Шелковые нити

Глава 9

На следующее утро Джоанна оделась с особой тщательностью: в нижнее платье из белоснежного льна с изящной вышивкой вдоль горловины и манжет и свою лучшую тунику из переливчатого шелка медового цвета – свадебный подарок Прюита, – которую она надевала лишь однажды. По бокам туника стягивалась золотым шнуром, и Джоанна потратила уйму времени, чтобы шнуровка выглядела ровно, а туника облегала фигуру. Длинные рукава стесняли движения, и она обмотала их вокруг запястий, чтобы не мешали.

Взглянув в мутноватое зеркальце, прибитое над умывальником, она вздрогнула, увидев вместо собственного отражения Грэма Фокса, лежащего на кровати в кладовой, и Леоду, развязывающую его подштанники. От одной мысли о том, что он ищет облегчения у этой потаскушки, ее внутренности завязывались узлом. Сознавая, что чувство, точившее ее изнутри, – не что иное, как ревность, Джоанна досадовала, что еще способна питать романтические чувства к мужчине.

«Не думай об этом», – приказала она себе, сунув ноги в туфли из кожи козленка, выкрашенной в золотистый цвет. Джоанна собиралась на ярмарку и, предвкушая день развлечений и отдыха – что нечасто случалось в ее жизни, – не имела ни малейшего желания портить его, размышляя о ночных событиях. Вечер наступит достаточно быстро, чтобы разобраться с Грэмом Фоксом.

Она примерила широкий, украшенный самоцветами пояс, который был на ней в день свадьбы, но отвергла его как не подходящий для респектабельной вдовы. Туника, хоть и нарядная, имела коричневатый и, следовательно, вполне приемлемый оттенок, золотые туфельки едва виднелись из-под длинной юбки, но пояс был слишком роскошным. И, как припомнила Джоанна, ужасно неудобным. Она обвила бедра узким плетеным кушаком и подвесила к нему на цепочке вышитый кошелек. Может, она не тянет на принцессу, но и на торговку не похожа.

Так, а теперь волосы… Хью сказал, что это ее главное достояние. Конечно, почтенные вдовы не расхаживают по улице с непокрытыми головами, но всегда можно найти разумный компромисс.

Джоанна расчесывала волосы, пока они не начали потрескивать, разделила их на две равные части и туго переплела золотыми лентами. Затем набросила на голову тончайшую вуаль, закрепив ее двумя незаметными шпильками, так чтобы она ниспадала изящными складками на плечи.

Плащ, который подходил к этому наряду, давным-давно побила моль, а тот, что она носила теперь, оставлял желать лучшего. Поразмыслив, Джоанна решила обойтись без плаща, тем более что погода стояла теплая.

Посмотрев в зеркало, она пришла к выводу, что чего-то не хватает.

– Серьги! – Джоанна достала свои последние серьги – остальные пришлось продать – и вдела их в уши. – Ладно, сойдет, – сообщила она своему отражению.

Она спустилась вниз, уверенная, что Хью уже прибыл, чтобы сопровождать ее в Смитфилд, но его не было. Занавеска, закрывавшая вход в кладовую, была задернута. Грэм, по всей видимости, еще спал. Неудивительно, учитывая его ночные похождения! Пожалуй, она еще успеет перебежать через дорогу, чтобы поговорить с Олив перед отъездом на ярмарку.

Бедняжка выбрала Джоанну своим доверенным лицом примерно год назад, когда ее мать начала погружаться в себя Тяжело было сознавать, что Элсуит, к которой Джоанна всегда относилась с искренней симпатией, теряет рассудок.

Что касалось Олив, то Джоанна была только рада выслушать девушку, когда та нуждалась в ее участии. Она слишком хорошо помнила, каково это – терпеть удары судьбы, не имея никого, с кем можно было бы поделиться своими страхами или посоветоваться.

Джоанна постучала в дверь аптеки.

– Мы еще не открывались, – донесся изнутри девичий голос.

– Олив, это я, – отозвалась Джоанна, стараясь не кричать, чтобы не беспокоить Элсуит. – Джоанна Чапмен.

Дверь приоткрылась, и показалась Олив. Ее хорошенькое личико обрамляли ярко-рыжие локоны, как всегда, распущенные и непокрытые.

– Мистрис Джоанна! Что привело вас к нам?

– Я хотела поговорить с тобой. Можно войти?

– Конечно. – Девушка распахнула дверь и посторонилось. – О, мистрис, вы замечательно выглядите!

– Спасибо. – Джоанна обвела взглядом лавку, похожую на ее собственную расположением и размерами, но с рядами полок вдоль стен, заставленных всевозможными склянками, баночками и горшочками. С потолка свисали связки чеснока, корешки растений и пучки сушеных трав, наполняя помещение пряными ароматами. Посередине комнаты высился выложенный кафелем очаг, остывший в данный момент, с полудюжиной чайников, подвешенных на крюках. Рабочий стол, располагавшийся у окна, был заставлен ступками с пестиками, весами и пузырьками из синего стекла.

– Что-нибудь случилось? – спросила Олив. Обычно она искала общества Джоанны, а не наоборот.

– Собственно, именно это я и собиралась узнать, – сказала Джоанна, взяв со стола пузырек и вертя его в руке. В лучах солнца, проникавших сквозь щели в ставнях, синее стекло сверкало, как драгоценный камень. – Вчера днем, – продолжила она, понизив голос, – ты разговаривала с мужчиной в переулке и, как я поняла, расстроилась.

– Олив! – Кожаная занавеска, закрывавшая вход в заднюю часть дома, раздвинулась, явив их взорам Элсуит, облаченную в мятую ночную рубашку. Ее темные глаза, устремленные на Дочь, сердито сверкали. С тех пор как Джоанна видела ее в последний раз вблизи, примерно семь месяцев назад, она располнела. Одутловатое лицо пожелтело, волосы – такие же рыжие, как у дочери, но с сильной проседью – падали на плечи неряшливыми космами.

– Мама, – заломила руки Олив, – ты проснулась.

– Да, а лавка еще не открыта. – Элсуит перевела взгляд на Джоанну, подозрительно косясь на ее роскошный наряд.

Джоанна наклонила голову, приветствуя пожилую женщину:

– Доброе утро, мистрис Элсуит.

Та ткнула пальцем в пузырек, который держала Джоанна. У нее были обломанные ногти с черной каймой от забившейся под них грязи.

– Это наше.

Джоанна вернула пузырек на место.

– Да, мистрис, я знаю.

Элсуит пронзила дочь полубезумным взглядом.

– Почему лавка еще не открыта?

– Еще рано, мама.

– Открой лавку.

– Но мы никогда не открываемся в это…

– Открой сейчас же, ленивая девчонка, или я тебя выпорю.

Олив вздохнула.

– Хорошо, мама, – Она бросила печальный взгляд на Джоанну.

– Давай я помогу тебе поднять ставни, – предложила Джоанна, выходя наружу.

– Спасибо, мистрис. – Олив отодвинула засов, закрывавший ставни изнутри, и присоединилась к Джоанне на улице. К тому времени, когда они установили навес и прилавок, Элсуит снова скрылась в глубине дома.

Джоанна взяла Олив за руки.

– Зайди ко мне, когда представится возможность, – тихо сказала она, опасаясь, что Элсуит подслушивает за занавеской.

Олив порывисто сжала ее руки, устремив на нее благодарный взгляд.

– Спасибо, мистрис, я обязательно приду.

– Есть кто-нибудь дома? – раздался голос Хью из-за задернутой занавески.

– Я, – отозвался Грэм, натягивая рейтузы.

Хью отодвинул занавеску и вошел в кладовую. В серой тунике, отделанной черным шнуром, он еще меньше, чем обычно, походил на наемника, сделавшего войну своим ремеслом. Правда, он пристегнул к поясу меч, но так поступали большинство мужчин его ранга независимо от того, собирались они использовать оружие или нет. Только причудливая золотая серьга указывала на то, что он не совсем обычный представитель благородного сословия.

– Где Джоанна?

– Понятия не имею. Я еще не видел ее сегодня. – Можно не сомневаться, что она избегает его. – А что, ее нет?

– Нет.

– Должно быть, вышла ненадолго. Она предупредила меня, что собирается на ярмарку. Не могли бы вы подать мне рубашку?

Хью сдернул с крючка рубаху, бросил ее Грэму и потер лоб.

– Интересно, где она держит вино? – поинтересовался он. Грэм натянул рубаху через голову, вдыхая свежий запах выстиранного белья.

– Страдаете от похмелья?

– Угу, надрался вчера до чертиков в «Белой лошади», а теперь маюсь. Голова раскалывается, и в кошельке пусто. Думаю, капелька спиртного вернет меня к жизни, если вы знаете, где Джоанна его держит.

– В буфете в гостиной.

Хью вышел и через минуту вернулся с кувшином и двумя кружками.

– Мне не надо, – сказал Грэм, предпочитая оставаться в здравом уме, пока ему не представится возможность извиниться перед Джоанной за ночные события. – Я еще не завтракал. Не хотелось бы начинать день с выпивки.

– Почему, к дьяволу, нет? – Хью налил себе кружку вина и потом выпил.

– Ну как она? – спросил он у Грэма.

– Кто?

– Леода. Она ведь была здесь ночью не так пи?

Грэм опешил. Как он узнал?

– Вы что, уже разговаривали с ней сегодня утром.

Хью рассмеялся, снова налив вина в опустевшую кружку.

– Я редко разговариваю со шлюхами по утрам, если только не провел с одной из них всю ночь. Тем более что по утрам они обычно ложатся спать.

– Тогда откуда…

Хью кивнул в сторону окна, и Грэм выругался про себя, увидев, что тесемка все еще привязана к решетке. Как его угораздило забыть о ней! Он проковылял к окну, опираясь на костыль, и подергал за узел, пытаясь развязать его.

– Я рад, что вы все-таки вняли моему совету, – проговорил Хью у него за спиной. – Вам следует привязывать эту тесемку хотя бы раз в неделю, чтобы удовлетворять свои телесные потребности.

Грэм промычал в ответ что-то нечленораздельное. Он стыдился того, что обратился к Леоде. Это было не только недостойно, но и глупо. Не успела она уйти, как его мысли устремились к женщине, спавшей наверху. Каково бы это было, если бы Джоанна ласкала его, как это делала Леода, если бы ее жаркие губы прижимались к его губам, а тело выгибалось под ним, утоляя его ненасытный голод. Не прошло и нескольких минут, как он снова бормотал латинские глаголы, проклиная свои неуправляемые инстинкты.

– Ну так как она? – повторил Хью. – Не первой молодости, конечно, зато опыта хоть отбавляй.

– Не знаю, – отозвался Грэм через плечо, безуспешно дергая за непокорный узел.

– Разве вы не пользовались ею?

– Нет.

– Тогда чем вы здесь занимались?

– Ваша сестра спустилась вниз и застала нас за…

– Вот черт! – На лице Хью отразилась смесь ужаса и веселья – Вряд ли она пришла в восторг от увиденного.

– Я на это и не рассчитывал.

– Она заставила Леоду уйти?

– Я сам ее отослал.

– Ничего не получив взамен? – недоверчиво спросил Хью.

– Вообще-то я хотел, чтобы она обслужила меня на Французский манер.

Хью похотливо улыбнулся:

– Меня она обслуживала. Жаль, что у вас не было возможности оценить ее талант. Она способна… – Он осекся и смущенно кашлянул. – Доброе утро, сестренка.

Стремительно обернувшись, Грэм увидел Джоанну, которая стояла в дверях, держа в руках поднос с половиной ржаной булки, ломтем желтого сыра, двумя кувшинами и кружкой. Ее взгляд был устремлен на Грэма, на щеках рдели красные пятна.

Грэм закрыл глаза и запустил пятерню в волосы.

Он услышал шелест шелка и, открыв глаза, обнаружил, что Джоанна ставит поднос на сундук рядом с его постелью. Сегодня, одетая в переливающуюся тунику того же золотисто-медового цвета, что и ее волосы, она просто ослепляла своей красотой.

– Это еда для вас, сержант, на то время, пока меня не будет, – с достоинством сказала она.

Хью, будь он проклят, беззвучно хмыкнул, словно оказался свидетелем какой-то фантастической шутки.

Грэм проглотил ком в горле, понимая, что нужно что-то сказать, и не зная, как начать.

– Мистрис…

– Нам пора, Хью. – Джоанна круто повернулась и вышла из кладовой, оставив витать в воздухе возбуждающий аромат полевых цветов и весенней травы.

– Я никогда не видел здесь столько народа, – заметил Хью, ведя Джоанну под руку через гомонящую толпу, которая собралась в Смитфилде, чтобы посетить ярмарку.

– Я тоже. Наверное, это из-за погоды.

На заросшем травой поле были представлены все сословия, населявшие Лондон: благородная публика, торговцы, простой люд и стайки мальчишек из монастырских приютов. К английской речи примешивалась иностранная: латынь, французский и Другие, более экзотические языки. Это был настоящий Вавилон. На одной стороне огромного поля располагались торговые ряды под разноцветными полосатыми тентами. Другая сторона была отведена под скачки, и желающие могли делать ставки. Примерно посередине находился пруд, вокруг которого были сооружена загоны для лошадей, выставленных на продажу.

Хью проводил Джоанну к огороженному участку, отведенному под сельскохозяйственные орудия и всевозможную живность. Здесь были породистые буйволы, кобылы с жеребятами, рогатый скот, свиньи, ягнята, гуси и даже павлин. Щурясь на яркое солнце. Хью огляделся по сторонам.

– Я подумал, что Роберт должен быть здесь. Он интересуется сельским хозяйством.

Джоанна резко остановилась.

– Ты хочешь сказать, что не договорился с ним о времени и месте встречи?

– Я не мастер планировать, Джоанна, уж ты-то знаешь. – Он одарил ее мальчишеской улыбкой, прежде чем продолжить: – Смотри под ноги.

Обмотав длинные рукава вокруг запястий, она последовала за ним мимо выставки серпов, кос, тачек и топоров.

– Ты только взгляни на меня. – Джоанна приподняла подол своей шелковой туники, уже успевший запачкаться. – Я потратила столько усилий, чтобы выглядеть привлекательно. Даже закрыла свою лавку в пятницу, и что же? Все напрасно.

Хью вздохнул.

– Ты как колючка все утро, Джоанна. Этот как-то связано с Леодой?

Джоанна молчала, устремив взгляд на аккуратные каменные дома, высившиеся на окраине Смитфилда. Там размешалась больница церкви Святого Варфоломея, где Грэму Фоксу пришлось бы залечивать свои раны, если бы она отказалась от его четырех шиллингов. Жаль, что она этого не сделала.

Хью откашлялся.

– Вообще-то они ничего не…

– Знаю. – Она слышала, как Леода вышла через заднюю дверь вскоре после того, как она поднялась наверх. – Но это не означает, что я это одобряю.

– Ты должна понять, – сказал Хью, – Грэм здоровый молодой человек с определенными потребностями и желаниями…

– Это я отлично понимаю, – огрызнулась Джоанна, – но я не понимаю, как у него хватило наглости привести эту женщину в мой дом. Что на него нашло?

– Ну…

– Это говорит о полном отсутствии уважения, если тебя интересует мое мнение.

Хью потер подбородок, что он всегда делал, когда испытывал неловкость.

– Ну, я бы не сказал…

– Признавайся, это была твоя идея?

У Хью вырвался нервный смешок. Кончики его ушей покраснели.

– Не пытайся отрицать, Хью.

– Да, – неохотно признал он, – но только потому… – Он покачал головой. – Два месяца – чертовски долгий срок для мужчины, чтобы обходиться без… облегчения.

– Если он такой раб своих… порочных инстинктов, ему не следовало поселяться в доме респектабельной вдовы. Я не потерплю, чтобы он водил в мой дом распутных женщин! – Джоанна повернулась и зашагала прочь.

Хью догнал ее.

– Ты хочешь, чтобы он уехал?

Джоанна опустила взгляд и, обнаружив пятно навоза на своей золотой туфельке, потерла ее о траву. Пожалуй, ей следует выставить Грэма из дома, несмотря на деньги, которые она потеряет. Дом, конечно, опустеет, но она привыкла к одиночеству. Бывают вещи и похуже.

В задумчивости она остановилась у прилавка, уставленного ивовыми корзинами, горшочками с медом и кругами молодого сыра, завернутыми в капустные листья. Полусонная девица, сидевшая за прилавком, вяло размахивала веткой, отгоняя мух от своего товара.

– Джоанна? – не отставал Хью. – Ты собираешься его…

– Не знаю, – мрачно отозвалась она. – Возможно. Вздохнув, Хью взял ее под руку и повел к центру ярмарки, где торговали лошадьми. Они двинулись в обход торжища, наблюдая за покупателями, которые придирчиво рассматривали животных, обминая им животы и оттягивая губы. Терпкий запах лошадей забивал аппетитный аромат колбасы, жарившейся на открытом воздухе неподалеку. Один из мужчин, приценивавшихся к лошадям, обернулся и с нескрываемым интересом прошелся взглядом по элегантному наряду Джоанны.

– Господи, Рольф Лефевр, – пробормотала она и отвернулась.

– Кто это? – поинтересовался Хью.

– Мужчина, которому я однажды чуть не отрезала нос.

– Ты имеешь в виду того хлыща в красно-фиолетовом костюме? У него такая наглая рожа, что я сожалею, что ты не довела дело до конца.

– Временами я тоже об этом сожалею. Конечно, меня бы повесили, но я хотя бы насладилась местью.

– Местью? За что? – Хью пронзил Лефевра угрожающим взглядом, напомнив Джоанне, что ее добродушный брат обладает сердцем и душой воина.

– Это из-за него я не могу теперь торговать шелком.

– Я думал, это из-за того, что ты не состоишь в гильдии Торговцев.

– Главой которой является Рольф Лефевр. После смерти Прюита я нашла способ приобретать шелк, не путешествуя за границу – через торговых агентов, – и отправилась в контору Лефевра, чтобы подать прошение о вступлении в гильдию. Он заверил меня, что решение полностью зависит от него, и, казалось, отнесся к моей просьбе с пониманием. Правда, мне не понравилось, как он смотрел на меня – как Петронилла, когда она играет с мышкой. Во время разговора он все время придвигался ближе и нашел повод пару раз коснуться меня…

Из горла Хью вырвалось негромкое рычание.

– Он сказал, что женщины могут преуспеть в торговле, если поймут, что это просто обмен одной вещи на другую и что в бизнесе нет места благотворительности. Если, например, одна сторона предоставляет другой какую-либо привилегию, она, естественно, ждет ответного шага.

– Естественно, – скрипнул зубами Хью.

– Он был не настолько откровенен, чтобы называть вещи своими именами, но я поняла, куда он клонит. Лефевр крутился вокруг меня еще при жизни Прюита. Короче, он сделал комплимент моей красоте, сказал, что давно восхищается мною, и попросил меня снять с головы накидку, чтобы он смог увидеть какого цвета у меня волосы.

Хью выругался себе под нос.

– И ты сняла?

– Конечно, нет, но, похоже, это только раззадорило его. Он прижал меня к стене, словно девицу, прогуливающуюся перед лондонским борделем.

– Ты позвала на помощь?

– Это случилось в обеденное время. В торговом зале никого не было. Но мне удалось выбраться оттуда, прежде чем он успел что-либо сделать.

– Как?

– Он положил руку мне на грудь, а я приставила кинжал к его носу.

– Отлично. – Хью одобрительно усмехнулся. – Такой напыщенный павлин скорее согласится лишиться своих причиндалов, чем носа.

– Я беспрепятственно покинула зал, но он позаботился о том, чтобы меня не приняли в гильдию.

– Неудивительно. Смотри – вот лошадь, которую продает Грэм. – Хью указал на пегую кобылку, стоявшую в одном загоне вместе с такими же кроткими животными, предназначенными для женщин и детей.

– Почему, скажи на милость, он ездил на такой лошади?

– Не он. У него был великолепный гнедой жеребец.

– Зачем ему две лошади? – спросила Джоанна. – Причем одна из них дамская?

– Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем об этом, особенно если ты отправишь его в церковь Святого Варфоломея. – Извинившись, Хью отошел, чтобы полюбоваться боевыми конями – могучими животными, которых специально разводили и тренировали, чтобы они не боялись шума битвы и града стрел.

Присев на ближайший пень, Джоанна сняла туфли. Весенняя трава приятно холодила уставшие ступни. Подперев подбородок рукой, она смотрела на гнедую кобылу, которая пила воду из пруда.

«Я сбрасывал одежду и нырял в воду, – вспомнились ей слова Грэма. – Это было божественно».

Закрыв глаза, Джоанна попыталась представить его в детстве, плавающего в этом пруду ночью. Но вместо этого перед ее глазами возник нынешний Грэм, лежащий на кровати в кладовой, и Леода, склонившаяся над ним.

– Совсем как Прюит, – прошептала она, открыв глаза Молодая женщина, проходившая мимо с корзиной лепешек бросила на нее любопытный взгляд. Джоанна снова закрыла глаза.

На этот раз она увидела не Грэма в компании черноволосой шлюхи, а своего мужа. Она не могла поручиться, что он спал с Леодой, но со всеми остальными без сомнения.

В сотый раз Джоанна задалась вопросом, как она могла поддаться расчетливым ухаживаниям Прюита Чапмена. Конечно, она была молода и боялась, что ее отошлют из Монтфиша за отказ выйти замуж за Николаса. Отец грозился убить ее, и Джоанна, знавшая о его жестокости не понаслышке, верила, что он способен на это.

Прюит встретился на ее жизненном пути в тот момент, когда она отчаянно нуждалась в спасителе. Если бы у нее хватило ума понять, как ловко он воспользовался ситуацией! Когда он пробрался в ее крохотную спальню всего лишь через две недели после их знакомства, умоляя ее бежать с ним и стать его женой, она пришла в восторг. Подумать только! Она будет принадлежать темноволосому красавцу, Прюиту Чапмену, с его манящими глазами и пылкими речами – и навсегда избавится от тирании отца. В своем ликовании Джоанна ни разу не задумалась о том, каким будет ее брак с этим человеком.

Если бы только Хью был в Лондоне во время ухаживания Прюита! Он бы сразу разглядел корыстные мотивы ее тайного поклонника. Но Хью воевал в Ирландии. К тому времени, когда он вернулся домой тем летом, Джоанна уже вышла замуж за Прюита и жила в убогой квартирке в разваливающемся доме – одна, поскольку ее муж отбыл на Сицилию через несколько дней после свадьбы.

Хью пришел в ярость, обнаружив, что его сестра с ее благородным воспитанием вышла замуж за торговца и, покинутая всеми, живет в трущобе. Он интуитивно понимал, что представляет собой Прюит и зачем он женился на ней. Несмотря на нарядную одежду и изысканные манеры, он был никем и ухватился за шанс связать себя с леди Джоанной из Уэксфорда лишь для того, чтобы обнаружить после свадьбы, что ее отец придушил бы их обоих, попадись они ему в руки. Хью попытался договориться об аннулировании брака, но с точки зрения церкви все было законно.

Джоанна, все еще воображавшая себя влюбленной в мужа и не желавшая верить, что он женился на ней только для того, чтобы продвинуться по общественной лестнице, отвергла предложение брата выследить Прюита и выпотрошить его на месте. Хью снова собирался за границу, но прежде чем уехать, он купил ей дом на Вуд-стрит, чтобы у нее было приличное место, где она могла бы жить, и лавка, чтобы обеспечить ее существование. Джоанне нелегко было принять этот дар, но она не могла оставаться в убогом и опасном районе, где поселил ее Прюит. Однако она поклялась себе, что никогда больше ничего не возьмет у брага.

Как дурочка, она продолжала идеализировать своего никчемного мужа даже после его возвращения из Сицилии. Правда, Прюит отдалился от нее, вечно недовольный и раздражительный, но Джоанна объясняла его плохое настроение стыдом из-за его неспособности содержать семью. В самом деле, какой мужчина захочет жить в доме, купленном его шурином?

Однажды, незадолго до того, как Прюит снова отправился за границу, Джоанна пришла домой с рынка, полагая, что в доме никого нет, и услышала стоны мужа, доносившиеся сверху. Испугавшись, что он заболел, она бросила купленного каплуна на стол и с тревожно бьющимся сердцем взлетела вверх по лестнице.