Наряду с другими эпическими сказаниями, живущими в устах народа, существует еще целый отдел небольших повестей, запечатленных тем особенным, отличительным характером, вследствие которого получили они название легенд. Для своих эпических произведений народ, как известно, берет содержание из преданий своего прошлого, вносит в них свои собственные верования и нравственные убеждения, присущие ему в ту или другую эпоху его развития; и потому если языческая старина служила обильным материалом для народной поэзии, то в свою очередь и христианские представления, воспринятые юными новообращенными племенами, должны были найти в ней свой живой отголосок. Народная песня и сказка, в самом деле, не раз обращались к священному писанию и житиям святых, и отсюда почерпали материал для своих повествований; такое заимствование событий и лиц из библейской истории, самый взгляд на все житейское, выработавшийся под влиянием священных книг и отчасти отразившийся в народных произведениях, придали этим последним интерес более значительный, духовный; песня обратилась в стих, сказка в легенду. Само собою разумеется, как в стихах, так и в легендах заимствованный материал передается далеко не в совершенной чистоте; напротив, он более или менее подчиняется произволу народной фантазии, видоизменяется сообразно ее требованиям и даже связывается с теми преданиями и поверьями, которые уцелели от эпохи доисторической и которые, по-видимому, так противоположны началам христианского учения. История совершает свой путь последовательно, и в малоразвитых массах населения старое не только надолго уживается с новым, но они взаимно проникаются друг другом, перепутываются, пока истинное просвещение не укажет несостоятельности подобной связи. Так возникли многие средневековые апокрифические сочинения; так возникли и народные легенды, повествующие о создании мира, потопе и страшном суде с примесью древнейших суеверий и окружающие некоторых угодников атрибутами чисто сказочного эпоса. Поэтому, хотя простолюдин смотрит на легенду, как на что-то священное, хотя в самом рассказе слышится иногда библейский оборот, тем не менее, странно было бы в этих поэтических произведениях искать религиозно-догматического откровения народа в его современном состоянии. Нет, это все памятники глубокой старины, того давно прошедшего времени, когда благочестивый летописец, пораженный действительным смешением в жизни христианских идей и обрядов с языческими, назвал народ наш двоеверным.
Если они и уцелели в устах народа до нашего времени, если и подвергались в течение многих и многих лет различным изменениям, если, наконец, и заметны в них некоторые яркие следы позднейших влияний, то все-таки главным образом они любопытны для нас как плод поэтического творчества народа в древнейший период его истории.
Старинный эпос, согласно с воззрением первобытного человека на природу и со значением самих мифов язычества, дал в своих повествованиях довольно видное место различным животным. Конь, бык, собака, волк, ворон и другие звери и птицы одарены вещим характером и принимают в деяниях и судьбах людей живое и непосредственное участие.
С водворением новых, христианских, начал народная фантазия не позабыла и не отринула тех прежних образов, в которых представлялись ей взаимные отношения человека и природы; она по-старому любила обращаться к миру животных, любила наделять их умом и волею, и, касаясь событий, описанных в Ветхом и Новом заветах, свободно допустила их в свои легендарные сказания.
Приводим из этих любопытных сказаний те, которые нам известны:
a) собака первоначально была создана голою, но черт, желая ее соблазнить, дал ей шубу, т. е. шерсть. Мышь прогрызает Ноев ковчег; уж затыкает эту дыру своею головою. (Смотри легенду о Ное праведном);
b) в старину незапамятную, рожь была не такая, как теперь: снизу солома, а на макушке колосок; тогда от корня до самого верху все был колос. Раз показалось бабам тяжело жать, и давай они бранить Божий хлеб. Одна говорит: «Чтоб ты пропала, окаянная рожь!» Другая: «Чтоб тебе ни всходу, ни умолоту!» Третья: «Чтоб тебя, проклятую, сдернуло снизу до верху!» Господь, разгневанный их неразумным ропотом, забрал колосья и начал истреблять один за другим. Бабы стоят да смотрят. Когда осталось Богу выдернуть последний колос — сухощавый и щедушный, тогда собаки стали молить, чтобы Господь оставил на их долю сколько нибудь колоса. Милосердный Господь сжалился над ними и оставил им колос, какой теперь видим Другое предание говорит, что самое зерно было необыкновенной величины.
Был-жил какой-то царь, ездил-гулял по полям с князьями и боярами, нашел житное зерно величиной с воробьиное яйцо. Удивился царь, собрал князей и бояр, стал спрашивать: «Давно ли это жито сеяно?» Никто не ведал, не знал. И придумали взыскать такого человека из старых людей, который мог бы про то сказать. Искали-искали и нашли старика — едва ходит о двух костылях; привели его к царю и стали спрашивать: «Кем сеяно это жито, и кто пожинал?» — «Не памятую,— отвечал старик,— такого жита я не севал и не знаю; может, отец мой помнит». Послали за отцом, привели к царю об одном костыле. Спросили о зерне; он тоже говорит: «Я не севал и не пожинал; а есть у меня батюшка, у которого видел такое зерно в житнице». Послали за третьим стариком; будет ему от роду сто семьдесят годов, а пришел к царю легко, без костыля, без вожатых. Начал его царь спрашивать: «Кем это жито сеяно?» — «Я его сеял, я и пожинал,— сказал в ответ старец,— и теперь у меня есть в житнице; держу для памяти! Когда был я молод — жито было большое да крупное, а после стало родиться все мельче да мельче». Спросил еще царь: «Скажи мне, старик! Отчего ты ходишь легче и сына, и внука?» — «Оттого,— сказал старец,— что жил по Божьему: своим владал, чужим не корыстовался». (Записано в Архангельской губернии);
c) ивановский светящийся жук керспица (Kersnica) пользуется у словенцев особенной любовью за то, что летал по дому родителей Иоанна Предтечи и освещал колыбель святого младенца";
d) когда архангел Гавриил возвестил Пресвятой Деве, что от нее родится Божественный Искупитель, она сказала, что готова поверить истине его слов, если рыба, одна сторона которой была уже съедена, снова оживет. И в ту же минуту рыба ожила и была пущена в воду: это однобокая камбала. Такое сказание живет между русскими поселянами"; между тем народы литовский и самогитский уверяют, будто камбала потому с одним глазом и наружностью своею походит на отрезанную половину рыбы, что царица Балтийского моря Юрата отгрызла у нее одну сторону, а другую пустила в воду"": знак, что древне-языческое предание получило у нас под влиянием христианства и другой смысл, и другую обстановку;
e) когда родился Христос и начались гонения Ирода, Богоматерь положила Божественного младенца в ясли и прикрыла его сеном. Прожорливая лошадь всю ночь ела корм и беспрерывно открывала убежище Спасителя; а вол не только перестал есть, но еще собирал разбросанное сено рогами и набрасывал его на младенца. Бог проклял лошадь за ее жадность, а вола благословил; оттого-то лошадь постоянно жрет и никогда не насыщается; оттого-то вол употребляется человеком в пищу, а лошадь нет;
f) у моряков есть поверье, будто два черных пятна, видимые на жабрах трески произошли оттого, что апостол Петр взял ее двумя пальцами, когда вынимал изо рта рыбы монету для уплаты подати";
g) во время земной своей жизни зашел однажды Спаситель в дом еврея. Толпа окружала его. Неверующий хозяин вздумал посмеяться и сказал Спасителю: «Если ты Бог, скажи нам, что под этим корытом?» — «Свинья с тремя поросятами»,— отвечал Господь. Какой ужас оковал предстоящих, когда вместо спрятавшихся хозяйки и детей выползла из-под корыта большая свинья с тремя поросятами. Вот почему евреи не едят свинины";
h) медведь, говорят поселяне, был прежде человеком; он и теперь пьет водку, ест хлеб, ходит на задних лапах, пляшет, и не имеет хвоста.
Когда-то В старину странствовали по земле св. Петр и св. Павел. Случилось им проходить через деревню около моста. Злая жена и муж согласились испугать святых путников, надели на себя вывороченные шубы, притаились в укромном месте, и только апостолы стали сходить с моста — они выскочили им навстречу и заревели по-медвежьи. Тогда св. Петр и св. Павел сказали: «Щоб же вы ривили отныни и до вика!» С той самой поры и стали они медведями.
Такой рассказ можно услышать от поселян Харьковской губернии; в Херсонском уезде он передается несколько иначе.
Мужик с женою вздумали испугать Спасителя, стали под греблею и принялись кричать: мужик заревел медведем, а баба закуковала кукушкою (зозулею). Господь проклял их, и с того времени они навсегда превратились в медведя и кукушку;
i) в Норвегии существует рассказ о превращении одной женщины в дятла (Njrweg. Volksm rchen, № 2).
Христос, странствуя по земле вместе с апостолом Петром, увидел женщину, которая приготовляла хлебы. Ее звали Гертруда. Спаситель попросил у нее хлеба. Гертруда отделила для странников небольшой кусок теста, и только стала месить его, как он тотчас же вырос и сделался огромным хлебом. Скупая хозяйка пожалела отдать его странникам; снова отделила для них небольшой кусок теста, но и с этим, и со всеми другими кусками случилось то же; тогда решилась она лучше вовсе им отказать, нежели дать так много. За такое жестокосердие Господь обратил ее в птицу, которая осуждена искать себе пищу между древесною корою и пить только дождевую воду. Птица эта всегда чувствует мучительную жажду и называется: Gertrudsvogel.
Русские поселяне также рассказывают о птичке, которая в сухое время летает всюду и жалко чирикает: пипи-пить! «Когда Бог создал землю и вздумал наполнить ее морями, озерами и реками, тогда он повелел идти сильному дождю; после дождя собрал всех птиц и приказал им помогать себе в трудах, чтобы они носили воду в назначенные ей места. Все птицы повиновались, а эта несчастная — нет; она сказала Богу: «Мне не нужны ни озера, ни реки; я и на камушке напьюсь!» Господь разгневался на нее и запретил ей и ее потомству даже приближаться к озеру, реке и ручейку, а позволил утолять жажду только той водою, которая после дождя остается на неровных местах и между камнями. С тех пор бедная птичка, надоедая людям, жалобно просит пить, пить!»";
к) когда жиды преследовали Спасителя, чтобы предать его на распятие, то все птицы, особенно ласточки, старались отвести их от того места, где укрывался Христос. Но воробей указал им это место своим пискливым чириканьем; жиды увидали Спасителя и повели его на мучение. Потому Господь проклял воробья, и мясо его запретил употреблять в пищу. Этот рассказ записан в Харьковской губернии; в других местностях уверяют, что в то время как предали Христа на распятие, воробьи беспрерывно кричали: «Жив-жив! Жив-жив!» — вызывая чрез то врагов Спасителя на новые муки. Ласточки напротив чирикали: «Умер, умер!» Они старались похищать приготовленные мучителями гвозди, но воробьи снова находили их и приносили назад. Оттого гнездо ласточки предвещает дому счастье, убить ее считается за великий грех; а если воробей влетит в избу — это предвестие большой беды. О воробье рассказывают, что он один не знает праздника Благовещенья и вьет в этот день гнездо, что у него ноги связаны за его предательство невидимыми путами, и потому он может только прыгать, а не переступать"
1) в Галиции ходит в народе такое предание: когда воскрес Христос, его увидала жидовская девочка и сказала о том своему отцу. Но старый еврей не поверил и сказал: «Тогда он воскреснет, когда этот жареный каплун полетит и запоет!» И в ту же минуту жареный петух сорвался с вертела, полетел и закричал: «Кукареку!»
Легенды, хотя и касаются некоторых действительных событий и лиц, тем не менее, подобно всем другим народным произведениям, не знают и не преследуют исторической верности. Они даже раскрывают перед нами целый ряд происшествий, связанных с именем Спасителя, о которых не упоминается в источниках, но которые справедливо обращают на себя пытливое внимание ученых. В этих рассказах не столько важна историческая правда передаваемого события, сколько правда гуманного христианского одушевления, проникающая собой все поэтическое создание. Чувство сострадания к чужому несчастию, вложенное в человека уже самою природою, под влиянием возвышенных идей христианства, получило новое торжественное освящение. Вся земная жизнь Спасителя была непрерывною проповедью о любви к ближнему и милосердии к нищей братии: убогим, больным, пораженным язвами, заточенным и страждущим; по вознесении на небо им оставил он в наследие свое святое ИМЯ:
Как вознесся Христос на небеса,
Расплакалась нищая братия,
Расплакались бедные, убогие, слепые и хромые:
«Уж ты истинный Христос, Царь Небесный!
Чем мы будем бедные питаться?
Чем мы будем бедные одеваться, обуваться?»
— Не плачьте вы, бедные, убогие!
Дам я вам гору да золотую,
Дам я вам реку да медвяную...
Тут возговорит Иван да Богословец:
«Ведь ты, истинный Христос да Царь Небесный!
Не давай ты им горы золотые,
Не давай ты им реки медвяные;
Сильные богатые отнимут:
Много тут будет убийства,
Тут много будет кровопролитья.
Ты дай им свое святое имя;
Тебя будут поминати,
Тебя будут величати:
Будут они сыты да и пьяны".
Будут и обуты, и одеты».
Тут возговорил Христос да Царь Небесный:
«Ты Иван да Богословец,
Ты Иван да Злотоустой!
Ты умел слово сказати,
Умел слово рассудити»...
По народным сказаниям Спаситель вместе с апостолами и теперь, как некогда — во время земной своей жизни, ходит по земле, принимая на себя страннический вид убогого; испытуя людское милосердие, он наказывает жестокосердых, жадных и скупых и награждает сострадательных и добрых". Это убеждение, проникнутое чистейшим нравственным характером, основано на том, что Спаситель о делах любви и милосердия к нищей братии проповедал как о делах любви и милосердия к нему самому: «Речет Царь сущим одесную его: «Приидите блогословеннии Отца моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира. Взалкахся бо — и даете ми ясти, возжадахся — и напоисте мя, странен бех — и введосте мене, наг — и одеясте мя, болен — и посетисте мене, в темнице бех — и приидосте ко мне». Тогда отвещают ему праведницы, глаголюще: «Господи, когда тя видехом алчуща — и напитахом, или жаждуща — и на-поихом, когда же тя видехом странна — и введохом, или нага — и одеяхом, когда же тя видехом боляща или в темнице — и приидохом к тебе?» И отвещав Царь речет им: «Аминь, глаголю вам, понеже сотвористе единому сих братии моих меньших — мне сотвористе» (Евангелие от Матфея, гл. XXV, ст. 34—40).
В настоящем сборнике довольно приведено народных рассказов, в которых Христос является испытующим людские сердца странником, и поэтическое достоинство которых также истинно и цельно, как и нравственное. Подобные рассказы живут и между другими славянскими и германскими племенами. Представляем здесь некоторые, наиболее интересные, в переводе.