Шкатулка дедушки Елисея

XI. Машенька

Мой Вовка вдруг заболел. Простудился где-то. Кашель, насморк. Температура — до тридцати девяти… Я с трудом уложила его в постель. Он не хотел укладываться надолго, уверял меня, что «здоров, как стадо коров», но поздно вечером ему стало совсем худо, и он вынужден был уступить. Напоила я его малиной, закутала в два одеяла, так что наружу торчали только вихры и конопатый нос, и осталась дежурить возле постели. Спал он плохо. Во сне вдруг начал разговаривать. Из его обрывочных фраз я поняла, что разговаривает он… с Моцартом! Вот уж сон так сон.

Я даже не очень-то удивилась. Братишка мой — удивительный фантазёр, он может вам таких историй о себе наговорить, что только держись… И даже во сне его фантазия не дремлет.

Утром, когда он проснулся, ещё слабый, но уже повеселевший — дело явно шло на поправку, — я его спросила в шутку:

— Ну, и о чём же вы договорились с Моцартом?

Вовка мой побледнел, аж рот раскрыл от изумления и вытаращил на меня глаза.

— Откуда ты знаешь?

— Ты во весь голос ночью говорил, вот я и знаю!

Вовка смутился, натянул на нос одеяло и пробормотал:

— Так… что-то приснилось…

Он помолчал немного. Потом спросил:

— Скажи, а ты больше ничего не нашла в бумагах нашего дедушки?

— Я там много чего нашла. Что тебя интересует?

— Меня интересует вот эта флейта, на которой наш дедушка играл в цирке и усмирил свирепого тигра. Помнишь, в старой газете было написано?

— Вовочка, милый. Там не сказано, что это был наш дедушка. И потом, мало ли что писали в старых газетах… Успокойся. Всё это выдумки газетчиков.

— Ну, ты скажешь! Выдумки! — Мой Вовка так рассердился, что сел на постели. — Нет, не выдумки! Наш дед Елисей всю жизнь мечтал сделать такой инструмент, ты же сама это знаешь!

— Мечтать можно о чём угодно… Ну, хорошо. Чего ты хочешь? Чтобы я тебе нашла в бумагах ещё что-нибудь об этом?.. Ладно, найду. Только ложись сейчас же. Ты ещё нездоров.

Вовка улёгся и сказал умоляюще:

— Найди, Машенька. Пожалуйста, найди. Там обязательно что-нибудь ещё должно быть.

«Там» — это значит, в секретере. Действительно, в бумагах нашего деда я нашла два очень интересных документа, которые близко касались этой темы. Один из них — отрывки из дневника Елисея Егоровича: среди отобранных бумаг я выбрала его походную тетрадь, ещё военных времён.

— Кстати, — сказала я Вовке, — знаешь ли ты о том, что наш дедушка был участник войны?

— Ага! Я говорил!

— Ты говорил, что он придумал какую-то пушку, а ничего подобного не было. Он больше был исследователь, чем изобретатель. А на войне он далее не стрелял, а обезвреживал мины.

— Всего-то навсего? — в голосе Вовки я услышала нескрываемое разочарование.

— Работа сапёра — очень опасная работа. Но подожди. Речь пойдёт, кажется, не о войне… Вот послушай, что здесь написано.

«Весной 1945 года, после великой битвы за Кёнигсберг, я был в составе сапёрной роты, перед которой была поставлена задача — разминировать подступы к одному из живописнейших замков, расположенному недалеко от залива. Мин мы почти не обнаружили: немцы надеялись на свой город, как на неприступную крепость, и не позаботились о том, чтобы тщательно заминировать даже самые важные объекты.

Уже к полудню мы были свободны и час-полтора могли побродить по замку. В залах со старинным оружием, мраморными скульптурами и рыцарскими доспехами я не особенно задерживался: во мне проснулась моя давняя страсть — найти ещё какой-нибудь необычный музыкальный инструмент… Рояли и аккордеоны меня не особенно интересовали, хотя на них и стояли марки лучших музыкальных фирм мира. Любопытна была коллекция старинных (по-моему, ещё средневековых) охотничьих рогов. Тут был один огромный, позеленевший от времени, настоящий Олифант — не в него ли трубил герой Роланд, в смертельной тоске призывая войско своего короля прийти ему на помощь?

Больше ничего достойного внимания не было. Зато другая находка, очень важная, ожидала меня в подвале замка. Ребята из моего взвода нашли там ящик со старинными рукописями. Я бегло их просмотрел. Для специалиста этот ящик был бы настоящим сокровищем! В нём хранились рукописные Евангелия двенадцатого века, различные средневековые научные трактаты, даже копии с античных рукописей. Видно, хозяин замка понимал в этом толк и был завзятым коллекционером. Может быть, он хотел переправить эти вещи в более безопасное место, но не успел.

Меня особенно заинтересовала одна рукопись: она отлично сохранилась, ибо написана была на хорошем пергаменте. Чёткий готический шрифт позволял мне легко читать её, а мои познания в немецком вполне достаточны, чтобы разобраться в сути написанного.

Автор рукописи — некий Винсент из города Бове. Он в своё время был знаменитым магом, алхимиком и, между прочим, умел играть на многих инструментах. Здесь-то я и прочёл незнакомую мне версию легенды об Орфее. Не знаю, преобразил ли сам автор эту легенду своей богатой фантазией или он добросовестно цитирует не известный никому первоисточник.

Легенда же выглядит так:

«Величайший из всех живших когда-либо на земле музыкантов, фракиец Орфей, чей божественный дар извлекать звуки из кифары, арфы и флейты превосходил, говорят, даже искусство бессмертного Аполлона, на самом деле не токмо беглостью пальцев достиг умения заклинать стихии. Тайна магии его звуков заключена была в самих инструментах, кои сотворены были, по преданию, неким фракийским мастером, имени которого молва для нас не сохранила. Орфей же, пользуясь искусно сделанными инструментами и исполняя на них мелодии в древних благородных ладах, высокой славы достиг и, не скрывая, говорил всем, что может усмирить любого дикого зверя и успокоить любое ненастье — где и когда пожелает.

Похвальбу Орфея услышали олимпийские боги, среди которых был и Аполлон, не терпевший, как известно, соперников по части музыкальной игры (ужасная смерть Марсия и участь царя Мидаса тому печальные свидетельства). Охваченный гневом, он хотел покарать дерзкого музыканта и приготовил для него одну из своих золотых стрел, но сестра его Артемида, очарованная игрой Орфея, отговорила брата от сего жестокого предприятия. Тогда Аполлон вознамерился проверить: вправду ли Орфей звуками своей кифары может усмирить бурю?

В тот же час на фракийское побережье боги наслали такой ураган, какого не было там испокон века! Ветер сносил крыши, ломал деревья и даже, говорят, срывал с постаментов и уносил в воздух статуи богов, стоявшие на открытых местах. Орфей, будучи в тот момент в храме Зевса, принёс обильную жертву и затем, настроив свою кифару, быстро усмирил начавшуюся страшную бурю.

Лишь тогда боги Олимпа поняли, что в руки смертного без их на то согласия попало средство для управления земными стихиями. Но ведь известно всем, что посылать дождь или усмирять бурю, разбудить вулкан или усыпить его — есть дело богов, но совсем не человека, всегда подверженного минутным слабостям и прихотям…

Боги стали держать совет. Как ни жаль им было поднимать руку на столь великого музыканта, однако покушения на свою власть они никому не прощали. Посему решено было на том совете подвергнуть Орфея такому испытанию, которое заставит его замолчать навеки.

Случай представился скоро: в саду, на утренней прогулке жена Орфея, красавица Эвридика, которую он любил безумно, была укушена змеёй и после недолгих мучений отправилась в царство блаженных душ. Тогда боги Олимпа, якобы из милости, разрешили Орфею спуститься в Царство Мёртвых, туда, куда никто из живых доселе не попадал. Он должен был найти там и увести назад, на поверхность земли, свою Эвридику. В мрачном подземелье, полном опасностей, ему грозила верная гибель. Но, вопреки ожиданиям, волшебная игра Орфея даже в этом ужасном месте спасла его: он усмирил трёхголового Цербера, успокоил свирепых фурий и невредимым предстал перед троном Аида — грозного бога Тьмы. И тогда Орфею была подстроена ловушка: Аид поставил ему условие, чтоб он не оглядывался на свою жену, пока не выведет её на поверхность земли! Ни на один миг он не должен забыться, иначе любимая Эвридика будет потеряна для него навсегда.

Легенда, известная всем, говорит, что Орфей всё-таки оглянулся на Эвридику, не будучи в силах противиться её настойчивым просьбам. Есть, однако, другой вариант легенды, в котором причина этой оплошности подвергается справедливому сомнению. Действительно, мог ли Орфей оглянуться на Эвридику, уступив только её просьбам и тем обрекая свою жену на повторную гибель? Не очевиднее ли здесь чьё-то враждебное действие?

На самом же деле было вот что: за Орфеем и Эвридикой на их обратном пути увязался Перифет, хромой великан, подстрекаемый царём преисподней Аидом. Он подкрался сзади и внезапно крикнул Орфею, что вызывает его на бой. Орфей, сбитый с толку, не зная о том, что угроза призрака — пустая угроза (кому, по здравому размышлению, пришло бы в голову сражаться с духами?), схватился за меч и обернулся — и тем нарушил запрет. Эвридика на его глазах исчезла, и, пока он стоял, потрясённый этим горем, Перифет выхватил его кифару и с адским хохотом скрылся в подземных мирах Аида. Орфей остался жив, но волшебная сила ушла от него. И, когда через несколько лет толпа вакханок набросилась на несчастного Орфея, у него не было его лучшего оружия, его знаменитой кифары!

Так был растерзан и бесславно погиб величайший музыкант всех времён».

Когда я в этом месте приостановила чтение и посмотрела на моего брата, я пожалела, что прочла ему эту легенду. Вовка смотрел на меня почти безумными глазами, он уже сидел на постели и вот-вот готов был вскочить.

— Вовка! А ну-ка, спрячься под одеяло! Кому я сказала? Ты что, забыл, что ты больной?

— Ничего я не больной… Значит, такой инструмент на самом деле был! На самом деле, ты подумай!

— Ничего не «на самом деле». Запомни: все легенды говорят не о фактах, а… как бы тебе сказать точнее… художественно отображают какую-нибудь идею. Не надо принимать это так близко к сердцу. Ты понял? Ложись, пожалуйста.

— С тобой бесполезно спорить, — вздохнул Вовка. — Читай дальше.

Дальше в дедушкиной тетради мы прочли вот что:

«У меня, к счастью, было время изучить рукопись вполне основательно. Из неё я заключил очень важную вещь: славный маг, Винсент из города Бове, совершенно всерьёз принял эту легенду и вдобавок к ней высказал комментарий, который меня всерьёз заинтересовал. В основном, он сводится к трём положениям:

1) Олимпийские боги, действуя обманом, отобрав инструмент у несчастного Орфея, погубив его, — не достигли всё-таки своей цели: таинственный мастер, который изготовлял для Орфея его инструменты, остался жив (скорей всего потому, что ни перед кем не хвастался своим искусством). Этот мастер передал свои секреты лучшему ученику, а тот — своим ученикам, и так рецепт его передавался из поколения в поколение.

2) То, что секрет изготовления этих инструментов не погиб, подтверждает и легенда о Гамельнском крысолове, который, как известно, музыкой своей флейты освободил целый город от полчищ прожорливых тварей.

3) Наконец, самое важное, на мой взгляд, замечание: инструмент этот может быть использован не только на благо, но и во вред людям! То есть на нём можно сыграть так, что вместо усмирения стихии разразится бедствие, от которого невозможно спастись. Кстати, великан Перифет, забравший обманом у Орфея его кифару, именно так ею и воспользовался: он, с помощью этой кифары, выбрался из царства мёртвых на поверхность земли и вызвал множество страшных несчастий, среди которых были не только бури, но и землетрясения и даже извержения крупных вулканов.

Вот как заканчивается, по рукописи Винсента, необычная версия, известной легенды:

«Бесчинства Перифета побудили богов Олимпа наказать безумца, дабы навсегда ввергнуть его в зловещий Тартар и тем лишить возможности причинять жителям Земли столь жестокие несчастья. Однажды, когда Перифет прибыл на Крит и остановился в харчевне под горой Санторин, бог Гермес, переодетый в простого торговца, упросил его показать своё искусство.

Перифет играл очень грубо, он ничуть не походил на сладкоголосого Орфея. Звуки, которые он извлекал из божественного инструмента, были до такой степени неприятны, что Гермес расхохотался.

«Давай сделаем так, — сказал он. — Я выйду из харчевни, а ты ещё сильнее ударь по струнам! Может статься, за

стенами этого дома твоя музыка покажется мне приятной…»

С этими словами летучий Гермес исчез, а спесивый Перифет что было мочи ударил по струнам. Как только раздались эти варварские звуки, спящий Санторин вдруг раскололся надвое, из него стало вырываться пламя, клубы пепла, расплавленный шлак, — и очень скоро Перифет был заживо погребён вместе с украденной им кифарой Орфея под огромной толщей раскалённых камней, а вместе с ним и всё древнее Критское царство».

Кончив чтение, я ожидала, как обычно, бурных излияний моего Вовки. Вовка, однако же, молчал, заложив руки за голову и значительно глядя в потолок. Он размышлял, мой замечательный сыщик. Для полного сходства с Шерлоком Холмсом ему не хватало только знаменитой трубки.

Я решила ему не мешать. Интересно: что он теперь скажет? Один только Амадей, не понимая всей важности этой минуты, затеял было игру с ремешком от Вовкиных штанов, но Вовка не обратил на своего любимца никакого внимания. Наконец он молвил, наморщив лоб и не отрывая взгляда от потолка:

— Туман ещё не рассеялся, но кое-какие детали уже начинают проясняться.

Не знаю, в каком детективном рассказе он вычитал эту фразу: может быть, это сказал Мегрэ, а может, патер Браун или даже сам знаменитый на весь мир обитатель Бейкер-стрит.

— Что вы имеете в виду, мой друг Холмс? — спросила я Вовку голосом доктора Ватсона.

Вовка даже не улыбнулся, он весь ушёл в свои хитроумные размышления.

— Начнём с очевидного, — сказал он. — Я назову несколько фактов, и, может, они натолкнут тебя на кой-какие дельные мысли.

Вовка был бесподобен. В тот момент я готова была поверить, что мой брат способен на что-то большее, чем на обычные его безудержные фантазии. Он повернулся ко мне и стал загибать пальцы на руках:

— Первый факт: Орфей играл на кифаре, арфе и флейте…

— Какой же это факт, если это просто легенда! — не выдержала я.

— Пожалуйста, не перебивай, — сурово сказал Вовка и загнул второй палец. — Второй факт: легенда о Гамельнском крысолове. На чём он играл? На флейте. Так? Теперь третье: предположим, что наш дед решил сделать точно такой инструмент, на котором играл Орфей. Что он должен был выбрать: арфу? кифару? флейту? На кифарах сейчас никто не играет. Никто не знает, как их делать. Может, арфу? Но арфа вещь тяжёлая, её с собой в поход не возьмёшь, а дед Елисей любил путешествовать… Значит — что? Значит, он должен был попробовать сделать именно флейту.

— А почему не скрипку, не домру? Вдруг на них тоже можно заклинать стихии и усмирять диких животных? — спросила я. У меня никак не получалось сохранять такой же серьёзный вид, какой имел Вовка. Я готова была расхохотаться, но мне не хотелось его обижать. Вовка сказал наставительно:

— А ты вспомни, на чём играли пастухи, чтобы созвать своё стадо? Они играли на свирели. Но это ведь -та же флейта! Значит, в звуках флейты что-то есть такое… Я не знаю, что. Но что-то есть.

— Может, и есть. Но меня это не убеждает, — откровенно сказала я Вовке.

— Подожди. Я тебе ещё не все факты изложил. Ты внимательно осмотрела коллекцию дедушкиных инструментов?

— Мы же вместе с тобой её осмотрели.

— Ну, тогда вспомни: там есть вроде бы всё — и скрипки, и виолончели, и арфы, и трубы, и колотушки всякие… И даже такое есть, о чём мы никогда не слышали. Ну, а флейта? Ты там видела флейту?

Я призадумалась. Действительно, ни одной флейты я не могла припомнить в коллекции Елисея Егоровича.

— Вот то-то и оно, — поучительно сказал Вовка. — Флейта у него, конечно, должна быть. Сделанная его собственными руками! Но это — ОСОБАЯ флейта, которую нельзя никому показывать. Наш дед её спрятал и держит где-то в тайнике.

— Ох, Вовка, Вовка. Фантазёр же ты у меня… Завтракать будешь сейчас или позже? — спросила я и поднялась со стула, готовясь идти на кухню.

— Подожди, сестра, подожди. — Вовка опять сел на кровати. — Ты говорила, что нашла какие-то чертежи среди бумаг деда. Ты не можешь их мне сюда принести?

Я принесла ему то, что он просил, и ушла готовить завтрак. Минут через двадцать из Вовкиной комнаты я услышала радостный вопль. Что-то подобное, наверно, мог бы прокричать в миг своей победы какой-нибудь куперовский вождь краснокожих…

— Маша! Маша! Иди быстрей сюда!

Я бросилась со всех ног в Вовкину комнату:

— Что случилось?

Вовка протянул мне жёлтую от времени, всю в масленых пятнах тетрадь. Там были цифры, расчёты. Очень много расчётов. И — подробный чертёж.

Я всмотрелась внимательней. Сомнений никаких не оставалось: это был чертёж флейты.