Шемяка

Глава 7

Москва…

В своей прошлой жизни я частенько бывал в Москве; последний раз уже после начала этой сраной войны, по пути к своим в Херсонскую область. Повидался с друзьями, встретился с читателями, наконец, повидал своего учителя писательскому мастерству, дядь Митю Старицкого, передал ему арманьяка, словом, нормально время провел.

Но если честно, Москва мне не нравится и не потому что Москва, а потому что очень не люблю мегаполисы. Суетно там, чувствуешь себя чужим. Сам-то я родился в небольшом и уютном грузинском городке Кобулети, а потом жил в такой же уютной и компактной Новой Каховке. К Днепропетровску, куда пришлось переехать, привык с диким трудом, тоже оттого, что тоже большой и суетный. В общем, нынешняя Москва, сиречь, большая деревня, мне гораздо больше по душе, чем современная.

Но не суть.

Скажу сразу, в Москву я успел первым, чуть не загнали лошадей, но успели. Стольный град встретил нас притихшим словно нашкодивший отрок. Ворота отворены настежь, стражников нет, вообще никого нет, улочки пустынные, тишина, народишко весь попрятался. Что и неудивительно, боятся людишки. Тоже обычное дело, как говорят, паны бранятся, а у холопов чубы трещат.

А дальше пришло время опустошения княжих палат от всего ценного. К чему я подошел ответственно и серьезно. Да, ко всему надо подходить основательно. Особенно к грабежу.

В тереме тоже было пустынно, добро все разбросано, видимо бежали в спешке.

Я прямым ходом протопал в парадные палаты, где заседал Василь Московский, задумчиво оглянулся и приказал:

— Живо найдите мне какого-нить Васькиного человечка.

Соратники не подкачали: уже через несколько минут притащили плюгавого мужичка с помятой виноватой рожей.

— Кто еси?

— Дык… — он повалился на колени, с костяным стуком ткнулся лбом об пол и заткнулся.

— Что, дык? Назовись, говорю… — я оглянулся и присел на княжий трон.

Для пущего разумения пленному тут же наподдали по ребрам.

— Лука я!!! — с пылом завопил мужичок. — Тюрей кличут, княже! Помилуй, мя, оставь живота ради Христа… — и пять истово попробовал крепость половых досок лбом.

— Кем князю служил? — я невольно улыбнулся.

— Дык, ключник я!!!

— Ключи с собой?

— Ага, милостивец! — ключник с энтузиазмом брякнул здоровенной связкой ключей.

— Во-от! — довольно протянул я. — Вакула… бери своих и пошел шерстить. Казна, оружейная, бертьяница, конюшня… не мне тебя учить. Берите все! Награбленное… тьфу ты, добытое, сюда сносите. Людишек дворовых не трогать. Нарушат мое слово — ответишь ты своей головой. Возле церквей поставь охрану. Не дай бог кто посягнет, сам казню. И это, скоро Васькины сюда подоспеют, так вот, их в палаты не пущать. Будут шуметь, скажешь князя Юрия Дмитриевича приказ. А брата ко мне проводи со всем почтением. Минай… тебе на откуп отдаю боярские усадьбы на Москве. Но смотри, без смертоубийства. Понял? И не забудь мою княжью долю. Можешь приступать. Ну чего застыли? Вперед…

Настроение поднялось. Грабить это всегда весело, опять же, есть повод для радости: войну выиграли малыми усилиями.

В палаты вошла Зарина, постояла возле кресла, предусмотренного для жены князя, потом неожиданно строптиво фыркнула и отошла.

— Что не так?

— Не мне на таком сидеть! — сухо отрезала аланка.

— А кому?

— Жене твоей, княгине! — Зарина состроила нарочито покорную рожицу. — Вон, тебе уже подобрали девицу. Грят, красивая.

Я понял, что аланка имеет среди окружения моего отца свои источники информации, но особо не удивился. Баба она умная, опять же, отец мой к ней на редкость хорошо относится. Так что немудрено.

— И что с того? Думаешь любить тебя меньше стану?

Прислушался к себе и понял, что с гораздо большим желанием взял бы в жены Зарку, чем непонятную Софью. Хотя… на самом деле аланку не люблю. Пока не люблю.

Зарина прильнула ко мне и настороженно шепнула:

— А если разлюбишь? А если княжна невзлюбит? Что тогда?

— Успокойся, — я ее приобнял. — Тебя в обиду не дам и любить меньше не стану. Мне эта жена… как кобыле пятая нога. Но деваться некуда. Верь мне.

— Верю… — тихо пискнула аланка.

— Вот и хорошо. Идем, сами посмотрим, что там в закромах княжьих…

И только прошел в коридор, как услышал женские жалобные вопли. Побежал на звук и увидел в одной из комнат то, что больше всего боялся увидеть. В луже крови лежала пожилая женщина с разваленной головой, ее ноги еще подергивались в предсмертной судороге. А рядом двое ратников растягивали на полу молодуху, совсем девчонку.

— Ой, мамочки… — обреченно выла она, отчаянно извиваясь. — Не замайте, Христа ради, дяденьки… ой-ой, мамочки…

— Вот же блядь! — один из воев, длинный рябой мужик, в мисюрчатом шлеме наотмашь хлестанул ее по лицу.

Девчонка охнула и затихла, давясь кровью.

— Етить, Тиша, тутой княже… — увидев меня, предупреждающе воскликнул второй, бросил ноги девушки и принялся судорожно натягивать штаны.

— Да похер мне… — второй раздраженно обернулся, не переставая остервенело мять тощие грудки девушки. — Ну что еще…

На его перекошенной от похоти морде читалось: а что такого? Мое право, кого хочу того и насилую.

Меня передернуло.

Ненавижу…

Я знаю, что такое война, своей шкурой прочувствовал и не раз, но подобного никогда не пойму. В своем прежнем обличье я бы ему сломал бы челюсть, а если бы не смог, перегрыз бы глотку. А сейчас…

Свистнула вспарывая воздух сабля, шею перечеркнула кровавая черта, а голова запрокинулась назад и повисла на лоскуте кожи. Тело заполошно дернуло руками и рухнуло на девчонку, заливая ее фонтанирующей из обрубка шеи кровью.

Убил и даже сердце не екнуло, словно таракана раздавил.

Первый шарахнулся назад, а потом упал на колени и покаянно опустил голову.

— Княже… — в комнату влетел Вакула с ближниками. — Батюшка…

И с ошарашенной мордой застыл.

— Ты мое слово слышал? — я с трудом подавил в себе желание рубануть и стремянного. — Слышал? Зачем ты мне, ежели досмотреть за княжим наказом не можешь?

— Прости батюшка, недоглядел… — Вакула тоже рухнул на колени. Автоматом попадали и сопровождающие его.

Я скрипнул зубами и вышел.

А через мгновение за спиной услышал еще один предсмертный хрип. В том, что это стремянной порешил провинившегося не сомневался. Уже понял, что Вакула ради места при мне вырежет целый город и не поморщится.

Настроение испортилось окончательно. Еще один ратник получил в зубы, за то, что рылся в сундуках постельной палаты, выбрасывая добро на затоптанный пол. Да еще погрызся с братом, который нагло удумал предъявить мне за то, что я первый в Москву вошел.

Хабара нашлось в княжих палатах до обидного мало. Рухлядь и обстановку я запретил трогать, а казна оказалась пустой — успели заранее вывезти или перепрятать. Видимо чувствовали, что сечу не вывезут. В оружейной тоже хоть шаром покати, но с нее хотя бы взяли для меня три неплохих сабли княжеских, рогатины и прочую воинскую снарягу. Зато бертьяница оказалась забита пушниной до потолка. Да еще какой пушниной, высший сорт! Но добычу пришлось делить на три части, а самую большую отдать отцу. Чуть получше дела пошли на конюшне, с нее взяли десять полных комплектов доброй упряжи, несколько справных боевых лошадей, да много еще чего полезного. Этим я делиться не стал, самому надо.

А еще, вывез весь запас железа, заготовок и прочего металла из княжьей кузницы. Но опять же, количество не впечатляло.

Вот так, мать его ети. Какие нахрен сундуки с золотом? Это Русь пятнадцатого века детка, здесь даже великие князья бедны как церковные мыши, а княгини сами варенье варят, да наволочки штопают.

А вот вятские наварились прилично, вычистив боярские дома в Москве. И главное, не забыли долю княжескую уделить. А что характерно, крест целовали на том, что ни один персонаж боярского роду и близких к ним не пострадал. Впрочем, я особо не верил, по-любому девок дворовых помяли.

А потом я распытал ключника и определил своей резиденцией великокняжескую усадьбу у Воронцова села на Яузе. Пообщался с отцом, да и уехал из Москвы, успела опротиветь она мне.

Первым делом приказал обыскать все вокруг и в самом доме, дабы из бежать возможные неожиданности. Прежнюю обслугу удалил напрочь, вместо них поставил своих. Лукерью определил домоправительницей, а поварню поставил под строгую охрану, опять же, во избежание.

А пока грели баню, сам обошел усадьбу, примечая все интересное. И сразу же отметил некую странность. В княжеской опочивальне на кровати отсутствовали обязательные перины, а вместо них, на деревянном каркасе были натянуты ремни — получалось что-то вроде пружинного матраса. Удобно и упруго, особенно для тех, кто привык спать на твердом. Правда, больше ничего примечательного в имении не нашлось.

Всецело одобрив конструкцию ложа, я опять дернул к себе ключника и занялся разведопросом — принялся выуживать у мужичка все интересное и полезное про великого князя.

Лука проникся и вывалил на меня незамутненный поток информации; ябедничал истово, со знанием дела, я едва успевал отфильтровывать полезное. Впрочем, ничего особо ценного не нашлось. Да, Васька крепкий хозяйственник, да, с норовом и сильно себе на уме, да, полностью перетянул на себя власть и бояр не жалует даже в виде советчиков, к воинскому делу не особо склонен — так сие мне уже и так было известно. И вообще, Вася с детства был со странностями, так что ничего удивительного.

Лука зело огорчился, что ничем не смог меня прошибить и прибегнул к последнему козырю.

— А еще, милостивец… — он выпятил глаза. — А еще… чернокнижничал князюшка! Ей-ей, чернокнижничал!

— Чего? — тут уже я вытаращился на него.

Да что я, все присутствующие слегка охренели. Князь и чернокнижие? Маловероятно, но это козырь, да такой, что, если его правильно отыграть, даже воевать не надо — церковь сама покарает. Понятное дело, на Руси по сравнению с европейской инквизицией сплошной либерализм, но людишек тоже жгут. Но не на крестах, а в железных клетках. Редко, но все же случается. А за дела веры забить в колодки, да на всю жизнь в монастырские подвалы — так это всегда пожалуйста. Мой «бырыбантец» живой пример тому. Если правда, грех не воспользоваться таким случаем.

— Истинно глаголю, милостивец! — Лука осенил себе широким крестом. — Варил чернокнижные зелья! Место покажу! На переломе кремлевской горки, на бережке речки, милостивец. Как варил — никого тудой не пущали! А чад, чад-то какой стоял! Диавольский чад!

— Собираемся, — коротко приказал я Вакуле. — Возьми три десятка воев, да сам со мной поедешь. И этого… смотри, чтобы не сбежал. И чтобы язык за зубами держали!

До места пронеслись галопом, мне все не терпелось увидеть великокняжеский чернокнижный притон. Честно говоря, не верилось, что Васька мог так подставится, но кто знает, что у него в голове?

Возле избенки неожиданно обнаружились несколько бесчувственных тел вповалку, опознанных мной как вятские архаровцы, общим числом десять.

— Уморились, как есть уморились, диаволовым зелием! — ахнул Лука.

Сопровождающие принялись активно осенять себя крестными знамениями.

Я принюхался и сразу понял, что гребанное «зелие» по запаху очень смахивает на обычную брагу, а после первичного осмотра стало ясно, что ратники банально в сиську бухие. Опять же, пустые бочки прямо намекали.

— Хр-рр… — из избенки донесся гневный пьяненький рык и грохот бьющейся посуды. — Во славу Господа нашего изыди…

— Да что за нахрен? — я пинком отворил дверь в избу.

— Батюшка! — Вакула попытался меня остановить, но я отмахнулся от него.

Увиденное в избе сначала повергло меня в довольно сильное охренение.

Посередине стояла жутковатого вида конструкция, в которой я почти сразу опознал крайне архаичного вида самогонный аппарат. В избе стоял густой дух спиртного, а какое-то в задницу пьяное создание пыталось сей аппарат изувечить бердышом. В чем уже и преуспел, вскрыв как консервную банку перегонный куб.

— Бесовское зелие… — он обернулся на звук, взревел и кинулся на нас. — А-а-а, бесы!!!

Но тут же получил в лоб череном сабли от Вакулы и рухнул на засыпанный черепками пол.

— Етить… — ахнул я. — Да это же… это…

Схватил с полки горшок, отковырял засапожником воск на притертой крышке, сорвал ее и блаженно улыбнулся от шибанувшего в нос густого вишневого духа.

Все сразу стало на свои места, Васька, оказывается, просто самогонничал! А окружение, незнакомое со столь передовыми способами винокурения все приняло за еретическое чернокнижие. А эти вятские охламоны, перепились с непривычки крепким и решили, что отравились еретическими зелиями…

Только собрался сам попробовать, как стремянной пал на колени и обеими руками вцепился мне в ногу.

— Не дам! Побойся Бога, милостивец, надежа наша! Не осквернись! Лучше я, батюшка!

Я пожал плечами и подал ему горшок.

— Пробуй.

Вакула смертельно побледнел, широко перекрестился и хватанул добрый глоток.

Я чуть не заржал от проявившегося на его роже охренения. Остальные перепугано ахнули.

Вакула судорожно икнул и тихо прошептал:

— Скусно, мать его ети…

И опять, дергая кадыком, присосался к горшку.

— Куда… — я решительно отобрал сосуд и сам хлебнул.

Наливка! Вишневая наливка, градусов эдак двадцать крепостью. Черт побери, божий нектар, по-другому и не скажешь!

Дальше нашлось еще с десяток горшков с разнообразными наливками и две бочки с крепчайшим чистым самогоном не меньше восьмидесяти градусов. Остальное, к великому сожалению, гребанные вятские уничтожили. Сам аппарат они тоже угробили, я снял с него только медный змеевик, по нынешним временам воистину настоящее произведение кузнечного искусства. Продукцию, естественно, тоже конфисковали, а я дал себе слово, что сам займусь винокурнями. Ну а что? Ничего окромя пользы, опять же, в медицинском деле пригодится.

Но сии находки привели меня в сильные сомнения. Что-то уже много странностей с кузеном Васькой. Когда на Руси появились перегонные кубы? У арабов они уже есть, точно знаю, а на Руси? Ан хрен, не помню. А если Василь, как и я попаданец?

Но поразмыслив, решил, что очень вряд ли. Ну никаких других свидетельств нет окромя матраса ременного и самогона. Идею он у арабских купцов мог перехватить, опять же, по разведданным великий князь зело умный, да еще книжник. А жаль, черт побери! Или наоборот, к счастью? Увы, не знаю. Если честно, побаиваюсь я собратьев попаданцев. Выдадут ради своих преференций и все, моя история в теле Шемяки закончится.

В общем, вдобавок ко всему другому полезному, разжился бухлом качественным, а то этот гребанный мед да пиво уже поперек горла стоят. Ну не люблю я слабоградусные напитки, не мое это, а вот спиртяжка! Эх! Прямо предчувствую как наверну соточку под наваристую ушицу!

День выдался утомительным, я едва держался в седле и только и думал, как завалится спать.

Но на пути домой мы неожиданно встретили…

Татар. А точнее ордынцев.

Самых настоящих, числом полтора десятка — по виду важных и справно экипированных, в хороших доспехах, на породистых лошадках, при запасных и вьючных.

Впереди ехал важный мордатый молодец, в высоком шишаке, обернутом чалмой. Рядом второй держал его бунчук.

При виде нас они остановились.

Я послал вперед отрока поинтересоваться кто такие и что здесь делают. Вид татар меня несколько напряг и обозлил, несмотря на то, что я прекрасно знал — Русь до сих пор платит дань Орде. Отрок вернулся быстро и сообщил, что ордынцы назвались посланцами великого хана Орды Кичи-Мухаммеда, но не стали с ним разговаривать и требуют старшего.

— Чего? — внутри меня полыхнула неожиданная злость. — Требуют? Ну-ну…

— Батюшка? — Вакула как всегда все правильно понял. — Сечем татаровей?

— Погоди… — я тронул поводья. — Но по моему слову, а пока приготовься. Окружите их. Ты со мной…

Я и сам склонялся пустить важных ордынцев под нож, за наглость и дерзость, но ситуация требовала прояснения. Они назвались посланцами великого хана Кичи-Мухаммеда, но дело в том, что сейчас в Орде правил Улу-Мухаммед.

Подъехал к старшему и спокойно представился.

— Я князь Дмитрий Шемяка, сын великого князя Юрия Дмитриевича. Ты кто такой и зачем без спроса на Русь приехал?

— Мне спрос не нужен! — важно бросил ордынец, тряхнув хвостом на шишаке. — Вы наши данники! Я Улугбек, сын бека Тахтая, посланец Великого Хана Орды Кечи Мухаммеда!

Веди меня к своему отцу! Вопрос с недоимками будем решать! Пошто дань три года не платите?

Говорил он на русском плохо, но понять было можно, опять же интонациями он очень хорошо показывал свое отношение ко мне.

— Дань? — меня от злости чуть не вывернуло на изнанку. Ну не люблю я таких наглых, а тут еще гонор Шемяки добавился. Но пришлось сдерживать себя, до прояснения вопроса.

— Дань! За три года! Мы слышали, что вы Василия прогнали, теперь твоему отцу платить!

— Подожди, а великий хан Орды разве не Улу-Мухаммед?

Посланник запнулся и гордо ответил:

— Скоро не будет он Великим ханом!

— Скоро? — я криво улыбнулся.

Все сразу стало на свои места. В Орде сейчас смута, власть Улу-Мухаммеда шатается, его активно подсиживают, в том числе и этот Кичи-Мухаммед. Но хан все еще пока именно Улу-Мухаммед, а Кичи ничего не светит. А эти посланники, просто попытка сбить дань нахрапом, по-беспределу. Возможно Кичи о них даже не подозревает. Ордынцы таким частенько пробавлялись. Приедет незнамо кто, важности наведет, мол посланник, урвет хоть что-нибудь и был таков. Ну-ну…

— Скоро станет ханом? — я откровенно заржал. — Вот когда станет, тогда и приезжай, щенок. Пошли вон, косорылые.

— Да как ты смеешь? — ордынец схватился за саблю.

Вот тут меня и переклинило. Увы, такое со мной случается, последний раз незадолго до того, как меня зафитилило в ебеня, схлестнулся с сирийцами в Германии, полез с дуру на толпу защищая женщину. В том случае обошлось сравнительно легко, хотя в полиции побывал. Ну а сейчас совсем другой расклад…

— Бей! — гикнул Вакула.

А я сдернул ордынца с седла, спрыгнул сам, держа его в руке как щенка и принялся пинать.

Остановили только тогда, когда он превратился в мешок с переломанными костями.

А татар посекли всех, ободрали как липки, а потом развесили на ветках придорожной осины…