Шляпа Ирины. Современный китайский рассказ

Чжан Вэй 张炜 Пруд 一潭清水

Полуденное солнце раскаляло белый песок на отмели, иссушивало траву, арбузные плети и людей. На бахче всё казалось разомлевшим от жары: безжизненно свисали арбузные листья, а прикованные к плетям арбузы сонно лежали на грядах. Арбузы выращивали двое стариков, и нравы их были совершенно не похожи: Лао Люгэ полёживал на циновке в хижине и наслаждался прохладой, а Сю Баоцэ, наоборот, в полдень любил прохаживаться между грядами. Сю Баоцэ был маленького роста и плотного телосложения, а его кожа за долгие годы приобрела багровый оттенок. Носил он лишь чёрные шёлковые брюки ниже колен, за неимением ремня подпоясанные белым кушаком. Когда он смотрел на арбуз, то всегда улыбался, будто перед ним голова спящего ребёнка. Время от времени старик нагибался похлопать какой-нибудь арбуз или ногой утрамбовывал песок у корней растений.

Сю Баоцэ, как по раскалённым углям, шагал босиком по горячему песку. Никому из живших по обоим берегам реки Луцинхэ не под силу выдержать такое, и Сю Баоцэ был едва ли не единственным, кому это доставляло удовольствие.

Со стороны софоровой рощи подул лёгкий южный ветерок. Сю Баоцэ поднял голову и, прищурив глаза, улыбнулся, чувствуя необыкновенное блаженство. Листва рощи, находившейся на южной стороне бахчи, казалась бездонной зеленью океанских вод, в глубине которых скрывался ветерок, вобравший в себя прохладу. Немного погодя Сю Баоцэ наскучило смотреть на рощу, и он хмыкнул: в ней не было никакой надобности, ведь он не боялся жары. Роща, напротив, доставляла старику много неудобств, потому что служила убежищем для двух воришек, позарившихся на арбузы. Когда деревья качались из-за ветра, то никто бы не смог поручиться, что в их тени не спрятался вор!

Но разве стоило старикам бояться воришек? У Сю Баоцэ имелся способ их приструнить, однако Лао Люгэ противился этому. Никто не осмеливался приблизиться к бахче днём, пока Сю Баоцэ расхаживал по горячему песку, а Лао Люгэ крепко спал в хижине. В двадцатых числах каждого месяца, когда с наступлением темноты на небо не выходила луна, воры на ощупь с разных сторон пробирались сквозь деревья: то замирая, присев на корточки, то сливаясь со стволами софор. Улучив момент, они хватали арбузы и убегали, доставляя тем самым немало хлопот старикам. Однажды, не на шутку разозлившись, Сю Баоцэ взял заряжённое порохом ружьё и пальнул из него… А на рассвете он вместе с Лао Люгэ подобрал на краю бахчи с десяток больших арбузов, оставленных в спешке ворами. Лао Люгэ с упрёком сказал ему:

— К чему принимать это близко к сердцу? Не легче ли дать им уйти, раз уж украли? Ведь в конце-то концов это всё общее. Убери ты своё ружьё! В этот раз всё обошлось, а ведь если ранишь человека, то разве сможешь избежать тюрьмы?

— Я, когда стрелял, поднял дуло повыше, но этого всё равно хватило, чтобы всю смелость из них выбить, — рассмеялся Баоцэ.

Всё шатающиеся по берегу бродяги, которые пытались отыскать что-нибудь ценное среди выброшенных на берег обломков, часто заходили отдохнуть в хижину стариков, потому что знали Лао Люгэ как щедрого человека, да и Баоцэ также не уступал ему в великодушии. Как-то раз он заварил тутового чаю, а один бородатый бродяга вызвался ему помочь, да и опрокинул всё на землю. Лао Люгэ рассмеялся и ушёл на бахчу снимать арбуз. Зажав под мышкой созревший арбуз, он, всё ещё посмеиваясь, сказал:

— Так или иначе, всё эти арбузы общие. Пусть уж едят, лишь бы по ночам не воровали.

— Как выплеснул он кипяток, так, кажись, вместе с ним вся спесь-то из нас и вышла: сразу же пошли за арбузом! — добавил Баоцэ и тоже засмеялся.

Он взял большой пёстрый арбуз из рук Лао Люгэ и, прижав его к животу, возвратился обратно. Остановившись перед разделочной доской, Баоцэ выпустил арбуз из рук: тот упал прямо на доску и разломился на несколько частей. Мякоть арбуза цветом походила на ярко-красное мясо. Бродяги наперебой кинулись к арбузу, растащили по куску и начали есть.

К старикам в хижину часто заходил один мальчишка двенадцати-тринадцати лет, которого звали Сяо Линьфа. Этот ребёнок казался необычным: его кожа была очень смуглой, а сам он худым и высоким. Всё движения его обладали чрезвычайной плавностью, он был гибким, словно морской угорь. Каждый раз он приходил со стороны моря, только что выкупавшись и держа в руках одежду. На нём были одни лишь плавки, и его голое тело, словно мелкие цветы, покрывали солёные капли морской воды. Солёная вода, высыхая, оставляла белые полосы на теле и стягивала кожу, от этого его чёрные глаза казались ещё больше и круглее, а губы с трудом двигались. Раскалённый песок обжигал ноги мальчика, и, ковыляя на цыпочках, он постанывал от боли.

Сю Баоцэ, видя это, не мог удержаться от смеха, лёжа в хижине, довольный своим положением, он кричал:

— Сяо Линьфа! Сяо Линьфа! Давай быстрей…

Он часто выбегал ему навстречу, преграждал путь и толкал на землю, будто хотел, чтобы голое тело мальчишки слегка поджарилось на раскалённом песке. Барахтаясь на нём, Сяо Линьфа кричал, ругался и смеялся… Тогда Сю Баоцэ, указывая на мозолистую кожу своих коленей, говорил:

— Тебе недостаёт выдержки. Посмотри на меня, разве я почувствую, как обжигает песок?

Сяо Линьфа чувствовал себя как дома в хижине стариков. Он лежал на циновке, удобно закинув ноги на гладкую и холодную спину Баоцэ. Старик часто закуривал трубку — закрыв глаза, он делал затяжку и, поперхнувшись, начинал кашлять. А Лао Люгэ тем временем говорил мальчику:

— Экий бестолковый! А ты, я гляжу, совсем взрослый стал, уж третий год трубку покуриваешь!

— Зато ты толковый! Пойдём вместе поплаваем в море! Куда я, туда и ты, согласен? — спустив ноги со спины Баоцэ, отвечал мальчик.

Но Лао Люгэ не сказал ни слова. Конечно, он был не согласен: ведь Сяо Линьфа вырос гибким, словно морской угорь, и в воде себя чувствовал так же комфортно.

Побыв немного в хижине, Сяо Линьфа начинал требовать арбуз. Только в этот момент старики приходили к единодушию, и оба без колебаний отправлялись на бахчу, возвращаясь каждый с огромным арбузом в руках. Сяо Линьфа быстро съедал первый арбуз, а затем неторопливо принимался за второй… Как только его живот округлялся, он выходил из хижины и направлялся к бахче, в самой середине которой был пруд с прозрачной водой.

Его вырыли, чтобы брать воду для поливки арбузов. Ветерок создавал лёгкую зыбь на гладкой поверхности воды, которая была настолько прозрачной, что можно было разглядеть водоросли и песок на дне пруда. Что и говорить, это был очень славный пруд. Сяо Линьфа любил поплавать в нём, чтобы смыть морскую соль с тела. Сю Баоцэ и Лао Люгэ сидели на берегу и, посмеиваясь, наблюдали за тем, как мальчик резвится в воде.

Сяо Линьфа будто родился в воде, плавая, он походил на большую рыбу. Непонятно, каким образом ему удавалось дышать под водой: то его бок, то грудь мелькали над поверхностью; он взмахивал руками-плавниками, заставляя тело изгибаться, или неудержимо, словно дельфин, выскакивал из воды, от этого по водной глади пробегали пенящиеся волны, а брызги долетали до стариков, сидящих на краю пруда.

Когда Сяо Линьфа вылезал из воды, его круглого живота как не бывало, и он снова принимался за арбуз, вплоть до того, что обгладывал последнюю корочку. Лао Люгэ однажды сказал:

— Надо было назвать тебя Гуамо, что означает «арбузный дьявол»!

— И правда Гуамо! — закивал головой Сю Баоцэ.

Дни шли за днями, и старики, казалось, позабыли настоящее имя мальчика, так и стали называть его Гуамо.

Гуамо был сиротой и воспитывался в доме дяди. К обучению он не проявлял никакого интереса, да и к наставлениям дядюшки был равнодушен, а с пяти шести лет полюбил гулять на побережье. Нельзя сказать, что на бахче Гуамо только даром лакомился арбузами, напротив, он часто помогал старикам и с удовольствием выполнял различные поручения: поливал арбузы, обрезал пасынки, проводя много времени под палящим солнцем. Сю Баоцэ жалел мальчика и звал его отдохнуть, а Лао Люгэ с трубкой в зубах, посматривая на Гуамо, говорил: «Пусть работает! Это достойный труд». Устав, Гуамо отправлялся к морю искупаться, а возвращался всегда с парой огромных рыбин, которые прятал за спиной. Старики недоумевали: как ребёнок с пустыми руками умудряется поймать таких больших рыб, однако никогда его об этом не спрашивали, так как Гуамо был в их глазах едва ли не такой же рыбой, а «большой рыбе» разве сложно поймать «маленькую». Чего только ни удавалось поймать Гуамо: и змееголовов, и осьминогов, моллюсков трубачей, устриц… Старики готовили из рыбы уху и фрикадельки, лепили пельмени с рыбной начинкой. Однажды, поев, они спросили Гуамо, как тот сумел поймать эту длинную и тонкую рыбину, похожую на ремень. Мальчик ответил:

— Достаточно найти толстую проволоку! Рыбы всегда любят плавать у берега, выберешь одну — и хлестни по ней проволокой так, чтобы сразу разрезать на две части. Только бить нужно без промаха!

— Без промаха, значит! — повторили они с улыбкой.

Не прошло и нескольких дней, как Гуамо снова пришёл к старикам, которые не стали доедать его улов, а, продев оставшиеся рыбины через ивовые прутья, положили сушиться на солнце. Маленькая хижина как магнитом притягивала Гуамо, по случаю его прихода Сю Баоцэ и Лао Люгэ с готовностью снимали самый большой арбуз. Поначалу их удивлял этот худенький мальчишка, который мог за раз съесть такой большой арбуз, а потом заинтересовал по-настоящему: если Гуамо реже заходил к ним, то разговоры только о нём и велись.

Как-то раз, когда солнце уже клонилось к западу, Гуамо снова появился в хижине и, вопреки своим правилам, с наступлением темноты остался ночевать. У Сю Баоцэ не было жены и детей, поэтому, когда он посреди ночи протягивал руку погладить Гуамо, его охватывало радостное чувство. Старик представлял, что сейчас, будь он женат, у него был бы сын одного возраста с Гуамо. Ночью Сю Баоцэ и Лао Люгэ спали по очереди, потому что один из них должен был охранять бахчу. Когда наступила очередь Сю Баоцэ, он разбудил Гуамо. Они вдвоём стали готовить в котелке свежий батат и орехи, найденные мальчиком. Добавив соли и ещё немного подержав на огне, они принялись за еду, которая показалась им чрезвычайно вкусной.

Ветер с моря приносил запах рыбы. Ночной воздух казался плотным. Одежда Сю Баоцэ и Гуамо, сидящих перед костром, пропиталась влагой. Звёзды сияли ярко и таинственно, они были будто бы ближе в этот момент. Плеск ни на минуту не умолкающего прибоя звучал тише, чем далёкий шум, с которым волны огромного безбрежного океана разбиваются о берега мироздания. Глубокой ночью этот звук вместе с мерцающими в вышине звёздами и шелестом листвы создавали особый, таинственный мир, а ликующее и звонкое журчание реки Луцинхэ, даже ночью катящей свои воды к морю, умиротворяло и воодушевляло старика и мальчика, охраняющих бахчу.

Гуамо, прислонившись к Сю Баоцэ, посмотрел на половинку луны, повисшую высоко в небе, и неожиданно сказал:

— Дядя Баоцэ, в будущем году я тоже буду к вам приходить! Мне нравится тут работать.

— Почему? — Сю Баоцэ, жуя кусочек батата из котелка, отрицательно покачал головой. — Ты должен стать рыбаком, только из этого выйдет толк! А когда состаришься, будешь одного с нами возраста, тогда и приходи.

Гуамо замолчал и стал прислушиваться к едва различимым окрикам, доносившимся с побережья, где рыбаки ставили сети на ночь, а потом сказал:

— Я пойду наловлю ещё рыбы.

Он вернулся с несколькими макрелями и опустил их вариться в котелок. Сю Баоцэ зажёг трубку и, сделав несколько затяжек, попросил:

— Расскажи что-нибудь…

— Лучше ты расскажи. Ты уже старый человек, а у вас, стариков, всегда найдётся что рассказать, — под треск углей ответил ему Гуамо.

— В прошлом году я посадил позади хижины тыкву. Ни за что не догадаешься, что же потом выросло. Батат! — начал Сю Баоцэ, закатав повыше широкие штанины брюк.

Расхохотавшись до колик в животе, Гуамо сказал:

— А вот я как-то раз посадил кукурузу. Угадай, что вместо неё выросло? Клещевина!

— Чепуха! — резко перебил его Сю Баоцэ, выколачивая табачный пепел из трубки, — Что за ерунду ты нагородил!

— Это ты ерунду городишь! — ответил Гуамо.

— Нет, — покачал головой Сю Баоцэ. — Это произошло из-за того, что соседский мальчик украл тыквенное семечко, а закопал батат…

Гуамо беззвучно засмеялся, потом повернулся и снял ближайший арбуз. Жуя арбуз, он заговорил:

— Я вспомнил одну историю… Это всё чистая правда! В том году, когда Луцинхэ разлилась, люди говорили, что в ней рыбы тьма-тьмущая, и многие даже советовали мне пойти наловить. Я ещё тогда постоянно хотел спать: как только увижу что-нибудь, к чему можно голову прислонить, так она как будто сама приклеивается и ни в какую не поднимешь…

— Всё дети такие, — сказал Сю Баоцэ, откусывая арбуз.

— Нет, не всё. А ещё мой дядя говорит, что страх — это недостаток, — Гуамо продолжил свой рассказ, перестав есть арбуз и выпрямившись. — Так вот… Однажды Луцинхэ окутал густой серый туман. Такой сильный, что, когда я шёл от дома до берега, вся моя одежда промокла… На реке в тот день никого не было: всё боялись, что в тумане, когда никого перед собой не видно, водяная нечисть затащит их на дно. Но я не побоялся, пырнул прямиком в воду и доплыл до излучины в устье реки…

Сю Баоцэ всё это время сидел, щурясь, но вдруг резко открыл глаза и произнёс:

— Погода тогда стояла жаркая, а вода в излучине, чай, ледяной была?

— А то как же! — закивал головой Гуамо.

— Я слышал, там много черепах водится, — сказал Сю Баоцэ, снова прищурив глаза.

Гуамо кивнул и стал рассказывать дальше:

— Я там выловил большую рыбу. Она ногу мне порезала своими плавниками. Я разозлился и ударил её хорошенько кулаком по голове. Только тогда она и успокоилась. Обняв рыбину как малого ребёнка, я вылез на берег. Она дёргалась у меня в руках, будто хотела вернуться обратно в реку, но я только сильнее сжимал её. Потом по дороге домой я захотел отдохнуть, да и заснул, прижав рыбу к груди. Проснувшись, смотрю: а рыбы-то и нет! Только к животу прилипло несколько чешуек…

— Так куда же она делась? — удивлённо спросил Сю Баоцэ, сидевший на корточках.

Гуамо протёр глаза и ответил:

— Кто же знает? Я до сих пор не знаю, куда она делась! Только на следующий день на рынке я увидел девушку, которая продавала рыбину, и чем больше я на неё смотрел, тем больше мне казалось, что это та рыбина, которую я выловил…

Сю Баоцэ молча закурил трубку. Гуамо, казалось, устал рассказывать. Он протянул руку за оставшимся куском арбуза и отправил его себе в рот, но не стал жевать. Он лежал на спине и смотрел на усыпанное звёздами небо.

В арбузных грядках застрекотали кузнечики, и другие букашки тоже стали вторить им, издавая удивительные звуки. Из котелка начал подниматься пар, и сильнее запахло рыбой. Сю Баоцэ поднялся и снял его с огня.

Раздались чьи-то неуклюжие шаги; только когда человек приблизился к ним, Гуамо и Сю Баоцэ разглядели, что это был Лао Люгэ. Он молча сел перед костром и стал греть руки. Увидев арбузные корочки, он похлопал Гуамо по животу со словами:

— Настоящий арбузный дьявол!

Они втроём принялись за еду, и эта ночная трапеза казалась им одновременно и роскошной, и заурядной…

На следующий день Сю Баоцэ и Лао Люгэ сняли огромный, словно гора, арбуз, который даже пришлось везти на тракторе. Когда арбуз снова оказался у них в руках, старики заметили белые крапинки на чёрной кожице, и сразу же убрали его подальше. Сю Баоцэ и Лао Люгэ помнили, что в прошлом году сняли точно такой же арбуз. Когда они надрезали его, то почувствовали необыкновенный аромат, а на вкус он оказался таким сладким, будто таял во рту. Сю Баоцэ сказал:

— Давай оставим его пока, Гуамо придёт, вместе и съедим.

— Я не против, — отвечал Лао Люгэ, кивая головой.

В следующие два дня Гуамо не заходил к старикам. Сю Баоцэ выкатил арбуз, пиная его ногой, и произнёс:

— Забыл про нас Гуамо.

— Он мог забыть про нас, но не забудет про арбузы! — ответил Лао Люгэ.

— И про море. Этих двух вещей он точно не забудет! Экий непостоянный! Должно быть, он учится рыбачить в море. А потом, он говорил, что хочет работать вместе с нами…

Услышав конец фразы, Лао Люгэ вспомнил кое-что и сказал:

— Я слышал, что, после того как измерили землю, будут назначать подрядчиков, но будут ли искать подрядчиков на бахчу — не знаю.

— Чего тут бояться? Разве мы с тобой не подрядчики? Другие не позарятся па нашу бахчу — тут нужно уметь работать!

— Верно, я и говорю, что, когда время придёт, нам нужно смотреть в оба, чтобы не позволить другим людям взять подряд.

Стояла необычайно жаркая погода. К полудню, держа в руках одежду, пришёл с моря Гуамо. Сю Баоцэ сидел на скамейке и, издалёка увидев приближающегося мальчика, закричал:

— Эй, парень! Где тебя носило несколько дней?

Гуамо шёл покачиваясь, словно пьяный, напевал какую-то песенку и смотрел прищурившись на небо с полуулыбкой на губах. Усевшись на скамейку, он закричал:

— Хочу арбуз!

— Гуамо пришёл! — крикнул Сю Баоцэ работающему на бахче Лао Люгэ и достал арбуз.

Гуамо в мгновение ока съел весь арбуз, с довольным видом проделал несколько кувырков и отправился искупаться в пруду. Сю Баоцэ и Лао Люгэ пошли работать на бахчу; проходя мимо пруда, они кинули по горстке песка в воду, что вызвало громкие неодобрения со стороны Гуамо.

Из деревни пришёл человек и сообщил старикам, что вечером состоится собрание, на котором будут обсуждать, кого назначить подрядчиками на бахчу.

Эта новость взволновала стариков. Сю Баоцэ захотел пойти на собрание, но Лао Люгэ не соглашался:

— Когда наступит важный момент, ты не сообразишь, что сказать, а я, наоборот, не нервничаю в таких ситуациях. Так что я пойду!

В результате долгих споров старики решили, что на собрание пойдёт Лао Люгэ.

Сю Баоцэ понимал, что дело это необычное: потребуется проявить смекалку. Поразмыслив хорошенько, он стал давать наставления Лао Люгэ, чем порядком ему наскучил. Обрывая пасынки, Сю Баоцэ говорил:

— Посмотри на пасынки, они не такие мощные, как в прошлом году, да и сами сеянцы слабенькие. Но это не страшно, нужно их удобрить и не забывать как следует поливать во время засухи, чтобы удобрение впиталось в землю… Скажи это всё руководству, чтобы они знали, что арбузы выращивать — дело недешёвое.

Слушая Сю Баоцэ, Лао Люгэ посмеивался про себя, потому что он уже обо всём этом успел подумать. Обычно он чувствовал на сердце какую-то тяжесть, как будто целиком проглотил огромный арбуз, но сегодня, напротив, в душе его поднималась уверенность. Он шагал по бахче и, остановившись у рощи, подумал: «Если мы получим этот подряд, то бахча станет почти что нашей собственностью, тогда можно будет поставить здесь терновую изгородь, чтобы помешать ворам…»

С приближением вечера Лао Люгэ отправился в деревню на собрание, а возвратился домой только в полночь.

На его лице играла улыбка, увидев которую Сю Баоцэ сразу успокоился и спросил:

— Ну что, Люгэ, подряд нам отдали?

— Если не мы, то кто же возьмётся за это дело? — Лао Люгэ кивнул головой. — Как только я заговорил, меня всё поддержали, только пришлось поставить отпечаток пальца вместо тебя. Я уже заранее подсчитал, что каждый из нас к концу года получит по пятьсот юаней.

— Ну и дела! — воскликнул Сю Баоцэ, обняв Лао Люгэ. — Не Гуамо у нас дьявол, а ты! Какой хитрец! Только принялся за дело, а уж всё и готово. Хорошо-то как, вот уж спасибо этому подряду! Кто же придумал эту новую политику? Я должен его найти и пропустить с ним по стопочке!

Лао Люгэ пододвинул котелок и закинул в него сушёную рыбу. Старики сидели и курили, никто из них не хотел идти спать первым. Куря трубку, Лао Люгэ протянул руку, схватил Сю Баоцэ за штанину и проговорил:

— Посмотри на свои брюки! Какие они уродливые…

Сю Баоцэ зло покосился и отпихнул его руку.

— Это всё потому, что у тебя нет жены, — посмеиваясь, сказал Лао Люгэ. — Была бы жена, давным-давно бы сшила тебе хорошие брюки.

Сю Баоцэ покраснел и ничего не ответил, только сидел да курил.

— Продадим арбузы, заработаем деньги и женись, — продолжал Лао Люгэ. — Нельзя же умирать одному…

Сю Баоцэ, подняв голову, посмотрел на софоровую рощу, залитую лунным светом, и пробормотал:

— Ну… не обязательно…

Услышав это, Лао Люгэ громко расхохотался.

Сю Баоцэ тоже засмеялся. Его смех разнёсся далёко, прозвучал эхом в ночном небе и исчез в роще.

Когда рассвело, старики занялись строительством изгороди из терновника. Пришёл Гуамо и стал помогать им рубить терновые ветки. Сю Баоцэ рассказал мальчику о том, что подряд на бахчу отдали им и что арбузы теперь стали почти их собственностью, а Гуамо, услышав это, очень обрадовался. Лао Люгэ, до этого связывавший побеги, поднял голову и посмотрел на Гуамо, но ничего не сказал. Гуамо подошёл к нему сзади и лёгонько ткнул в бок. Лао Люгэ вдруг отшвырнул всё, что у него было в руках, и закричал:

— Щенок, силы своей не рассчитываешь! Смотри, что делаешь!

Вид у него был устрашающий, и Гуамо, испугавшись, отпрыгнул назад.

— Неужели так сильно ткнул? — спросил с изумлением Сю Баоцэ.

Тот ничего ему не ответил, лишь покраснел и, опустив голову, продолжил работу.

Втроём они всё утро устанавливали изгородь и только к полудню закончили работать. На обед у них были рыбные фрикадельки и пельмени из кукурузной муки, к которым Гуамо едва притронулся. Пообедав, он улёгся на скамейку и, ворочаясь с боку на бок, стал что-то напевать себе под нос, а потом закинул ноги на спину Сю Баоцэ. Лао Люгэ, нахмурившись, курил, но когда повернулся и увидел это, воскликнул:

— Что за безобразие! Он целый день проработал и устал, а ты кладёшь ноги ему на спину! Настоящее безобразие!

Гуамо, всегда раньше так делавший, на этот раз, заметив мрачное лицо Сю Баоцэ, спустил ноги на скамейку, не проронив ни слова.

После еды они, по обыкновению, принимались за арбуз. Сю Баоцэ, взглянув на Лао Люгэ, понял, что тот не собирается ничего делать, и сам пошёл па бахчу за арбузами. Однако Лао Люгэ не стал есть арбуз, а продолжил курить трубку. Когда Гуамо ушёл, Сю Баоцэ взял Лао Люгэ за руку и спросил:

— Послушай, Люгэ, что с тобой такое? Ты молчишь, но я знаю, что ты думаешь! Ты только руку протянешь что-нибудь сделать, а я уже знаю о твоих планах! Но ты не говоришь о том, что скрываешь в душе! — резко сказал Сю Баоцэ, пристально посмотрев ему в лицо.

Выбив трубку, Лао Люгэ с угрюмым видом произнёс, растягивая слова:

— Нужно держаться от мальчишки подальше, он себе на уме.

— Гуамо — хороший мальчик! — со вздохом ответил Сю Баоцэ.

— Сам посуди, — продолжал Лао Люгэ, указывая в сторону, откуда приходил Гуамо. — Разве обычные дети похожи на него? Он такой смуглый, как будто из угля сделан, в воде плавает, словно настоящая рыба, а арбузы ест с нечеловеческой жадностью!

Сю Баоцэ с раздражением дёрнул закатанные до колен штанины и вскочил со словами:

— Если ты хочешь что-то сказать, то говори прямо! Нечего ходить вокруг да около! Гуамо всего лишь ребёнок! Чем он тебе помешал? Какой бес тебя попутал?

Это был их самый неприятный разговор. За весь остаток дня они не сказали друг другу ни слова, каждый был поглощён своими делами.

После этого, когда Гуамо приходил к ним, Лао Люгэ старался сесть от него подальше, а рыба, которую приносил мальчик, казалось, вовсе его не интересовала. Теперь, когда Гуамо купался в пруду, только один Сю Баоцэ наблюдал за ним. За спиной Гуамо Сю Баоцэ говорил Лао Люгэ:

— Люгэ, до чего же мелкая у тебя натура! Не похож ты на человека, который способен на великие дела!

— Я что-то не замечаю, какие великие дела совершаешь ты! — огрызался в ответ Лао Люгэ.

Гуамо уже много дней не заходил к старикам. Сю Баоцэ часто смотрел в сторону моря, но не видел ничего, кроме рыбаков, далёко на берегу вытягивающих сети. Ночью он в одиночестве готовил еду или ходил по бахче, чувствуя, что чего-то не хватает.

Проснувшись однажды утром, Сю Баоцэ заговорил с Лао Люгэ:

— Как только я вчера заснул, мне сразу приснилось, что пришёл Гуамо. Он сидел рядом с бахчой, и мы вместе варили рыбный суп.

— Суп варили, говоришь… — сказал Лао Люгэ.

Сю Баоцэ безучастно посмотрел на изгородь и произнёс:

— После того как мы сварили рыбу, он захотел покурить со мной, но я ему не дал.

— Надо было дать! — с насмешкой ответил Лао Люгэ.

— Я не дал, — покачал головой Сю Баоцэ. — И он как будто разозлился, сказал, что ноги его больше здесь не будет…

Лао Люгэ ничего не ответил, лишь язвительная усмешка тронула утолки его рта.

Как-то раз Сю Баоцэ поливал арбузы и вдруг увидел, что кто-то на берегу моря наблюдает за ним, ему показалось, что это Гуамо. Он швырнул ведро и кинулся вперёд, выкрикивая:

— Гуамо? Это ты? Почему ты больше не приходишь? Гуамо… Гуамо…

Чем больше старик вглядывался, тем лучше видел, что на самом деле это и есть Гуамо. Он стал ещё громче звать его и показывать знаки рукой. Однако Гуамо, не шевелясь, стоял на прежнем месте и смотрел на него, а потом побрёл назад… Сю Баоцэ, казалось, застыл на месте, крепко схватившись за широкие штанины.

Лао Люгэ обратился к нему со словами:

— Не надо больше его звать, он всё равно не придёт. Однажды тебя не было, а он сидел на скамейке и ел арбуз, съев один, он потребовал ещё, а я не дал ему. Он разозлился и ушёл.

Услыхав это, Сю Баоцэ ахнул и уставился на Лао Люгэ, а тот поспешно отвернулся, чтобы не видеть глаз собеседника.

Сю Баоцэ только молча смотрел на него… Потом он нашёл самый большой арбуз, обхватив его руками и прижав к животу, вернулся в хижину и изо всей силы ударил его о разделочную доску. Арбуз разлетелся на куски. Старик дрожащими руками взял один из них и стал есть, измазав мякотью всё щёки. Поев арбуз, он улёгся на циновку и заснул.

Лао Люгэ краем глаза наблюдал за происходящим, но не осмелился вмешаться.

Когда Сю Баоцэ проснулся, Лао Люгэ сидел рядом с ним. Сю Баоцэ посмотрел на берег моря и сказал:

— Я давно понял, что ты пожалел арбузов! Ты не говорил, но я знаю, что ты очень хочешь разбогатеть! Сколько раз Гуамо помогал нам работать на бахче? Сколько рыбы он нам приносил? Ты этого не замечал…

Вечером того же дня Сю Баоцэ отправился к морю искать Гуамо.

Гуамо плавал в море. Увидев старика, он выбрался на берег, сел рядом с ним и заплакал. Слёзы текли из его глаз, и он стирал их с лица своей смуглой худой ручонкой, не произнося ни слова. Сю Баоцэ было позвал его в хижину, но мальчик решительно замотал головой. Сю Баоцэ вздохнул, ему ничего не оставалось делать как уйти…

Старики, казалось, опять зажили как раньше: каждый день по-прежнему поливали арбузы, обрезали пасынки, а ночью охраняли бахчу… Однако они перестали горячо спорить и смеяться, как в былые времена. Сю Баоцэ ходил мрачнее тучи, казалось, что он вдруг истратил всё силы… Наконец однажды он всё высказал Лао Люгэ:

— Люгэ! Я много дней сдерживался, но сегодня хочу тебе сказать, что больше не буду работать на бахче. Ищи нового работника. По правде говоря, я сначала хотел смириться, но потом понял, что не смогу. Мы вместе столько лет сажали арбузы, но сегодня я должен уйти. Извини!

Лао Люгэ удивлённо посмотрел на него и, сжимая в зубах трубку, сказал:

— Да ты с ума сошёл…

— Мне действительно надо уйти. Сегодня я возвращаюсь в деревню, — ответил ему Сю Баоцэ.

Лао Люгэ сидел на земле с разочарованным видом. Он наконец понял, что Сю Баоцэ принял окончательное решение.

— У Ли Юй есть замечательные строки: «Наши поезда идут в разные стороны, значит, нам не по пути…» — продолжал Сю Баоцэ.

— Давно ли ты собирался мне сказать об этом?! — проговорил Лао Люгэ дрожащим голосом.

Из его глаз скатились две мутные слёзы… Вдруг он поднял голову и, размахивая руками, произнёс:

— Приходи, Баоцэ! Если будут какие-то неприятности, найди меня!

Сю Баоцэ ушёл. Через месяц он вместе с другим человеком стал ухаживать за виноградником на берегу моря. Гуамо часто заходил навестить старика, и они, как в прежние времена, ночевали в хижине, варили в полночь рыбный суп…

Однажды вечером Гуамо лежал в хижине, положив ноги на спину Сю Баоцэ. Он всё тише и тише напевал себе под нос какой-то мотив и наконец совсем замолчал. Через некоторое время мальчик сказал Сю Баоцэ:

— Я очень скучаю по бахче…

— Соскучился по арбузам, Гуамо? — засмеялся Сю Баоцэ.

Гуамо сел и стал смотреть на безграничное звёздное небо, а потом упрямо покачал головой:

— Я скучаю по пруду… Чистая правда, скучаю!

Сю Баоцэ ничего не ответил.

Стояла прохладная ночь, дул ветер, заставляя шелестеть листья виноградника… Сю Баоцэ тихонько сказал самому себе:

— Винограднику тоже не помешал бы пруд, начну-ка его копать…

У Гуамо загорелись глаза:

— Разве для того, чтобы выкопать пруд, не потребуется много человек? Мы вдвоём сможем?

Сю Баоцэ кивнул в ответ. Гуамо, улыбаясь, сказал:

— Я очень скучаю по тому пруду…

На следующий день спозаранку старик с мальчиком выбрали место под пруд. Земля была твёрдой, в ярко-красном свете зари, согнувшись с лопатами в руках, они начали копать…

Май 1983 года,

Цзинань