Уже вечерело, когда отряд патрульных осодмильцев привел задержанного. Могли бы не обратить внимания, но слишком трусливым им показалось его поведение. Подходя к усадьбе Михея Брагина, он без конца вовсю озирался по сторонам. В этот момент ему и преградили дорогу. Он был молод, чисто выбрит, в солдатской ватной куртке цвета хаки и новеньких кирзовых сапогах. За спиной свисал армейский вещевой мешок.
На вопрос Буслаева, кто он такой, куда следовал, мужчина объяснил, что комиссован после контузии на фронте и направляется в родные края. У него были изъяты пистолет системы «вальтер», армейская книжка на имя Анисима Дворецкого с его фотокарточкой, справка из госпиталя. Этому всему можно было бы поверить, не окажись за подкладкой куртки бланков других документов, в том числе немецких, польских, печатей и туши для их заполнения. Лишь ночью, поняв безвыходность своего положения и желая смягчить свою участь, Дворецкий дал подробные показания. Суть того, о чем он сообщил: направлен через линию фронта, чтобы с помощью Михея Брагина установить связь с Краковским, выяснить его возможности по усилению террора против большевиков, передать приказ закордонного центра организовать налет на обком партии и разгромить его. Показания эти не вызывали сомнения в своей достоверности.
Задержан был, таким образом, эмиссар, и это счастливое обстоятельство необходимо было использовать — не только предотвратить трагические события, но и заполучить самого Краковского. Лучшего «подарка» и быть не могло!
В ту же ночь Буслаев связался с Молодечненским УНКГБ. Очень обрадовался, когда в трубке услышал голос Евгения Стародубцева, временно прикомандированного из Москвы в Управление. Они вместе заканчивали спецшколу, симпатизировали друг другу. Попросил его приехать по очень и очень важному делу.
Встретившись в Поставах на конспиративной квартире, объяснил ситуацию, показал ему документы Дворецкого. Увидев фотографию, Стародубцев не удержался:
— Это что же, мой двойник?
— Как видишь. Сходство поразительное.
— Ты решил познакомить меня с ним? Но зачем?
— Я пригласил тебя, чтобы предложить исполнить роль связного вместо него, — ответил Антон. — Сам же Дворецкий на это время будет надежно изолирован.
— Хм… Идея… А ты уверен, что они не встречались до этого? Не обязательно в эти дни. Прежде.
— Дворецкий показал, что Краковский знаком ему лишь по фотографии, которой его снабдил бывший начальник Службы безопасности и СД Постав Хейфиц.
Стародубцев задумался. В своей практике ему не приходилось решать оперативные уравнения с подобным множеством неизвестных. Поэтому он хотел знать все в подробностях.
— Краковскому известно, что к нему должны прийти?
— Когда-то, и опять-таки Хейфицем, он был предупрежден о возможности подобного рода связи с ним, если он останется на территории Советского Союза. На этот случай был даже обговорен пароль. Так, по крайней мере, объяснили Дворецкому.
— Заманчиво… Перевоплотиться и влезть в шкуру врага… Ну, а смысл подключения меня к этому делу?
— Смысл — великий! Краковский трижды мог быть арестован, но каждый раз по нашей оплошности либо по другим обстоятельствам ускользал или избегал этой участи. Сейчас следует действовать решительно и наверняка.
— Я что же, должен его арестовать, застрелить? — старался понять и осмыслить задачу Евгений, прежде чем соглашаться на авантюру.
— Для этого я обошелся бы и без тебя, Женя. Наконец, это самое легкое и простое, — возразил Антон. — Краковский слишком много знает, немало причинил вреда обществу. Короче, он нужен следствию, чтобы показать людям действительное лицо тех, кто бил себя в грудь, уверяя, что он и есть их заступник.
— Кажется, начинаю понимать. Следовательно, моя задача строго ограничивается ролью связника Службы безопасности, а не убийцы, подосланного НКГБ.
— Вот именно! Используя документы Дворецкого и инструктаж, который он получил, тебе предстоит посетить Михея Брагина и передать приказ их общего шефа Хейфица, чтобы он организовал тайную встречу с Краковским.
— Так. А следующий мой ход каков должен быть?
— Ну, проведешь с ним разговор на тему о его боеготовности… Тут я тебе предоставляю полную инициативу. Говори с ним о чем угодно в рамках своего, что называется, амплуа. Важно держать его там до моего прибытия. Как только вы с ним уединитесь, тут же дом Брагина будет окружен солдатами НКВД из роты Джапаридзе. На случай, если Краковский вдруг прибегнет к мерам предосторожности. По крайней мере, таков мой замысел.
— Меня тоже станете брать?
— Нет, конечно. В момент захвата Краковского тебе следует бежать. Это необходимо по двум соображениям: первое — чтобы ты не фигурировал в его следственном деле, как соучастник по преступлениям, когда он предстанет перед военным трибуналом; второе — на случай, если бы пришлось повторить подобную акцию, но в другом варианте.
— Подстраховка…
— К сожалению, всего предвидеть невозможно, мой друг.
Поскрипывали на ветру деревья.
Разбрызгивая копытами мокрый снег и грязь, плелась лошадь, едва удерживая, съезжавшие в разводья колеса крестьянской подводы. Позади шли усталые, продрогшие и голодные Антон Буслаев и Иван Лиханов.
— Настоящий джентльмен должен рисковать всегда. Но прежде всего ради достижения высокой цели. Так меня учили в милицейской школе, — сказал Иван. — Но ради чего рискует собой Краковский?
— Я не думаю, что он руководствуется высокими стремлениями. Ему просто надо выжить, — ответил Буслаев. — А как это сделать, когда рухнуло все, ради чего проливал кровь своих соотечественников? Когда предстоит за все держать ответ? Его можно понять.
— Понять-то можно… да простить нельзя.
Слушая Ивана, Буслаев думал о том, что их ожидает в ближайшие минуты, быть может, мгновения, а готового плана в голове не было. Так, в общих чертах.
— Джапаридзе запрошен по рации и подтвердил, что прибудет к назначенному времени. Но как бы не помешала ему распутица. Да и мост через реку не снесло бы бурным ледоходом. — Буслаев взглянул на часы. — Наступает критическое время.
— Да и дело нам с тобой предстоит нелегкое, лейтенант, — сказал Лиханов. — Уж больно открыты подходы к дому Брагина. И Краковский, и связной Центра могут видеть нас. Придется зайти с тыльной стороны.
Буслаев согласился с таким предложением.
В интересах конспирации и чтобы все развивалось естественно, и Лиханов, и Джапаридзе знали лишь, что это — связной, и все!
Окна в доме Михея Брагина, несмотря на дневные часы, были зашторены. В одной из комнат между Краковским и связным, прибывшим из-за кордона со специальным заданием, велся таинственный разговор. Краковский поначалу недоверчиво отнесся к нему.
— Что еще вы могли бы предъявить мне в подтверждение того, что являетесь представителем шефа Службы безопасности?
— Вы удивляете меня, господин Краковский. Что может быть убедительнее пароля? Или вы так напуганы этим чекистом Буслаевым, что начинаете терять рассудок? Если не желаете и тем более боитесь иметь со мной дело, так и скажите. Я уеду. Только потом пеняйте на себя. За провал явки по головке вас никто не погладит.
— Перейдем к делу. Что вас интересует? — отбросил сомнения Краковский.
— Доложите, в каком положении находится ваше боевое подразделение и насколько можно на него рассчитывать.
— Подразделение… Передайте шефу, что его больше не существует. Имеется командир, то бишь я, и со мною еще несколько человек, случайно уцелевших.
Дом и двор Михея Брагина напоминали крепость. Они были окружены высоким дощатым забором. Хлев. Конюшня. Курятник. Всюду чистота и порядок, что говорило, безусловно, о достоинствах хозяина. Посреди двора стояла высокая мачта. На ее вершине крутил свои лопасти подаренный Хейфицем «за заслуги перед Германией» ветряк, который вращал небольшую динамомашину, а та заряжала аккумуляторы, питавшие электричеством все его хозяйство.
На чердаке, что над конюшней, устроились бородачи. Одни из них валялись на сене. Другие, по приказу Краковского, вели наблюдение за подходами к дому Брагина, пока он там находился.
— Атаман приказал ничем себя не выдавать, — сказал тот, что постарше, с одутловатым, заросшим щетиной лицом.
— Выдавай не выдавай, во все зырки наблюдай, — произнес в ответ молодой здоровяк, не отрывая глаз от слухового окна. — Иначе секир башка будет и мне, и тебе.
— А ежели стрелять придется?..
Буслаев и Лиханов подъехали к дому Брагина так, чтобы оставаться незамеченными. Привязав лошадей и замаскировав оружие, чтобы оно не выпячивало из-под шинели, они прошли во двор. Осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, по ступенькам вбежали на крыльцо.
Контрнаблюдение Краковского заметило во дворе посторонних и теперь было в замешательстве.
— Как думаешь, кто такие? — спросил старик. — Один перед ними уже зашел в дом. Сам Михей ему дверь открыл и впустил.
— А кто его знает. Обнаруживать себя не велено, а значит, сиди и не кукарекай, — ответил молодой. — Наблюдай!
— Положеньице…
На столе перед Краковским и связным стоял бочонок домашнего пива, всевозможная закуска. Оба сидели раскрасневшиеся от хмельного и разговора.
— Как разрешите понимать вас? — спросил связной.
— На мой взгляд, следует идти двумя путями, — ответил Краковский. — Первый путь — создание на советской территории из верных нам людей глубоко законспирированного подполья. Это — фронт. Бойцы его не должны останавливаться ни перед чем и использовать все от диверсий до террора, лишь бы земля под ногами Советов ходуном ходила. Второй путь — эмиграция, образование из ее экстремистской части боевых групп и организаций. Это — тыл и в то же время штаб, посредник что ли, осуществляющий контакты между подпольем в России и спецслужбами на Западе. От них исходили бы как денежные субсидии, так и оружие, яды, взрывчатка.
— Интересные мысли… Так и передам шефу. Ну, и что бы вы лично предпочли — фронт или тыл? — поинтересовался связной.
— Разумеется, эмиграцию, — ответил, не раздумывая, Краковский. — Хочется немного отдохнуть. А приду в себя, можно снова сюда.
— Я так почему-то и подумал.
В наружную дверь позвонили.
Краковский и связной насторожились. К ним в комнату вошел Михей Брагин. Вид у него был растерянный.
— Кто это может быть? — спросил Краковский.
— Двое мужчин. Но они стоят так, что из-под занавески я не могу никого узнать, а спросить через дверь не решился, — ответил Брагин. — Какие будут указания, роттенфюрер?
— Наша судьба в твоих руках, Михей. Вот и действуй в соответствии с возложенной на тебя ответственностью! — приказал Краковский.
— Может быть, в схрон спуститесь, господа?
Краковский и связной принялись убирать со стола все, что могло выдать присутствие в доме посторонних лиц.
— Случайно, не ваши? — спросил связной.
— Возможно, вы привели своих людей, — вызывающе ответил атаман, лишившийся банды.
Буслаев и Иван, как только Брагин открыл дверь, не представившись и не ожидая приглашения, прошли в дом. Только теперь Михей сообразил, с кем имеет дело, но было уже поздно.
— Узнаете? — поинтересовался Буслаев.
— Припоминаю. Как же! На масленицу мы с вами встречались в доме Марты Рябининой, нашей вдовушки. Зиму-матушку провожали. И вас хорошо знаю. Вы — товарищ Лиханов, командуете милицией. Что же привело вас ко мне в такую погоду, люди добрые?
— Ехали. Продрогли. Решили забрести к вам на огонек, погреться, — сказал Лиханов.
— Давно не было такого ветра. Прямо-таки ураган, не иначе как с Баренцева моря, — не зная, как поступить и что предпринять, засуетился Брагин. — Проходите, погрейтесь, товарищи дорогие. Я, правда, спешу, а жена куда-то уехала…
Он пригласил Буслаева и Лиханова в кухню. Там было тепло от недавно натопленной русской печки. Выставил на стол кувшин с самогоном и стеклянный стаканчик-стопку. Сам сел с ними.
— Первостепенное дело в таких случаях — первач, — сказал он.
Как и подобает хозяину дома, вначале он налил самогон себе. Поднеся стопку к губам, кивнул в сторону Буслаева, затем Ивана.
— За ваше здоровье! За ваше здоровье!
Выпив зелье одним глотком, налил Буслаеву.
— За ваше здоровье! За ваше здоровье! — кивнув в сторону Брагина и Лиханова, выпил Буслаев.
Брагин наполнил и протянул стопку Ивану.
— За ваше здоровье! За ваше здоровье! — кивнув в сторону Брагина и Буслаева, выпил Лиханов.
Буслаев и Лиханов переглянулись.
— Немного стал согреваться, но нет ли чего поесть? — спросил Буслаев. — Тот, кого вы пригласили к себе в батраки, помните, в доме Марты, в состоянии заплатить за угощение.
Брагин застыл в нерешительности. Уж больно не хотел он, чтобы эти люди у него засиживались, задерживались.
— Короче, Михей, требуется обед и табак, — бесцеремонно произнес Лиханов.
Это вывело хозяина дома из состояния оцепенения. Он поспешил куда-то, затараторил:
— Сейчас будет… Сейчас будет…
Буслаев тихо произнес:
— Не думаю, чтобы Краковский не принял мер предосторожности.
— Уж не сбился ли Джапаридзе с дороги, — сказал Лиханов.
— Но сейчас отступать некуда и нельзя. Поздно. Однако и брать бандита вдвоем в таких условиях тоже рискованно. Краковского могут у нас легко отбить и здесь, и по пути в Поставы.
Вскоре Михей возвратился с тремя сырыми яйцами. Поставил тарелку с ними на стол. Сел на свое место. Снова наполнил стопку мутной влагой.
— За ваше здоровье! За ваше здоровье!
Выпив, налил Буслаеву.
— За ваше здоровье! За ваше здоровье! — повторил Буслаев.
Брагин налил Лиханову.
— За ваше здоровье! За ваше здоровье!
Буслаев и Иван снова посмотрели друг на друга. Брагин разбил и выпил яйцо. Последовали его примеру и непрошеные гости.
— Но где же еда, Михей? — спросил Буслаев. — Или вы решили споить нас? Пока это никому не удавалось.
— Вы говорите странные вещи, товарищ. Разве я способен на такое? А еды, к сожалению, нет. Табаку — тоже нет. Уцелел только самогон и вот несколько яиц. Краковский не дает покоя: его люди налетают и забирают все подчистую.
— Следующей жертвой Краковского станет сам хозяин, — смеясь, произнес Иван. — Унесет вместо колбасы!
— Типун тебе на язык, товарищ Лиханов. Не Буслаев, так хотя бы вы со своими осодмильцами избавили меня от такой напасти. Насколько я понимаю, ваше дело оберегать честных советских граждан от контрреволюции и фашистских недобитков.
Лиханов покинул кухню и в поисках еды пошел бродить по огромному дому.
— Часто беспокоит вас Краковский? — поинтересовался Буслаев.
— Как все съедят, так и заглядывают, — чуть дрогнувшим голосом сказал Брагин. — Не сам, нет. Самого я видел лишь в неметчину. Других присылает. Армия-то у него большенная! В лес страшно войти. — Выразительно жестикулируя, пояснил: — Вы идете, думаете, это сугроб. Ан нет, обязательно секрет бандитский! Того и гляди, бородач выскочит и прибьет.
Возвратился Иван. С плеч его свисали окорок, колбасы. В руках была охапка прессованного табачного листа.
Он свалил добычу на стол.
— Приглашаю потрапезничать, господин Брагин!
Брагин побледнел. Трусливо забегали глаза.
Подполье в доме Михея Брагина напоминало собачью конуру — без вентиляции, без элементарных удобств. А от близко подступавших подземных вод, в нем стояла постоянная сырость.
Связной нервничал. В поисках запасного выхода (и чтобы дать знать Буслаеву, где он находится) простукивал деревянные перегородки и потолок. Краковский сосредоточенно пересчитывал патроны к «парабеллуму». Оба напряженно вслушивались в то, что происходило наверху, но слов разобрать не могли.
— Неужели вы не узнаете этих людей по голосам? — требовательно спросил связной.
— Нет, не узнаю. Искажает перекрытие. И вообще, сидите и не дергайтесь! Сюда никто не может войти.
— Я спокоен. Это вам надо волноваться, господин Краковский. Вы отвечаете за мою жизнь перед нашим общим начальством.
Кухня наполнилась табачным дымом. На покрытом клеенкой столе появились и горячие блюда, которые Иван извлек из русской печки. Буслаев и Лиханов отдавали предпочтение щам из хорошо сохранившейся прошлогодней капусты с кусками жирной свинины.
— Не знаю, как все это получилось. Я был в полной уверенности, что жена не успела приготовить обед. А что касается табака, так она вечно прячет его от меня. Боится за мое здоровье, — неуклюже оправдывался хозяин.
— Спасибо тебе, Иван, за угощение. Все было вкусно.
Буслаев взглянул на часы.
Они перешли на условный язык.
— Что будем делать? — спросил Иван Лиханов.
— Ждать! — ответил, не задумываясь, Буслаев. В душе же он был обеспокоен тем, что Джапаридзе со своими солдатами до сих пор не прибыл. Иначе захват Краковского был бы уже осуществлен. Одна деталь плана не сработала, и все насмарку. Значит, нужен был и запасной вариант…
— Как бы яйца не получились всмятку, — иносказательно произнес Лиханов так, чтобы дошла его мысль только до Антона.
— Будем верить в благополучный исход… — не выдавая своего волнения, ответил тот.
— Но может быть, поторопить события? — сказал Иван, приглашая Буслаева к решительным действиям.
Откуда-то снизу послышались посторонние звуки.
— Должно быть, жена пришла. Время коров доить, — сдерживая беспокойство, произнес Брагин.
— Ну вот что, старая лиса, — приблизился к нему Буслаев. — В схроне под полом кипит какая-то жизнь. Ты можешь объяснить, что происходит в подвале? Кого ты там прячешь?
На лице Брагина появился вдруг испуг. Он несвязно затараторил.
— Никакого схрона у меня нет, товарищи! — Заметил, что Лиханов ухватился за рукоятку пистолета. — Даже если приставите к виску пистолет, заставите поклясться на Библии, я другого не скажу! Вам наговорили злые языки. Их у меня много вокруг. Завидуют, что умело веду хозяйство. Кулаком считают.
— Для ясности, могу представиться: я — лейтенант Буслаев! Подайте Краковскому сигнал: «Все в порядке, можете выходить!»
Уж этого Брагин никак не ожидал. Остолбенел. Умоляюще посмотрел на Буслаева, на Лиханова. Вдруг его что-то осенило, он приободрился.
— Я человек дела. Если вы даруете мне жизнь…
— Казнить или помиловать — решит суд, — сказал Буслаев, как отрезал. — Или вы выполните мое требование, или…
Тем временем Краковский и связной сами вылезли из укрытия, опустили за собой крышку люка и надвинули на нее гардероб.
— Эй, Брагин! Что не доложишь, кто приходил к тебе? — послышался голос Краковского.
К ним в комнату стремительно вошли Буслаев и Лиханов.
— Старик занемог, пришлось в чулане запереть его, — сказал Иван. — Так что, не обессудьте.
Краковский рванулся к оружию. Связной на мгновение задумался: как поступить? Шарахнулся к окну.
— Спокойно, господа бандиты! — наставил пистолет Буслаев. — Руки за голову! К стенке! Ну! — скомандовал он.
— Вы долго готовили это представление? — бросил связной Краковскому, выполняя команды Буслаева.
— Спектакль впереди! — надеясь взять инициативу в свои руки, произнес Краковский, становясь лицом к стенке. — Лейтенант Буслаев, у меня к вам деловое предложение.
— Готов обсудить, — сказал Буслаев, пытаясь разгадать его очередную хитрость.
— Переходи ко мне в заместители. Мне нужен такой человек, как ты. Вдвоем мы земной шар перевернем!
— Самому командовать некем.
— Найдем. Скоро снова оперимся. За нами Европа, Америка!
— Но я не могу один.
— Найдется работа и для Ивана. Тем более что я оценил его мужество, когда он был у меня в заложниках. Надо же, из такой ситуации вывернулся и жив остался.
— Рад служить тебе, мой фюрер! — иронизировал Лиханов.
— Меня смущает другое, Краковский. У нас с вами разные понятия об истине, о Родине. — Буслаев кивнул в сторону связного. — Вы забыли представить этого человека.
— Так, случайное знакомство. Ветер ураганной силы свел нас вместе и познакомил. Мы оба здесь оказались на правах транзитников. Я жду ответа, лейтенант! Двор полон моих гавриков. — Посмотрел на стенные часы. — Если через пять минут не выйду из дома и не покажусь им, сюда войдет моя братия и начнется кровопускание.
— Похоже, что спектакль состоится, — заметил связной.
— Довольно паясничать! — одернул его Буслаев.
Связной, как и предписывалось сценарием, неожиданным ударом табуреткой вышиб раму и мгновенно оказался на свободе. Лиханов устремился за ним, но Буслаев остановил.
— Далеко не уйдет, — сказал он. — Обыщи Краковского!
Краковский, стоящий под дулом пистолета, сделал порывистое движение, но на него навалился Буслаев. Приемом самбо сбил с ног. Вдвоем с Лихановым они его связали.
— Теперь бежать не удастся! — поднимаясь с пола, удовлетворенно произнес лейтенант.
Лиханов направился за подводой. Вышел на крыльцо, и напоролся на засаду. Пришлось возвратиться в дом и запереть дверь на засов. Обстановка складывалась более чем опасная, под угрозой стояла сама возможность вывоза пленного атамана.
— Всадить ему пулю в лоб, и никаких забот, — сказал Лиханов.
— Убить лежачего, да еще связанного по ногам и рукам, — не шутка. Только мне это не составит чести, да и нужен он живым, — сказал Буслаев и приказал: — Вот что. Быстро на чердак и оттуда по приставной лестнице вниз! Пригонишь лошадь к окну, которое выходит на дорогу. Таким образом минуем засаду. Действуй! Я буду держать оборону.
Все время, пока Лиханов выполнял приказ лейтенанта, бандиты упорно рвались в дом. Буслаев дал автоматную очередь, изрешетив входную дверь, кого-то ранив. Но вскоре напор возобновился. Была угроза того, что бандиты предпримут попытку выломать дверь, либо ворваться через окно, выходящее во двор. На всякий случай он забаррикадировался, приговаривая:
— Вот так, господин Краковский. Уж больно не хочется расставаться с вами. Но ведь ваши дружки этого не понимают.
Краковский в ответ водил глазами, что-то злобно мычал. В рот его был вставлен кляп из кухонного полотенца. Лиханов подогнал лошадь. Однако попытка перетащить связанного пленника на подводу через окно не удалась и на этот раз. Бандиты разгадали замысел. Открыли огонь. Пришлось оставить Краковского в доме Брагина, а самим, отбиваясь гранатами, уходить.
— Теперь Краковский снова примется за свое, — досадовал Иван.
— Но теперь и изловить его больше шансов, — успокоил его Антон. — А вообще-то, произошел прокол. Но где же Джапаридзе? Прибудь он вовремя, как задумывали, ничего подобного не случилось бы.
Он говорил и нахлестывал лошадь. Отъехав к лесу и замаскировавшись на его опушке, чекисты долго еще наблюдали за подходами к усадьбе Брагина в надежде, что вот-вот объявится Джапаридзе с солдатами, и тогда, располагая большими силами, все же удастся довести операцию по захвату главаря банды до конца. Но вот Краковский появился в плотном окружении бородачей. На расстоянии меткого выстрела от них. Лиханов вскинул автомат, чтобы дать по нему очередь. Однако Буслаев остался верен себе: «Огонь не открывать!» — приказал он. Нет, не дрогнула бы у него рука сразить пулей того, кто столько бед и страданий принес людям, но он был нужен ему живой.
Искать вчерашний день и ждать, куда кривая вывезет — не его принцип. Захват Краковского с помощью «связника» не удался по независящим от него причинам. Теперь необходим «проводник». И тогда — ловушка… Появился опыт, теперь надо действовать наверняка!
— У тебя уже есть план? — спросил Лиханов.
— Нет, но кое-что вырисовывается, — ответил Буслаев. — Разгромив банду, мы выиграли сражение. Но надо выиграть и войну: изловить ее главаря.
Краковский с оглядкой задами пробирался к дому Варьки-Шалашовки. Уже подойдя к околице, увидел на снегу следы мужских сапог. Остановился в нерешительности. «У нее кто-то есть, — подумал он. — Не засада ли меня поджидает?» — Еще больше заколебался: идти или повернуть оглобли?..
Пройдя несколько шагов, он обнаружил такие же следы, шедшие от дома, к калитке. Постоял, соображая: а может быть, приходил кто и уже ушел? И, видно, не один человек был у нее — несколько отпечатков и все разных размеров. Это его успокоило, и он направился к крыльцу.
Свет луны освещал кровать, старомодный комод. Слабо светился циферблат ходиков. Их стрелки показывали два часа, когда раздался условный стук в оконное стекло.
Варька мигом скатилась с постели, приоткрыла уголок занавески. Убедившись, что под окном стоит знакомый человек, тихо отворила дверь, впустила его в избу. Засуетилась на радостях у печки, загремела чугунками, сковородками.
Пройдя в комнату, Краковский поинтересовался, кто был у нее, чьи следы видел он дворе.
— А, должно быть, электрики наследили, шут их побери. По дворам все шастают, выясняют, кому проводку заменить надо, а кому фонари установить заместо разбитых, — ответила Варька.
— Смотри, ежели не электрики… Любовник какой или тем более чекисты, осодмильцы. Знай: мне терять нечего! — Снимая сапоги, метнул взгляд в ее сторону.
— Ты башку-то свою ерундой всякой не забивай! Али не веришь мне? — сказала Варька обидчиво. — Скоро к телеграфному столбу ревновать станешь.
— Да я так, к слову, — извиняюще проговорил Краковский.
— Почему же к слову? Живу на отшибе, одинокая молодая баба, да еще следы мужицкие во дворе. Всякое можно подумать!
— Не бери в голову, Варюха!
— Ладно, успокоил. — Она приблизилась к нему. — Скажи, милый, верно говорят, что вас в лесу малость пошерстили? Али брешет бабье? Все эти дни я даже боялась к тебе пойти. А ну как схватят?
— Бабы говорят, значит, знают.
— Ну, а как же теперь? Что делать мне? Буслаеву наверняка известно, что я ходила к тебе.
— Ходила, жратву любовнику носила. Ну и что из того?
Варька поставила на стол закуску, самогон, борщ горячий.
— Что не давал знать о себе так долго, милый? — Обнимая его, сказала: — Я Бог весть что передумала.
— Да и сейчас заскочил, чтобы тут же уйти.
— Опять пропадешь?
— Теперь уже надолго, Варюха. Время такое. Тревожное.
— Поп согласился обвенчать нас тайно.
— Теперь это не потребуется, — вздохнул Краковский.
— Как, разве ты не возьмешь меня с собой?
— Понимаешь, опасно. Да и пока некуда. Меня должны скрытно переправить через линию фронта. Чем это может завершиться, знает один Господь.
— А как же я?
— Ты потребуешься мне здесь. Придется налаживать связи, собирать и передавать информацию о том, как идут дела у большевиков. А чтобы не больно разворачивались, другой раз и петуха пустить или там в колодцы запустить что-нибудь такое, от чего бы животы у строителей социализма поразбаливались и они околели.
— Ты забываешь, что я прежде всего женщина и призвание мое — жизнь поддерживать, детей рожать и растить, мужчин на подвиг благословлять. От других баб отличаюсь разве только тем, что не стремлюсь иметь свой очаг и согласна молодость провести на колесах. Лишь бы с милым. Но мужа я буду иметь! Ты решил меня бросить? — Кинулась на шею. — Не оставляй меня, родной.
— Ну пойми же, наконец, Варюха…
— Не отпущу тебя! Ты мой, мой на всю жизнь, до гробовой доски, понимаешь! Я найду для тебя надежное укрытие. Устроюсь работать. Буду приносить тебе еду, у тебя всегда будет пиво.
— Меня ждет проводник.
— Неблагодарный ты мужчина, — вздохнула Варька.
— Слова-то какие. Не-благо-дарный! — Краковский рассмеялся. — А кто тебя при немцах кормил и одевал, как не я?
— Да! Это благодаря мне Хейфиц тебя в звании повысил, роттенфюрером СС сделал. А ты бежишь, бросая меня Буслаеву на съедение. Предаешь верного тебе человека!
Краковский изменился в лице.
— Что было, то забыть давно надо. Опасная ты баба, Варька!
Варька-Шалашовка отпрянула. В голове пронеслось: «Хитростью задержать и сдать лейтенанту?! Может, тогда и следствие смягчится ко мне. Но как это сделать? Напоить до забытья, подлив снотворного… Да и люблю я его, непутевого, неверного! Кровь человеческая на его руках? Так то же — не моя, а чужая. Меня он всегда жалел, берег, пока Баронесса не встретилась. Да что я, что со мной происходит? Да и стоит ли он меня? Моего мизинца?..»
— Убирайся! К чертовой матери! Подумаешь, свет клином сошелся! Не такого найду! Он будет меня любить, на руках носить, — металась она в истерике. — А ты ступай к своей Баронессе! Она приятненькая, воспитанная, не под стать мне, иностраночка! Надоел хлеб черный, захотелось беленького. Ну что же ты стоишь? Иди! Беги без оглядки!
Краковский выхватил финку, но тут же убрал ее.
— Нет, резать тебя не стану… Задушу! — свирепо зашипел он и бросился на Варвару, повалил на пол, вцепился в сонную артерию. Когда она обессилела, придавил подушкой. Прихватив ее часики и браслет, снял с нее серьги, выскочил из избы. В голове пронеслось: «Теперь не продаст и не предаст!»
Тропа шла через лес, теряясь в проталинах, по разлившимся озерцам воды, и снова выныривала. Только у комлей деревьев, да на холмиках кротиных нор лежали лоскутки почерневшего от воды снега. Прежде чем шагнуть в лужу, Краковский, Баронесса и проводник, выступавший до этого в роли связного от Хейфица, промеряли глубину ее шестом и шли дальше, держа путь на Запад.
У Краковского была цель, и он, окрыленный ею, шел довольно бодро, размышляя на ходу о заманчивом будущем, которое ему сулило сплошные удачи и везение, как только он окажется среди людей, умеющих быть благодарными за все сделанное им. Но и червь сомнения тоже грыз его: а не иллюзия ли то, что он задумал? Однако, если это — иллюзия, тогда зачем прислали за ним проводника, документы на другую фамилию?
Баронесса вела себя с прежним достоинством, как и подобает персоне из знатного немецкого рода. Однако покидать эти места — Белоруссию, Россию — ей не хотелось. «У Краковского нет иного выбора. Но мне зачем все это? — спрашивала она себя. — Меня ждут дома — мама, любимый мужчина. Улучить момент и сбежать? — проскочило в сознании. — Но как одной выбираться из этих болот? Да и они не дадут отстать, начнут искать, преследовать, стрелять… О, если бы Антоша знал, что мне пришлось пережить, перестрадать…».
«До переправы рукой подать, — подумал Краковский. — А там и фронт недалеко. В людской неразберихе можно затеряться, и никому не будет до меня дела. А жить на что буду там?» — беспокоился он.
— Вам придется оправдывать свое существование — отрабатывать хлеб тех, кто будет кормить, — объяснил проводник. — Привыкайте к этой мысли, атаман, и готовьте себя к такой жизни. Вам, Баронесса, тоже предстоит нелегкая жизнь. Впрочем, женщине проще: выйдете замуж за состоятельного человека и будете жить припеваючи, в свое удовольствие. Кстати, смена фамилии поможет вам запутать следы, на которые наверняка постараются напасть большевистские ищейки.
— Мне страшиться нечего. Иду к себе, буду жить в Швейцарии, в родовом имении родителей, — ответила немка. — А муж? Еще до войны за мной ухаживал принц Люксембургский…
— Как зовут вашего жениха?
— Его имя — Алекс.
— В таком случае я за вас спокоен, фрейлейн.
— Переправщик — человек надежный? — вдруг спросил Краковский.
— Не извольте беспокоиться, атаман. Меня он доставил сюда в целости. Прекрасно знает местность. Ему хорошо заплачено. — Проводник взглянул на часы. — Он, должно быть, уже на месте и нас ждет. Будем поторапливаться, господа!
Краковский неожиданно оступился и плюхнулся в воду. Барахтался, пока проводник не протянул ему шест и не вытащил из трясины. Баронесса помогла снять сапоги и вылить из них взмученную талую воду. У него был вид мокрого индюка. Одежда набрякла, и ее пришлось выжимать. Расползся грим на лице, который ему тщательно наложила Баронесса перед отправкой в путь-дорогу, чтобы его не опознали случайные встречные.
— Вам нельзя так глупо погибать. Впереди важные дела. На вас делают ставку, — сказал проводник. — Уверен, что новый порядок должен восторжествовать повсеместно, и вам его утверждать.
— Вы — надежный и верный друг, — поблагодарил проводника Краковский. — И вы, Баронесса, не такая уж и вельможа, как мне казалось прежде. С вами легко шагается даже по этой чертовой трясине. Вы мне здорово помогли, госпожа, — накручивая на ноги запасные сухие портянки, сказал он. — А что касается гибели… Я признаю смерть только в бою, в схватке с врагом. Доберусь вот до наших и оттуда, из эмиграции, буду мстить Советам, большевикам. Создам правительство в изгнании. Организую издание газеты. У меня столько накипело, что на каждого соотечественника хватает зла. В этом я буду одержим, вот увидите, господа!
Баронесса несколько приотстала. Чтобы не выпустить Краковского за границу СССР, она дважды выстрелила ему в спину из-за дерева, но не попала.
— Вы что, с ума сходите, Баронесса? — глухо, но резко спросил Краковский, трусливо всматриваясь в густые заросли лозы и ивняка.
— Мне показалось, там кто-то пробежал, — ответила она, ругая себя в душе, что промахнулась.
— Не расходуйте зря патроны, фрейлейн. Они еще могут понадобиться, — сказал связной тихо, чтобы не разнеслось по лесу. — И оставьте свою подозрительность. Неужели мы двое вас не защитим?! И вообще, я за вас отвечаю так же, как и за господина роттенфюрера.
На обочине лесной дороги стояла подвода. Сивая кобыла хрумкала овес из подвешенной на морде брезентовой сумки. Чуть дальше — подбитый немецкий танк со снесенной орудийной башней. Возле телеги возился осодмилец Григорий. Он усердно счищал грязь, налипшую на колеса, и в тоже время сквозь спицы просматривал участок леса, откуда вот-вот должны были появиться Краковский и его спутник. За грудой металлического лома, которую представлял собой танк, схоронились Буслаев и Лиханов. Услышав выстрел в лесу, Буслаев сказал:
— Кто же это стрелял?
— Охотник на диких коз. Кто же еще, — произнес Иван, вслушиваясь в звуки леса.
— Хорошо, если так… Я опасаюсь за жизнь связного.
— Они же свои, и друг друга стоят. Или ты сомневаешься?
Буслаев сделал вид, что не расслышал вопроса.
— Трое против двух. Маловато, — подсчитал Иван. — Придется взять солдат из конвоя.
— А четверо против одного? — спросил Буслаев.
— В самый раз! Больше — толкотня получится. Но ты забыл арифметику, товарищ лейтенант.
— Тогда твердо запомни то, что я скажу: если к тебе когда-либо обратится человек и назовет число 444 999, знай: это мой лучший друг. Помоги ему. Положись на него.
— Не дошло, лейтенант.
— Твое дело только запомнить.
То и дело посматривая на часы, Буслаев прислушивался к шорохам леса, к перекличке пернатых, радующихся весне, к перезвону ручейков на перекатах. Неожиданно вспорхнула стайка птах и беспокойно закружила над своими гнездами. Это настораживало.
Из леса вышли люди.
— Идут… — тихо дал знать Григорий. — Втроем идут!
— Втроем? Так не договаривались, — удивился Буслаев. — Кто же третий? Молодой? Пожилой?
— Третья — женщина, — всматриваясь, сказал Лиханов. — Позволь, позволь. Я ее знаю: немка из банды Краковского, о которой я тебе докладывал. У Хейфица работала. Баронессой величают.
— Так вот она какая — Баронесса… — Буслаев вздрогнул, настолько это явилось для него неожиданностью. И подумал: — А может, мне мерещится? Может быть, не она…
Проводник осмотрелся, отыскал глазами подводу и уверенным шагом направился к ней. Краковский тоже огляделся, как бы сориентировался на местности и спокойно последовал за ним. Не доходя шагов пятидесяти проводник свернул в сторону, чтобы подойти к подводе посуху, со стороны танка. Краковский заволновался перед неизвестностью, но, видя, что спутники его спокойны, положился на судьбу.
— Брать живым! — тихо приказал Буслаев.
Бандиты подошли совсем близко.
Буслаев, Лиханов и Гриша появились перед ними в полный рост неожиданно, вызвав в них оцепенение и растерянность.
— Руки вверх! — скомандовал лейтенант.
Краковский и проводник в замешательстве сначала потянулись за оружием, но потом все же подняли руки. Вздрогнув от окрика Лиханова, подняла их и Баронесса.
— Здесь какое-то недоразумение, товарищи, — сказал проводник. Мы — местные жители, совершаем обход своей земли, чтобы выявить неудобья, луговые поймы. Весна! Да и война кончается, надо думать о мирной жизни.
— Обыскать! — приказал Буслаев.
— Сволочи! — зло произнес Краковский, узнав чекистов в лицо. — Мы в западне, господа! Нас предали!
Лиханов обыскал Краковского. Григорий — Баронессу, Буслаев — проводника. Изъяли у них пистолеты, гранаты, ножи, документы на разные фамилии, но с их фотографиями. Краковский вдруг извернулся, попытался бежать, поднял с земли оброненную Лихановым финку и швырнул ее в Буслаева. Тот сгоряча бросился на Краковского, но вдруг схватился за левую руку, скорчился от боли. Лиханов прыгнул на Краковского, сбил его с ног, навалившись телом, прижал к земле. Потом Краковский подмял его под себя, но Лиханов снова вывернулся и сел на него верхом.
Лицо проводника исказилось. Он принял решение действовать даже ценой своего раскрытия перед Краковским и Баронессой.
— Помоги товарищу, а я помогу лейтенанту, — тихо сказал он Грише. — Ну, действуй, малыш!
— Я не дам! Вы убьете его…
— Гриша, помоги Ивану, — выдавил из себя Буслаев.
Так и не поняв ничего, Григорий бросился к Краковскому.
Тот лежал лицом к земле. Иван сидел на нем, прижав его голову, заведя его руки за спину. Вдвоем они связали главаря банды. Повязали ему глаза темным платком.
Проводник бережно подвел Буслаева к подводе, помог остановить кровотечение, перевязал рану.
— Как чувствуешь себя, Антон? — спросил он.
— Все в порядке. Спасибо тебе, Женя.
Убедившись, что Краковский развязаться не может, Иван поручил его охрану Григорию, сам же подлетел к проводнику.
— Назад! — приказал он.
— Спокойно! — охладил его проводник и рассказал байку: — Вы знаете, у меня был приятель. Так вот, чтобы в подобных случаях не натворить глупостей, он сто раз повторял про себя одно и то же число — 444 999. И знаете, помогало. Он тут же брал себя в руки.
— Так это вы? — изумился Лиханов. — Жаль, что в тот раз у нас с вами сорвалось.
— В доме Михея Брагина, когда вы намеревались захватить Краковского, но напоролись на засаду?
— Да. Рассчитывали на поддержку капитана Джапаридзе с его солдатами, а он по пути к нам на мине подорвался и вместе с мостом рухнул в реку. Отважный был командир. Превосходный человек и товарищ.
Только сейчас Лиханов понял, что это очередная хитрость Буслаева: связной Краковского, а теперь проводник — лицо подставное. Ну и конспиратор!
Присев на пенек, Баронесса, поправила шерстяной бабий платок на голове и, уткнувшись носом в воротник телогрейки, соображала, как повести себя в этих необычных обстоятельствах. В первые же мгновения она поняла, что стала жертвой сговора. Но кого с кем? Что это: на пользу ей или во вред? Всмотревшись в лицо Буслаева, как ей показалось, узнала в нем Антона. Неужели судьба свела их здесь? Но что он может подумать, что она в одной связке с Краковским. Он показался ей таким же близким и родным, как и прежде. Чуть не сорвалась с места и не бросилась ему в объятия. Одумалась. А вдруг — это лишь его двойник? Ведь столько лет не виделись. Но даже если он? Имею ли я право раскрывать себя прежде времени.
Буслаев, несмотря на жгучую боль в руке, не спускал глаз с Баронессы, чтобы не сбежала. Теперь она казалась ему чужой, далекой, с неженским суровым лицом.
— Иван, Баронессе руки свяжи, да покрепче и вместе с Краковским в повозку! — распорядился он.
Краковский наконец понял, что произошло, по чьей вине он оказался в западне Буслаева. Когда забирался на телегу, резким движением головы ему удалось сбросить с глаз темный платок. Он злобно посмотрел в глаза проводнику:
— Ловко ты меня облапошил, старик! — Смешливо добавил: — В другой раз обойдусь без твоих медвежьих услуг!
Из зарослей вышел Сергей, с ним сержант и несколько солдат, вооруженных автоматами Калашникова. Они взяли задержанных под свою охрану. Дальше им предстояло конвоировать Краковского и его спутницу в Молодечно, в следственный изолятор областной тюрьмы.
В плену, а на сердце удивительно спокойно, куда-то девалась тревога, сопровождавшая ее все годы войны. Баронесса подогнула под себя ноги, устроилась поудобнее на подводе. Взглянула на Краковского, растянувшегося вдоль телеги и, видимо, проклинавшего все на свете. Он был связан и, должно быть, испытывал от этого неудобства, но в ней не вызывал ни малейшего сочувствия. Даже радовалась случившемуся.
Связанные руки — не самое удобное положение для свободолюбивой женщины. Они сковывали движения, не позволяли расслабиться. Впереди сидел возница. Плотным кольцом сопровождали их конвоиры. Среди них выделялся рослый парень в штатском. Присмотревшись к нему, Баронесса узнала в нем юношу по имени Сергей, которого арестовывал Хейфиц. Конечно, это — он! Хотела подозвать его, спросить, куда ее везут и как фамилия того, кто задержал ее и Краковского в лесу. Но не стала этого делать. Пусть все будет так, как начертано Судьбой. Верила: страшнее того, что пережила, быть не может. И подумала: впрочем, в какие руки попаду, а то и к стенке поставить могут.
Дорога была разбита. На ухабах телега подпрыгивала, и она чуть не вываливалась из нее. На одном из поворотов к ней подскочил Сергей и поддержал, чтобы не скатилась на землю.
— Вот и встретились снова, — она благодарно взглянула на него.
— Отставить разговоры! — послышался зычный голос сержанта.
Встреча с Сергеем навеяла Баронессе воспоминания.