Штрафная рота. Высота смертников

Глава двадцать третья

Они побежали гуськом к лощине. Воронцов — впереди, Степан — замыкающим. Танкисты — в середине. Танкистов надо было беречь. Тихо спустились в лощину. Взяли правее, пробежали по темнеющей ольховой листвой стежке, протоптанной, видимо, немецкими танкистами, и вскоре впереди, на переезде, увидели застрявшую в болотине вторую «тридцатьчетверку».

— Вот откуда они таскают снаряды, командир, — указал автоматом Штыренко.

Воронцов приказал Николаеву затаиться на выходе из лощины со следующей задачей: назад не выпускать никого, но стрелять — только в самом крайнем случае.

— Штыренко, а ты быстро пройди по стежке, проверь, куда она ведет и нет ли там поста.

Штыренко скоро вернулся, доложил:

— Все чисто, командир.

— Действовать только ножами.

— У меня ножа нет, — сказал Штыренко.

— Он тебе и не нужен. Лезь в танк, ты там ориентируешься хорошо. Найди что-нибудь потяжелее… Давай, вперед. Только, пока он туда не залезет, сиди тихо.

Люк «тридцатьчетверки» был открыт. Штыренко ловко запрыгнул на заиндевелую броню и исчез в башенном люке.

— Степан, ну что, как будем брать своих?

— Я с ними один управлюсь.

— Не дури. Там мужики здоровые.

— Ты меня подстрахуй вон оттуда. — И Степан указал за гусеницу танка. — Хорошо, что у них тут пост не выставлен. Как они такое пропустили?

— Они — в своем тылу.

Степан быстро снял телогрейку, свернул ее, сунул под днище танка. Сверху положил автомат. Наган сунул за ремень сзади. Вытащил из-за голенища сапога нож, зашел за корму и затаился.

В поле уже рассветало. Только здесь, в глубине лощины, переходящей в лесной овраг, все еще царила ночь. Воронцов сидел на четвереньках, прижавшись к заиндевелым каткам танка, и прислушивался. Т-34, по всей вероятности, был вполне исправным. Его просто утопили в болоте. Теперь он вмерз в грязь, одной стороной утонув почти до моторной решетки. И немцы перетаскивали из затопленного танка боеукладку. Однажды на дороге, пережидая немецкую колонну, Воронцов видел целую колонну наших «тридцатьчетверок» и тяжелых KB, уже перекрашенных, с крестами на башнях. Шли они к фронту. Вот и этот Т-34 завтра-послезавтра вытащат. А тот, куда таскают снаряды, видимо, уже боеготов. Немцы — народ хозяйственный, бережливый. Из лесов вытащили все брошенные нашими войсками пушки и минометы, собрали все снаряды и мины. И теперь стреляют из них по нашим же окопам и танкам.

Голоса, которые донес со стороны поляны низовой утренний ветер, заставили Воронцова забыть обо всем. Он держал в рукаве нож, найденный им несколько дней назад, еще до морозов, на теле убитого снайпера. Винтовку он оставил Нелюбину. Ремень «шмайсера» перекинул через голову, передвинул автомат за спину, чтобы не мешал свободно двигаться.

Немцы шли не спеша. Один из них курил, роняя под ноги тусклые искры. Шли спокойно, переговаривались. Миновали ивовый куст, за которым затаился Николаев. Начали приближаться к танку. Воронцов примерился к нему. Курил именно тот, замыкающий. Плотный, чуть выше среднего роста. Здоровяк. Не дай бог, если именно он полезет в танк. Штыренко, метр с пилоткой, с ним не справится. У шедшего впереди Воронцов увидел на ремне тяжелую кобуру. Пистолетами, видимо, вооружены и остальные. Если случится заминка, начнут стрельбу, а там уж — чья возьмет… Шедший впереди, не останавливаясь, вскочил на броню, но то ли споткнулся, то ли поскользнулся на обметанной инеем наклонной броне, тут же загремел вниз.

— Mein Gott! — взвыл упавший. — Es ist sehr glatt! Das ist vielleicht ein Wetter![14]

Двое других засмеялись. Танкист снова, уже осторожнее, вскарабкался на башню. В руке у него сверкнул фонарик. Луч скользнул по серым веткам ольх и исчез в чреве башни. Вот этого они не учли. Воронцов потянул из рукава нож. Если Штыренко затаился в башне, немец его сразу же обнаружит. Немец благополучно спустился в люк, загремел сапогами по днищу, затих. Его окликнули. Но из танка никто не отозвался. Второй танкист взял у здоровяка тусклый огонек сигареты, несколько раз ярко осветил свое лицо, отщелкнул недокуренную сигарету в снег. Окурок подпрыгнул и зашипел. И в это время танковый мотор за ольхами затих. Сразу вокруг все замерло. Немец натянул перчатки и постучал сапогом по броне:

— Helmut! Was ist geschehen?[15]

Почему медлит Степан? Штыренко, видимо, уже сделал свое дело. Воронцов сразу понял те звуки, которые прекратили топот немецкого танкиста по днищу танка. Насторожился тот, который, видимо, приготовился принимать из люка снаряды.

И в это мгновение напряженная скрюченная тень метнулась к здоровяку. Тот охнул и стал, медленно поворачиваясь к ольхам, заваливаться на бок. Второй танкист успел вскрикнуть, но тут же рухнул на колени, мотнул головой и захрапел, разбрызгивая по затоптанному снегу кровавые пятна. Воронцов запрыгнул в люк, чиркнул зажигалкой: Штыренко сидел на днище танка, держа в руках огромный гаечный ключ, а под ногами у него лежал танкист, уткнувшись лицом в россыпи гильз.

— Обыщи его, Штыренко! Давай, быстро!

Воронцов спрыгнул вниз. Степан наскреб под ногами пригоршню снега, протер нож и сунул его обратно за голенище. Потом вытащил из-под днища свой автомат, ватник и начал не спеша одеваться, застегивать пуговицы — снизу вверх, все до одной.

— Как ты их, Степ… — Воронцов осмотрел тела убитых, несколько раз при этом оглянулся на Степана и сказал: — Надо их убрать. Спрятать. Чтобы сразу не нашли. Давайте, быстро. Вон туда.

Они оттащили трупы в овраг. Сняли с них комбинезоны и ботинки. Быстро переоделись.

— Штыренко, возьми фонарик и — давай за снарядами. Живо, ребята, живо. Пока все тихо… Пока не рассвело… Там Демьян — один…

Воронцову достался здоровяк. Степан его свалил первым. Расстегивая комбинезон, он перевернул его на бок и увидел небольшую продольную ранку на шее на два пальца ниже стриженого затылка. Он оттер снегом испачканный сгустками крови воротник, быстро, не снимая сапог, натянул его на себя, прямо поверх гимнастерки. Кто-то из танкистов сунул ему пилотку, которую немец потерял возле танка в первые же мгновения схватки.

— Наших ребят, из разведки, на Извери… Помнишь? Точно так же… — Воронцов повернул стволом автомата стриженую голову танкиста.

— Это самый верный удар ножом. Мгновенная смерть. — Степан говорил, не поднимая глаз. Воронцов тоже не смотрел на друга.

Переоделись молча, быстро. Свое затолкали под днище танка. Взвалили на плечи по два снаряда и гуськом, как ходили немцы, пошли по тропинке в сторону поляны. Штыренко впереди, за ним Степан, Воронцов — замыкающим. Николаев оставался следить за дорогой.

Уже совсем рассвело. Внизу, левее, виднелась какая-то речка или овраг, заросший ольхами и ракитами. Правее начинался пологий склон, исхлестанный колеями. Дальше, по опушке, виднелись колья с обрывками колючей проволоки. И по всему склону — разнокалиберные воронки, присыпанные снегом. На обочине, в кювете, запрокинувшись в небо обгоревшим остовом, лежал искореженный грузовик. Видимо, совсем недавно здесь проходила передовая. Или наши действительно прорвались сюда, и здесь их остановили.

Охранник ходил вокруг «тридцатьчетверки», размахивал руками в широких рукавицах, грелся. Механики по-прежнему возились возле гусеницы. Костерок прогорел. Из котелков пахло разогретой тушенкой и кашей.

— Если сейчас дело сделаем, сразу пожрем. А, командир? — Штыренко оглянулся, сверкнул горячечными глазами. Губы его дрожали в неестественной улыбке, от которой ему, видимо, хотелось избавиться, но все никак не получалось.

Когда вышли из леса, Воронцов огляделся и оценил обстановку.

— Слушайте внимательно: на дороге долго находиться нельзя, поэтому действуем быстро. Все собираем, танкисты угоняют танк в лес, мы — следом.

— А мехвод ихний вон он, — с той же дрожащей улыбкой сказал Штыренко. — Курит.

На башне «тридцатьчетверки» сидел четвертый танкист и курил сигарету.

— Эх, не положено на борту курить… Эх, не положено… Что будем делать, командир? Узнает он нас, постреляет издали.

— Идем, как шли. Спокойно, Штыренко. Запомни: ты идешь к своему танку. Понял?

— Понял.

Где Демьян? Если бы он подполз с другой стороны… Нет, оттуда не подобраться. Сверху, с башни, все видно на десятки шагов. У механика-водителя на ремне кобура с пистолетом. У охранника — карабин. Воронцов почувствовал, что его начинает бить озноб.

— Поднимите повыше локти, закройте лица, — сказал он шедшим впереди, когда до танка оставалось шагов пятьдесят.

И в это время он увидел младшего сержанта Петрова. Демьян медленно встал из зарослей бурьяна. Руки его были высоко подняты.

— Не стреляйте, гер офицер! — крикнул он. — Не стреляйте! Хенде хох! Сдаюсь!

Часовой тут же сорвал с плеча карабин, клацнул затвором, прицелился. Неужели выстрелит?

— Если выстрелит, бегом к танку. Снаряды сразу не бросать, а то все поймут. Степан, твой — танкист. Я возьму часового. Штыренко, твои — механики.

— Kom! Kom, Rus! — неожиданно засмеялся немецкий танкист. Он встал, спрыгнул на корму и замахал Демьяну руками.

Механики тоже бросили работу. Все смотрели на неизвестно откуда взявшегося красноармейца.

— Быстрей! — скомандовал Воронцов. — Степан, давай вперед!

Штыренко отстал и занял место за Воронцовым. Они быстро приближались к танку. Демьян что-то кричал, спотыкался, падал, снова вставал и снова что-то кричал… Он выполнял свою роль — отвлекал немцев. Грубо, нелепо. Но у него получалось. Немцы смеялись, весело жестикулировали. Часовой опустил карабин и пошел навстречу Демьяну. И Воронцов, превозмогая лихорадочную дрожь, понял, что хотя бы на часового им теперь не надо отвлекаться, Демьян с ним управится сам. А им оставалось добраться до танка. Поскорее — до танка. Они уже почти бежали. И в это время немецкий танкист, стоявший на корме «тридцатьчетверки», что-то резко крикнул часовому.

Но Демьян уже шагнул к своему противнику, схватил его своими огромными руками, рванул на себя с такой силой, что тот выронил карабин, и вместе с ним покатился в воронку. Демьян сорвал с немца каску и начал рубить ею по голове, по выброшенным вперед рукам, и бил до тех пор, пока тот не перестал двигаться.

Степан с разбегу запрыгнул на броню танка и, пока механик-водитель вытаскивал пистолет и досылал патрон в патронник, дважды ударил его ножом.

— Штыренко, быстро в танк! Проверь там! — И Воронцов подбежал к механикам.

Трактористы, пригнанные немцами из ближайшего села, где совсем недавно со всеми своими службами размещалась межколхозная МТС[16], стояли возле танка и испуганно наблюдали за происходящим. Старший толкнул своего напарника, и они тут же подняли руки. Воронцов посмотрел на них и ничего не сказал.

— В танке, командир, никого, — доложил Штыренко.

Демьян вылез из воронки, устало посмотрел по сторонам и, убедившись, что все в порядке, сел прямо на снег — отдохнуть.

— Ну что, мужики, — отдышавшись, хрипло позвал он механиков, которые все еще стояли, онемев, — машина исправна? Запускать можно? Ходовая не подведет?

— Все как есть в полной исправности, товарищ командир, — бойко доложил старший, медленно опуская озябшие руки. — Тут только и было делов, что ленивец сбит и гусеница размоталась.

— Горючее?

— Бак почти полный, товарищ командир, — тут же уточнил старший механик. — Мы из того… ну, который в овраге, в болоте утоплен, слили и дозаправили. И вон они… — Он указал на убитого танкиста. — Три канистры с собой принесли:

— Штыренко, проверь уровень масла. И — запускай. Танк отгоняйте к опушке. След замаскировать. Степан, бери автомат и — на дорогу. — И Воронцов спросил механиков: — Село ваше далеко отсюда?

— Ровно три километра.

— Немцы есть?

— Есть. Батальон пехоты и танки. До села деревня еще есть, примерно в полутора километрах, Рябухино, шесть дворов. Там немцев нет. Три полицая постоем стоят. При лошадях. Они каждое утро все дороги здешние объезжают. Мы второй день тут. Вчера — были. Все трое. С винтовками.

— Что, вас проведывают?

— Вряд ли. Служба у них такая. Когда тут глубокий тыл был, жизнь у полицаев куда как вольготная была. Ездили по деревням, поросят резали. Печенку ели да баб щупали. А теперь — другое дело. Фронт, вон он, рядом. И немцы с них службу требуют.

Воронцов посмотрел на механиков. Второму, который все еще стоял с поднятыми руками, было лет двадцать пять. Пряча в кобуру пистолет, спросил его:

— А ты почему не в армии?

— Не призвали, — ответил тот и опустил руки. — Да я хоть сейчас. С вами пойду. Возьмете?

— Нет, не возьмем. Но и отпустить вас сейчас не можем. Уйдете, когда и мы пойдем. Карту кто-нибудь из вас читать умеет?

— Да мы вам и без карты все тут знаем и расскажем. Вам, как я понял, через фронт надо?

Воронцов кивнул.

— Тогда вот что. Этой дорогой ехать нельзя. Там, дальше, Луковка, немцев там много, большая часть стоит. И танки, и пехота, и артиллерия. Оттуда они ездят к Зайцевой Горе. До Зайцевой от Луковки километра четыре, не больше. А правее есть лесная дорога. Там только в одном месте неважный переезд. Но если бревен настелить, то проехать можно.

— Куда идет эта дорога?

— На вырубки. А с вырубок — на шоссе. Немцы по ней ездят редко. На лошадях. Там у них то ли пост, то ли что…

— Проводить сможете?

— Что ж, смогу, — сдержанно согласился старший.

— Зовут-то вас как?

— Дядей Захаром. А вас же как величать, товарищ командир?

— Курсантом.

Дядя Захар качнул головой и сказал:

— Для командира уж больно невеликое звание.

— А это, дядя Захар, и не звание, — сдержанно ответил Воронцов.

— А что ж?

— Должность.

Механик снова покачал головой.

В это время мотор «тридцатьчетверки» взворвал тишину, эхом прокатился по окрестности и заработал ровно. Из башни выглянул улыбающийся Демьян. Ссадина на его лбу совсем засохла, казалась масляным пятном. Он крикнул:

— Подавайте снаряды!

И механики кинулись выполнять приказание нового командира танка.

Покончив с укладкой снарядов, Демьян снова выглянул из люка и сказал:

— Товарищ командир, Штырь говорит, что там еще полный «чемодан» бронебойных. Давайте заберем? Пригодятся. И еще кое-какое барахлишко. Тоже надо забрать.

— Пулеметы проверил? — спросил Воронцов.

— Пулеметы, похоже, в порядке. Патронов маловато. Надо там посмотреть.

— Быстро — туда и обратно. Ждем вас на опушке. Заезжать в лес так: вначале дайте кругаля по краю поля, а потом — заднюю, и вон до той осины. Заглушите мотор и ждите. Кто у вас за механика?

— Штырь.

— А мы с Николаевым, если что, стрелять будем. — Демьян указал на котелки над прогоревшим костром. В горячке о них, казалось, забыли: — Штырь просит поесть. Подайте, товарищ командир, пару котелков.

— А пару-то зачем?

— Как зачем? На весь экипаж, — улыбнулся Демьян, и холодные глаза его немного потеплели.

— Тогда забирайте и третий.

— А вам?

— Нам и одного хватит. Трупы сложите там же. Только побыстрей.

— Что с одеждой? Ребят бы получше одеть…

— Одежду заберите. Раздайте особо нуждающимся.

Вскоре «тридцатьчетверка» вернулась. Танкисты сняли пулемёт. Слили еще несколько канистр соляры. Забрали последние снаряды. Танк загнали в молодой ельник и хорошенько замаскировали, так чтобы его нельзя было разглядеть даже с воздуха.