Шикарная женщина бьет тревогу

21

Как я воспитываю лучшего друга женщины

Урок 13. Трусливый пес

Доминантные женщины часто выбирают себе трусливую собаку, в этом нет ничего удивительного. Но не доводите дело до того, чтобы ваш малыш начал кусаться от страха! Некоторые собаки имеют к этому генетическую предрасположенность, но в основном причиной такого поведения является неуверенность в себе на фоне недостаточной социализации. Иными словами: это ваша вина!

Такой маленький кусака часто ведет себя противоречиво. Только что он раболепно сидел возле вас и вилял хвостом ~ и вдруг в следующий момент нападает. Соответствующие мероприятия против этого лучше всего проводить совместно с вашей подругой, у которой тоже есть маленький любимец. Направляясь гулять с собакой в парк, соблюдайте такую дистанцию с подругой, чтобы ваш пес не испытывал страха перед присутствием соплеменника. Если ваш малыш остается спокойным и расслабленным, наградите его лакомством и ласками. День ото дня сокращайте дистанцию до тех пор, пока ваш песик не перестанет испытывать страх при виде соперника. В некоторых случаях этот процесс может занять не одну неделю и даже месяц.

Не щадите ни времени, ни сил для перевоспитания вашего малыша из трусливой кусаки в безобидного зайку. Если не справляетесь с этой проблемой сами, не стесняйтесь обратиться к профессионалу.

— Снова вы! — простенал комиссар, которого я сразу опознала по концентрированному запаху пота и животного духа из подмышек.

— Дито! — фыркнула я.

Хоть мы и не выносили друг друга, судьба то и дело сводила нас, бросив уже два трупа нам под ноги. Первый — заколотая блондинка в заброшенном офисном здании, а потом отравленный трубадур на день рожденном празднике. А теперь вот почти что мертвая дама в моей ванне. Нет, Штутгарт как был, так и остался большой деревней.

— Сесть! — казарменным тоном приказал комиссар.

Мы с Урсом браво упали на наш диван в гостиной, посередь моря смятых салфеток, кожурок от арахиса и ароматных остатков рвоты из смеси салями с чесноком. Гостиная все еще выглядела живым воззванием к спасительной операции после катастрофы.

— Поскольку я немного знаком с вашим манером вести домашнее хозяйство, предполагаю, что здесь никто не рылся, и она находится в том же состоянии, что и при нападении? — осведомился комиссар у меня.

— Ни то, ни другое, — неласково буркнула я.

— Вчера у нас была вечеринка, — встрял Урс с разъяснениями.

— Ага. — Комиссар поискал чистенькое место, куда он мог бы приклонить свою задницу, но, не найдя, так и остался стоять.

— Вам знакома эта женщина? — задал он вопрос.

«Женщина» все еще находилась в нашей ванной комнате в руках врача «скорой помощи». Ее допрос еще предстоял.

— Совершенно не знакома! Мы не знаем ее! — заявил Урс твердым тоном.

Я промолчала.

Комиссар внимательно осмотрел меня. Урс тоже.

— А как насчет вас? — поймал служитель закона меня на крючок.

— Да, — встрепенулся Урс, — как насчет тебя?

Молчание — золото. Особенно тогда, когда в голову не приходит ни одной приличной отговорки. Так что я молчала.

Повисла глубокая тишина. Такая глубокая, что в нее можно было бы нырять, как в морские глубины. Слышались только щелчки фотовспышки: фотограф снимал на пленку место преступления.

Знаете, есть такая детская игра: кто дольше выдержит взгляд, не моргнув? Мои- родители практиковали нечто подобное, когда возили нас с сестрой на машине: кто дольше продержит рот на замке, тот получит ванильное мороженое. Еще ребенком я всегда проигрывала.

— Возможно, я знаю, кто эта женщина.

Урс фыркнул:

— Что?!

— Я как раз занимаюсь одним делом…

— Что?!! — снова перебил меня Урс.

Комиссар обреченно посмотрел на меня, как будто хотел сказать: именно это я и предполагал.

— А вам не кажется странным, что каждый, кто познакомится с вами, испытывает потребность уйти из жизни раньше срока? Наверное, мне стоит об этом подумать.

Я не клюнула на его сарказм:

— Мою подругу шантажируют. Ничего сенсационного, так что я подумала…

— Что?!!! — взревел Урс в третий раз.

Мне это уже начало действовать на нервы.

— Я же тебе ясно сказал, чтобы ты держалась от этого подальше!

Комиссар хихикнул:

— Ой, тоже мне, угроза!

Во время их диалога я неотрывно смотрела в глаза тропической рыбке, которая снова расплющила морду об аквариумное стекло. Думаю, в нашем уютном доме она больше не страдала по своим сородичам.

— А я тебе ничего не обещала! — едва слышно пискнула я. — Между прочим, подруге в беде надо помогать. И ты меня всегда любил именно за склонность к самопожертвованию и авантюрам!

— В нашей ванне лежит полумертвая женщина, — непривычно разгорячился Урс. — Ни к самопожертвованию, ни к авантюрным похождениям это отношения не имеет! Это чистейшее легкомыслие и невообразимая глупость! Даже думать не хочу, что на это скажет моя мама!

— А при чем здесь твоя мать?

— Ага, теперь ты снова начнешь выступать против всех матерей скопом, и твоей, и моей в частности.

Урс вскочил и пнул по ножке ни в чем не повинного журнального столика.

Комиссар сложил на груди руки и с наслаждением слушал нашу беседу. Двое криминалистов стояли позади него и с нескрываемым отвращением обозревали остатки вчерашнего пиршества на полу гостиной, которые сильно напоминали если не разгром урн в туалете, то по крайней мере взрыв на пудинговой фабрике. А поскольку в квартире поддерживалась высокая температура — Урса немного знобило, — некоторые объедки подпортились и превратились в вонючую массу.

— Давай говорить о конкретных фактах! Личное решим после! — Я не выразила просьбу, я рявкнула приказ.

Урс среагировал соответствующе. Как же я могла забыть железное правило бабушки Нёлле?

БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Никогда не кричите на своего любимца!

— А ты не умеешь отделять факты от личного! Это наше личное привело к таким фактам! — Урс кружил по гостиной, как тигр в клетке.

Комиссар между тем изучал гору презервативов на буфете.

— У меня слов нет, как легкомысленно ты обходишься с нашим личным! — не унимался Урс. — Поцелуй с посторонним мужчиной там, труп здесь — и как с гуся вода! У тебя в мозгах все еще «я» вместо «мы»!

Точно, Саймон уже успел ему выболтать про тот интимный поцелуй с Виктором.

— А это что здесь делает? — Комиссар поднял горсть презервативов.

Урс мрачно посмотрел на него:

— Подарок моих приятелей на месячный юбилей с моей невестой. Это ароматизированные кондомы.

Пакетики посыпались у комиссара из рук.

— Вы помолвлены? С ней? — Он мотнул головой в мою сторону.

Идиот!

Слава богине, Урс не удостоил его ответом.

Я задалась вопросом, почему Урс занялся уборкой, вместо того чтобы подхватить свои фланелевые рубашки и лыжи и не слинять в родные края альпийских рожков и лиловых коров.

— Урс, любимый, я помогала подруге. И делала это в рамках пристойности. Если ты успокоишься, я тебе все объясню, и ты еще оценишь мою самоотверженность.

— Успокоиться,? Как я могу быть спокойным, когда в ванне труп? — Урс мерил шагами комнату. — Вы бы успокоились на моем месте? — обратился он комиссару. — Скажите же что-нибудь!

— Я воздержусь от высказывания своего мнения, — насмешливо сказал тот. — Мне бы хотелось умереть в своей постели. — Он подмигнул мне.

— Очень остроумно. — Урс уже буквально кипел. — Все, с меня хватит! Я ухожу! Все! Кончено! Сыт по горло!

Он промаршировал в прихожую и с треском захлопнул за собой дверь.

Я стояла, как в поговорке пудель[120], которого описал датский дог: то есть облитая с ног до головы.

— Не волнуйтесь, далеко он не уйдет, — успокоил меня комиссар. — Мои коллеги не выпустят его без свидетельских показаний. Так что вы его не потеряете.

Он осклабился в широкой улыбке. Потом поднял один из презервативов.

— Со вкусом салями, — прочитал он. ~ А как этот вкус наносится? Супермоментом или как?

Тремя часами позже наша вечеринка несколько при- угасла.

Мы проводили конференцию впятером со смертельно бледной контуженной Конни, голова которой была туго перевязана, в нашей ванной комнате. На этом настоял врач, который сейчас ждал в карете «скорой помощи» перед домом. Обстановка в гостиной ему показалась чреватой тяжелыми инфекциями. Ха!

Конни сидела на крышке унитаза и держалась за раковину, комиссар и его помощник с блокнотом уютно расположились на краю ванны, мы с Урсом стояли.

Парочка криминалистов, которые собрали с Конни и из ванны следы крови и волокон, а также волоски пока неизвестного происхождения, сейчас шустрили в прихожей в поисках других улик с радостными возгласами: «I got you under my skin!» [121].

— И вы хотите сказать, что не заметили женщину в обмороке в вашей ванне, когда проснулись? — наседал «monsieur le commissaire»[122] на Урса.

Он любил иногда поиграть в этакого «brutaloсор»[123]. На это не стоило обращать внимания.

Урс разнял руки на груди и с мрачным видом присел на корзину с грязным бельем.

— Нет, не заметил. Я уже сказал, что сразу пошел на кухню, чтобы прибраться и отменить «шутинг» в Вене. А пятью минутами позже уже вернулась моя… невеста.

Все еще «невеста»! Когда я это услышала, у меня застрял ком в горле. Но… на этот раз Урс запнулся… Дурной знак!

— Дверь была взломана?

Урс потряс головой.

— А вы, наоборот, не заметили своего жениха, а сразу обнаружили предполагаемый труп?! — внезапно рявкнул мне представитель государственной власти.

— Когда я прихожу домой, мне в первую очередь надо пописать. Может быть, это и нетипичная особенность моего мочевого пузыря, но так оно есть. А до этого я не в состоянии совершать обход квартиры.

Комиссар ухмыльнулся. Ему снова удалось привести меня в бешенство.

Конни из женской солидарности пришла мне на помощь:

— У женщин мочевой пузырь много слабее. Я думаю, она говорит правду.

«Слабый мочевой пузырь? Ну, спасибо, сестренка!»

— Вам мы еще дадим слово, госпожа Симоне, — комиссар ласково улыбнулся ей и снова повернулся ко мне. — И вы тут же подумали, что предполагаемый труп именно та женщина, с которой вы назначали встречу по поводу ваших объявлений?

— Само собой. А кто еще мог лежать в моей ванне?

— В нашей ванне, — поправил Урс.

— В нашей ванне, — поправилась я.

— Может, вы уже перестанете называть меня «предполагаемым трупом»? — проворчала Конни.

— Разумеется, госпожа Симоне, — комиссар проехался по краю ванны и взял Конни за руку. Странно, но Конни руку не выдернула. Может быть, между ними зарождалась любовь?

— Госпожа Симоне, вы в состоянии описать процесс совершения преступления?

— Да тут и описывать нечего. Мы договорились о встрече на вчерашний вечер. — Она качнула головой в мою сторону. — Но в последний момент мне помешали: неожиданно пришла моя сестра-близнец. — Она облизала сухие растрескавшийся губы.

— Принести чего-нибудь выпить? — предложила я.

— Употреблять в туалете? — возмутилась она так, будто я предложила узаконить детскую проституцию в Германии.

Комиссар покачал головой, его помощник с сочувствием поглядел на меня.

«Ну, нет так нет, милочка!»

— Но я понимаю, что это было неприлично. — Конни вывернула глаза в мою сторону. — Поэтому я сегодня пришла, чтобы извиниться и…

— А как вы узнали, где я живу? — перебила я ее со сладостной неприязнью. Перчатка брошена!

— Но вы же представились мне по телефону. Я нашла адрес в телефонной книге. — Конни бросила мне перчатку обратно. Прямо в морду.

— С тех пор я переехала! — победно воскликнула я.

— Ваш квартирант, Жак Мерсье, настоящий француз, дал мне ваш новый адрес.

Укол, туше — победа! Конни Симоне.

Впредь буду держать рот на замке.

— Вы пришли пешком? — продолжал комиссар.

— Нет, приехала на сорок третьем автобусе.

— За вами кто-нибудь следил?

— Нет. По крайней мере я никого не заметила. А потом помню только, что шла через сад, нажала на звонок и… и в глазах все потемнело. — Конни жадно сглотнула.

— Вас ударили тупым предметом по голове, — засвидетельствовал комиссар. — Но вам еще повезло, удар был не слишком сильным.

— Вам хорошо говорить, — жалобно сказала Конни. — А когда я очнулась, она как раз… — Конни снова мотнула головой в мою сторону, — вошла в ванную. Откуда мне было знать, что не она сбила меня с ног, так что я притворилась, будто без сознания…

Комиссар злорадно улыбнулся мне.

— Так что вы не можете описать злоумышленника, госпожа Симоне?

Конни покачала головой, схватилась за бинты и проорала:

— О-о-й!

Комиссар поднялся:

— А теперь вам действительно необходимо на рентген. Все остальное проясним позже.

— Но имя! — не выдержала я. — Имя шантажиста!

Конни встала с унитаза, с достоинством вынула письмо из сумочки:

— Хеннес Гуккельсбергер! [124]

Меня перекосило:

— Кто-кто?

— Хеннес Гуккельсбергер.

— Но этого не может быть! Такого лица нет в моем списке!

Трое мужчин понимающе потупили взоры. Я завращала глазами:

— И этот Хеннес Гуккельсбергер вас шантажировал? Садомазохистскими фотками в голом виде? — завершила я дознание.

— Что? Как? — Конни побледнела еще больше и схватилась за сердце. — Как вам могло такое прийти в голову?! — Она снова опустилась на унитаз.

— Действительно! — укоризненно обругал меня комиссар.

На второй взгляд Конни в ее твидовом блейзере, юбке с президентской длиной до середины колена никак не тянула на кандидатку для подобных снимков. Скорее старательная библиотекарша в каком-нибудь фильме Розамунды Пильхер[125].

— А чем же он вас шантажировал?!

Наверное, при других обстоятельствах Конни не удостоила бы меня ответа, но здесь ей бросили в лицо невероятное обвинение из всех возможных, и она снизошла до объяснения:

— Это была самозащита! Я живу возле палатки с гамбургерами. Она закрывается в полночь. И каждую ночь, честное слово, каждую, эти продавцы и кто там еще прощаются так шумно, что… Ну, ладно, недавно я вылила на мерзавцев ведро холодной воды. — Она упрямо поджала губы. — И это помогло. С тех пор они больше не орут!

— И как все стало известно этому Хеннесу Гуккельсбергеру? — не отставала я.

Конни хотя бы имела совесть покраснеть:

— Он случайно оказался у меня.

Ха! В полночь? Случайно? Я расплылась в улыбке.

Конни отвернулась и продолжила:

— На следующий день я получила анонимное письмо. Кого мне еще подозревать?

— Глупости, — заявила я. — Соседи могли это видеть… Мало ли…

— Ах, умоляю. — Конни изогнула дугой слишком сильно выщипанные брови. — Владельцы элитного собственного жилья? Среди нас нет доносчиков или шантажистов!

— Во всяком случае, это не кто-то из моих мужчин! — заключила я.

— Из твоих мужчин?! — огорошенно вскрикнул Урс, вскочил с корзины с грязным бельем и еще некоторое время таращился на меня, а потом пулей вылетел из ванной.

— Вот сейчас я бы что-нибудь выпила, — обескураженно выразила я. — И лучше, чтобы в этом был цианид.

— С удовольствием буду к вашим услугам, как только закончу это дело, — вызвался комиссар.

Я сверкнула на него глазами.

Раскатал губу, как же!

На следующий день я зашла к нему в кабинет подписать протокол показаний. Кроме этого, я передала ему всю коллекцию потенциальных мучителей женщин.

Алекс получила по электронной почте письмо из какого-то интернет-кафе, в котором ее просили обратить внимание на страничку с двумя ее порнофотками с указанием номера телефона. В результате чего она срочно взяла отпуск, упаковала чемоданы, сунула Микеша в перевозку и исчезла в неизвестном направлении, не оставив адреса.

Урс тоже упаковал свой рюкзак и отбыл в горы Швейцарии, чтобы в покое поразмышлять над нашими отношениями, что ему было позволено властями, поскольку он не находился под подозрением.

Микроскопические следы крови, взятые у Конни под ногтями, принадлежали не ей, а кому-то другому, но, во всяком случае, женщине.

Должна заметить, что меня все еще держали за женщину.

Не очень-то повышало мое настроение и то, что я больше не получала новых сообщений на мой мобильный. В него только кто-то сопел. Скабрезно, по-мужски. Сопел.

Говно.

Чистое говно.