Шикарная женщина бьет тревогу

Эпилог

Мой любимый швейцарец появился на свет 11.11. И со времен его проживания в Кёльне стало традицией устраивать в этот торжественный день шумный бал-маскарад, на который приглашались все друзья, знакомые и заказчики. Ровно в одиннадцать вечера гости поднимали бокалы за новорожденного. Эту традицию Урс не захотел нарушить и этого одиннадцатого ноября.

11.11, 19 ч. 32 мин.

Я завернулась в белую простыню, на левой груди нарисовала ужа, вокруг глаз и на ресницы нанесла кило теней и туши, снова выкрасила свои волосы в цвет воронова крыла. И вуаля — Клеопатра!

От простыни остался еще небольшой кусочек. Урс обернул его вокруг бедер и превратился в Ганди.

Да, вы правильно поняли.

Этот выдающийся, не один раз премированный фотограф, этот всемирно знаменитый покоритель вершин, этот корифей в коллекционировании антикварных фотоаппаратов и сын богатых почтенных родителей, этот умница и профессионал… был моим рабом.

Иначе почему бы он прощал мне очаровательные «каприс»[132] (как я это называю), или глупости под хмельком (как это называет остальной мир)? Но он мне прощал.

И более того. Он спас меня из западни в Мюнхене, в которую я попала в результате гонки и преследования.

Мои кредитные карты дурным образом все еще находились в вязаной сумочке с бахромой, которую я оставила у Зиги во время своего злополучного бегства из ее мастерской. А моих карманных денег — вполне приличной суммы — по мюнхенским ценам хватило только на негазированную натриевосодержащую минералку. Вы где-нибудь еще наблюдали такое во вселенной? Мужчина, который ради меня — как прославленный рыцарь на белом коне — несется на своем «сааб-комби» из Цюриха в Мюнхен, увозит меня в роскошный «Байеришен Хоф» и устраивает мне медовую ночь.

На следующее утро за завтраком в ресторане отеля с видом на Фрауенкирхе и крыши Старого города я произнесла с трудом давшиеся мне и чреватые последствиями слова:

— Ах, сокровище мое, я так рада быть с тобой помолвленной! [133]

БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Время от времени одаряйте своего песика совершенно необоснованными, но страстно ожидаемыми ласками. Это укрепит в маленьком любимце уверенность, что лучшего места, чем возле вас, для него и быть не может!

11.11, 20 ч. 16 мин.

Упомянутую выше вязаную сумочку с бахромой и моими кредитными картами я получила назад в вечер торжественного празднования Урсова дня рождения.

Я как раз распаковывала следующую подвозку из службы доставки, когда Урс сунул мне в руку визитную карточку:

— Она только что пришла. Это кто-то из твоих знакомых, или я ее когда-то снимал, а потом напрочь забыл?

ЗИГЛИНДА ГЕЗИНА ШЁЛЬКОПФ СВОБОДНАЯ ХУДОЖНИЦА

— Я ее не знаю, — ответила я с набитым семгой ртом.

Естественно, я была просто обязана продегустировать все поставки. В соответствии с девизом «Лучшее — для меня!».

— Хо, ты не могла меня забыть! — прогнусавило фальцетом из кухонной двери. — Я принесла тебе твои вещи. Блузку я зашила. Это было самое малое, что я могла для тебя сделать, а, золотко? После того как нагнала на тебя страху.

Зигги в заляпанном краской комбинезоне схватила тюбик горчицы:

— А сейчас я создам для вас шедевр в честь нашего примирения. Когда скидывала пальто в спальне, заметила там, у вас «Оленя» и «Цыганку» маслом. Но вы же это не серьезно, а, мои дорогие? Сейчас я их мигом вам обновлю! Чиро! [134]

Урс внимательно посмотрел на меня.

— Не надо вопросов! — предупредила я и засунула ему в рот кусок семги.

11.11, 20 ч. 44 мин.

Комиссар попал на вечеринку случайно. Он притащил с собой своего «крими». Нет, это не то, что вы подумали, не криминального субъекта и не детективный роман, а своего коллегу-криминалиста. Звали того Юр- ген Рихтер, и был он все еще в своей рабочей одежде, то есть в белом халате.

— Я просто хотел поглядеть, могут ли в этой зараженной грибками и спорами халупе выживать человеческие особи, — сообщил Юрген Рихтер, натянул на лицо марлевую маску и растворился среди народа.

Точнее сказать, среди моих подружек по Клубу любителей детективов. Я успела еще заметить, как Мэрен, наряженная французской кокоткой, соблазнительно улыбнулась ему.

— Очень остроумно. А вам непременно надо было приволакивать его с собой? — наехала я на комиссара.

— Не лишайте парня удовольствия, у него не так уж много развлечений. — Мой друг и соратник ухмыльнулся. — А я сегодня не на службе, так как насчет пивка?

— Идемте. — Я потащила его в кухню. — А что это вы жертвуете на меня свое свободное время?

— Я просто подумал, что вам будет интересно узнать, что Освальд Мюндтер не подает на вас заявления за нанесение телесных повреждений.

Я поджала губы.

— Надеюсь, вам ясно, что с его стороны это широкий жест. В конце концов это вы вмазали ему, добропорядочному гражданину, мощный хук правой под дых. Да еще при свидетелях. — Он расплылся, словно слизняк.

Освальд Мюндтер добропорядочный гражданин, а не вор и шантажист? Этот аутсайдер, это охвостье! Скорее всего, он не хотел позориться перед своими дружками, такими же садомазохистами, что его нокаутировала женщина!

Я достала из холодильника пиво.

— А кроме того, это дело прояснилось, — продолжал комиссар. — Волос преступника на трупе оказался собачьей шерстью. Хотите услышать дальше?

— Нет, не испытываю ни малейшего интереса. — Я сунула ему в руки банку с пивом и развернулась.

Триумф!

С каким удовольствием я оглянулась бы, чтобы посмотреть на его глупую рожу, но это бы лишило эффекта мой уход со сцены.

А кроме того, я уже и так знала, как Конни попала в мою ванну. Мне рассказал Джерри, пару дней назад в нашем общем садике, когда этот поврежденный умишком Зевс прыгнул на меня сзади в попытке спаривания.

— Смешно, как раз то же самое он пытался проделать с твоей подругой, — расхохотался Джерри.

Тут правда и вылезла наружу.

Конни, не подозревавшая, какие опасности подстерегают ее в нашем саду, попросту открыла калитку и направилась к двери. Тут на нее наскочил Зевс, в результате чего она упала и неудачно ударилась головой о ступеньки перед входом. Джерри, добрая душа, вытащил запасной ключ от нашей половины и уложил потерявшую сознание Конни в ванну.

— Конечно, в ванну, не на кровать ведь! Всем известно, что, приходя в себя, человек обычно блюет, — оправдывался Джерри, помешанная на чистоте домохозяйка. А поскольку Джерри находится не в лучшей спортивной форме, а Конни весит немало, он несколько раз ее ронял. Отсюда синяки и ссадины.

— Да я хотел тебе раньше сказать, но ты меня все время избегаешь, — с упреком говорил Джерри, отряхивая с меня пыль. Главным образом с груди и задницы.

«А как же шантаж?» — спросите вы сейчас.

Спокойствие. Всему свое время.

11.11, 21 ч. 02 мин.

Естественно, Джерри тоже был приглашен на день- рожденный бал. Этого требовали законы гостеприимства.

Он явился в гавайской майке с остатками пойла в полуторалитровой бутылке, с красной игрушечной «Феррари» на бейсболке и в сопровождении Зевса и Аполлона.

На нем висела экс-«железная леди» Алекс Дромбовски в платиновом парике, переряженная Мэрилин Монро. Из смелого платья красного шелка роскошно выпирали ее силиконовые груди, а если она не подложила подушечку с заднего фасада, значит, в последнее время дошли и туда руки (хирурга).

Джерри гордо сиял.

— И чего ты в нем нашла? — спросила я ее в один из немалочисленных моментов, когда Джерри отвалил от нее, чтобы облапать очередную из присутствующих бабенок.

— Это твои происки из-за того, что он безработный? — фыркнула Алекс мне в лицо.

— Да разве в этом дело? Ты посмотри на него: вон он хлещет кнутом дамочку из гарема.

Рабыней гарема оказалась Конни Симоне. Очевидно, таким образом Джерри приносил ей свои извинения за тот случай с ванной.

Кто-то врубил полонез, и Джерри тут же ухватил пышные бедра Конни, упакованные в шаровары, и потащил рабыню по комнате.

Алекс смотрела на него с молитвенно сложенными руками. С таким умилением смотрят заблудшие овечки из паствы на своего духовника.

Вот и пойми после этого женщин!

11.11, 21 ч. 23 мин.

По ходу праздничного вечера выяснилось, что Джерри обласкивал не ту рабыню. Этой оказалась Фабиола, двойняшка Конни.

А Конни сидела с Хеннесом Гукельсбергером, мужичком к шестидесяти, с жидкими волосенками, который заявился сам по себе, на краешке нашей ванны и с энтузиазмом расписывала недавние захватывающие события своей жизни. А бравый Хеннес делал снимки цифровой камерой с нашей исторической посудины.

Господин Гукельсбергер был реабилитирован после того, как одна из соседок Конни призналась ей, что это она написала анонимку.

Как выяснилось, вовсе и не анонимку. Крючок справа под текстом обозначал подпись. А Конни с ее пристрастием к шпионским историям, попросту не сообразила, что это подпись.

11.11, 21 ч. 44 мин.

Кнута и Матце я тоже пригласила. Они явились в образе Одри Хепберн и Марии Каллас и были самыми очаровательными дамами бала. Пока Зиги наносила «последний штрих» горчицы на нашу масляную живопись, они спели «Мун Ривер»[135] и дуэт цветов из «Аакме». Страшно фальшиво, но и жутко занимательно.

Их таксик тоже участвовал в вечеринке. Он вылизал все стаканы, до которых смог добраться. И в подпитии он (который, собственно, оказался «она») отдался похотливому Зевсу. И теперь все с нетерпением ожидали результата: кто появится на свет, ротвейлеры или таксы? Во всяком случае, приплод должен быть на очень коротких лапках и с массивным крупом.

11.11. 22 ч. 05 мин.

Мама Амританандамайи и ее сигх, переодетые в индейцев, в углу нашей спальни разыгрывали с братьями Хёрнинг партию в покер. Братья в костюмах пиратов проиграли уже и дом, и двор, но я не стала вмешиваться.

На футоне неподалеку возлежали куртки, пальто и плащи наших гостей, а также моя подруга Марианна с ее греческим сувениром из отпуска: восемнадцать лет, гора мускулов — настоящий олимпиец — и страшно горячая кровь. Я подумала, не согнать ли их, но потом просто бросила парочке остатки наших кондомов со вкусом салями и оставила их удовлетворяться.

ЮТ, 22 ч. 07 мин.

Моя закадычная подруга София не приедет. Она и ее благоверный ожидают техпомощь на дороге А6 прямо за Нюрнбергом. София может мне втрюхивать какие угодно объяснения, но я-то знаю: по старой привычке она залила в новый «БМВ» не суперочищенный бензин, который ему требуется, а дизельное топливо. Я не расстроилась. Пусть ее муж расстраивается. И действительно, на заднем плане было слышно, что бородатый очкарик рвет и мечет. Я передала трубку Урсу, чтобы София могла его поздравить.

11.11, 22 ч. 09 мин.

Родители Урса — реформаторша Цвингли и Вильгельм Телль, а также мои — Гензель и адмиральша Гретель сидели на крылечке и вели разговор с совершенно незнакомым мне молодым человеком. На нем была монашеская ряса. А разговор, как мне показалось, вертелся вокруг научных исследований стволовых клеток, их смысле и бессмыслице.

— Урси, кто это там? Ваш родственник?

Урс облобызал мое обнаженное плечо:

— Моя толстушечка, никогда раньше его не видел.

— Его пригласил я, — сообщил Джерри, который как раз шел мимо нас с рабыней Фабиолой на левой руке и Мэрилин-Алекс Монро-Дромбовски на правой.

— Тогда все в порядке, — сказал Урс.

— Нет, не в порядке! — разозлилась я и схватила Джерри за гавайскую майку. — Кто это?

— Понятия не имею, — пожал Джерри плечами.

— А чего же ты тогда, черт побери, приглашаешь его к нам?

— Ха, так это же прикольно! Он позвонил на твой мобильник. Тот задребезжал, когда я в последний раз зашел к вам чем-нибудь подкрепиться.

— А мы были дома?

Джерри посмотрел на меня с сочувствием:

— Ты что, конечно нет, иначе ты сама взяла бы свою дурацкую трубку. — Он потянул за собой обеих красоток. — По крайней мере я знаю, что этого типа зовут Торбен. Ты недавно скидывала ему голосовую почту чего-то там из-за твоего объявления. Ну, я и пригласил его. Что-то не так?

11.11, 22 ч. 28 мин.

Мой старый приятель Жак выиграл приз за лучший костюм. Он обрядился зубом. В белоснежно-белом кар- тоновом чудище с дыркой кариеса для глаз Жак не мог ни сесть, ни что-нибудь съесть, зато стал несомненным хитом вечера. Каждый хотел увековечить свое имя на его белой спине. Я написала «Vive la France!»[136] и пририсовала рядом французский багет, который потом был бестактно неверно истолкован…

11.11, 22 ч. 51 мин.

Под самый занавес явился Саймон с ядреной рыжухой на руках — в костюмах Адамы и Евы.

Сумрачное освещение нашего бала не⬓позволило разглядеть их в деталях, но надеюсь, что на них было розовое трико, а не костюм «о натюрель».

— Это Сью, — представил он свою спутницу.

— Занна! — поправила его девушка, намного мягче, чем это сделала бы я на ее месте.

— Очень мило!

— В тихом омуте черти водятся? — Саймон заговорщицки подмигнул мне.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, тот последний поцелуй. В «Винере». Он был что надо! Правильно делаешь, чего киснуть дома, если повсюду бродят толпы поклонников. — Он ткнул меня в бок. — Как там говорит Леонардо ди Каприо в этом «Титанике»? «Каждый день может оказаться последним!», а? — Он от души рассмеялся.

— Ага. И ты постарался приблизить этот день, разболтав все Урсу!

— А зачем же еще нужны друзья? Да ладно, пошли веселиться!

Виляя бедрами, он направился в гостиную, рыжуха проворно поскакала за ним.

Я только-только собралась закрыть дверь, как раздался возглас:

— Минуточку!

Передо мной возникла соплюшка в наряде разбитной секретарши.

— Я гостья госпожи Дромбовски, — пропищала она и хотела проскользнуть мимо меня.

Я возмутилась. За кого она меня держит? За привратницу? Я раскинула руки, и ее курносый носик уперся в мою свежевыбритую подмышку. После чего последовало доказательство, что на свете есть скорости больше скорости света. А конкретнее, вздернутый носишко, который во всю прыть вынырнул оттуда.

На нашей вечеринке толклась куча людей, которых я и в лицо не знала: тощая каланча Наполеон, с высоты своего роста вещающий возле фуршетного стола для всех желающих откушать о токсичности наших угощений. Коренастый римлянин в тоге из дамастовой скатерти, сидящий на пороге кладовки и бормочущий заученные в школе стихи. Танцовщица фламенко, притащившая с собой сосунка и каждый раз при превышении двадцати децибел в динамиках орущая в сторону моего кабинета «чшш, чшш!»

Никого из них я не знала. А если еще и Урс их не знал, то это были просто зеваки с Шоттштрассе, которые там прогуливались, услышали звуки веселой вечеринки и подумали: «Почему бы и нам не присоединиться?» Я бы именно так и сделала.

Но с этим курносиком что-то было не так. Моя интуиция подсказывала мне. Предчувствие.

Которое исполнилось. Сразу за этим.

Совершенный мужчина перешагнул через нашу изгородь.

Вздернутый носик повернулась за моим взглядом в ту сторону и объяснила:

— Это мой друг. Он ставил машину на стоянку.

Друг приближался к нам решительным шагом. Его фигура напомнила мне кого-то.

На нем был черный плащ Зорро с маской. Но и за этим я его сразу узнала.

Виктор!

11.11, 23 ч. 11 мин.

— Ура нашему новорожденному! Ура, ура, трижды ура! — гремело в нашей гостиной.

Я тоже подняла бокал в честь Урса. Он послал мне воздушный поцелуй.

Стреляли пробки шампанского, зажигались бенгальские огни, Шанталь Шварценэггер растроганно всхлипывала в жилетку, Свэми Детлеф Ковальски в костюме метателя дротиков и Аксель из «Кундалини» в парике Эйнштейна звонили в тибетские колокольчики и орали «Хэппи бёзди ту ю» [137].

— Спасибо, спасибо, спасибо, — раскланивался на все стороны Урс. — Дорогие друзья, сегодня есть повод больший, чем день моего рождения. Мы обручились с моей сладкой Клеопатрой!

— Браво! — громыхнуло в унисон.

После этого мы были обцелованы сорока девятью губами и одной марлевой маской. Исподтишка я еще получила и полдюжины тычков от моих подружек по Клубу любителей детективов из-за того, что не оповестила вовремя общественность.

Когда меня целовал Виктор, я прошептала:

— Только не снимай свою маску!

Если Саймон его опознает, только что оповещенная помолвка станет самой сенсационной в этом городе.

Виктор, чьи голубые глаза вовсе не светились этим вечером[138], кротко кивнул.

Амадео Штурценэггер обцеловал меня несколько сердечнее, чем это было необходимо. Взамен объятия моей матери были несколько прохладнее, чем можно было ожидать.

— Пойду на кухню приберусь. Да, детка, не заставляй меня за тебя краснеть. Скажи еще спасибо, что ты заарканила такого покладистого мужика.

О матери!

11.11, 23 час. 29 мин.

Мы с Алекс и Аполлоном сидели на голливудских качелях Джерри в садике. Моросил мелкий дождь, но мы были под надежной крышей.

Аполлон грустил по поводу того, что его компаньон Зевс предпочел рассыпаться мелким бесом перед сучкой-таксихой, вместо того чтобы поливать мочой ноги гостей. Он был настолько деморализован, что позволил себе перевернуться на спину и позволить Алекс чесать брюхо.

Я время от времени давала ему кусочки застывшей пиццы, которую прихватила с собой на свежий воздух.

— Вот она! — внезапно возвестила Алекс.

Курносиха в костюме секретарши ковыляла на своих шпильках по вязкому газону.

Первое впечатление меня не обмануло.

Это была Хельга Хальбингер, секретарша Алекс. И она была обряжена не в свой обычный деловой костюм, а в карнавальный по «Эрину Броковичу», как она соизволила нам сообщить.

Она вытащила пакет с прокладкой из сумочки на плече:

— Вот, возьмите, здесь ваши фотографии и дневник.

Алекс в эйфории запала на документы и газон.

Аполлон, который не ожидал такого нападения, может быть, потому, что валялся на спине и потерял бдительность, тоже плюхнулся на зеленую лужайку, после чего оскорбленно удалился.

Алекс проверила документацию на наличие и сохранность и кивнула.

Мне часто приписывают гипнотичность взгляда, особенно если не слишком много выпью «Ферне Бланка». Именно этим взглядом я и пригвоздила курносиху. Она его не выдержала.

— Госпожа Дромбовски имеет обыкновение разбрасывать свои документы. Когда я занесла ей домой предложения по высвобождению рабочей силы… Семь недель назад… Во время ее летней инфлюэнцы… На комоде в спальне… Там они и лежали… — Голос Хельги Хальбингер звучал непримиримо.

Ага! Ничего себе, теперь вина перекладывается на жертву, из-за того что она неправильно охраняла от воров свою собственность.

— Но почему? Почему, почему?! — простонала Алекс. Что-то в ее голосе не слышалось понимания и сочувствия. — За что?! Что я вам сделала?

— Что вы мне сделали? И вы еще спрашиваете? — Курносая в своей короткой, до пупа, кожаной жилетке и мини-юбке жутко мерзла, между делом начав синеть. — Да вы со мной обращались, как с секретаршей! И как, думаете, я при этом себя чувствовала?!

Алекс вытянула губы, но ничего не сказала.

— Конечно, я только и ждала момента, чтобы вам отомстить, как только представится возможность. Разумеется, деньги мне не нужны, я только хотела выставить вас в дурном свете.

«Вот это да… Ничего себе!.»

Не уверена, что я это подумала, а не произнесла вслух. По крайней мере Алекс ткнула меня в бок.

— Просто вы мне завидовали, — не могла остановить поток слов курносая, — потому что меня уважают коллеги, а вас — нет. Потому что я пользуюсь большим успехом у мужчин. А у вас даже и парня нет! — с триумфом закончила Хельга свою речь.

И в этот момент к нам подошел Джерри, распахнув свою гавайку, поскребывая волосатую грудь и громко пукая.

— Ба! Это просто необходимо выпустить! — прогорланил Джерри. — Девочки, одни? На холоде? Вас не согреть?

Алекс протянула Хельге руку:

— Итак, квиты, о'кей?

— О'кей!

Курносая собралась удалиться на своих ходулях, но я остановила ее вопросом, который вертелся у меня на языке:

— А как давно вы знакомы с Виктором?

Она оглянулась и посмотрела на свои часы:

— Уже три часа. Сегодня наше первое свидание. Мы познакомились по объявлению. Скажите, круто! Он настоящий супермен! — Она одернула джинсовый лоскут, который исполнял роль юбки. — А как он целуется! Представить себе не можете!

Я могла.

А потом пошла в ванную и почистила зубы.

12.11, 2 ч. 51 мин.

В году четыреста пятидесятом по Рождеству Господню гунны огнем и мечом и насилием прошлись по Европе. Постфактум хочу дать им отпускную. По сравнению с нашими гостями орды под предводительством Аттилы были безобидными марионетками в переносном ящике.

Они обожрали нас до корней волос, обезобразили наши картины, осквернили супружеское ложе. И за все это их нельзя прирезать. Что ни говорите, а Средние века имели все-таки свои стороны…

Около двух ночи мы выставили последних гостей за порог. Джерри отнес вдрызг упившуюся Алекс на свою половину. Конни и Фабиола Симоне уехали с комиссаром. Мэрен и криминалист с марлевой маской на лице — которая стала с ним одним целым (этот тип, даже целуясь, не снимал ее!), — отправились рачьим шагом в ее гнездышко, а долговязый Наполеон долго тряс мою руку и на прощание подарил мне брошюру «Здоровая пища — выход из ядовитой западни для домохозяйки».

Наши родители уже где-то в полночь выбросили белый флаг. Но перед этим Шанталь и моя мать быстренько перемыли посуду и прибрались на скорую руку. Так чисто в нашей халабуде еще никогда не было!

И вот наконец мы с Урсом лежали в постели, усталые, но счастливые.

На стороне Урса белье было влажным и клейким — только не спрашивайте почему, — и мы расположились на моей стороне футона. Я снизу, он сверху. Не волнуйтесь, никакой грязной сексуальной сцены не будет — для этого я слишком утомилась.

— Спасибо за коллекционную камеру, — проворковал Урс и поцеловал меня в кончик носа.

— Угу-м, — устало пробормотала я.

— Но ведь она страшно дорогая. Ты заложила за нее семейные драгоценности?

Я хотела улыбнуться на шутку, но мои лицевые мускулы перенапряглись.

— Скажи честно, что ты за нее отдала?

— Продала душу дьяволу.

Урс покусал мою мочку:

— Ну, это не страшно.

Я попробовала сопротивляться:

— Отстань, — но это прозвучало скорее как мурлыканье, чем как приказ.

Урс прикусил сильнее:

— У нас еще остались салями-кондомы?

По всему было видно, что Урс сохранил гораздо больше запала, чем я. Он мог спокойно разыгрывать «Историю мистера О», ради бога. Меня же манил в свои объятия Морфей.

Урс пошарил рукой по моей тумбочке, потом выдвинул ящик.

Что-то во мне, какое-то дурное предчувствие, вроде бы и попыталось крикнуть: «Осторожно'. Берегись! Промедление опасно!», но мои члены налились тяжестью, веки были еще тяжелее, а мой и без того слабый умишко уже погрузился в глубокую дрему.

— Что это такое? — Урс привстал в постели. «Как я воспитываю моего щенка. Настольная книга для детей от пяти до десяти лет».

Раз! И сна у меня ни в одном глазу.

— Дай сюда! — Я попыталась вырвать у него книжку. Ошибочная тактика.

— Хочешь, чтобы мы завели собаку? — Урс повернулся ко мне спиной и принялся листать изрядно потрепанное пособие. — Но ведь уже есть Зевс и Аполлон. Чистые страшилища! Отпугивают прекрасно.

— Э… но они плохо воспитаны. Именно поэтому…

— Смотри-ка, здесь еще и дарственная надпись!

— Урс, сокровище мое, может, лучше займемся чем- нибудь другим вместо чтения? — соблазнительно заворковала я.

Недостаточно соблазнительно.

— «Моей любимой внучке. Чтобы ты могла воспитать из твоего будущего мужчины блестящего мужа! Твоя бабушка Нёлле».

В спальне стало тихо.

— Когда ты говорила «Не надо, оставь это», ты руководствовалась советами из этой книжки?

Я скатилась с футона и влезла в свой «эпонж»-пеньюар:

— Знаешь, надо срочно пропылесосить ковер. А то грязь въестся, и завтра его уже будет не отчистить.

— У нас нет ковра, только голый паркет! — Урс перевернул следующую страницу. — «Кобель в стае забывает о хороших манерах, становится несносным и неуправляемым», — прочитал он вслух.

Урс поднял глаза:

— Разве не то же самое ты сказала, когда мы с парнями отмечали наш месячный юбилей?

Я заспешила к двери.

— Спи, не дожидайся меня, мне надо еще отдраить ванну.

— Женщина, стоять! — Урс захлопнул книжонку и ошарашенно уставился на меня. — Так ты пыталась воспитывать меня, как щенка?

Я, словно примадонна, тряхнула своей роскошной гривой, поправила пеньюарчик и воодушевленно пропела:

— Спокойной ночи, любимый!

И — вжик! — бросилась спасаться бегством.

— Женщина! — гремело позади меня, но я оказалась проворнее. Я мигом заперла дверь в спальню на ключ. Уф, спасена!

— ЖЕНЩИНА!

Ну, ладно, сейчас Урс немного возбужден. Бывает, случается. Не стоит беспокоиться. Определенно в моем руководстве найдется глава «Как я успокаиваю моего злобного песика»! Только вот моя настольная книга, к сожалению, осталась по другую сторону запертой двери, в которую барабанил Урс.

— ЖЕНЩИНА!

По-моему, в гостиной за полным собранием сочинений Шекспира у меня припрятано несколько батончиков «Милки-вэй». Восстановить растраченные резервы — вот что сейчас требуется!

Я удовлетворенно вздохнула и рысцой помчалась в гостиную. «Спи спокойно, мое сокровище»!

— ЖЕНЩИНА!

БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Если ваш маленький любимец однажды вполне обоснованно рассердится на вас, дайте ему побыть в покое и одиночестве. (Злые языки называют эту меру принудительной изоляцией.) Таким образом вы поможете ему осознать, что иногда вы можете действовать на нервы, но жизнь без вас становится пустой и безотрадной.

После этого угостите своего малыша его любимым лакомством. Вы же знаете: путь к любви ведет через желудок! И снова восстановится мир.

P.s. Презервативы со вкусом салями здесь не годятся.