Шепот страсти

Глава XI

Не успели Слэйдер с Мелиссой войти в дом, как началась гроза. Она обрушилась на городок с яростью и мощью вырвавшегося из клетки дикого зверя. Дождь лил сплошным потоком, заливая комнаты через раскрытые окна, но Слэйдер и Мелисса не замечали этого, они стояли на кухне, глядя друг на друга, чувствуя, как долго сдерживаемое желание готово взорваться в них с неудержимой силой.

Глаза Слэйдера скользнули по ее платью к тому месту, где обнажалось загорелое гладкое тело. Во взгляде его чувствовалась такая же неудержимая сила, как и в бушующей на улице грозе. Она заметила, как вспыхнули его глаза. Взгляд скользнул к нитке жемчуга, оттеняющей загорелую шею. Она чувствовала, как горит ее кожа под его взглядом.

Мелисса тоже не спускала глаз со Слэйдера. Ее темные глаза внимательно изучали его лицо. Чуть заметная светлая щетина, выступившая на его волевом подбородке, задерживала испарину, и от этого вид у него был золотисто-влажный, как у только что вымытого персика, лежащего на окне на солнышке. Только ей гораздо больше хотелось попробовать кусочек Слэйдера, подумала Мелисса. Наверное, он и на вкус похож на спелый персик. Однако устремленный на нее взгляд заставил ее решить этот вопрос иначе... Нет, пожалуй, это скорее будет вкус персикового ликера. Да, стоит только немного попробовать, как захмелеешь.

Ветер набирал силу, гоня по улице потоки воды. Мелисса понимала, что ей нужно как можно скорее расстаться с ним, или электрические заряды, пробегающие между ними, разразятся бурей чувств. Такой же яростной и неистовой, как та, что царила за окнами дома. С усилием она вырвалась из магнетического поля глаз Слэйдера, но ее движение еще сильнее распалило готовые вырваться у него чувства.

— Ты закрой окна здесь внизу, а я пойду закрою наверху, — сказала она, отворачиваясь от него.

В его глазах читалось понимание ее хитрости.

Слэйдер кивнул, и она побежала наверх, пытаясь увеличить если не эмоциональную, то хотя бы физическую дистанцию между ними.

Наверху в зале она слышала, как Слэйдер закрывает все окна внизу, затем хлопнула входная дверь — он вышел на веранду. Веранда была открытой, но под навесом, и она знала, что он несильно вымокнет. Мелисса мысленно видела, как он сидит, сгорбившись, в старом кресле-качалке, а вокруг него бушует гроза, и гремит гром. Он старается справиться с охватившим его неудержимым желанием, которое она не могла не заметить.

Из окна наверху она видела, как переливается вода через край переполненной канавы, и старалась справиться с желанием, охватившим все ее тело.

Сегодняшняя проповедь была о плотском грехе, и она лишь пробудила в ней желание... Она хотела Слэйдера... А может быть, желание все время было в ней, и она только сейчас осознала это.

В это мгновение небо пересекла огненная змея. Через несколько секунд, когда она закрывала окна спальни, погас свет в доме, оставив ее в темноте.

Она не боялась грозы, ни сейчас, ни даже в детстве, но темнота пугала ее, и Слэйдер знал это.

— О черт! — крик ее раздался по всему этажу, когда она в темноте на что-то налетела.

Она услышала, как Слэйдер ощупью поднимается по лестнице, затем проходит через зал и входит в спальню. Он зажег спичку, которая осветила его лицо.

Она вспомнила другую ночь и другую спичку.

Они стояли, застыв как статуи, глядя друг на друга. Но тут Слэйдер выругался, нарушив очарование этой минуты. Спичка, сгорев, обожгла его пальцы. Он загасил ее, и комната опять погрузилась во мрак.

Слэйдер зажег еще одну спичку, и в комнате запахло серой. Он подошел к Мелиссе, взял из ее руки свечку и зажег ее. Поставив свечку на туалетный столик, он повернулся и посмотрел на Мелиссу.

Широко открытыми глазами она внимательно смотрела на его золотисто поблескивающее лицо в нескольких дюймах от ее лица. Его тонкие пальцы коснулись ее полных губ.

Она вспомнила, что Слэйдер снял пиджак еще в машине по дороге домой. Теперь она заметила, что он расстегнул пуговицы рубашки, пока она была наверху. Она не могла оторвать глаз от неширокой полоски загорелого мускулистого торса, покрытого золотистыми волосами, видневшейся через расстегнутую рубашку. От этого тела исходил запах лимона, запах мыла, которым он пользовался, когда еще перед уходом принимал душ, а также сильный запах мужского желания. Эти два запаха, смешавшись, достигли ее, заполняя ее так же постепенно и незаметно, как заполняла светом комнату зажженная свеча. Пламя колыхалось и вздрагивало, дразня темноту. Так же действовали на нее и эти запахи.

— Ты же знаешь, как я хочу тебя, Лисса! — сказал он, чувствуя себя при этом очень глупо. Подтверждение его слов достаточно красноречиво бугрилось в его брюках.

Лисса кивнула, судорожно сглотнув. Во рту у нее пересохло.

— И я знаю... — он поцеловал ее нежно и страстно в самую ладошку, держа ее за запястье и чувствуя, как бешено бьется ее пульс, он поднял на нее все понимающие глаза, — ...что ты хочешь...

Она отступила назад, прислонившись спиной к столбику кровати.

Он иронически улыбнулся.

— Тебе нечего бояться, Лисса. Я тебя не трону. — Он нервно провел рукой по чуть влажным волосам. — Хотя, видит Бог, я так хочу этого... Это желание мучает меня каждую ночь. Каждую ночь, Лисса. Я ни о чем не могу больше думать. Это как наваждение... — Смех его был хриплым, и в нем прозвучала горечь, затем он продолжал: — А в те ночи, когда я могу уснуть, опять мне снишься ты. В эти ночи, когда я в одиночестве лежу там, на сеновале, а ты спишь рядом со своим мужем. — Слово «мужем» он произнес с необыкновенным презрением.

Он обхватил себя руками, как будто действительно хотел взять себя в руки. Затем отвернулся от нее и посмотрел в зеркало, стоящее на ее туалетном столике.

— Когда я тебя увидел... — Голос его дрогнул, и он продолжал хриплым шепотом: — Когда я увидел тебя в этом зеркале в то утро, мне показалось, что у меня опять галлюцинации. — Его глаза затуманились, он погрузился в свои грустные воспоминания. — Ты все время была у меня перед глазами в тюрьме. Только поэтому я не сошел с ума. Я думал только об одном — вернуться. Вернуться к тебе, Лисса.

Он повернулся и опять посмотрел на нее. В его голосе слышалась мука, когда он произнес:

— Я хочу тебя, Лисса, но я не дотронусь до тебя. Во всяком случае, пока... пока ты сама не коснешься меня. — Легким движением он провел тонким пальцем по ее щеке, не сводя с нее глаз. — Но коснись меня — только один раз, Лисса, и все мучения позади.

Отвернувшись от нее, он прошел через комнату и встал около туалетного столика. Там он взял в руки деревянную машинку, которую вырезал для нее много лет тому назад. Его пальцы погладили поверхность, он невидящим взглядом посмотрел на нее и поставил на место.

Он поднял глаза, и их взгляды встретились в зеркале.

Прошло несколько мгновений, но она так и не двигалась, и его кулак с силой ударил по стеклу, разбив зеркало вдребезги.

Этот резкий звук заставил ее вздрогнуть и прижаться еще сильнее к деревянному столбику кровати, но тут она увидела тонкую струйку крови, капающую на зеркальные осколки.

Не задумываясь, она бросилась к нему и, схватив пораненную руку, стала рассматривать ранку и облегченно вздохнула, когда увидела, что все не так страшно, как кажется. Порез был неглубоким, и кровь уже перестала сочиться.

— Я же предупреждал тебя, чтобы ты не касалась меня, Лисса! — резко произнес Слэйдер, отдернув руку. — Я тебе предупреждал, — повторил он, не обращая внимания на кровоточащие царапины на руке и видя огонь желания, вспыхнувший в ее глазах. Она была не в силах его скрыть. Со стоном он приблизил лицо к ее лицу, близко-близко, однако они еще не касались друг друга.

Отвернувшись, Слэйдер зажмурил глаза, снова стараясь взять себя в руки. Он чуть отвел свои губы от ее губ. Его побледневшее лицо выражало мучительное желание, а горячее дыхание обжигало Мелиссу, будто раскаленным металлом.

Он застонал, и их губы сблизились опять на расстояние миллиметров.

Она приняла решение, думая не только о нем.

Ее губы коснулись его губ, и тут же его стремительный сильный язык проник к ней в рот, обвил ее язык, и они полностью потеряли контроль над собой. И в своем неистовстве напоминали летнюю грозу, бушующую за окнами.

Руки Мелиссы, требовательные и настойчивые, разрывали его расстегнутую рубашку, скользнули ему под мышки, затем легли на лопатки. Его шея изогнулась по-кошачьи от испытываемого наслаждения.

Слэйдер ответил на ее инициативу, раскрыв губы и покрывая мелкими тающими поцелуями ее шею, вызывая в ней все те чувства и эмоции, которые она так старалась раньше подавить в себе. Эти чувства были намного сильнее, чем просто желание. Когда она ощутила нежное прикосновение его руки... на нее нахлынули воспоминания прошлой ночи, а новые чувства затмили прежние, и тело ее как будто пело... наконец... наконец...

Сильные пальцы Слэйдера повторяли движение его губ, скользя вниз по ее шее, и от наслаждения у нее закружилась голова. Ее бросило в дрожь, когда она почувствовала, как, чуть приподняв ее шелковистые волосы, он слегка провел кончиками зубов по ее шее.

Когда он прижал ее к своей груди, ее всю затрясло от охватившего ее желания, и она подумала, что он должен чувствовать это даже сквозь одежду.

Ее раздирали два желания — как можно скорее удовлетворить страсть, пульсирующую в них, и желание, чтобы те ощущения, которые она испытывала в данный момент, длились вечно. В течение пяти лет она себя ограничивала, отказывала себе в тех ощущениях, которые чувствовала при прикосновении рук Слэйдера еще давным-давно. А теперь она поняла, что все эти чувства живы в ней, несмотря ни на что.

Живы!

И, чувствуя ласковые прикосновения рук Слэйдера, дрожа всем телом, она понимала, что и сама оживает.

Почувствовав, что она колеблется, он сжал ее руку, чтобы поддержать ее. Она взглянула в его зеленые глаза, умоляющие ее поверить ему, поверить, что он никогда не причинит ей боли, что никогда не сделает ей ничего плохого.

Ветер раскачивал деревья. Их ветки стучали в окна спальни, и этот царапающий звук, казалось, подбадривает их.

Мелисса отпустила его руку, повернула голову и посмотрела в окно — гроза уже понемногу стихала.

— Ты не хочешь поговорить? — спросила она, неровно дыша.

— Нет, — ответил он, пододвигаясь к кровати. Его сильные руки схватились за столбик, длинные пальцы обхватили резную деревянную поверхность, лаская гладкое дерево, как женщину.

— Я тоже не хочу, — Мелисса сама удивилась, что призналась в этом.

Она услышала, как заскрипела кровать, когда он поставил на нее колено.

Этот звук дрожал в комнате, наполняя все ее уголки чувственностью, электризуя воздух в ней.

Спальня превратилась в парник, где произрастали эротические мысли. Через мгновение был выдернут брючный ремень, белое льняное платье взметнулось вверх, а шелковые трусики — вниз, причем все это произошло как бы без их участия, само собой.

Мелисса повернулась к нему.

— Это не может произойти опять, Слэйдер.

— Дай мне только шанс — один шанс, чтобы я смог убедить тебя, что тот образ, который... — Он тяжело и прерывисто дышал.

Она прижалась к нему.

Он обхватил ее и, казалось без малейшего усилия, поднял. Не говоря ни слова, он сделал несколько шагов в сторону кровати и нежно уложил ее. Его тело оказалось сверху, а его губы искали ее губы, чтобы слиться с ними в безумном поцелуе. Безумно нежном. Безумно страстном.

— Теперь я хочу, чтобы ты смотрела на меня, — сказал Слэйдер, отрывая от ее губ свои. — И я хочу видеть твое лицо. — Его руки нежно и ласково трогали ее глаза и губы, как будто он был слепым.

Она тоже ласкала его с неменьшей страстностью.

— Прижми меня к себе, Слэйдер, прижми крепче, — говорила она, обнимая его и зарываясь лицом ему в шею... прижимаясь к этому милому изгибу, где шея переходила в плечо.

Мелиссе казалось, что это самое надежное убежище на земле.

Слэйдер слушался ее, крепко прижимал, лаская и поглаживая ее, закусив нижнюю губу, чтобы заглушить мучительное томление своих чресел. Он не хотел, чтобы это произошло быстро. Он хотел, чтобы все эти ощущения остались с ним до конца жизни. Они оба боялись, и мучили друг друга, и желали друг друга.

Слэйдер, перевернулся так, что теперь Мелисса оказалась сверху.

— Я хочу, чтобы ты взяла меня, Лисса.

Она хотела возразить, но он остановил ее, прижав палец к ее губам.

— Делай то, что тебе хочется... только попытайся.

Она послушалась. Она позволила себе делать все то, что хотела делать все эти дни после его приезда. Она гладила и ласкала языком его грудь. Но когда она сделала движение, чтобы расстегнуть его брюки, он застонал и остановил ее.

— Ох, Лисса. Не знаю, сколько еще я смогу вытерпеть эту сладкую муку.

— Муку?..

— С той ночи у меня никого не было. — Он резким движением выскользнул из-под нее и оказался сверху.

Она опустила глаза, думая над его словами. Потом она посмотрела на него, приподнявшись на локтях, при этом ее груди выскользнули из-под платья. Он издал короткий вздох, в котором было и восхищение, и порыв страсти, и прильнул к ней губами. Он на мгновение прижался к ней, но тут почувствовал, что теряет над собой контроль.

— О Боже! Лисса...

Нежные ласки закончились, он стал брать то, что принадлежит ему... Ему... а не Бью. Пусть закон и на его стороне.

Лисса не обращала внимания на рвущуюся ткань. Ее страсть была столь же неистовой. Их раскрытые губы тянулись навстречу друг другу... Все притворство и вся сдержанность были забыты в неистовом порыве, и она полностью отдалась восхитительному акту любви... настоящей любви, а не тех снов, которые в течение этих пяти лет снились Слэйдеру... не тех действий, которые терпела Мелисса эти пять лет.

Слэйдер накрыл ее мягкое податливое тело своим крепким и мускулистым телом, сплетя свои пальцы с ее. Их влажные от испарины тела скользили друг по другу, когда они извивались на смятых простынях, теперь уже совершенно обнаженные и снедаемые столь же обнаженной и неприкрытой страстью... бедро прижималось к бедру... губы — к губам... частые, хриплые стоны-вздохи Мелиссы свидетельствовали о том, что она готова принять Слэйдера.

Она издала жалобный крик, когда его губы оторвались от ее рта, и он стал поцелуями прокладывать дорожку к ее грудям. Придерживая одной рукой ее запястья, он свободной рукой гладил ее грудь, лаская своим влажным языком ее напрягшийся, как камешек, сосок.

Он со стоном сомкнул губы на ее груди и начал посасывать ее, и эти чувственные звуки заполняли комнату.

Судорога наслаждения пронзила все тело Мелиссы от груди до самого паха, как будто пробежала по серебряной проволоке, и она вся выгнулась навстречу ему. Его рука скользнула вниз и стала ласкать пульсирующую влажную теплоту ее лона.

Она была готова. И когда он вошел в нее, у него возникло такое чувство, что он наконец пришел домой. Боже, это было так чудесно!

— Лисса, Лисса... — простонал он, легко касаясь губами ее уха и тяжело дыша. Он зарывался все глубже в ее тело, еще и еще, и она поднимала бедра, двигаясь ему навстречу, медленными, инстинктивно-размеренными движениями.

Как хорошо, как правильно все это было!

Когда он услышал ее приглушенный вскрик и почувствовал, как напряглось ее тело в этот оглушительный момент наивысшего наслаждения, а руки ее то сжимались, то разжимались на его плечах, он также почувствовал, как от мгновенного наступившего оргазма содрогнулось все его тело — от мочек ушей до сведенных пальцев на ногах.

Ослабев от этого неистового чувственного порыва, он беспомощно лежал на ней, затем, придя в себя, стал приподниматься.

— Нет, — сказала Мелисса, мотая головой. — Я хочу чувствовать твою тяжесть... так я чувствую себя в полной безопасности.

— Безопасности, — повторил он медленно.

И они еще полежали так, сплетаясь телами в счастливом молчании. Ей еще никогда в жизни не было так хорошо и так спокойно.

Она не хотела думать ни о каких проблемах, а их еще хватало. Предстояло, преодолеть еще немало препятствий. Слэйдеру нравилось работать на ферме. Это была единственная вещь, которая принадлежала ему в этой жизни, пусть даже и не полностью, И ему будет трудно расстаться со своей долей. А она так долго мечтала уехать отсюда, найти работу, и теперь все это было уже так близко и достижимо... Но, конечно, если они любят друг друга, они что-нибудь придумают. У них еще есть время.

Она не была готова к тому, что он произнес:

— Тебе нужно принять решение, Лисса, — сказал он. Он резко встал и прошел в другой конец комнаты. Дойдя до двери, он остановился, оглянулся: — Этого больше не должно случиться. Во всяком случае до тех пор, пока ты выполняешь желания Бью.

Мелисса смотрела, как он уходит и уносит с собой ощущение счастья. Сначала она просто невидящим взором смотрела на дверь. Через минуту-две, услышав его шаги внизу, она почувствовала, как горло сжимает судорога — все сильнее и сильнее. И наконец она разразилась рыданиями, сотрясавшими все ее тело, — рыданиями от своей беспомощности и безнадежности своего положения.

Она обманывала себя. У них со Слэйдером нет общего будущего. У них есть только общее прошлое.

Пресс довез миссис Бодекер до дома и напомнил о просьбе шерифа никому не говорить о смерти Цисси, чтобы полиция могла сразу же приступить к расследованию, не спугнув преступника. Он направился домой. Неистовство и страстность проповеди, а также смерть Цисси совершенно вымотали его.

Мэнди встретила его у дверей аптеки.

— Я уже собиралась закрывать, — сказала она, впуская его.

Пресс подумал, что синяк у нее на щеке был уже почти не заметен.

На этот раз он не хотел делать вид, что ничего не знает. Теперь, после того как он увидел убитую Цисси. Он должен был что-то сказать. Он протянул руку и слегка коснулся бледного синяка.

— Больно? — В вопросе прозвучала целая гамма обуревающих его чувств.

Она молча покачала головой, широко раскрыв глаза.

— И давно? — спросил он, не отнимая руку.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Я все знаю, Мэнди. Ты должна понять, что я все знаю. Такие вещи невозможно скрыть. Во всяком случае, не в таком городке, как наш.

Она беспомощно опустила голову, избегая его взгляда.

Он кончиками пальцев взял ее за подбородок.

— Почему? Почему ты не уйдешь? — Голос его дрогнул, когда он задавал ей этот нелепый вопрос.

— Потому что я его жена, а супружество свято. Джек — мой муж.

— И это дает ему право бить и обижать тебя? — спросил он, с трудом сдерживая свои чувства. — И что же здесь святого? Насколько я понимаю, в аду должно быть отведено специальное место для мужчин, которые издеваются над женщинами и детьми, неспособными за себя постоять.

Пресс, сам того не желая, не помог ей, лишь заставил почувствовать себя еще более несчастной... Он заставил ее открыть глаза на то, чего она не хотела видеть.

— Послушай, ты — католичка, а я — протестант, но я не думаю, что у нас настолько разные боги. Мой Бог не хотел бы, чтобы тебя обижали. Мой Бог — это не Бог Ветхого Завета — злой и мстительный. Мой Бог — это Господь Нового Завета. Это Бог, который любит и прощает.

— Я знаю, — вздохнула Мэнди. — Ты такой добрый, — прошептала она.

— Любовь, Мэнди. Ты хоть имеешь представление, как хороша любовь? — Он простонал это, чувствуя, как прорываются сдерживаемые им чувства. Он протянул к ней руку и притянул ее к себе. И неожиданно для себя самого он стал покрывать ее лицо сначала сердитыми, потом страстными, потом нежными поцелуями.

Когда он оторвал свои губы от нее, он увидел глаза, полные недоумения и вины.

Проклятие сорвалось с его губ, и он стал искренне и отчаянно просить у нее прощения.

— Прости, Мэнди. Я... я не имел права поступать так.

Она ничего не ответила, лишь опустила глаза.

— Но черт бы подрал все это, Мэнди. Господь создал нас для любви. Для счастья. Боль... Он не хочет, чтобы люди испытывали боль, поверь мне.

Она взглянула на него, в глазах ее блестели слезы.

— Послушай, Мэнди, — сказал Пресс, протягивая к ней руки ладонями вверх, как будто желая показать ей, что никаких дурных намерений у него нет. — Если ты захочешь уйти от него, я тебе помогу и защищу тебя. Со мной ты будешь в безопасности, если захочешь остаться здесь. Или ты бы могла жить у миссис Бодекер — у нее есть свободная комната. Не надо бояться. В сущности, Джек — трус. Он не станет связываться со мной. Он не станет связываться ни с кем, кто может дать сдачи. Так дай ему сдачи, Мэнди... уйди от него.

— Я не знаю, — сказала Мэнди, стискивая руки. — Мне надо подумать.

Пресс не мог удержаться, чтобы не воспользоваться моментом. Не смог удержаться, чтобы не сказать то, что уже давно было у него на душе.

— Если ты уйдешь от него, сделай это для себя самой. Но когда все будет позади, если только ты захочешь — ты можешь взять меня. Я и душой и сердцем принадлежу тебе, и если я когда-нибудь и трону тебя, то это будет прикосновение нежное и ласковое, полное любви, прикосновение, которое доставит тебе такое наслаждение, о котором ты и не подозреваешь.

Через некоторое время Мэнди вернулась домой. Джек поднялся с кушетки, на которой он спал, и потребовал ужин.

— Ну так ты ходила утром в церковь, помолилась за мою душу? — спросил он.

Мэнди не ответила, не желая глотать наживку.

— Отвечай мне, женщина, когда я с тобой разговариваю.

— Ты со мной не разговариваешь, ты цепляешься ко мне.

— Я делаю то, что хочу, женщина. А что ты собираешься делать? — спросил он угрожающе.

Она ничего ему не ответила, но впервые подумала, что могла бы от него уйти.

— Подойди сюда, Мэнди. Ты разве не собираешься поцеловать меня, как любящая жена? — издевался он. Запах водочного перегара, исходящий от него, вызвал у нее приступ тошноты.

Пошатываясь, он протянул к ней руки.

Нет! Она не хотела, чтобы он прикасался к ней. Только не после того, как она чувствовала ласковые прикосновения Пресса. Одна мысль о том, что муж может коснуться ее, вызвала у нее ощущение, будто она вывалялась в грязи.

— Я сказал, подойди сюда! — заорал Джек, подбоченясь.

Она окаменела от страха.

Джек медленно направился в ее сторону. Она подумала о Прессе. О Боже, она не вынесет, если он опять увидит ее со свежими следами побоев. Она повернулась и побежала. Она спряталась и сидела в своем укрытии до тех пор, пока пьяный Джек не вернулся в дом. Через некоторое время Мэнди потихоньку пробралась домой. Она, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить заснувшего на кушетке Джека, положила себе в тарелку каши.

Подходя к холодильнику за молоком, она споткнулась о кошку, свое единственное утешение в этом доме, и уронила ложку. Шум разбудил Джека.

Увидев, как он входит на кухню, она прижалась к холодильнику.

— Так ты все-таки приползла ко мне, а? Ну ладно, оставайся, коли пришла. Только забудь о своей работе у Прескотта. Я не хочу, чтобы ты там работала. А то становишься слишком независимой. Ты должна сидеть дома и ухаживать за собственным мужем, как порядочная жена. Тебе это скажет и твой драгоценный священник.

Сначала Мэнди подумала, что он все-таки не станет ее бить. Затем она почувствовала вкус крови, когда его кулак разбил ей губы. Сквозь застилающие глаза слезы она увидела, что Джек улыбается.

— И больше никогда от меня не прячься. В следующий раз я могу выйти из себя. — Он разразился хохотом, как будто сказал что-то необыкновенно смешное.