Глава двадцать восемь
Легко ей говорить — вечером! Для Атли убийства и казни — в которых она сама принимает участие — это просто стандартный элемент жизни. Но не для меня. Хотя сопливиться я не стал, все-таки не первый день в Санкструме, и знаю, что тут и как.
— Тебе не нужно ничего готовить, — сказала она перед уходом. — Я сама все сделаю. Шатер, жаровни, вино… Обойдемся без музыкантов. На берегу будем только я и ты. — И чмокнула меня в щеку, будто ничего не случилось.
Хорошо, когда дворцовый комплекс стоит невдалеке от моря…
Из-за деревьев вышел горбоносый Мескатор. Сабля уже в ножнах, на спокойном лице — ни следа эмоций, даже руки не трясутся, а ведь только что влегкую порешил двух человек. Мескатор зыркнул на меня, на Атли, цокнул языком сердито. По-моему, он исполнял при дочери Сандера роль дуэньи — надзирал, чтобы она не натворила лишнего… с мужчинами. Впрочем, власть его не распространялась далеко, Атли делала что хотела и я понимал, что Мескатор не будет сегодня вечером свидетелем наших утех.
Посланцы Степи ушли. Трупы остались где-то за деревьями. Я решил, что родственники заберут их в ближайшее время. К месту событий уже слеталось воронье.
Я проводил Атли тяжелым взглядом, таким же точно взглядом проводил ее сенешаль Грокон. Затем поднялся с корточек, отряхнулся, как индюк, только что перья не встопорщил, дрогнул жирными подбородками и, ни на кого не глядя, убрел в сторону пожара. Вдруг тяжело повернулся, уставился на меня. Лицо его напоминало гипсовую маску, да-да, вся кровь отхлынула и мышцы затвердели. Он даже не стал прощаться с сыном, явно, отложил на время, а сейчас у него были дела поважней.
Я приобрел еще одного жестко мотивированного врага.
Поймав нарочного от Алых, я послал за Бришером. Пожалуй, удвою сегодня посты во всех важных местах…
В кабинете ротонды ждал Блоджетт с последними вестями. По облику видно, что вести лихие — впрочем, иных новостей в последнее время не бывает. Старший секретарь не спросил, с чего начинать — сразу доложил основное, тиская в руках свиток голубоватой, дорогой по виду бумаги:
— В-ваше сиятельство, указ Коронного совета, в-вашего сиятельства касаемый. Зачитать весь, либо же коротко просветить о с-содержании оного?
Я начал прогуливаться по кабинету, бросив руки за спину. Шутейник и Бернхотт ждали распоряжений, сидя за рабочим столом на стульях, которые я велел принести. Эвлетт не было. Шутейник успел рассказать, что молодая воровка, переодевшись в платье служанки, с раннего утра ушла «на работу» до вечера.
Кот-малут, обследовав пустые мисочки со своим довольствием, недовольно фыркнул, взгромоздился на шкаф, завернулся в мохнатый полосатый хвост и уснул. Ждет обеда, стервец, самым разумным образом — ничего не делая. Знает, что накормят. Мне бы научиться так расслабляться.
— Как можно короче. Без лишних слов, Блоджетт.
— Коронный совет в силу чрезвычайных обстоятельств, каковые проистекают от недобора налогов по вине черного мора и иных бедствий, урезает содержание в-вашего сиятельства до одной медной кроны в день с утра сегодняшнего дня. Да будет благ Ашар…
— Ладушки-воробушки!
Бернхотт вполголоса матернулся.
Я нервно щелкнул пальцами. Мелко плавают, мелко! Пощечина, конечно, та еще, но мне она уже не опасна. Я возьмусь за вас, и куда быстрее и действенней, чем вы ожидаете!
— Значит, за все что угодно… за любую пищу, одежду, услуги — я должен расплачиваться звонкой монетой?
Блоджетт кивнул виновато, будто сам был повинен в указе.
— Все услуги в Варлойне, ваше сиятельство, превышающие стоимость одной медной кроны, вы повинны отныне покупать. А также дополнительно ваш постой в ротонде облагается налогом в сто золотых крон в день, каковые будут взиматься комиссией Коронного совета каждый вечер после захода солнца.
Я засмеялся. Выживают арендатора! Что-то пахнуло земными реалиями, да как пахнуло! Я выдвинул ящик стола и пошарил среди кошельков-взяток. Пожалуй, тут еще наберется двести-триста золотых… Деньги — самое страшное оружие всех обитаемых миров, и только тот чувствует себя защищенным, у кого их много.
Я высыпал содержимое всех кошельков в ящик, и прямо оттуда отсчитал сотню золотом в отдельный кошелек, и положил на стол.
— Вот плата за сегодняшний день, Блоджетт. Когда явятся из Совета — заплатите без лишних слов.
Он немного удивился, но кивнул.
— Еще одно важное сообщение. Коронный совет в силу чрезвычайных обстоятельств, каковые проистекают от недобора налогов по вине черного мора и иных бедствий, урезает содержание Алых крыльев до одной медной кроны в день, о чем сегодня же будет доведено до сведения капитана Алых крыльев Бришера ван Трауена.
Гнев удалось немного пригасить силой воли. Вот значит как, бьют по площадям! Теперь содержание гвардейцев Шантрама целиком ложится на мои хрупкие плечи.
— Также Коронный совет напоминает, что ждет ваше представление Совету и первые указы вашего сиятельства завтра, в десять часов утра.
— Очень хорошо. Если явятся из Совета — передайте, что завтра я приду. И указы… принесу тоже. Много, много хороших указов.
— Имперский архивы внезапно загорелись сегодня ранним утром…
— Это я знаю, дальше.
— В приемной просители разные, числом — более двадцати. Дворяне да купцы. Было больше — да кот с утра распугал.
— Я приму их… — сказал и задумался: сколько времени потребуется, чтобы составить указы? — Приму их через три часа. Пока — пусть ждут.
Превращаюсь в разумного бюрократа. Не хватает еще таблички «Обеденный перерыв» и «Без доклада не входить». Ну и сиесту надо бы объявить днем, как без сиесты?
В парке замелькали людские силуэты. Пузатый наверняка принадлежал Грокону. Родственники пришли забрать трупы, и быстрее, чем я мог бы ожидать.
— Согласно в-вашему приказу, в дверях в кабинет ведущих и из приемной ведущих — прорезаны отверстия, для кота подходящие. — Блоджетт отступил от дверей и показал на овал, прикрытый набивкой из жесткой кожи.
Я кивнул.
— Стало быть, кот уже может гулять…
— Не только может, ваше сиятельство, а уже гулял! Распугал ранним утром просителей, придворных, и порвал двух собак, кои осмелились на него броситься. А еще… осквернил… ценный гобелен… Теперь он воняет, простите мои речи, как… как…
Я глянул на Шурика. Вот ведь, а мне про свои утренние похождения не рассказал… Надо задуматься о его безопасности: собаки — ладно, но ведь могут подбросить отравленное мясо…
— Блоджетт, я планирую забрать часть покоев Варлойна, что примыкают к ротонде. На неотложные нужды.
— За-забрать, в-ваше сиятельство?
— Я — бренд с агрессивной экспансией.
Он, конечно, не понял.
— Скорректируем пул корневых арендаторов, другими словами, и расширим собственные площади, устроив реконцепцию. Узнайте, под какие нужды используются помещения рядом с ротондой. Возьмите двух Алых и пройдитесь по… скажем, на первое время мне хватит десятка комнат и залов.
Там расположу свое правительство и все-все-все что потребуется. Расставлю постепенно на точки принятия стратегических решений нужных и проверенных людей. Умных — в своей области. Брат Литон не сможет — скорее всего не сможет! — адекватно управлять войском, так же как Бернхотт Лирна никогда не сумеет стать умелым экономом. Но как человек, сведущий в военном деле, он — на своем месте. И брат Литон — на своем. Постепенно разрастаясь, мое кризисное правительство с министерствами и подминистерствами будет занимать все больше места, и уже не сможет ютиться в ротонде. Однако располагаться оно будет в одном месте — так, чтобы я мог держать руку на пульсе всего.
— С-сделаю, в-ваше сиятельство! Но как же… указ…
— А, сто золотых? Пустяки. Мы, конечно, заплатим за ротонду… но только один раз.
— В-вы полагаете…
— Я не полагаю, Блоджетт, я — знаю. А вы — узнали, кто допустил в Варлойн посольство Степи?
— Т-так точно, это не секрет. Посольство было впущено по личному распоряжению Таренкса Аджи.
Аджи силен. Сейчас фракция Простых, разгромив армии Высоких и Умеренных под Лесом Костей, может качать права… Но недолго им осталось, на днях я попытаюсь их прижать, и, если завтра все пройдет гладко, получу немного больше власти, чем имею сейчас.
Немного? О нет, намного больше!
Грокон вышел на полянку перед ротондой. Встал с опущенными руками, на которых виднелись потеки крови, и задрал голову. Жирные подбородки тоже перемазаны в крови. Прижимался к трупу, очевидно, прощался, глотая слезы пополам с кровью. Я скрипнул зубами. Нескладно как все получилось…
Взгляды наши сошлись. Глаза Грокона были черны и мертвы.
Местные поведенческие паттерны просты. Теперь я враг, ведь я повинен в смерти его сына, значит, против меня необходимо составить заговор и, если получится, прирезать.
Впрочем, заговором больше… мне уже без разницы. Завтра я пойду ва-банк, и либо укреплюсь во власти, либо… По крайней мере, пока посольство Степи в Варлойне, меня не тронут. А вот после…
В прихожей раздался жестяной грохот, словно с полок посыпались кастрюли. По несдержанной ругани я понял, что явился капитан Бришер.
Блоджетт предусмотрительно сделал еще два шага от двери, и вовремя — дверь распахнулась, и Бришер влетел в кабинет, подобный духу огня — раскаленный, рыжий, сияющий доспехами.
— Деньги получены, ваше сиятельство, да, получены! Ребята мои довольны и я доволен очень! Мы уж и не ожидали! Монашек ваш ревизовал наш рацион — питание наше, сказал, будет получше. Но черт его дери — что удумал этот Коронный совет? Наше содержание! Герольд явился, орет, будто его в детстве уронили… Мы получили от вас оклады, но харчи отныне должны оплачивать из своего кармана, и не только их — да, не только! А и перековку лошадей, одежды да доспехи, все, что раньше нам полагалось по договору как довольствие бесплатно! Мы должны теперь оплачивать все! Все! А за харчи с имперских кухонь, цены, между прочим, нам поставили конские!
Он устремил на меня огненный взгляд, торчащие из носа рыжие волосы трепетали от дыхания, как спелая рожь под ветром.
Я приблизился к капитану и положил руку на его стальное плечо, надеясь, что он не заметит, как дрожит моя ладонь.
— Я все решу завтра к вечеру, Бришер. Глупости Коронного совета, как видите, бьют по Санкструму, и бьют больно. Совет хочет вынудить Алые крылья уйти… так или иначе — это их единственное желание.
Бришер кивал, огненная бородища колыхалась.
— Но мы присягали на верность не Коронному совету! Мы присягали фамилии Растаров!
— Именно так, капитан! И действовать вы должны в интересах императора! Если вы уйдете — кто будет защищать Варлойн и имперскую фамилию? Сейчас трудные времена, император утратил бразды правления, и Коронный совет делает что хочет… И сдается мне, у Совета скверные планы насчет Растаров… Ведь император скоро умрет, а значит, начнется борьба за престол, и неизвестно, кто захочет надеть корону — один из наследников-Растаров, или кто-то из дерзких дворян… Зреет коварная смута!
Бришер кивал, мысли, что я вкладывал в его голову, наверняка, он уже обдумывал, и не раз. Он простой, капитан, но отнюдь не дурак.
— Так неужели вы пойдете на поводу у Коронного совета, который столь явно выживает вас из Варлойна? Вы, те, кто столетиями охранял имперский покой!
Капитан покачал головой.
— Но деньги… мы не в силах покупать еду с имперских кухонь!
— Ваше содержание не уменьшится. Более того, я уже говорил — я его повышаю. И все ваше бесплатное довольствие я верну, и еще увеличу. Потерпите… до послезавтра. Послезавтра я опубликую нужные указы, которые будут обязательны к исполнению.
— Но Совет…
— Совет пойдет в задницу в полном составе. С завтрашнего дня.
Упоминание задницы, куда полным составом пойдет Совет, весьма успокоило капитана. Я заговорил с ним на правильном языке, и дверцы его разума окончательно распахнулись, и он меня услышал.
— Верю вам, господин архканцлер. Вы — сможете! Потерпим сутки. Купим сегодня шамовки в городе, отправлю туда нарочных, да, нарочных! В городе дешевле.
Конечно дешевле. Совет намеренно велел отпускать пищу Алым крыльям по несусветным ценам. И, подозреваю, те же цены действуют и в моем случае, так что будем перебиваться сегодня внутренними резервами, а проще говоря — объедками, что остались от завтрака. Кота жалко. Впрочем, он может найти себе прокорм и сам.
Грокон убрался с поляны. Разочарованные вороны кружили над деревьями. Я различал среди ветвей на траве жирные красные мазки… Краска. Просто краска, не более.
Немного успокоив капитана, я попросил об увеличении караулов у ротонды и на других местах, вручил ему архканцлерский знак и велел лично и немедленно добыть с места пожара Законный свод Растаров.
— Возьмите десять Алых, — сказал. — Это важно и это — в интересах Санкструма. Законный свод должен быть доставлен сюда любой ценой. Если сенешаль Грокон… да-да, толстый такой малый, начнет юлить — припугните его расправой. Действуйте быстро и решительно. Законный свод находится где-то среди спасенных из пожара книг Архива. Он — большой. Не ошибетесь.
Бришер кивнул, повесил знак на грудь, а вернее — на свою бороду, и, нервно выдернув из носа колосок, удалился.
— Блоджетт, — сказал я. — Мне нужно узнать о тех чиновниках и дипломатах, которых отправили в отставку за последние… ну, скажем, пять лет. Имперские Архивы сгорели, и вся надежда теперь только на вас. Есть ли возможность собрать эти сведения? Я оплачу их. Оплачу сполна.
— Подробный список?
— Любой список. Кто — где — когда. Хотя бы десять-двадцать фамилий.
— Это будет нетрудно, ваше сиятельство. Я помню многих поименно. И денег никаких не нужно.
— Очень хорошо. И не торопитесь. Составьте список, скажем, за неделю.
Вот так. В нынешних обстоятельствах — увольнение, это почти печать качества работы чиновника и, возможно, указание на то, что у человека в наличии немного совести. Эти люди и хогги, если таковые окажутся в числе чиновников, войдут в мое правительство.
Я отпустил Блоджетта и повернулся к Шутейнику и Бернхотту. На столе уже лежали принесенные старшим секретарем рулоны бумаги, перья гусиные и стальные и золотые на длинных деревянных стерженьках, и песочницы, похожие на перечницы, для того, чтобы быстро осушать чернильные строки. Стояли и приготовленные чернила из каракатиц. Оказывается, их доставляют прямо в Варлойн с рыбных промыслов, которые еще каким-то образом живы и не стонут под пятой Коронного совета.
Бернхотт поднял взгляд:
— Варвары! Эти степные варвары в личинах! Но мы ничего не могли поделать!
— Бернхотт, варвары, что пожирают страну изнутри, намного опаснее. А степняки… они не варвары ни разу. Они просто… другие. И закончим на этом. Время составлять указы.
— Умные указы! Верные указы!
— Умные и верные я начну составлять послезавтра. Пока… Шутейник, а скажи-ка мне, лень заглядывать в карту, какие деревни в Санкструме носят неблагозвучные названия?
Гаер подумал, картинно почесав в кудрях черенком пера.
— Деревня Дырка, Опупиль, Серая Грязь… Вот три помню точно! Ну и Рыбьи Потроха, конечно! Не Потроха, ой, Голубые Фиалки!
Я плюхнулся на стул, схватил гусиное перо и придвинул к себе рулон бумаги и одну из чернильниц.
— Отлично. Бернхотт — пиши указ. Переименовать Дырку в Золотое солнце. Шутейник, на тебе Опупиль, переименуй его как тебе захочется. Ну а я займусь Серой Грязью. Назову ее, пожалуй, Милочкой. Деревня Милочка, звучит, а?
Молча и недоуменно они написали указы. Я скатал их в трубки и положил в один из ящиков стола.
Сегодня будет много указов для Коронного совета. Нам придется напрячься.
— Бернхотт, пиши новый указ: «Пусть всем будет хорошо!». Шутейник — пиши: «Приказываю снизить подушный налог вдвое». Ну а я, пожалуй, запрещу давить кошек каретами после полудня. Готово? Теперь так. Бернхотт: «Запретить держать в накладных карманах городской стражи ржаные сухари под страхом смерти!» Шутейник: «Указ о немедленном аудите армейских складов»… Побольше слов, друг, побольше витиеватости! А я напишу вот что: «Запрещаю после восхода солнца кричать петухам. Пусть всякое подворье, на котором живут петухи, платит пени, ежели петух закричит после восхода!»
— Э-э-э? Мастер Волк, что это? Это же какой-то… идиотизм?
— Так точно, мессир, ведь большая часть указов… какая-то чертовская глупость!
— Осознанная глупость в законотворчестве, — кивнул я с улыбкой. — Моим почерком и почерком Бернхотта составляются дурацкие указы. Твоим почерком, Шутейник, составляются указы нужные и необходимые.
— Но зачем, мессир?
— Да, мастер Волк, зачем?
— Для завтрашнего представления указов Коронному совету. Кое-что они завизируют, я надеюсь.
— А если нет?
— Я придумал способ, чтобы визы поставили.
Мы составляли указы битых три часа. Затем я взял один указ Бернхотта («Запрещается крестьянам есть морскую рыбу на берегу Оргумина» с добавлением тридцати подпунктов, с перечислением многочисленных сортов рыб), и добавил среди прочих подпунктов мелким-мелким почерком кое-что весомое.
Очень важное.
Очень нужное.
Магия мелких букв, которыми заполняются поля в земных контрактах, еще не была освоена в Санкструме.
Я надеялся стать первопроходцем.
Глава двадцать девятая
Работа спорилась, да как спорилась! За три часа мы накатали примерно сотню указов, по большей части — кретинских донельзя. Но среди них были и настоящие, серьезные, давно продуманные мной указы. Послезавтра, если все пройдет гладко, настоящие указы пойдут в дело, потому что я обрету настоящую власть — шаткую, конечно, ибо у фракций свои армии, но — власть. И я, наконец-то, начну формирование официального правительства и совершу, тем самым, маленький и плавный переворот внутри правящих элит, закосневших в своем самоценном элитизме, не способных думать о нуждах страны, а только о собственном возвышении и пухлом кармане.
Но — очень осторожно. Повторяю: кирпичики из стены местной власти следует вынимать с предельной аккуратностью, чтобы не обрушить весь дом под названием «государство». И следить, чтобы не началась паника и из страны не исчезли деньги.
Под конец работы мы, разогревшись, разлили по чаркам дивное вино из фиников. Шутейник вкушал его с видимым удовольствием, Бернхотт — морщась и поминая Свет Ашара, и только я пил эту сладкую гадость через силу, просто, чтобы успокоить нервы и прочистить засорившиеся чакры.
Указ с мелкими буквами я положил так, чтобы Коронный совет изучил его в числе последних.
В прихожей раздался звук жестяного камнепада. Я догадался, что капитан Бришер привез Законный Свод, как и полагается, со словами благодарности и любви ко всему сущему. В кабинет проскользнул брат Литон, распахнул обе дверные створки. Законный свод был размером с атомный авианосец. И ему, как кораблю на суше, полагался стапель в виде железной тачки-стойки с двумя ржавыми цельноковаными колесами, издававшими охи и стоны. Пыхтя, Бришер ввез главную законную книгу Санкструма, и, выдвинув ржавый же упор, поставил на тачке в простенок между камином и шкафом, где дрых кот-малут. Полтора метра в высоту, в ширину Свод достигал метра и был обит потертой, как сказали бы в мире Земли — винтажной, винного цвета кожей, окованной по краям бронзовыми позеленевшими завитушками. Листать такую книгу можно только с тачки, благо, она для этого и предназначена; Свод лежит торцом на стальной полке тачки, и никакой стол его не выдержит, слаб в коленках. Свод был скреплен серебряными цепями крест накрест, и по центру эти цепи соединял могучий вороненый замок. Я посмотрел боковой срез, лохматый от разнокалиберных, торчащих там и тут листов бумаги и, кажется, трухлого пергамента. В толщину Свод имел, пожалуй, около метра. Три тысячи страниц, четыре? Кто знает…
История многих сот лет правления Растаров… Вот она, классическая литература, что от возраста делается только вкуснее, как коньяк. Надеюсь, здесь я отыщу оружие против Баккарала Бая и пойму кое-что о посте архканцлера. Ну и из истории многое почерпну, не открывая свой облик каждому встречному. Но читать придется долго, очень, очень долго.
Пахнет гарью от Свода, но не сильно. Видно, что Сегерр и Диос выкатили его в начале пожара, как и было договорено. А вот кто затем прирезал — или удушил, не суть — обоих? Впрочем, и правда не особо важно. Я знал, что когда зазвенит даже самый тихий звоночек опасности для вороватых мразей на самом верху — эти самые мрази бросятся заметать следы.
Взгляд капитана выражал ярость и неистовство, будто он только что победил опасного врага.
— Спаси Ашар, это тяжелее глыб льда, что я таскал в юности с ледников Шантрама!
Он передал мне знак архканцлера, я же — сердечно пожал капитану раскаленную, будто она в домне побывала, натертую рукояткой тачки ладонь.
— Вы сделали важное дело, Бришер. Были трудности?
— Кгм! Кха-а-а… Сенешаль Грокон на месте пожара выражал, да, выражал неудовольствие… что вы Свод берете без санкции Коронного совета. Его стража думала воспрепятствовать… Резво!
Ишь ты. А с утра сам прямо горел желанием принести мне Свод.
— А вы?
— А я сказал им, чтобы вдаль ходили и не кашляли! Кха, кхгм!
— Разумно, глубоко правильно. А Грокон?
— С ним люди были … ну как люди, людишки: стража Варлойна, простая, имперская, и еще народ, дворяне из Умеренных — все при оружии, рыл двадцать с гаком… Пытались заслонить мне путь. Но тут явился Трастилл Маорай от Умеренных — видная фигура! — и сказал Грокону что-то… Тогда, кхгм, они все пошли вдаль, впрочем, кхгм, без видимой охоты, а меня пропустили. Трусы!
Значит, Бришеру позволили увезти Законный свод. Маорай остудил пыл Грокона, который надеялся устроить господину архканцлеру небольшую проблему в ближайшие часы… Отсюда вывод: разобраться со мной думают иначе, не так, как хочет Грокон, а на Свод махнули рукой — все равно к ним вернется. Но, черт его дери, как они планируют меня убрать, и когда? Не сегодня ли ночью, на берегах Оргумина? Придется усилить караулы вокруг моей персоны… Я-то думал, фракции порешили арестовать и казнить меня завтра, это ведь проще и легче, чем в очередной раз подсылать убийц… Значит, внутри фракций разногласия даже по вопросу убийства господина архканцлера. Надо бы попытаться этим воспользоваться. Старым, дедовским способом воспользоваться. Разделить — и властвовать.
— Пожар закончился, кстати?
— Так точно! Дым, гарь из Архивов, чад. Туда не пошел. Взял Свод — и назад. Ключа нет. Сенешаль Грокон уверил, что ключ сгорел при пожаре, расплавился, мол, он…
Ну да, поверил, как же…
— Я открою, мастер Волк! — Шутейник сорвался с места, вынул из кармана какую-то загогулину, похоже, отмычку, поковырял в скважине и презрительно хмыкнул. — Замок открывали недавно, смазанный… — Раздался щелчок. — Во! — Гаер стянул серебряные цепи и с видимой натугой распахнул тяжелую обложку. Поднялось облачко пыли. Кот-малут, чихнув, бесшумно переметнулся на другой шкаф — даром что весил добрых двадцать кило.
Титульный лист книги был склеен из разнокалиберных лоскутов. Приглядевшись, я увидел, что это разные указы прежних времен, склеенные вместе, видимо, для экономии места. Некоторые указы дополнялись цветными и крайне примитивными картинками, с которых частично осыпалась краска и позолота.
Я отпустил Бришера, попросив прикомандировать к каждому своему человеку — а таковых пока четверо, включая Блоджетта и Шутейника, нелюдя, по четверке Алых, и ко мне лично, на всю ночь — тридцать гвардейцев, чтобы стояли на постах там, где скажу. Бришер кивнул, понимал, что да как.
— А зачем вы таскали глыбы льда, капитан? — спросил я напоследок.
— Глыбы? Когда? Какие глыбы? Кгхм… Ах, да! В юности, в юности таскал. Было! Мы гоним из хорошей пшеницы и ячменного солода особый напиток… Очень вкусный напиток! — Капитан облизнулся. — И вот для перегонки необходим лед, да, лед! Иначе будет плохо капать! Или вообще не будет капать! После мы выдерживаем напиток в дубовых бочках, иногда по нескольку лет, и только тогда, когда он наберет вкуса… Скажу вам по истинной совести — вы такого не пивали! Да я вас угощу, у меня есть еще немного в казармах! Принесу вот вскорости, попробуете!
— О! Его еще можно подкрашивать жженным сахаром, — сказал я.
— Да? Свет Ашара, не думал…
— Он станет мягче и вкуснее.
— Так вы в курсе? Пробовали?
Я сказал мечтательно:
— Я пил ваш эликсир жизни.
— О! И вы знаете толк…
— Немного, капитан, совсем немного… Вы можете выдерживать свой напиток в бочках, обожженных изнутри — так он обретет другой вкус, а можете смешивать напитки, привозя бочки из разных винокурен, так вкус тоже будет иным, но одинаково приятным.
— О!
Я тоже сказал — «о!», вернее — мысленно выкрикнул. У них есть виски, практически неизвестный в Санкструме напиток. И единственный алкогольный, который я смогу — думаю, что смогу — пить без отвращения. Если у горцев Шантрама нет каких-то религиозных запретов, я закажу экспорт виски в империю, а Бришера сделаю дилером, думаю, воину будет не зазорно торговать благородным напитком горцев для поправки своих финансовых дел.
— Еще, ваше сиятельство, вот что Грокон передать вам просил после разговора с Маораем… — сказал Бришер, сощурив левый глаз. — «Скоро все случится». Вот так и сказал, плешивец. Не знаю, чего он имел в виду-то… нет, не знаю. Хитрый!
Я знал.
Бришер взглянул на меня с глубоким сочувствием, и ушел, отвесив молчаливый кивок.
Пленный челядинец был отправлен в казармы к капитану. Холуй нужен мне живым, как свидетель против козней Умеренных. Но использую я его не сразу, нет, не сразу.
Следующие шесть часов я занимался изучением Свода и — одновременно — приемом просителей. Выглядело это так: я на стуле, возле книжной глыбы, читаю, листаю, чихаю от пыли, одновременно беседую с теми, кто жаждет меня видеть. Да, невежливо, но время поджимает. Если прошение или жалоба серьезны — Шутейник записывает, я обещаю разобраться в ближайшее время.
Взяток мне пока не предлагали. Пошли горемычные, зачастую нищие просители — разорившиеся купцы, отставные чиновники, военные, ветераны — офицеры и простые солдаты, которых выбросили на улицу, лишив пенсий; им терять было нечего — они шли к опальному архканцлеру и цеплялись за соломинку — авось поможет. Картина разрухи и чудовищной коррупции всех, имеющих сколь-нибудь значительное касательство к власти предстала в неприглядной, уродливой наготе…
И плевать было этим просителям на утренний пасквиль и на то, что архканцлер, якобы, разносит чуму — они шли за последней надеждой.
Шутейник записывал, я листал Свод, смотрел на людей, сочувствовал искренне, обещал помочь. Ни одной плутоватой физиономии — осунувшиеся, серые лица даже у купцов, которым закрыла доступ к торговле дешевыми товарами Морская Гильдия. Военным и морякам уделил внимание особо. Многих пригласил на завтра со своим оружием. Выброшенные на обочину жизни, эти мужчины в возрасте за пятьдесят и шестьдесят были еще крепки и могли поработать на благо страны — для возрождения армии. И для кое чего другого — тоже.
Сделал пометку: ревизовать военный флот. Судя по рассказам, дела там еще хуже, чем в сухопутной армии.
Кое-кто из ветеранов осторожно заговаривал про лимес — мол, все пропало. Лимес — он же защитный периметр против Степи — почти уничтожен, ибо денег на его содержание не отпускают уже несколько лет. Крепости лимеса не чинены, голодающие солдаты разбежались по стране, большей частью осели в экономическом центре — в Нораторе. Тут можно прокормиться… Другие подались к дэйрдринам в Китрану. Понятно, что ветераны так или иначе связаны с дезертирами, которых в общем-то и дезертирами назвать нельзя — люди сбежали, спасаясь от голодной смерти. Кто сапожничает, кто в рыбаки подался да контрабандисты, кто — к Страдальцам, Палачам либо Печальникам… Я мягко намекнул нескольким ветеранам, что подготовлю указ о поголовной амнистии всем, кто завтра снова явится под знамена Растаров. Запустил небольшую информационную бомбу, увидел, как загорелись глаза… загорелись почти утерянной надеждой! Сказал, чтобы дезертиры приходили завтра — вместе с ветеранами. Чтобы выстраивались на площади перед зданием Коронного совета. С оружием! Непременно — чтобы с оружием. Архканцлер гарантирует им свободу, деньги, и абсолютное почтение, и — зачисление в ряды новой, крепкой армии.
Я читал Законный свод до глубоких сумерек.
События предыдущих дней, начиная от вселения в тело Арана Торнхелла, летели с такой быстротой, что я фактически не узнал ничего толкового ни об истории, ни о религии Санкструма. Ну, зато теперь восполнил…
Указы прежних времен составлялись на диво многословно, в них расписывались мотивации, почему и как этот указ принят, и зачем и к чему, вдобавок каждый указ оснащался маргиналиями — то есть примечаниями на полях, так что Законный Свод оказался в том числе и прекрасным учебником истории.
Ничего нового. С тех пор, как из сингулярности образовалась вселенная и на ее окраинах завелся человек, он не придумал ничего нового ни в одном из миров. Империи, борьба за власть и место под солнцем, изобретение религий, которые мало-мальски держат в узде и усмиряют страхи перед неведомым и неизбежным…
Санкструм образовался более шестисот лет назад из пяти королевств, которые одно за другим нагнул — прочь дешевую патетику и политкорректные выражения — тогдашний Растар. В свою очередь эти пять королевств были остатком некогда могучей империи, распространявшейся и на Рендор, и на Адору. Центр ее находился в Адоре. Империя рухнула под собственным весом, как рушатся все империи, распалась на ряд королевств, на части которых снова возникла империя — помельче да пожиже, но все-таки империя. Ну понятно, почему местные топонимы звучат то как «Прядка», то — как «Норатор», это смесь нового и старого языков. Рыбьи Потроха — язык новый, а вот Китрана — где засели дэйрдрины — это старое название от старой еще империи.
Вера в Ашара… Хм, тут — тоже как обычно. Больше тысячи лет назад, еще в пору старой Империи, властвовавшей над двумя континентами, явился человек, назвавшийся посланцем небес, Ашаром, показал чудеса, организовал первые ячейки последователей, затем умер от старости, окруженный почетом, деньгами, женщинами — дела его (в смысле почета, денег и женщин тоже) продолжили верные ученики и постепенно уничтожили все старые культы, и церковь Ашара, таким образом, стала доминировать. Ашар живет на небесах, куда будет открыт доступ праведникам. Угу, угу… Велел уважать всякую верховную власть и терпеть. Ну да, как же иначе, терпилам всегда воздается… О, а вот это интересно, очень интересно! Оказывается, верховная власть — понтифик — находится за морем, в Адоре, и местная церковная элита, кардиналы, включая нынешнего… как же его? Омеди Бейдаром кличут, — подчиняется понтификату. Вот как, значит, церковь Санкструма не самостоятельна, а работает по указке из другой страны…
Хогги явились в Санкструм из Адоры, были изгнаны в древности религиозными фанатиками — священниками Ашара за то, что у них, якобы, нет души… Изгнаны всем племенем, полным составом посажены на корабли и отправлены за море-океан. Вот же черт! Ненавижу эти религиозные заморочки. Нет души, блин! Что за… Ладно, оставим. Люди и в моем мире совершали не менее ублюдочные поступки. Так… Явившись в Санкструм, попросили убежища, и, так как в то время у Адоры и Санкструма была война, тогдашний Растар составил им долговременную протекцию… Заодно и кукиш понтифику показал, дескать — мои священники подчиняются прежде всего мне, Растару, а уже потом — центральной курии. Угу, Адора думала, что сбрасывает на Санкструм гирю в виде лишних ртов, а бездушие использовала просто как повод для изгнания… Но хогги оказались не пальцем деланы — умны, талантливы во многих областях, особенно в бизнесе, и немало поспособствовали возвышению Санкструма. Согласно Первичному Договору земельного сервитута… Черт, где этот Первичный Договор? Нет пока времени искать, но, чувствую, это важно, очень важно!.. Так вот, согласно Первичному Договору, им отписали большую часть гряды Тервида… Кажется, о ней говорила Атли, гряда эта граничит со Степью. Хогги сперва расселились там, затем распространились по всему Санкструму. В отписанной им части гряды Тервида отыскали они богатейшие золотые жилы и прочие замечательные и нужные для богатой жизни ископаемые, что положило начало их прибыльной банковской деятельности…
Ужасно не хватало наклеек-закладок, по которым легко ориентироваться в книге. Я листал и чихал, листал и чихал, время от времени отпивая финикового вина, а потом, когда оно кончилось — чертов Шутейник выпил больше меня! — начал хлебать кипяченую воду.
Архканцлеры… таковых до моего воцарения было четверо. Двое — в старые времена. Один, из фракции Простых, был избран, чтобы победить Степь — и это ему удалось, второй — из фракции Великих, появился, когда шла война между Санкструмом и Адорой. Показал он себя неплохо, добился нескольких побед и заключения выгодного для Санкструма мира. При этом между строк указов прекрасно читалось, что все три фракции Коронного совета не ладили между собой с самого начала и всякий раз избрание архканцлера сопровождалось скандалами, поединками и даже убийствами. Тем не менее, должность архканцлера была своего рода сакральной, и посягательства на жизнь и власть архканцлера в прошлом карались строжайше.
А вот дальше… Я с натугой перевернул почти все страницы Свода и вчитался в последние указы дворянского совета… Вчитался, чтобы рассмеяться. Вспомнил слова Белека:
«Твое слово станет законом. Коронный совет обязан утверждать твои указы. Ты не смеешь распускать Коронный совет или пытаться злоумышлять против власти императора или поступать так, чтобы твои действия разрушили Империю. Однако ты вправе казнить членов Коронного совета за доказанное предательство или же работу против Империи, или любого другого подданного Империи — человека либо нелюдя. Такова твоя власть. Коронный совет не может тебя сместить. Тебя назначил сам Император».
Все было так. До недавнего времени.
Бордовый оттиск Большой имперской печати сиял на трех последних указах Совета. И указы эти…
Я едва успел принять ванну (и не выпить ни грамма кофе), как за мной явились двое степняков, провожатых от дочери Владыки.
Вместе с ними в глубоких сумерках я отправился к берегам Оргумина.