в казну обители в качестве платы за ваше воспитание.

– Двенадцать марок в год плюс стоимость кормилицы в течение первых двух лет.

– Двенадцать марок! А кто… Хотя нет, это не мое дело.

– Кто мой отец? – Манфрид запрыгнул на кровать и улегся, уткнувшись носом в руку Грэма. Тот нежно почесал его макушку. Манфрид зажмурился и замурлыкал от блаженства. – Не имею понятия.

– Разве брат Саймон не сказал вам?

– Нет, он поклялся хранить тайну, но было время – прежде чем мне стало все равно, – когда я умолял его сообщить мне, кто мой отец. Единственное, что он поведал, – это то, что я отпрыск весьма влиятельного человека и дамы благородного происхождения, с которой он не был обвенчан. Одним словом, я позор для всех заинтересованных сторон, о котором постарались забыть.

Джоанна поежилась, обхватив себя руками. Рука Грэма скользнула вдоль ее пояса, погладив бедро сквозь ткань платья.

– Вы дрожите. Вам холодно?

– Нет, просто грустно думать о никому не нужном ребенке.

Его взгляд стал жестким.

– Пожалуй, но для меня это послужило предостережением.

– В каком смысле?

– Я дал себе слово, что никогда не дам жизнь внебрачному ребенку. Каждое дитя заслуживает родителей, которые хотят его, и дом, который он может назвать своим.

«Как мужчина может спать с женщинами, – гадала Джоанна, – не опасаясь породить целый выводок нежеланных потомков?» Ответ пришел вместе с отрывком подслушанного разговора: «Я хотел, чтобы она обслужила меня на французский манер». Судя по тем вещам, что проделывал с ней Прюит, существовали способы удовлетворить мужчину, не рискуя забеременеть, и не приходилось сомневаться, что голубоглазый красавец сержант был отлично знаком со всеми наиболее греховными вариациями занятий любовью.

Какой-то бесенок подбил Джоанну сказать:

– Стань вы монахом, как желал того брат Саймон, проблема незаконнорожденных детей отпала бы сама собой.

Грэм удостоил ее кислого взгляда.

– Это не то решение, которое устроило бы меня. К четырнадцати годам я понял, что не способен провести остаток жизни в монастыре.

– Что случилось, когда вам исполнилось четырнадцать?

Грэм ослабил хватку на ее поясе, рассеянно потирая большим пальцем вышитую поверхность. В этом движении, таком обычном и непринужденном, было что-то завораживающее.

– Мой отец распорядился, чтобы брат Саймон отправил меня в Бовэ, к его другу лорду Ги в качестве секретаря. Я был в ярости. Ожидалось, что тем летом меня примут в орден и я отправлюсь в Оксфорд изучать теологию и диалектику, однако мой отец настоял, чтобы вначале я провел два года на службе у лорда. Не имя денег, я не мог заплатить за свою учебу. Так что мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться его желаниям. Я прибыл в Бовэ, преисполненный раздражения и намерений стать наихудшим секретарем из всех возможных, чтобы меня отослали назад и я мог отправиться в Оксфорд.

– Тем не менее, вы остались там на… сколько лет?

– Одиннадцать.

– Но не секретарем. Вы действительно оказались никуда не годным в этом качестве?

– Не нарочно, – улыбнулся Грэм, поглаживая кончиками пальцев ее пояс. От этих почти невесомых прикосновений по телу Джоанны разбегались мурашки. – Лорд Ги привязался ко мне, а я к нему. Так что я просто не мог подвести его и старался изо всех сил. Писал письма под его диктовку, доставлял его послания, но каждую свободную минуту я проводил на поле, где тренировался гарнизон замка, наблюдая за учениями.

– Понятно.

– Могу себе представить, как я выглядел в их глазах: нелюдимый подросток, одетый в черное, взирающий с благоговением на мужчин, скачущих на боевых конях, размахивая мечами и топорами. Как-то раз лорд Ги привел меня к одному из опытных воинов и попросил научить меня обращаться с оружием и рукопашному бою. Я был в восторге. Мой энтузиазм сделал из меня прилежного ученика. Целый год я размахивал мечом, бросал копья на полном скаку, а лорд Ги тем временем нашел на мое место другого секретаря.

– Что произошло, когда ваши два года истекли?

– Барон предложил мне возглавить отряд его воинов, и я охотно принял это предложение.

– Вы никогда не спрашивали лорда Ги, кто ваш отец? Лицо Грэма посерьезнело.

– Однажды. Барон сказал, что мой отец заставил его поклясться на святой реликвии, что он никогда не откроет его имени. Он также сказал, что ему нелегко хранить эту тайну, но у него нет выбора. Больше я не задавал ему подобных вопросов. В сущности, какая разница. Если он не хочет знать меня…

Джоанна коснулась его плеча.

– Мне очень жаль.

Грэм вытащил пальцы из-под ее пояса и накрыл ее руку своей. Сердце Джоанны лихорадочно забилось, когда он поднес ее руку к своему лицу и провел костяшками ее пальцев по своим губам. На какое-го мгновение ей показалось, что он хочет поцеловать ее руку, но он закрыл глаза, промолвив:

– Мне нравится, как от вас пахнет.

Не открывая глаз, Грэм распрямил ее согнутые пальцы и приложил ее ладонь к своей теплой щеке. Ощущение от прикосновения его колючей щетины к ее мягкой ладони оказалось настолько эротичным, что у Джоанны перехватило дыхание. Она замерла, ничего не слыша, кроме пульсации собственной крови и своего прерывистого дыхания.

Грэм потерся о ее ладонь.

– Боже, как мне жаль…

– Чего? – прошептала Джоанна.

Грэм открыл глаза и посмотрел на нее. Жар в его глазах уступил место чему-то похожему на смирение.

– Жаль, что я так напился, – сказал он, отпустив ее руку Джоанна встала и неловко расправила юбки, стараясь овладеть собой.

– Вам нужно проспаться, сержант. Утром вы почувствуете себя лучше.

– Надеюсь, – пробормотал он.

– Вот и хорошо. – Джоанна перешагнула порог гостиной и начала задергивать кожаную занавеску.

– Мистрис, – окликнул ее Грэм, приподнявшись на локте.

– Да?

Он медлил, словно не мог найти слов. Затем вздохнул и опустился на подушки.

– Спокойной ночи, мистрис.

– Спокойной ночи, сержант.