Айзек Азимов (США) Памяти отца

Невероятно! Неужели не знаете? Ну, вот видите! Я был уверен, что слышали. Конечно, я охотно расскажу вам об этом, если вы так настаиваете. Сам я очень люблю эту занятную историю, но, к сожалению, не всегда находятся слушатели. Представьте, мне даже как-то посоветовали держать язык за зубами, потому что это якобы расходится с теми легендами, которыми обрастает имя моего отца. И все же, согласитесь, правда дороже, не говоря уже о нравственности. Иной раз вот так потратишь свою жизнь на удовлетворение собственной любознательности и совершенно неожиданно и безо всякого на то усилия вдруг обнаружишь себя благодетелем человечества.

Сколько я помню отца, физика-теоретика по профессии, его всегда интересовала проблема путешествий во времени. Не думаю, чтобы он когда-нибудь задавался вопросом, что значат эти хронопутешествия для простого смертного. На мой взгляд, его просто интересовали математические связи, управляющие вселенной.

Проголодались? Прекрасно! Думаю, Вы прождете не более получаса. Для такого гостя, как вы, все будет приготовлено наилучшим образом. Это дело чести.

Начну с того, что отец был беден, это, вообще говоря, естественно для профессора университета. И, однако, он случайно разбогател. В последние годы перед кончиной он был так баснословно богат, что хватит и мне, и моим детям, и внукам, вместе взятым, — да вы и сами это видите.

В его честь установили даже несколько памятников. Самый старый стоит на холме — там, где было сделано открытие. Кстати, его видно из окна. Разобрали надпись? Вы стоите не совсем удачно. Ну ничего!

Так вот, когда отец занялся путешествиями во времени, сама тема поисков, как совершенно безнадежная, была заброшена большинством ученых. Все началось с того незабываемого года, когда впервые стали устанавливать хроноворонки.

Вообще-то там не на что смотреть, так как они абсолютно вне логики и контроля. То, что вы увидите, искажено и зыбко, в большинстве своем два фута в поперечнике и нередко исчезает мгновенно. Процесс настройки на прошлое, на мой взгляд, напоминает попытку сосредоточиться на пушинке в самый разгар урагана.

Некоторые ученые пытались выудить что-нибудь из прошлого, проталкивая в воронку железную «кошку». Иногда, при особом упорстве, это им удавалось — на секунды, не более. Но чаще всего все было бесполезно. Ничего не удавалось вытащить из прошлого до тех пор, пока… Но я еще скажу об этом.

И вот после пятидесяти лет бесплодных поисков физики, представьте себе, потеряли всякий интерес к этой проблеме. Не было даже понятно, с какой стороны к ней подступиться. Честно говоря, оглядываясь назад, я их не виню, хотя находились и такие, кто оспаривал самый факт проникновения воронок в прошлое. А ведь сквозь воронки довольно часто можно было видеть необычных животных — ныне давно вымерших.

Как бы там ни было, отец объявился тогда, когда о проблеме хронопутешествий совсем забыли. Он уговорил правительство выдать ему заем на постройку воронки и начал все сначала. В те дни я ему еще помогал. Я был свеженьким выпускником колледжа со степенью доктора физики. И тем не менее спустя год или полтора наши совместные усилия привели к крупной неприятности: отец не смог возобновить кредит. В университете, вы только вообразите себе, решили, что он, одиночка в области абсолютно безнадежной, своими исследованиями только подрывает их репутацию, а промышленность и вовсе не была заинтересована. Декан аспирантуры, который смыслил только в финансовой стороне дела, вначале намекал, мол, неплохо было бы переключиться на другую область, а кончил тем, что попросту вышвырнул его вон.

Конечно, после смерти отца этот господин — а он по-прежнему здравствует и все так же занят милыми сердцу расчетами — оказался в дурацком положении, так как отец в своем завещании отвалил аспирантуре миллион долларов, но в оборудовании отказал, добавив не без злорадства, что основанием для отказа служит недальновидность декана. Думаю, это было сделано из желания отомстить. Но раньше, когда впереди были еще годы…

Я не могу настаивать, но, пожалуйста, не ешьте больше хлебных палочек. Чтобы подавить острое чувство голода, достаточно чистого бульона, только ешьте не торопясь.

И все же мы как-то сводили концы с концами. Отец вывез из университета купленное в кредит оборудование и установил его на этом вот месте, где вы его видите.

Те первые годы были такими трудными, что я упрашивал отца на все плюнуть. Но говорить с ним было бесполезно, и каждый раз он ухитрялся где-то добывать недостающую тысячу.

Жизнь текла своим чередом, а он не позволял себе ничего такого, что могло бы помешать его исследованиям. Умерла мать; отец пережил это и вернулся к своей работе. Я женился, у меня родился сын, потом дочь, и я не мог уже, как прежде, заниматься его делами. Он продолжал без меня. Вскоре после этого он сломал ногу, но даже в гипсе упрямо работал месяц за месяцем.

Итак, я воздаю ему должное. Я помогал, конечно: вел переговоры с Вашингтоном, давал советы. Но он, и только он был душой всего дела.

Однако, несмотря на все наши усилия, мы не могли сдвинуться с места ни на шаг. С таким же успехом эти чертовски трудно добытые деньги можно было просто выбросить в хроноворонку — при условии, что они проскочат, конечно.

Нам все никак не удавалось пропихнуть в воронку «кошку». Только один-единственный раз мы подошли к этому вплотную. Мы уже было протолкнули ее на два фута на ту сторону, когда с фокусом что-то случилось. Стало вдруг отчетливо видно, и где-то там, в эпохе мезозоя,[8] мы разглядели не более и не менее как грубо сделанный железный прут, ржавеющий на берегу реки.

И вот наступил тот удивительный день, когда неожиданно все снова стало ясно видно, но теперь это продолжалось десять минут — случай вообще небывалый! Боже мой! Как мы волновались, когда лихорадочно устанавливали фотокамеры! Там, на другом конце хроноворонки, то появлялись, то исчезали разного вида загадочные твари.

А потом с воронкой произошло что-то совсем непонятное, потому что в какое-то мгновение нас ничто уже не отделяло от прошлого, кроме воздуха! По-видимому, причину нужно было искать в самой технологии настройки, но мы тогда могли только догадываться об этом.

В ту минуту, как назло, у нас под руками не оказалось «кошки», но это уже не имело значения, так как что-то стремительно пролетело сквозь воронку — из прошлого в настоящее. Ошарашенный, сам не знаю почему, я бросился вперед и схватил это что-то.

В ту же минуту все исчезло из поля зрения, но это уже не тревожило нас. Мы с опаской уставились на то, что я держал в руках. Это был затвердевший ком грязи с вмятинами от ударов о кольцо воронки, и в середине его — несколько яиц, внешне напоминающих утиные.

«Яйца динозавра! — вскричал я. — Ведь правда?» «Трудно сказать, не знаю», — растерянно ответил отец. «Нужно их вывести!» — вдруг выпалил я, сильно волнуясь и суетясь. Я укладывал их так осторожно, точно каждое было драгоценностью. И они еще были теплые от жаркого доисторического солнца.

«Знаешь, отец, — сказал я, — если нам удастся их вывести, у нас будут твари, жившие сотни миллионов лет назад. И вообрази, это первый случай, когда что-то действительно вытащили из прошлого. Стоит объявить об этом во всеуслышание»… И я тут же погрузился в мечты о кредитах, о рекламе — обо всем, что светило теперь отцу. Мне даже примерещилось лицо декана, и выражение этого лица было сконфуженное и преглупое. Но отец поступил совсем не так, как я ожидал. Он твердо сказал: «Никому ни слова! Если это обнаружится, десятки исследовательских групп выйдут на след и меня обставят. Ты объявишь обо всем, когда я раскрою наконец секрет воронок. А пока помалкивай! Не смотри на меня так! Через год все будет в порядке, вот увидишь!»

Прыти у меня поубавилось, но я надеялся: эти яйца послужат нам вескими доказательствами. Я установил большую печь с необходимой температурой, приладил сигнальное устройство — на случай, когда в яйцах появятся первые признаки жизни.

Они вылупились через девятнадцать дней, в три часа утра, — четырнадцать крошечных кенгуру в зеленоватых чешуйках, с когтистыми, толстенькими вверху ножками и тонкими, свисающими, как плеть, хвостиками.

Я думал сперва, это тираннозавры, но вскоре выяснилось, что они слишком малы для хищных ящеров. А месяц спустя стало очевидно: когда они вырастут, ростом будут не более собаки.

Отец казался разочарованным, но я не унывал — в надежде, что мне когда-нибудь позволят использовать их для рекламы. Двое погибли, так и не успев вырасти, но другие двенадцать выжили — пять самцов и семь самочек. Я кормил их рубленой морковью, вареными яйцами, молоком и страшно к ним привязался. Были они чудовищно тупые, но ласковые. И поразительно красивые. Их чешуйки… Но нет нужды их описывать. За прошедшие годы фотографии их стали довольно популярны. И если на то пошло, порой раздумывая обо всей этой истории, я нахожу, что ничего не знаю о вашем Марсе, но это я так, между прочим.

Должен признать, понадобилось немало времени, прежде чем фотографии произвели должное впечатление на публику. Что же касается отца, он был все так же невозмутим. Прошел год, два, наконец три. И никаких сдвигов в нашей работе. Только один раз удалось нам прорваться в прошлое. И все же отец не отступал.

Пять самок отложили яйца, и вскоре у нас было уже с полсотни детенышей.

«Что мне с ними делать?» — обескураженно спросил я. — «Да прибей их!» — в сердцах ответил отец.

Но я, конечно, не мог этого сделать.

Генри, разве еще не готово? Хорошо!

Ну так вот, все произошло, когда у нас вышли последние доллары. Было уже невозможно добыть денег. Где я только не пробовал, но всюду терпел неудачу. Знаете, я втайне даже радовался этому, так как надеялся, что отец наконец-то сдастся. Но с выражением решительным и неумолимым он начал свой очередной эксперимент.

Честное слово, если б не эта случайность, истина так бы и не далась нам в руки. И человечество лишилось бы одного из своих самых замечательных открытий.

Знаете, как бывает в жизни? Перкин,[9] например, капает на пурпурный налет и получает анилиновый краситель. Ремзен[10] проводит по губам испачканным пальцем и открывает сахарин. Гудьир[11] проливает жидкость на плиту и открывает процесс вулканизации.

В нашем же случае все произошло в лаборатории. Туда случайно забрел маленький динозавр. Они к тому времени так расплодились, что я не успевал за ними приглядывать.

Конечно, такое бывает не часто, возможно, раз в сто лет. Судите сами. Динозавр протиснулся между двух контактов, которые случайно оказались открытыми. Блеснула вспышка короткого замыкания, и оборудование воронки, лишь на днях установленное, мгновенно исчезло в огненных потоках искр.

В то мгновение мы не понимали всей важности происшедшего. Мы знали только: злосчастная тварь, устроив замыкание, угробила на двести тысяч долларов оборудования и мы окончательно разорены. Взамен мы получили лишь превосходно зажаренного динозавра. Нас только слегка опалило, зато ему, бедняге, досталась вся мощь электроэнергии. Мы мгновенно ощутили это, так как воздух наполнился дивным ароматом жареного. Отец и я в изумлении уставились друг на друга. Я осторожно ткнул в динозавра щипцами. Он так обуглился, что прикосновение щипцов сдвинуло его кожу, обнажив белое мясо, похожее на куриное. Я не удержался и попробовал. Это было столь божественно вкусно — мне и теперь трудно передать словами мои ощущения в те минуты.

Вы не поверите, но, сидя тогда у разбитого корыта и забыв обо всем на свете, мы уплетали динозавра за обе щеки. Мы не успокоились, пока не обглодали дочиста все косточки до последней, хотя его совсем не разделывали и ничем не приправляли.

Наконец я сказал: «Послушай, может, будем разводить их для еды? Все время и помногу!»

Отец вынужден был согласиться — ведь мы были полностью разорены.

Вскоре я получил крупный заем, пригласив президента пообедать и угостив его динозавром. С тех пор, когда нам надо было что-нибудь уладить, мы приглашали нужных людей на обед, и это всегда помогало. Кто хоть раз попробовал то, что теперь называют динокурицей, больше не мог довольствоваться привычными блюдами. Сейчас невозможно вообразить себе меню без динокурицы — если, конечно, ты не умираешь с голоду. Только динокурица в состоянии удовлетворить самый изысканный вкус!

Мы по-прежнему единственные обладатели этого чуда. Мы поставляем его в многочисленные фирменные рестораны, и их число продолжает расти.

Бедный отец! Никогда он не чувствовал себя счастливым. Только в те незабываемые минуты, когда он впервые пробовал динокурицу, испытал он чувство, похожее на блаженство. Все последние годы он упорно бился над воронками, и, хотя его примеру следовали десятки исследовательских групп, ничего, кроме динозавра, больше не удалось вытянуть из прошлого до сих пор.

О, Пьер, благодарю вас! Работа — высший класс! А теперь, сэр, с вашего разрешения я ее разрежу. Нет, соли не нужно — только чуточку соуса. Ну вот наконец-то самое выражение лица — вы впервые познали блаженство!

Благодарное человечество потратило пятьдесят тысяч долларов на возведение известного вам памятника. Но даже это не сделало моего отца счастливым.

Надпись же, которую он мог видеть, проходя мимо, гласила: «Человеку, подарившему миру динокурицу».

Но поверьте, до последнего дня своей жизни отец страстно желал лишь одного — найти секрет перемещений во времени, и хотя он стал благодетелем человечества, умер он с чувством неудовлетворенного любопытства.

Загрузка...