Силач

16

— Вчера вечером капитана де Луну видели в доме Леонор Бандерас.

— А я думал, он крутит с этой Ферминой Константе.

— Так и есть, но она, видимо, только что родила.

— Бальтасар Гарроте тоже с ним? — спросил Сьенфуэгос.

— Турок по-прежнему прячется в сельве, — поспешил ответить Бонифасио Кабрера. — Так вот, мне сказали, будто бы капитан выбрал себе девочку, прихватил кувшин вина и удалился.

— А где он сейчас живет?

— Забудь ты о нем наконец! — взмолился хромой. — Столько всего произошло с тех пор, и потом, мы же собираемся начать новую мирную жизнь.

— Это единственное, чего бы мне хотелось, — устало признался канарец. — Но как я могу жить спокойно, зная, что есть на свете человек, мечтающий причинить зло тем, кого я люблю? Через месяц исполнится десять лет с тех пор, как капитан гонялся за мной по горам Гомеры с собаками, и я до сих пор боюсь столкнуться с ним в каком-нибудь глухом переулке, — безнадежно покачал он головой. — Нет, этому надо положить конец. Раз и навсегда!

— Убив его?

— А что делать, если у меня нет другого выхода!..

— И как же ты его убьешь? — усмехнулся хромой. — Насколько мне известно, ты не из тех, кто бьет в спину из-за угла, а в честном поединке, лицом к лицу, у тебя нет ни малейшего шанса с ним справиться.

— Почему же? — возмутился Сьенфуэгос.

— Ты и сам это знаешь, как никто другой. Он — лучший фехтовальщик, обучавшийся у лучших мастеров при дворе, а ты — простой пастух.

— Каин убил Авеля из пращи — видимо, как раз потому, что Авель был огромного роста.

— Это были не Каин и Авель, а Давид и Голиаф, — поправил хромой. — Но это неважно. Я уверен, что капитан тоже знает эту историю и вряд ли позволит тебе швырять в себя камни. А потому советую поискать другое решение.

— Не так-то это легко, — признался Сьенфуэгос, почесав в затылке. — Все, что приходит мне в голову, оказывается совершенно бесполезным перед лицом такого врага. Боюсь, помочь здесь может лишь шпага.

— Тогда забудь о нем.

— Видимо, это единственное, что ты можешь предложить, если не знаешь, как справиться с проблемой? Забыть о ней? — Сьенфуэгос безнадежно махнул рукой. — Нет. Это не мой способ решать проблемы.

— Так предложи другой.

— Попрошу кого-нибудь, чтобы он обучил меня фехтованию, — придумал канарец. — В конце концов, если другие научились, то почему я не могу?

— Потому что обучение займет у тебя долгие месяцы, если не годы. И если в конце концов он тебя убьет, то донья Мариана, Гаитике, Арайя и малыш, который должен появиться на свет, останутся беззащитными, — хромой мягко коснулся руки друга. — Давай вернемся в Харагуа! Там мы будем в безопасности, а когда вернется корабль, подыщем какой-нибудь чудесный островок и начнем новую жизнь. А уж там ни капитан де Луна, ни даже сам король Фердинанд ничего нам не сделают.

Это был, вне всяких сомнений, дельный совет, логичный и жизненный, но Сьенфуэгоса не покидала мысль, что если человек трижды пересек океан, чтобы их найти, и в конце концов сумел разыскать посреди озера Маракайбо, то отыщет и в любом другом месте, где бы они ни ни скрывались, хоть у врат ада. А значит, ни о какой спокойной жизни не может быть и речи, пока над головами висит дамоклов меч.

Итак, на следующий день, встретив в полуразрушенной ураганом таверне «Четыре ветра» голодного Васко Нуньеса де Бальбоа, он без лишних слов взял быка за рога.

— В какую цену мне обойдутся несколько уроков фехтования? — спросил он.

— Цена одна: ваша жизнь, — загадочно ответил тот.

— Моя жизнь? — растерянно повторил Сьенфуэгос. — Какого дьявола вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать лишь то, что несколькими уроками здесь не обойдешься. Либо вы учитесь всерьез, либо первый же ваш противник проткнет вас, как муху. Несколько уроков могут лишь заставить противника поверить, будто вы умеете держать в руках шпагу и вас не так просто убить, — он охотно взял стакан вина, предложенный ему канарцем, и добавил: — Послушайте моего совета! Даже не беритесь за шпагу, если не уверены, что сумеете ею воспользоваться. В противном случае она вас не то что не защитит — она вас погубит.

— Ну что ж, благодарю за добрый совет.

— Это самый разумный совет, какой мастер клинка может дать новичку, — согласился Бальбоа. — Именно поэтому, несмотря на мое затруднительное, я не решаюсь даже предлагать вам свои услуги, не будучи уверенным, если вы понимаете последствия.

— Так вы согласны?

— При одном условии.

— Каком?

— Если дадите слово, что не обнажите шпагу перед противником, пока я не решу, что вы готовы.

— Согласен.

— Будет жаль, если вас продырявят, но и питаться мне чем-то надо. Итак, полный пансион, включая вино? — рискнул предположить он.

— Согласен. Так когда мы начнем?

— Почему бы не сейчас?

Шпагу Нуньеса де Бальбоа снова пришлось выкупать у Хусто Камехо, которому Бальбоа имел несчастье ее заложить. Кроме того, Хусто любезно согласился уступить по сходной цене неплохую саблю, принадлежавшую прежде одному несчастному, погибшему во время недавнего урагана. В тот же вечер они облюбовали укромную полянку посреди мангровых зарослей неподалеку от воды, где и началась тяжелая и кропотливая работа по превращению бывшего пастуха с острова Гомеры в мастера фехтовального искусства. Через час оба, вконец измученные, без сил повалились на песок.

— Ну, что скажете? — спросил Сьенфуэгос.

— Что скажу? — переспросил тот, переводя дыхание.. — А то скажу, что мне никогда не доводилось видеть настолько безрукого ученика. Да вы орудуете шпагой так, будто выбиваете палкой ковры.

— Я хорошо умею драться при помощи палки, — согласился канарец. — Там, у нас на Гомере, игра с шестом — своего рода вид спорта, и я был в нем лучшим. Вся моя жизнь прошла с шестом в руке.

— Ну, это вам не игра с шестом, — ответил Бальбоа. — Это фехтование, а шпага — не палка, и обращаться с ней нужно деликатно. Если нажмете слишком сильно, вы ее сломаете; если слишком слабо — ее у вас выбьют. И вы окажетесь беспомощнее однорукой куклы.

— Я научусь!

— Сомневаюсь, — честно ответил Нуньес де Бальбоа. — Я понимаю, что пилю сук, на котором сижу, и рискую на ближайшие недели остаться без обеда, но я всей душой уважаю вас, и с моей стороны было бы непростительным лицемерием сказать, что у вас хорошие данные для этой науки.

— Я всей душой благодарен вам за откровенность, но даже это не заставит меня отказаться от цели, — заявил канарец. — Я готов тренироваться, пока руки не отвалятся.

— А почему бы вам не попробовать проломить ему голову кулаком? — с усмешкой спросил Бальбоа. — Думаю, она не такая твердая, как у мула.

— Вы не знаете капитана де Луну! Продолжим?

— Продолжим.

Но все их дальнейшие усилия оказались столь же бесплодны, как попытки научить слепого карабкаться на скалы, поскольку Сьенфуэгос постоянно атаковал так, будто пытался разрезать противника на кусочки, и шпага, выбитая соперником, чаще оказывалась в воздухе, чем у него в руке.

— Если повезет, то шпага, отлетев, вполне может пронзить вашего противника, — смеялся его новоявленный учитель. — Но с тем же успехом она может пропороть вам ногу.

Через пять изнурительных дней Сьенфуэгос пришел к выводу, что, несмотря на его великолепную форму и быстроту реакции, Господь и в самом деле еще не создавал человека, менее способного к фехтованию. После этого он провел долгую бессонную ночь, размышляя о том, как справиться с таким мастеру клинка, как виконт де Тегисе.

Уроки Нуньеса де Бальбоа не научили Сьенфуэгоса владеть шпагой, но благодаря им он получил представление об искусстве фехтования и о привычном способе атаки или защиты для человека вроде Бальбоа, которому не было нужды завидовать умениям капитана де Луны, и что финты и выпады соединяются в бесконечных, но логичных вариациях, зависящих от проворности и рефлексов дуэлянта.

— Судя по тому, что вы мне рассказали о виконте, — заметил однажды вечером Васко Нуньес де Бальбоа, — этот вояка привык сражаться с грубыми мужланами и дикарями, а значит, для него привычнее тяжелая сабля или двуручный меч, нежели изящная шпага, больше приспособленная для салонов и гостиных, позволяющая изящно повернуться и грациозно насадить противника на острие. То есть от него следует ожидать рубящих ударов сверху или сбоку, а не прямых выпадов. Он высокого роста?

— Достаточно высокого.

— Выше вас?

— Нет.

— Он сильный?

— Да.

— Гибкий, подвижный?

— Думаю, что не очень. Ему, должно быть, уже около сорока, и вряд ли он много упражнялся в последнее время. К тому же он любит хорошо поесть, а также неравнодушен к вину и женщинам.

— Ну, как и все! — засмеялся Бальбоа. — Он правша или левша?

— Правша.

— Итак, учитывая все эти характеристики, готов поспорить, что большая часть его ударов будет направлена на ваше левое плечо у основания шеи. Возможно, он будет отвлекать вас финтами, пируэтами, обманными движениями, но при этом он прекрасно знает, куда нанесет смертельный удар.

— Понятно... — протянул Сьенфуэгос. — А вы не могли бы показать мне его манеру боя — ну, как будто вы — это он?

— Это не мой стиль, но я попробую.

После этого они тренировались еще два изнурительных дня. Когда же канарец посчитал себя достаточно готовым к встрече с давним врагом, он смыл с волос черную краску, вернув им природный рыжий цвет, и на рассвете следующего дня стал поджидать виконта на лесной поляне.

Ему рассказали, что капитан де Луна имеет привычку совершать по утрам верховые прогулки, пока конь еще не успел утомиться под тяжким тропическим зноем. И теперь Сьенфуэгос дожидался его, стоя посреди дороги и преградив путь.

К удивлению Сьенфуэгоса, капитан де Луна остановил коня в пяти метрах от него и, смерив его высокомерным взглядом, заметил:

— Так значит, ты и есть тот самый знаменитый Сьенфуэгос, что привык прятаться за женскими юбками? — глумливо усмехнулся он. — И с чего вдруг сейчас такая перемена?

— Нам нужно поговорить.

— Поговорить? — удивился тот. — О чем? Я не имею привычки беседовать со всяким сбродом вроде тебя. Если подобные людишки попадаются мне на пути, я попросту рублю их в капусту, если они не успевают убраться восвояси. Так что прочь с дороги, да поскорее!

— Раз уж я здесь, то не двинусь с места, — спокойно ответил Сьенфуэгос. — Вы больше не всесильный хозяин Гомеры, натравивший на меня весь остров, а я — не тот прежний перепуганный мальчик, который даже не понимал, что происходит. — Он неотрывно смотрел виконту в глаза. — Не соизволите ли вы сойти с коня?

— Ну ладно, — ответил капитан де Луна, спешиваясь и легонько шлепая коня по шее, чтобы тот отошел чуть подальше. — Уж не собираешься ли ты бросить мне вызов?

— Собираюсь. Если, конечно, вы не дадите слово, что немедленно отправитесь в Испанию и никогда больше не вернетесь сюда.

— Так ты меня еще и гонишь? — удивился де Тегисе. — Черт побери!! Мало того, что наглец, ты еще и непроходимо глуп! Я потратил столько лет, чтобы добраться до тебя, и теперь, когда ты у меня в руках, ты всерьез думаешь, будто я уберусь подобру-поздорову?

— Я не требую, чтобы вы куда-то убирались, а только хочу, чтобы вы вернулись в свой мир, а нас оставили в нашем. Ингрид ждет ребенка, и мы хотим растить его в мире и покое, не опасаясь ваших преследований. Что было — то было, и ничего тут уже не поделаешь. К тому же все произошло так давно, что желать кому-то смерти за ту историю — просто нелепо.

— Нелепо? — возмущенно переспросил собеседник, не веря собственным ушам. — Положим, это и кажется смешным какому-то ублюдку-козопасу с Гомеры, не имеющему ни малейшего понятия о чести. Но для арагонского кабальеро честь — превыше всего, и я отомщу за нее, пусть даже это займет тысячу лет. Наконец-то мы встретились лицом к лицу, и можешь мне поверить, что один из нас останется в этом лесу навсегда.

— Умоляю вас, подумайте еще! — настаивал Сьенфуэгос. — Мы и так уже слишком много натворили, и самое печальное, погибло слишком много людей, не имевших никакого отношения к этому делу. Давайте разойдемся с миром!

— Никогда! — взревел тот, выхватывая клинок из ножен. — Кончай свою болтовню и доставай шпагу!

— У меня нет шпаги.

В эту минуту виконт де Тегисе увидел, что его противник действительно безоружен; тот стоял перед ним, больше похожий на мирного паломника, опирающегося на посох, чем на готового к схватке дуэлянта.

— Ты, должно быть, шутишь? — спросил он. — Ну конечно, очередная твоя дурацкая шуточка! Или ты такой трус, что бросаешь мне вызов, прекрасно зная, что честь не позволит мне убить безоружного?

— Я отнюдь не безоружен.

— Ах, не безоружен? И чем же ты собираешься сражаться? Этой вот палкой?

Сьенфуэгос лишь молча кивнул, чем лишь раззадорил противника — тот так разъярился, что уже готов был на него наброситься.

— Ну так бери свою палку, сукин ты сын! Или ты и впрямь думаешь, что сможешь забить испанского идальго палкой, как собаку?

— Мои предки убили достаточно испанских идальго, не имея иного оружия, кроме такой вот палки, — спокойно ответил канарец. — Итак, насколько я понимаю, вы больше не считаете меня безоружным?

Капитан Леон де Луна, переживший столько жестоких битв со свирепыми гуанчами, у которых не было другого оружия, кроме таких палок, дубинок и каменных топоров, немного помолчал, вспоминая прежние времена, и под конец решительно взмахнул клинком:

— Ладно! — заявил он. — В конце концов, дикарь — он и есть дикарь. Молись, если умеешь!

Этих слов было достаточно, теперь оставалось лишь тщательно следить за каждым жестом, потому что стоит на секунду отвлечься, как это может привести к смерти, ведь оба были твердо убеждены, что только один покинет этот лес на собственных ногах.

Виконт де Тегисе пользовался широким и острым клинком великолепной толедской работы и, несмотря на то, что тот выглядел весьма тяжелым, орудовал им с невероятной легкостью, демонстрируя прекрасную выучку, которая, впрочем, не имела ничего общего с наукой Васко Нуньеса де Бальбоа; а впрочем, и шпага последнего была значительно легче.

Сьенфуэгос выжидающе смотрел на противника, схватившись за толстый посох почти диаметром почти шесть сантиметров и двухметровой длины. Канарец держал его обеими руками, раздвинув их на метр; левый конец шеста был направлен чуть вниз, а правый — вверх. Классическая оборонительная позиция в игре с шестом, распространенной на Канарских островах.

Несколько коротких финтов заставили капитана де Луну понять, что противник не так прост и добраться до не будет весьма нелегкой задачей. Сьенфуэгос был поистине неуловим; снова и снова блестяще отражал удары, демонстрируя невероятную быстроту реакций, которой мог бы позавидовать любой признанный мастер клинка.

Этот дикарь, разумеется, не был подобен тем, что тупо бросались на виконта в горах, не имея ни малейшего представления о правилах ведения боя, и ничего не стоило перерубить клинком шею любому из них.

Но Сьенфуэгос не был просто внуком свирепого гуанче, что очертя голову бросались на смерть, не думая о последствиях, как не был и обычным задирой-дуэлянтом. Перед виконтом стоял заклятый враг, решивший покончить с ним любой ценой.

Хладнокровный, спокойный и расчетливый, чьи прищуренные зеленые глаза неотрывно смотрели на капитана де Луну, а могучее тело в любую минуту готово было обрушиться на него в яростном прыжке.

Виконт де Тегисе отличался необычайной силой даже в ту эпоху брутальных мужчин, но нынешний противник даже его значительно превосходил ростом и весом. Когда же после очередного неудачного выпада капитан отступил, чтобы пересмотреть стратегию атаки, его вдруг пронзила ужасная догадка, заставившая беспомощно спросить:

— А ты случайно не тот парень, которого прозвали Силачом?

— Он самый.

— И это ты убедил Бальтасара Гарроте, будто бы его одолевают демоны?

— Разумеется.

— И как тебе это удалось?

— Это долгая история, и к нашим делам она не имеет отношения. Вы не устали?

— Нисколько!

Но он лукавил. Капитан де Луна начал уставать, ведь он уже был далеко не мальчиком, к тому же много лет не принимал участия в сражениях, и его рука, отвыкшая от тяжести оружия, теперь ныла от усталости.

Да и дышать стало труднее, пусть даже со стороны это не слишком заметно.

Похоже, пришло время нанести решающий удар, и капитан глубоко вдохнул, занес клинок и шагнул вперед, чтобы обрушить его со всех сил на голову противника, опасаясь, что Сьенфуэгос попытается уклониться от меча.

Однако то, что произошло дальше, совершенно ошеломило капитана: соперник попросту подставил палку под удар, позволив тяжелому клинку налететь на нее со всей мощью.

Несмотря на силу удара, толстый посох, вопреки ожиданиям, не сломался; напротив, клинок отскочил от него с такой силой, что едва не выпал из рук виконта. Ошеломленный капитан в ужасе вздрогнул.

— Как такое возможно? — воскликнул он, придя в себя через несколько секунд. — Как ты это проделал? Это же просто палка...

— У этой палки железное сердце.

— Железное сердце? — встревожился тот. — Что ты хочешь этим сказать?

— Это не обычная палка. Она состоит из двух частей, а внутри у нее железный стержень толщиной с палец. Предупреждаю, если вы нанесете еще один такой удар, шпага наверняка сломается.

— Сукин сын!

— Вы считаете меня тупым дикарем и думаете, будто я позволю изрубить себя на куски? Мой дед был гуанче, но я много чему научился за эти годы.

Немного помолчав, он тихо добавил:

— Одумайтесь, пока не поздно. Все еще можно решить миром, если дадите слово, что покинете остров.

— Никогда!

— Советую вам хорошо подумать!

— О чем тут думать! Я убью тебя!

Он снова набросился на врага, но теперь явно выглядел усталым, не особо убежденным в победе и напуганным, столкнувшись с оружием, которое еще недавно казалось безобидным посохом паломника.

Сьенфуэгос был моложе, сильнее и спокойнее и лишь выматывал виконта в этих бесплодных атаках, а когда наконец перехватил инициативу, нанес удар, сваливший виконта на спину.

— Прошу вас! — взмолился он. — Для меня нет ничего почетного в том, чтобы забить человека до смерти палкой. Сдавайтесь!

Окровавленный, ошеломленный, с тремя сломанными ребрами, почти ослепший от боли и ярости капитан Леон де Луна с трудом поднялся на ноги, вцепившись в рукоять шпаги, и вновь пошел на врага, готовый сражаться до последнего вздоха.

Удар по шее заставил его мешком рухнуть наземь.

— Будь ты проклят! — прошипел он, сплевывая кровь и зубы. — Тысячу раз проклят!

За этими словами последовала настоящая бойня, потому что очередной удар сломал ему челюсть, следующий — выбил глаз, и в итоге все его лицо превратилось в кровавую маску; в полном бессилии виконт наблюдал, как деревянный посох со спрятанным внутри стальным стержнем медленно зависает над ним, прежде чем Сьенфуэгос со всей силы опустил его на голову противнику, расколов череп; мозги и брызнули во все стороны.

Мрачный и пристыженный Сьенфуэгос отшвырнул палку и молча побрел в сторону леса, опустив голову и дрожа от потрясения.

Он не гордился ужасной победой.