Человек устроен таким образом, что всегда ожидает худшего.
Конечно, существует некоторое количество людей, в любых ситуациях рассчитывающих на благополучный исход, но такие чаще всего заканчивают свои дни где-нибудь в психиатрической больнице за городом в окружении таких же оптимистов и санитаров. Однако в большинстве своём люди всегда ожидают худшего.
И худшее происходит.
Когда машина Глазунова наконец подъехала к дому, где жил Кратов, пожар уже был затушен, и лишь тонкие струйки дыма, поднимающиеся из окна, напоминали о недавнем возгорании. Окно, разумеется, принадлежало квартире Филиппа.
— Что здесь произошло? — выйдя из своего автомобиля, Михаил Сергеевич первым делом обратился к пожарнику, сворачивающему шланг рабочей машины. Тот повернул голову в жёлтой каске к Глазунову, видимо, размышляя, как бы сподручнее послать его в известном направлении, однако, столкнувшись взглядом с Михаилом Сергеевичем, передумал.
— Возгорание в квартире на четвёртом этаже, — вытерев грязное лицо, ответил он. — Причина пока неизвестна, скорее всего, возгорание проводки. — чуть помолчав, мужчина вдруг добавил: — Хотя это, конечно, странно. Дом-то совсем новый!
Глазунов не стал дослушивать рассуждения пожарника и двинулся к подъезду. Игорь с Катей тут же направились за ним, когда пожарник окликнул их:
— Эй, туда нельзя вообще-то!
Михаил Сергеевич поступил именно так, как и следовало в такой ситуации, а именно — попросту проигнорировал слова пожарника. Ну не кинется же он их останавливать, верно? А вступать в словесную перепалку не было никакого смысла. Нужно делать то, зачем пришёл, не обращая внимания на мелкие помехи. Глазунов понимал это. Игорь — тоже. Зато Катя, непривыкшая к работе в СЗГ, замешкалась, и Лазареву пришлось приобнять её за плечо, практически затаскивая её внутрь дома.
Не дожидаясь лифта, они поднялись наверх, оказавшись на лестничной площадке возле входа в квартиру Кратова. Дверь была открыта: кто-то — по всей видимости, пожарные — выломал замок, позволяя беспрепятственно проникнуть внутрь.
«Проводкой тут и не пахнет», — мысленно скаламбурил Игорь.
Пожар произошёл в той комнате, которая принадлежала Соне. Причём огонь был, если так можно выразиться, весьма избирательным: по сути, сгорел только стол вместе со всем содержимым. Михаил Сергеевич провёл пальцами по закопченному светильнику — единственному предмету, снабжённому проводами, и недовольно цокнул языком. Не нужно быть электриком, чтобы понять, — этот современный прибор не был причиной возгорания. Скорее всего, его подожгли просто для отвода глаз.
Светильник был не единственным предметом, намекающим на рукотворную природу пожара. Пепел на столе был тщательно размётан, так, что восстановить записи не было никакой возможности. Кто бы не уничтожил тетради, он явно знал, что делал.
Глазунов продолжал рассматривать стол, будто надеясь, что это как-то поможет. На его обычно беспристрастном лице проскальзывало раздражение: похоже, Михаил Сергеевич слишком устал, чтобы сдерживать эмоции.
Скорее всего, именно поэтому его внимание притупилось, и он не заметил исписанного клочка обгоревшей бумаги, краешек которого торчал из-под кровати.
Игорь наступил на него прежде, чем осознал, что делает. Он не знал, что там написано — скорее всего, это был всего лишь небольшой отрывок из дневника Сони, который вряд ли позволил бы Глазунову узнать о Филиппе что-то новое, — и всё же Лазарев решил, что Михаилу Сергеевичу не стоит его видеть.
За его спиной кто-то шумно выдохнул. Медленно, чтобы не привлекать лишнего внимания, Игорь обернулся.
Глазунов по-прежнему изучал стол и не мог заметить действий Лазарева. Зато Катя, стоявшая позади, могла. Девушка удивлённо смотрела на Игоря.
— Что-то заметила? — реакция Кати не ускользнула от внимания Михаила Сергеевича. Девушка перевела взгляд на начальника.
— Нет. То есть да, — сердце Игоря пропустило удар. Катя кивнула в сторону стены над столом, заставляя Глазунова повернуть голову. — Эти рисунки… Они очень красивые.
Михаил Сергеевич посмотрел на стену. Там, совсем не пострадав от пожара, висели изображения Леди Бом — те самые, которые Филипп рисовал для своей дочери.
— А, да. Кратов неплохо рисует, — безэмоциональным голосом отметил Глазунов. Воспользовавшись тем, что он отвернулся, Игорь наклонился, делая вид, что завязывает шнурки, и скомкал лист бумаги в кулаке.
— Идёмте. Здесь нам больше нечего делать.
Михаил Сергеевич первым направился к выходу из комнаты. Лазарев пошёл следом, на ходу убирая обгорелый листок в карман. Проходя мимо Кати, он поймал её взгляд и благодарно кивнул ей. Девушка медленно моргнула, словно говоря: «Я тебя не выдам, но тебе придётся всё объяснить».
Пусть так.
В машину они сели молча. Глазунов побарабанил пальцами по рулю, о чём-то напряжённо размышляя. Катя вновь уставилась в окно, будто происходящее перестало её интересовать. Наконец Игорь не выдержал:
— Что дальше?
— Дальше? — Глазунов непонимающе сфокусировал взгляд на собеседнике. Кажется, организм металлиста понемногу начинал сдавать. — Не знаю. Я рассчитывал, что посещение дома Кратова даст нам какие-то зацепки… Мне надо подумать.
— И отдохнуть, — подсказал ему Игорь.
— Что? А, да. И немного отдохнуть, — Михаил Сергеевич завёл машину. — Я отвезу вас на работу, переговорю с разведкой — может, у них найдётся какая-то информация… А потом, пожалуй, поеду домой, — наконец решил он.
— Давайте мы лучше вызовем такси, — предложил Лазарев. — И с разведкой я поговорю сам. А вы поезжайте домой. Вам и вправду не помешало бы поспать.
Глазунов недовольно посмотрел на Игоря. Похоже, начальнику не слишком понравилось, что его подчинённый начал с ним спорить. Но в словах Лазарева был смысл, поэтому, посверлив его взглядом ещё несколько секунд, Глазунов наконец сдался:
— Хорошо. Обсудим всё завтра. Можете идти.
На этом они попрощались. Стоило Игорю с Катей выйти на улицу, как машина, дёрнувшись от неловкого нажатия на педаль, выехала с парковки. Похоже, от утомления Глазунов стал плохо себя контролировать.
— Почему ты ему не сказал?
Игорь вызвал такси и поднял глаза от телефона. Катя стояла прямо напротив него, скрестив руки на груди, и требовательно смотрела Лазареву в глаза. Что же, после сегодняшнего она имела на это право.
— Это лист из дневника дочери Филиппа, — сказал Игорь. — Вряд ли в нём содержится какая-то информация, которая может быть нам полезна, но… Почему-то мне показалось неправильным демонстрировать его Глазунову. Вот и всё.
— Я хочу посмотреть, что там, — тоном, не допускающим возражений, потребовала Катя.
Лазарев нехотя сунул руку в карман. Листок частично обуглился и был небрежно смят, однако написанные на нём слова всё ещё можно было без проблем разобрать. Вместе с Катей он всмотрелся в неровный почерк.
«…дьевич сможет меня защитить. Он сильный. И хороший, иначе ты бы его ко мне не подпустил.
Пожалуйста, поддержи меня, как ты всегда это делал.
Твоя Соня.
Я люблю тебя, пап!
Поцелуй от меня маму, когда она перестанет злиться».
***
Как ни странно, Кате этого хватило.
Убедившись, что записка не скрывала ничего полезного для СЗГ (или, по крайней мере, решив, что это так), девушка кивнула и отстала от Игоря, избавив его от дальнейших расспросов. Лазарев предположил, что сказались особенности женского характера: короткое содержание обрывка бумаги явно тронуло Катю. А возможно, она и сама в прошлом вела дневник, и поэтому прониклась к Соне глубоким чувством солидарности.
Какой бы ни была на самом деле причина, но Катя сразу успокоилась и больше не возвращалась к этой теме. Сев в такси, она задумчиво уставилась в окно. Сегодня состоялся её первый в жизни рабочий выезд, события которого ей было необходимо переварить.
Игорь ей не мешал. Понимал, что сегодня прошёлся по тонкому льду, и что и так выдал больше информации, чем следовало, поэтому лихорадочно обдумывал, что делать дальше.
В первую очередь, следовало избавиться от обрывка дневника. Никакой практической ценности для Игоря он не имел, зато мог оказаться полезен разведке СЗГ: начиная закономерного вопроса, по каким это причинам Лазарев скрыл найденный листок, и заканчивая обрывком имени в начале записей, на которое Катя почему-то не обратила внимания.
«…дьевич».
Лазарев не сомневался: того же Глазунова наверняка заинтересовал бы владелец этого отчества. Возможно, это дало бы не слишком много, и всё же это была дополнительная зацепка, а лишних улик в таком деле быть не могло.
По прибытии на работу Игорь первым делом направился в отдел разведки, чтобы выполнить поручение Глазунова и узнать, появилась ли у них какая-то информация относительно местонахождения Филиппа. В тот момент, когда Лазарев добрался до искомого кабинета, там проходило совещание, поэтому Игорь решил подождать у двери. Несмотря на то, что он стоял в почтительном отдалении, до него всё же доносились разговоры.
— Да, я закупил новые разведывательные рации для служебной связи… Никого, конечно, не обязываю, это ваше право, но предлагаю скинуться, потому что задача это, конечно, наша общая… — бубнил незнакомый Лазареву голос.
— Алексей Анатольевич, но у нас не было задачи закупать рации! — недоумённо возразил кто-то.
— Ну, задачи, может, и не было, но так же удобнее всем будет. Можно будет использовать рации, это удобнее, чем телефоны, и вообще так мы сможем оптимизировать работу, это же всё для вас делается… — Алексей Анатольевич, — судя по всему, новый начальник отдела разведки — продолжил свой нелогичный бубнёж. Затем его голос чуть оживился: — Так, а вы их сфотографировали? Надо сфотографировать рации для отчёта начальству!
Больше ничего интересного на совещании не обсуждали. Когда оно завершилось и сотрудники отдела разведки покинули кабинет, в спины им прилетело «указание» начальника:
— И узнайте в других отделах, они не закупали рации? Не докладывали руководству? Потом мне скажете!
Игорь аккуратно постучал в дверь.
— Разрешите?
Почему-то он был уверен, что к новоиспечённому вожаку разведчиков следует обратиться именно так. А зайдя в кабинет и рассмотрев сидящего там человека поближе, понял — не прогадал.
Алексей Анатольевич оказался низкорослым краснощёким мужчиной с едва заметно выпирающим из-под свободной жёлтой рубашки брюшком. Услышав, как Игорь попросил разрешения войти, он весь подобрался, важно поправил неровно сидящие на веснушчатом носу очки и произнёс тоном, который он, наверное, считал покровительственным:
— Да, можете войти.
Лазарев постарался сохранить серьёзное лицо. Новому начальнику было немногим за тридцать, и он не слишком походил на матёрого разведчика. Скорее, он напоминал запустившего себя системного администратора, давно забывшего не только о необходимости физических тренировок, но и, скажем, о мытье волос, спутанным чёрным клубком обрамляющих краснощёкую голову.
— Я к вам по вопросу…
— Я знаю, по какому вы вопросу, — прервал его Алексей Анатольевич, предупреждающе подняв вверх руку. — Разумеется, ваш начальник отправил вас вовсе не для того, чтобы оказать помощь отделу разведки. Нет, помогать разведчикам не хочет никто! Вот так мы и работаем, — с напускной грустью развёл он руками. — Всё хотят помощи от разведки, а вот чтобы наоборот… Вот вы, например. Вы хоть раз предложили своему начальнику пойти и помочь нашему отделу?
Игорь не выдержал и вскинул брови.
— Нет, как-то не доводилось.
— Ну вот! — Алексей Анатольевич торжествующе, будто слова Игоря что-то доказывали, вскинул палец вверх.
«Нет, он напоминает не системного администратора, — мысленно поправился Лазарев. — Скорее, самого бесталанного актёра в захудалом театре, где ему по нелепому стечению обстоятельств досталась главная роли и теперь он лезет из кожи вон, чтобы ей соответствовать. Только вот ему невдомёк, что ни театру, ни зрителям это не нужно».
Тем временем Алексей Анатольевич продолжал свою вдохновенную речь:
— Зато как к нам все приходят, так сразу: «Помогите нам! Подскажите!»
— Думаю, этот вопрос лучше обсуждать с моим начальником, — вежливо остановил его Игорь. — А мне, если вас не затруднит, подскажите, есть ли какие-то новости по поводу Кратова.
— Затруднит! — голос Алексея Анатольевича надломился, сорвавшись на визг. Похоже, ему не понравилось, что его выступление прервали. Игорь тем временем заметил в нём очевидное сходство с предыдущим начальником разведки — кажется, дурной пример в самом деле был заразительным.
Алексей Анатольевич устремил строгий, как ему казалось, взгляд на Лазарева. Игорь не отвёл глаз, равнодушно ожидая, пока неприятный собеседник ответит. И тот сдался. Тяжело вздохнув, словно измученный идиотизмом людей, с которыми приходится работать, он наконец произнёс:
— Информации по поводу Кратова пока нет. Мы работаем над этим. Как только что-то станет известно, не беспокойтесь — вы тут же об этом узнаете. Это всё? Если да, то можете идти. У меня много работы.
На следующий день информации не появилось. И на следующий — тоже. Так минуло несколько недель, в течение которых стало совершенно очевидно: расследование зашло в тупик.
Впрочем, нельзя сказать, что Игоря это расстраивало. Напротив, поняв, что Филиппу удалось надёжно скрыться от взора СЗГ, Лазарев с облегчением выдохнул. Тем более, что на работе всё было относительно спокойно, и Игорь мог без проблем заниматься своими делами.
В первую очередь он перелопатил библиотеку СЗГ. На него, конечно, смотрели с недоумением: где это видано, чтобы дуболомы из отдела элементалей рылись в архивах? — однако чинить препятствий никто не стал. Жаль, но толку от этого было мало.
Упоминания о рунистах, конечно, встречались, но не то чтобы часто. Игорь насчитал лишь семь, да и то — это были лишь описания задержаний отдельных преступников, немного освоивших использование рун. Ничего более глобального Лазарев не нашёл. И, разумеется, слово «фальсиформика» нигде не значилось.
После этого Игорю ничего не оставалось, кроме как ждать открытия Института Элементалей. На тамошнюю библиотеку Лазарев возлагал большие надежды. Поэтому он ждал. Ждал — и тренировался.
Игорь сидел в спортивном зале, наблюдая за поединками остальных. Сам он больше почти не привлекался к спаррингам: с некоторых пор составить ему сколь-нибудь значимую конкуренцию никто не мог. Аркадий Борисович заметил это: сначала он стал выставлять против него по нескольку бойцов одновременно, а затем, увидев, что справиться с Лазаревым не удаётся даже впятером, махнул на это рукой.
Ждун, кстати, вот уже который месяц возглавлял их отдел. Михаил Сергеевич по-прежнему отсутствовал, гоняясь за тенью Кратова. Никаких успехов в этом он не достиг, и это, вероятнее всего, заставляло его предпринимать всё новые и новые попытки.
Игорь вздохнул и опустил глаза на свои руки. У его сильных способностей обнаружились и неприятные последствия: так как использование стихии каждый раз требовало от него повреждения кожи, теперь кисти Лазарева украшала паутина из тонких белесых шрамов, скрывающихся где-то под тканью рукавов. Одежда скрывала остальное от посторонних взглядов, однако Игорь каждый день видел: пусть и не в таком количестве, как на руках, но полосы шрамов с некоторых пор покрыли всё его тело.
— Всем доброго дня! — в спортивный зал зашёл Глазунов. — У меня для вас важное объявление.
С появлением начальника тренировка остановилась. Подразделение элементалей построилось напротив Михаила Сергеевича, чтобы послушать, что он собирался сказать. Никто не сомневался: раз Глазунов прервал свои поиски Кратова и пришёл к ним, значит, новости действительно были чрезвычайно важными.
— Буду краток, — начал Михаил Сергеевич. — Как вам известно, меньше чем через месяц состоится открытие Института Элементалей. В связи с этим на территории одного из Домов решено провести торжественное мероприятие, посвященное этому значимому для всех элементалей событию. Собираются представители всех Домов и Семей. Мы, как подразделение, на которое возложена задача по охране Института, тоже приглашены. Поэтому убедительная просьба — приготовить парадные костюмы, чтобы выглядеть подобающе. Пойдём все вместе.
— Нам нужно будет охранять и это мероприятие? — уточнил Антон.
— Нет, — Глазунов покачал головой, — безопасность обеспечивается Домом, на территории которого пройдёт званый вечер.
— Каким именно Домом? — спросил Игорь, заранее догадываясь об ответе. Михаил Сергеевич посмотрел ему в глаза:
— Мероприятие будет проходить в особняке Дома Прометея.