Шелковые нити

Глава 26

В воздухе еще висела ночная прохлада, когда Джоанна вышла на неяркое осеннее солнышко, чтобы покормить своих цыплят. Со стороны леса, начинавшегося сразу же за пастбищем, дул легкий ветерок, шевеля пожелтевшие листья на ветвях огромных дубов, нависавших над крохотным глинобитным коттеджем.

Возможно, когда-нибудь она сможет завести пару овец. Шерсть была бы очень кстати. Да и несколько поросят пригодились бы в хозяйстве. Особых хлопот с ними не требуется – летом они могут кормиться в лесу, а зимой кормить ее. А пока ей придется довольствоваться курами – за одно проданное яйцо Джоанна выручала полпенни – и козой, дававшей молоко.

Манфрид опередил ее, когда она направилась к курятнику с мешочком корма, и плюхнулся на тропинку вверх животом, уставившись на нее в безмолвной мольбе. Джоанна присела на корточки и почесала его шелковистое брюшко. Кот зажмурился и довольно заурчал.

«Похоже на скрип колес по гравию», – заметил как-то Грэм, имея в виду звуки, издаваемые котом.

Манфрид скучал по Грэму и первые несколько дней то и дело наведывался в кладовую, словно надеялся, что тот внезапно там объявится.

«Для меня загадка, зачем вы держите его в доме, – сказал однажды Грэм о Манфриде. – Он слишком робкий, чтобы приносить пользу». Тем не менее он подружился с котом, а тот доказал свою полезность более чем убедительным образом. Ведь именно Манфрид разбудил Грэма в тот роковой день, когда красно-синий дом Рольфа Лефевра сгорел дотла.

Джоанна радовалась, что взяла на себя труд перевезти кота и кошку в свои новый дом. Петронилла следила за тем, чтобы в хлеву не развелись мыши, а Манфрид… а Манфрид оставался самим собой. Он согревал Джоанну по ночам, устроившись в ногах ее постели, и составлял ей компанию, когда она чувствовала себя особенно одинокой. Немногочисленные соседи жили довольно далеко и были слишком заняты, чтобы ходить друг к другу в гости, а Хью в прошлом месяце отбыл за границу, предварительно убедившись, что сестра благополучно устроилась в новом доме.

За все те годы, что Джоанна управлялась практически одна, ей следовало бы привыкнуть к одиночеству, но общество Грэма избаловало ее. Помоги ей Боже, она тосковала по нему даже больше, чем раньше, несмотря на его двуличность и тот факт, что он женился и жил теперь в великолепном поместье. Воспоминания пьянили ее, как вино. Впервые за долгие годы она чувствовала себя не просто желанной, но страстно и искренне любимой.

Конечно, все это было иллюзией, созданной отчасти Грэмом Фоксом и отчасти ее собственным одиночеством и потребностью в любви.

Никогда больше она не позволит использовать себя подобным образом. Никогда!

Грэму Фоксу, во всяком случае, это больше не удастся. Джоанна позаботилась об этом, перебравшись в глухой уголок центральной Англии, такой далекий от ее прежней жизни. Никто в Лондоне не знал, куда она переехала. Она словно бы исчезла с лица земли, и Грэм не смог бы найти ее, даже если бы захотел. Эта мысль и успокаивала Джоанну, и приводила в уныние.

Она пощекотала Манфрида за ушами и выпрямилась, борясь с легким приступом головокружения. Теперь, когда она была на четвертом месяце, эти приступы случались намного реже, чем вначале.

Манфрид издал забавный горловой звук, похожий на голубиное воркование, и вскочил, внезапно насторожившись. Будь это Петронилла, Джоанна решила бы, что где-то поблизости прошмыгнула полевая мышь, но Манфрид упорно избегал добычи, которую его сестра находила столь заманчивой. Кот направился к тропинке, пересекавшей пастбище, и уселся, уставившись на лес. Кончик его хвоста нервно подрагивал.

Джоанна повернулась к курятнику, когда заметила краем глаза какое-то движение у кромки леса. Солнце клонилось к западу, и ей пришлось прищуриться, чтобы разглядеть источник этого движения – всадника.

Собственно, она ничего не видела, кроме темной фигуры на лошади, скакавшей по направлению к ней. Что само по себе было необычно. Большинство жителей этих мест ездили на мулах, а чаще ходили пешком. Лошади считались роскошью.

Джоанна коснулась рукоятки кинжала, висевшего у нее на поясе, что было данью риску, сопутствующему уединенному образу жизни. Дай Бог, чтобы нежданный посетитель оказался местным землевладельцем или священнослужителем, а не…

Приложив ладонь ко лбу, она вглядывалась в приближавшегося мужчину. Солнце подсвечивало красноватыми бликами его длинные волосы, падавшие на воротник коричневой туники. Длинные ноги в кожаных рейтузах и сапогах крепко охватывали бока лошади.

Сердце Джоанны гулко забилось.

– Святая Мария, Матерь Божья…

Мешочек с птичьим кормом выскользнул из ее рук и глухо стукнулся о землю.

Грэм!

Слава Богу, он нашел ее!

Но как ему это удалось?

Джоанна прижала руку к трепещущей груди, ругая себя за недостаток твердости. Она ненавидит Грэма Фокса. Она глубоко презирает его зато, что он лгал ей, использовал ее, наградил ребенком, а затем бросил, чтобы жениться на юной и образованной Филиппе.

Как, черт побери, он нашел ее? Только Хью знал, где она поселилась, но он за границей.

Добравшись до конца тропы, Грэм перевел своего гнедого жеребца на шаг, и Джоанна убедилась, что его ярко-голубые глаза по-прежнему обладают над ней магической властью. Он изменился – на носу появилась горбинка, которой прежде не было, лоб пересекал свежий шрам, проходивший через внешний краешек брови.

Поравнявшись с ней, Грэм натянул поводья.

– Джоанна… – выдохнул он. – Боже, это действительно ты! Она молчала, обхватив себя руками.

Лицо Грэма помрачнело. Он спешился и привязал жеребца к ветви дуба. Манфрид восторженно терся о его ноги. Грэм присел на корточки и погладил его по спине.

– Но ты-то рад видеть меня, дружище?

Кот отозвался сладострастным мурлыканьем. Грэм потрепал его по загривку и поднял глаза на Джоанну.

– Иисусе, Джоанна, до чего же я соскучился. Думал, уже никогда не увижу тебя.

Он выпрямился и шагнул к ней. Она отступила на шаг.

– Ты, должно быть, сердишься на меня.

– Ты даже не представляешь себе как.

– Я прошу только выслушать меня, – сказал Грэм, примирительно выставив перед собой ладони, и двинулся к ней. – Только выслушать.

– Чтоб ты сгорел в аду! – Она попятилась, отступая перед его решительными шагами, пока не уперлась спиной в курятник. Повернувшись, Джоанна бросилась бежать, но Грэм поймал ее за плечи и прижал к глинобитной стене. Она попыталась оттолкнуть его, но это было так же безнадежно, как пытаться сдвинуть скалу.

– Не могу поверить, – произнес он, скользя жадным взглядом по ее распущенным волосам, по ее глазам, губам и ниже – по ее налившейся груди и слегка округлившемуся животу, натянувшему спереди узкое лавандовое платье.

Грэм положил руку ей на живот, поглаживая небольшую выпуклость с выражением благоговейного изумления. Он знает!

– Ты стала еще красивее, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я не думал, что такое возможно.

Грэм перевел взгляд на ее губы и склонил голову. Джоанна попыталась отрицательно покачать головой, но лишь скользнула губами по его губам. Грэм обхватил ее лицо ладонями и приник к ее губам в требовательном поцелуе.

Сердце Джоанны бешено колотилось, голова шла кругом от бури эмоций, в которой смешались любовь, ненависть, желание и смятение.

Как ему это удается? Какую власть он имеет над ней? Она цеплялась за его тунику, опьяненная его близостью, его теплом и запахом, по которому так тосковала.

Грэм оторвался от ее губ и прошептал, слегка запыхавшись:

– Я люблю тебя.

– Господи, опять! – Она зажала уши ладонями. – Перестань лгать мне, Грэм. Это единственное, о чем я прошу.

Он оторвал ее руки от ушей.

– Это правда, Джоанна, клянусь. Мне следовало давно сказать тебе об этом, но я вел себя как последний дурак. – Он поднес ее руки к губам и поцеловал их. – Я люблю тебя, Джоанна…

– А как же Филиппа? Ее ты тоже любишь? Или женился на ней только ради земли?

Грэм отпустил ее руки и легко коснулся ее щеки.

– Джоанна…

– Если ты рассчитываешь, что я буду твоей любовницей, чтобы ты мог являться ко мне, когда тебе вздумается, как к какой-то грошовой шлюхе…

– Все не так, Джоанна.

– Отправляйся к своей жене, Грэм! – воскликнула она, толкнув его изо всех сил. Грэм покачнулся, отступив на шаг. Этого оказалось достаточно, чтобы Джоанна проскочила мимо и быстро зашагала к дому.

Увидев мешочек с птичьим кормом, она машинально нагнулась, чтобы поднять его. А когда выпрямилась, на нее снова накатил приступ головокружения.

«Пожалуйста, Боже, только не сейчас», – взмолилась Джоанна. Перед глазами у нее закружились черные точки, колени подогнулись, и она почувствовала, что падает.

– Джоанна? – Сильные руки подхватили ее и оторвали от земли. Грэм прижал ее к своей груди, как ребенка, и понес к дому.

Открыв ногой входную дверь, он помедлил на пороге, затем двинулся дальше. Джоанна почувствовала, как ее медленно опускают на постель, услышала шуршание соломенного матраса, ощутила под собой колючее одеяло и мягкую пуховую подушку под головой.

Грэм погладил ее по голове и исчез. Внезапно покинутая, Джоанна заставила себя открыть глаза и увидела, что он стоит рядом, запустив пятерню в волосы и лихорадочно оглядываясь по сторонам. Приметив в углу умывальник, Грэм в два шага пересек комнату, схватил полотенце, окунул его в тазик с водой, отжал и вернулся к кровати.

– Джоанна, что с тобой? – испуганно спросил он, присев на краешек постели и промокнув ее лицо влажной тканью. – Ты больна? Тебе нужен врач?

Джоанна медленно покачала головой.

– Я не очень хорошо переношу беременность, – устало отозвалась она. – Но мне уже лучше.

Грэм перевел взгляд на ее живот и положил на него руку. Этот жест показался ей удивительно бережным.

– Надеюсь, с ребенком все в порядке? Джоанна кивнула:

– Повитуха говорит, что все идет прекрасно.

– Тебе нужен врач, а не какая-нибудь…

– Здесь нет врачей, а Клэннис – прекрасная повитуха.

– Представляю, как туго тебе пришлось, – сказал он с тревогой, гладя ее живот. – Даже страшно подумать, что ты была здесь одна все это время. – Он помолчал, оглядев чистенькую комнату с белеными стенами и цветами в горшках. – Хотя, должен признаться, это лучшее, что ты могла сделать. Ты всегда умела сохранять достоинство перед лицом бедствий. Сила духа – одно из тех качеств, за которые я люблю тебя.

Джоанна выхватила у него полотенце и приложила ко лбу.

– Не говори так.

– Как? – Грэм навис над ней, упираясь ладонями в постель по обе стороны от ее головы. – Что я люблю тебя? – поинтересовался он с озорными искорками в глазах.

– Я не хочу этого слышать, – огрызнулась Джоанна, возмущенная подобным нахальством.

– Но это правда, Джоанна. Будь я поумнее, то давно бы признался в этом. Позволь мне сделать это сейчас.

– Зачем? Рассчитываешь таким способом забраться ко мне под юбку?

– О, ради Бога!

– Может, я глупа, доверчива и чересчур влюбчива, когда дело касается таких красивых и обаятельных мошенников, как ты…

– Я красивый и обаятельный? – уточнил Грэм с восторженной улыбкой. – Ты меня любишь! Я так и знал.

– Какое самомнение! Как я могу любить человека, который поступил со мной так подло?

– Я действительно поступил недостойно, – признал Грэм, – скрыв от тебя правду о Филиппе и поместье в Оксфордшире. Но я не знал, что делать. Я так сильно любил тебя, так отчаянно желаю, но не мог и помыслить, чтобы отказаться от земли. Я тешил себя иллюзиями, что смогу получить и тебя, и поместье. Разумеется, это было невозможно. Я обычный человек со всеми присущими мне недостатками. Я совершил непростительные ошибки, из-за которых тебе пришлось страдать, но ты все еще любишь меня. Я почувствовал это, когда ты поцеловала меня.

– Это ты поцеловал меня.

– Но ты ответила на поцелуй. А теперь скажи, что любишь меня.

– Не люблю.

Грэм склонился ниже, обжигая ее страстным взглядом голубых глаз.

– Любишь, признавайся.

– Возможно, мне не хватает здравого смысла, когда дело касается тебя, Грэм Фокс, но я не настолько безнравственна, чтобы связаться с женатым мужчиной.

– Я восхищен твоими высокими принципами, – сухо отозвался Грэм, – но в данном случае в них нет необходимости. Я не женат.

Джоанна подозрительно прищурилась:

– Женат, если верить лорду Гилберту. Ему написал об этом лорд Ги.

– Лорд Ги написал ему, что назначена дата свадьбы. Но свадьбы не было.

Джоанна изумленно моргнула.

– Почему?

– Потому что я не люблю Филиппу. Я люблю тебя. Несколько мгновений она молча смотрела на него, затем сунула ему смятое полотенце и села.

– Что случилось после того, как ты уехал из Лондона? – спросила она.

– На всем пути до Дувра я не мог ни о чем думать, кроме тебя. Ада то и дело спрашивала меня, что случилось и чем я так озабочен. Я сказал ей, что болен. В сущности, так и было. Мне было тошно от того, как я поступил с тобой, и от перспективы потерять тебя. Это пожирало меня изнутри. Хуже всего стало, когда наш корабль пустился в плавание через пролив. Единственное, о чем я мог думать, когда мы отчалили от пристани, – это о том, что, возможно, я больше никогда не увижу тебя. Пошел дождь, и все пассажиры сгрудились под навесом. Я стоял один у поручней, глядя на скалистый берег Дувра, исчезавший в пелене дождя, и плакал. Со мной такого не было с детства.

Джоанна обнаружила, что держит его за руку.

– Когда мы с Адой прибыли в Париж, лорд Ги ждал нас в доме своего брата, – продолжил Грэм. – Филиппа тоже была там. Но к тому времени я уже знал, что должен сделать. Я отвел Филиппу в сторону и сказал, что не могу жениться на ней, что я встретил женщину, которую полюбил всем сердцем, и буду совершенно невыносимым мужем для любой другой.

– Правда?

– Да.

Джоанна прикусила губу.

– Как она к этому отнеслась?

– Вначале огорчилась, потому что ей не терпелось приступить к обучению в Оксфорде. Лорд Ги не мог допустить, чтобы она чувствовала себя несчастной, и решил передать оксфордширское поместье непосредственно ей. Когда Филиппа поняла, что будет жить там, не обремененная мужем, она пришла в восторг. Что касается меня, то барон сказал, что я поступил очень глупо, отказавшись от такого великолепного поместья. Я ответил ему, что я еще глупее, чем он думает, потому что намерен уволиться со службы и вернуться в Англию.

– Боже мой, – прошептала Джоанна, потрясенная, скольким он пожертвовал ради нее.

– Лорд Ги попросил меня задержаться до октября и проводить Филиппу в Оксфордшир. Требовалось время, чтобы привести в порядок хозяйский дом и нанять слуг. Я не счел возможным отказаться, учитывая, сколько он сделал для меня. Несколько недель я провел в Париже с лордом Ги, помогая ему в делах. А вернувшись в Бовэ, мы обнаружили там лорда… – Он осекся, иронически изогнув губы. – Мы обнаружили там моего отца, ожидавшего нас.

– Должно быть, это было потрясением, – заметила Джоанна, – узнать, что ты сын Гилберта де Монтфиша.

– Понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому. Хотя, если подумать, мне следовало догадаться. С какой стати лорд Ги так охотно согласился выдать свою любимую дочь за безродного сержанта? В его глазах я был Грэмом фиц Гилбертом, сыном барона.

– Наверное, это была радостная и вместе с тем горькая встреча.

– Скорее радостная, чем горькая… пока он не передал мне твое письмо.

– Ах да, мое письмо. – Джоанна сжала его руку.

– Ты даже не намекнула, куда собираешься уехать. Нужно было срочно найти тебя. Я тут же вернулся в Лондон.

– Неужели?

– Парень, купивший твой дом, сказал, что я разминулся с тобой буквально на несколько дней. Разумеется, он не имел понятия, куда ты направилась, как и никто другой. Я расспрашивал Олив и Деймиана, Роберта из Рамсуика, брата Саймона, твоих соседей… Все было бесполезно. Я чувствовал, что схожу с ума. Отчаявшись, я уехал из Лондона и провел две недели, объезжая окрестные деревни одну за другой и расспрашивая о тебе.

– О, Грэм!

– Наконец пришло время возвращаться во Францию, чтобы переправить Филиппу через пролив. Когда я добрался до Бовэ, я застал там гостя, неожиданно прибывшего несколькими днями ранее, – некоего Хью из Уэксфорда.

Джоанна изумленно ахнула:

– Хью?

– Он искал меня, пока я рыскал по Англии.

– Хью? Но… он поклялся, что не будет искать тебя.

– Вообще-то он поклялся – по его словам – не отрезать интимные части моего тела. И действительно, он даже не пытался этого делать. Зато он попытался избить меня до полусмерти.

Джоанна протянула руку и коснулась шрама на его лице.

– Он сломал тебе нос.

– Я не остался в долгу.

– Ты сломал Хью нос?

– Не мог же я безропотно стоять, пока он молотил меня кулаками, как бы я ни восхищался его мотивами, – усмехнулся Грэм. – Кстати, он поблагодарил меня потом. Сказал, что был слишком смазливым.

– Это в духе моего брата. Как я понимаю, вы нашли общий язык.

– Да. В конце концов мне удалось объяснить ему, что произошло. Он повеселел, похлопал меня по плечу и рассказал, где тебя найти, а затем отбыл в Германию.

Джоанна рассмеялась:

– Он сказал мне, что будет злиться на тебя до последнего вздоха.

– Хью? Он не способен долго таить злобу.

– Знаю.

Грэм прошелся шершавыми пальцами по ее лицу, погладил губы.

– Боже, до чего же приятно видеть, как ты улыбаешься, Джоанна. Мне так не хватало твоей улыбки. Пожалуйста, скажи, что ты больше не ненавидишь меня.

– Я больше тебя не ненавижу. Сомневаюсь, что я вообще способна на это – хотя и очень старалась.

Его испытующий взгляд, казалось, проникал прямо в ее душу.

– Скажи, что любишь меня. Пожалуйста.

– Я люблю тебя, – сказала Джоанна, горло ее внезапно перехватило, глаза жгли слезы. – Я люблю тебя, Грэм.

Он схватил ее в объятия и поцеловал.

– Я никогда не хотел тебя в качестве любовницы, – хрипло прошептал он у самых ее губ. – Ты ведь знала это?

Она кивнула.

– Я хочу, чтобы ты была моей женой.

Джоанна снова кивнула. Две горячие слезинки выкатились из ее глаз, и он смахнул их большими пальцами.

– Я не заслуживаю тебя, – сказал Грэм, – особенно после того, что натворил. И я знаю, что ты беспокоишься относительно моих видов на будущее. Ведь нужно подумать о ребенке…

– Мы можем жить здесь, – сказала Джоанна, обняв его за шею и поцеловав. – Впрочем, не важно. С тобой я буду счастлива в самой убогой хижине. Я готова торговать яйцами и брать белье в стирку. Все это не важно, Грэм. Я люблю тебя. И хочу быть твоей женой.

– Правда? Даже если я ничего не смогу тебе предложить?

Она коснулась своего живота.

– Ты уже дал мне все, что нужно. Самое прекрасное – это жить здесь с тобой и нашими детьми. Больше я ничего не хочу – клянусь.

Грэм прижался к ее лбу своим и усмехнулся:

– Тогда придется отказаться от поместья, которое предложил мне отец.

Джоанна изумленно уставилась на него:

– Лорд Гилберт…

– Он сказал, что пора восстановить справедливость, и пожаловал мне поместье Истингем, недалеко от Лондона. Это около двадцати наделов плодородной земли с очаровательной деревенькой посередине. Кроме того, там есть сады, пруды, рощи, пастбища для овец и коров…

– И все это будет твоим?

– Нашим. Это уже наше. Я был там. Местные жители зовут меня лордом Грэмом.

– Лорд Грэм, – недоверчиво повторила Джоанна. – Грэм из Истингема.

– А вы, миледи, теперь Джоанна из Истингема. Точнее, станете ею, как только я найду священника, который обвенчает нас. Да, и самое замечательное – там есть до смешного огромный помещичий дом – каменный, – где поместится куда больше детишек, чем здесь. – Он напустил на себя преувеличенно серьезный вид. – Но если хочешь, я скажу ему, что нам ничего не нужно.

– Не стоит.

– Нет, в самом деле, – Грэм потерся колючим подбородком о ее щеку, – если ты предпочитаешь остаться здесь, я согласен. Я хочу только одного – чтобы ты была довольна.

– Правда? – Джоанна обняла его за шею.

– Конечно. – Его ладонь скользнула вниз и накрыла ее грудь, распиравшую узкое платье. – В последнее время я думаю только о том, как бы доставить тебе удовольствие.

– А знаете, что доставило бы мне удовольствие прямо сейчас, милорд? – проворковала Джоанна ему на ухо.

– Думаю, что да, – ответил Грэм, укладывая ее на постель. И, как выяснилось, он не ошибся.