Шипы похоти

ТАТЬЯНА

Ф

пять стадий горя.

Возможно, я все еще застрял на первом этапе. Я не знал. Все, что я мог чувствовать, это боль. Такой, который разорвал твою душу на куски. Хотя проблеск надежды был. До .

Красное пятно угасло эту надежду.

И тут я подумал, что я на пути к выздоровлению.

Вдалеке послышались тихая болтовня и скрежет столового серебра. Персонал метался туда-сюда между кухней и столовой, где гости ждали своей еды. Тихая мелодия успокаивающей музыки разносилась в воздухе.

Я скучал по старому Адриану. Тот, с кем я вырос. Того, кого я знал до того, как между нами все осложнилось. То, как он готовил мне завтрак или водил на спектакль русской оперы, борясь с желанием задремать. Я любила не так уж много русских вещей, но опера была одной из них.

Черт, я скучаю по нему. Между нами все было хорошо. Пока мы не поженились. Потом что-то пошло не так, и мне еще предстояло разобраться, что и почему. Я не мог забыть все хорошие годы, которые у нас были. Всем доверия и счастья. Но сейчас я остался без него. Тяжело видеть, как люди вокруг меня обретают свое долго и счастливо, в то время как я упускаю это из виду.

Я избегал своей семьи, как чумы. Изабелла и Аврора были неумолимы: проверяли меня, водили на приемы к терапевту и врачу, который лечил мои травмы. Их глаза всегда были прикованы ко мне, с беспокойством следили за мной и давали советы. Мне ничего не нужно. Я просто хотел, чтобы эти этапы были завершены, чтобы мне не было так больно. Почему потребовалось так чертовски много времени, чтобы пережить это горе?

Сегодня я думал, что получу отсрочку. Василий и Саша предложили отвезти меня на последний осмотр, а затем решили угостить обедом.

Итак, я был здесь.

Мои эмоции изменились, превратившись из гнева в боль.

Мои пустые глаза смотрели на меня. Подобно океану, отражающему душу, запертую в его глубинах, где скрываются монстры. Чем сильнее я тянулся к поверхности, тем быстрее я тонул.

И никто не мог меня видеть. Никто не мог меня услышать. Мои крики смолкли.

Мое лицо было бледнее обычного. Синяки сошли на нет. Но внутри я все еще чувствовал их. В моем сердце, в моей душе, даже в моих костях. Все это было больно.

Меня пронзила дрожь.

Мое сердце сжалось, выдергивая его из груди, дюйм за дюймом. Боль пронзила меня, когда я с отчаянием смотрел на кровь, окрашивающую мои белые штаны. С тупой болью в глубине души.

Что-то сдавило мое горло, забирая весь кислород из легких.

Потерянный. Все было потеряно.

Я был бы совсем один. Навсегда. Саша в конце концов женится. У Василия была своя семья. Даже у Алексея была своя семья. В этом мире мужчины предпочитали более молодых женщин. Девы. Я не был ни тем, ни другим. Мужчины в этом мире могли иметь столько женщин, сколько хотели. Но, женщины, нам разрешалось найти любовь только один раз, как будто это было какое-то чертово правило. У меня был шанс создать семью с Адрианом, и она умерла вместе с ним на какой-то богом забытой дороге посреди ниоткуда. Яростно.

Внезапная паника охватила мою грудную клетку. О Боже.

Я не мог дышать. Я не мог думать. На смену кислороду пришел лесной пожар, пожирающий все на своем пути. Чувство потери душило меня с удвоенной силой. Я больше не мог с этим справляться. Четыре недели притворства, что со мной все в порядке. Мой контроль надломился.

Я отрезал, а затем отреагировал. Огонь горел в моих жилах. Мой красный клатч от Christian Louboutin подлетел в воздух и ударился о зеркало. Снова. Затем снова. Металлический мусорный бак последовал за ним. Зеркало разбилось, звук удара стекла о плитку эхом разнесся по ванной.

Привет, вторая стадия… гнев.

В ушах у меня зазвенело. То ли от стекла, то ли от крови по жилам хлещет. А может, это были крики, пронзившие воздух.

Горячий гул пробежал по моим венам. Мои голосовые связки поцарапали горло.

Воздух стремительно вырвался из меня, когда сзади появились руки: одна обхватила меня за рот, а другая за талию.

— Татьяна, хватит, — прорычал Василий.

Это должно было быть моим предупреждением. Его слова были грубее. Прозвучал его русский акцент. Но я зашел слишком далеко.

Я вцепился в его руки. Укусил его за руку. Тогда я закричал. Я кричала до тех пор, пока у меня не заболело горло и я не почувствовала вкус крови на языке. Я кричала до тех пор, пока в ушах не загудело. Я кричал, пока моя душа не кровоточила.

Пока не осталось ничего, кроме пустоты.

А потом я отключился.

Я проснулся со слезами на лице и потом, катящимся по спине. Паника все еще разрывала мою грудь, забирая кислород из легких. Губу у меня защипало, и я облизала порез на нижней губе. Я понятия не имел, как я это получил, но мне было чертовски больно.

«Ей нужна помощь».

Голос Василия был тихим шепотом. Мое тело двигалось взад и вперед, пока Василий вел машину так, будто он разозлился и был готов выйти из себя. Должно быть, плохо, если он вел машину как маньяк. Он редко делал это с тех пор, как у него были дети.

Маленький зеленый монстр скользнул по моим венам. Зависть и ненависть были сукой. Я никогда не испытывал их раньше. Не так. Не такой сильный. До настоящего времени.

Я держал глаза закрытыми, слушая гул двигателя.

— Ты ее не отправишь, — прошипела Саша. «Наша задача – помочь ей. Прошел всего месяц. Она постепенно поправляется».

Он не поверил этому. Даже я услышал сомнение в голосе брата.

«Она только что в ярости разрушила туалет ресторана», — прошипел Василий. «Она меня укусила. Ударь меня. И при этом порезала себе губу. Как, черт возьми, ты думаешь, ей становится лучше?

Последовала тишина. Я не стал переезжать. Пусть думают, что я сплю. Это было лучше, чем участвовать в этом дерьмовом разговоре.

— Что ее смутило? — спросил Саша. "Вы что-то сказали?"

— Нет, — отрезал Василий. «Я пошел проверить ее, так как она так долго шла, и обнаружил, что она бьется о зеркало, ее руки окровавлены осколками стекла, врезавшимися в ее ладонь».

Последовала тишина, громче выстрела. Он был толстым, тяжелым и зловещим. Оглушительно.

— Она поправится, — проворчал Саша. «Не то чтобы наша семья хорошо умела скорбеть. Наша собственная мать пошла на крайние меры. Отец был недалеко от этого.

«Татьяна совсем не похожа на мать и тем более на отца», — отрезал Василий.

Но мы все знали, что это чушь. В каждом из нас были качества наших родителей. Хорошо и плохо. Наш контроль был несуществующим, наша ревность смертельна, а наша ярость разрушительна.

Машина остановилась, но я услышал, как мимо нас проезжают машины. Должно быть, это был знак остановки.

— Просто отведите ее к врачу, — пробормотал Саша. «Ее руку, вероятно, придется зашить».

«Изабелла сможет это сделать».

"Нет!" Единственное слово, хриплое и резкое, вырвалось наружу, даже не осознавая, что я произнес это вслух.

Мои братья повернулись в унисон. «Вы с Беллой лучшие друзья», — рассуждал Василий.

— Пожалуйста, просто отвези меня домой, — прошептала я, принимая сидячее положение. Взгляд Василия метнулся к моим штанам. Кровь залила большую часть моих белых штанов, и я схватил чью-то куртку, чтобы скрыть это.

— Тебе нужны швы, — рассуждал Саша тихим голосом.

«Тогда отведите меня к врачу», — рассуждал я, опустив глаза. — Я не хочу к тебе идти, Василий.

— Почему, черт возьми, нет? он потребовал знать с рычанием. «Мы семья. Я не позволю тебе изолироваться».

Тишина стала настолько оглушительной, что лизала мою кожу. Как холодный пот на влажной коже.

Недолго мы сидели молча, прежде чем прозвучал сигнал, заставивший меня подпрыгнуть. Саша высунул руку в окно и сбросил их. Василий развернулся и продолжил движение, а Саша продолжал смотреть на меня.

— Я везу тебя к себе, — заявил Василий. Ненависть наполнила меня жгучим ожогом. Не на него. Не на моего лучшего друга, а на жизнь, судьбу и несправедливость всего этого. Я глубоко вздохнул, затем еще раз, когда мое зрение затуманилось. Мне нужно было собраться. — Изабелла тебя подлечит, и тогда ты останешься с нами.

— Я не хочу идти к тебе, — завизжала я, теряя самообладание. Снова. «Там все радостно и радостно. Я не хочу этого видеть».

Признание и ревность сорвались с моих губ и отскочили от металла машины. Было слишком поздно брать свои слова обратно.

— Тебе нужно двигаться дальше, — тихо сказал Василий.

— Идем дальше, — тихо повторил я. «Он был для меня всем. Как мне двигаться дальше?»

— Татьяна… — начал Василий, но я его перебил.

«Нет, послушай. Черт побери , Василий. Я глубоко вздохнул, но вместо того, чтобы успокоиться, это только усилило горечь и ярость, гноившиеся внутри меня. «Что, если бы это была Изабелла? Вы бы просто пошли дальше? Я не пойду к тебе. Как ты думаешь, что я чувствую? Видеть все, что у тебя есть, чего у меня никогда не будет. У меня ничего не осталось. Чертовски ничего.

Глаза Василия метнулись к зеркалу заднего вида и встретились с моими. Я тут же пожалел об этих словах. Сырая горечь должна была быть скрыта, а не противопоставлена миру. Особенно мой брат. Он заслужил счастье.

Слезы текли по моим щекам. Я едва произнес десять предложений, но уже тяжело дышал, когда произносил их. Мои губы дрожали. Мои руки дрожали. Кровь стекала по моим ладоням и капала на куртку.

— Мы отвезем тебя в больницу, — сказал наконец Василий. «У нас там есть врач».

Это было только начало моего мучительного пути.