Сказания, легенды и притчи

Жил-был кузнец, у него был сын лет шести, мальчик бойкой и разумной. Раз пошел старик в церковь, стал перед образом Страшного суда и видит: нарисован черт, да такой страшной — черной, с рогами и с хвостом. «Ишь какой! — подумал он.— Дай-ка я себе намалюю такого в кузнице». Вот и нанял маляра, и велел ему нарисовать на дверях кузницы черта точь-вточь такого, какого видел в церкви. Нарисовал маляр. С той поры старик, как войдет в кузницу, всегда взглянет на черта и скажет: «Здорово, земляк!» А после разведет в горне огонь и примется за работу. Жил эдак кузнец в ладу с чертом лет с десяток; потом заболел и помер. Стал сын его за хозяина, принялся за кузнечное дело; только не захотел он почитать черта, как почитал его старик. Придет ли поутру в кузницу — с ним никогда не поздоровается, а вместо ласкового слова возьмет самый, что ни есть большой молот и огреет этим молотом черта прямо в лоб раза три, да потом и за работу. А как настанет у Бога праздник — сходит он в церковь, поставит святым по свечке; а к черту придет и плюнет в глаза. Прошли целые три года, а он все угощает нечистого каждое утро то молотом, то плевками. Терпел, терпел черт, да и вышел из терпения; невмоготу стало. «Полно,— думает,— принимать мне от него такое надругательство! Дай ухитрюсь, да что-нибудь над ним сделаю».

Вот обернулся черт парнем и приходит в кузницу. «Здравствуй, дядя!» — «Здорово».— «А что, дядя, возьми меня к себе в ученье? Буду тебе хоть уголя таскать да меха раздувать». Кузнец тому и рад: «Отчего не взять! Вдвоем все спорей...» Пошел черт в науку; пожил месяц и узнал кузнечное дело лучше самого хозяина: чего хозяин не сможет, то он сделает. Любо-дорого посмотреть! Кузнец уж так его полюбил, уж так им доволен, что и сказать нельзя. В другой раз сам не идет в кузницу — надеется на работника: он всем управит. Раз как-то не было хозяина дома, а в кузнице оставался один работник. Видит он — едет мимо старая барыня, высунул голову из дверей и давай кричать: «Эй, господа! Вы пожалуйте сюда; здесь новая работа открывается, старые в молодых переделываются». Барыня сейчас из коляски да в кузницу. «Чем ты это похваляешься? Да вправду ли? Да сумеешь ли?» — спрашивает парня. «Не учиться нам стать! — отвечает нечистой.— Коли б не умел, так и не вызывался бы».— «А что стоит?» — спрашивает барыня. «Да всего пятьсот рублей»,— «Ну, вот тебе деньги, сделай из меня молодую». Нечистой взял деньги, посылает кучера на деревню: «Ступай,— говорит,— притащи сюда два ушата молока». А саму барыню схватил клещами за ноги, бросил в горн и сжег всю дочиста, только одни косточки и остались. Как принесли два ушата с молоком, он вылил их в кадушку, собрал все косточки и побросал в молоко. Глядь — минуты через три выходит из молока барыня: живая да молодая, да красивая!

Села она в коляску и поехала домой; входит к барину, а тот уставил на нее глаза, и не узнает своей жены. «Что глаза-то выпучил? — говорит барыня,— Видишь, я и молода, и статна; не хочу, чтоб у меня муж был старой! Сейчас же поезжай в кузницу, пускай и тебя перекуют в молодого, а то и знать тебя не хочу!» Нечего делать, поехал барин.

А тем временем кузнец воротился домой и пошел в кузницу; смотрит — нету работника; искал-искал его, спрашивал-спрашивал — нет как нет, и след простыл. Принялся один за работу, только молотом постукивает. Приезжает барин и прямо в кузницу: «Сделай,— говорит,— из меня молодого».— «В уме ли ты, барин? Как сделать из тебя молодого?» — «Ну, там как знаешь!» — «Я ничего не знаю».— «Врешь, мошенник! Коли переделали мою старуху, переделывайте и меня; а то мне житья от нее не будет...» — «Да я твоей барыни и в глаза то не видал».— «Все равно твой работник видел. Если он сумел дело повершить, так ты, старой мастер, и подавно должен уметь. Ну, живей поворачивайся; не то быть худу: попробуешь у меня березовой бани». Принужден был кузнец переделывать барина. Расспросил потихоньку у кучера, как и что, сделал работник его с барыней, и думает: «Куда не шло! Стану то же делать; попаду на лад — хорошо, не попаду — все равно пропадать!» Тотчас раздел барина донага, схватил его клещами за ноги, сунул в горн и давай поддувать мехами; сжег всего в пепел. После того вынул кости, покидал в молоко, и ждет — скоро ли выскочит оттуда молодой барин. Ждет час, и другой — нет ничего; посмотрел в кадушку — одни косточки плавают, и те обгорелые... А барыня шлет послов в кузницу: скоро ли будет готов барин? Отвечает бедный кузнец, что барин приказал долго жить; поминайте, как звали! Как узнала барыня, что кузнец только сжег ее мужа, а молодым не сделал, сильно разгневалась, созвала своих верных слуг и велела тащить кузнеца на виселицу. Сказано-сделано. Побежали слуги в кузницу, схватили его, связали и потащили на виселицу. Вдруг нагоняет их тот самой малой, что у кузнеца жил в работниках, и спрашивает: «Куда ведут тебя, хозяин?» — «Хотят повесить»,— отвечал кузнец, и рассказал все, что с ним сталось. «Ну, дядя! — молвил нечистый.— Поклянись, что никогда не будешь бить меня своим молотом, а станешь ко мне такую же честь держать, какую твой отец держал,— и барин сейчас будет и жив, и молод». Кузнец забожился, заклялся, что никогда не подымет на черта молота, а будет отдавать ему всякую почесть. Тут работник побежал в кузницу и наскоро воротился оттуда вместе с барином: «Стой,— кричит слугам,— не вешайте! Вот ваш барин!» Они сейчас развязали веревки и отпустили кузнеца на все на четыре стороны; с тех пор перестал кузнец плевать на черта и бить его молотом, работник его скрылся и больше на глаза не показывался, а барин с барыней стали жить да поживать, да добра наживать, и теперь еще живут, коли не умерли.

(Из собрания В. И. Даля.)

Примечания

Вариант этой легенды напечатан в Отечественных Записках 1840 года (см. «Шесть малороссийских простонародных баллад» Л. Боровиковского, № 2, с. 50—51).

«Славный у старых панов был Яремка-кузнец: бывало, сделает серп ли к дверям рукоятку ль, задвижку, крючок ли, завески ли к скрыне — ну так ведь прехитро украсит резьбой да насечкой, что, ей, загляденье! Вот так бы сидел да глядел бы! Ну, а кузница-то у Яремки: право, и хата другая не будет просторней и краше... Подле горнила, на самой на печке, висел на холсте намалеванный черт, повешенный кверху ногами, ну дай списанный точно! Кто ни посмотрит, узнает: черт да и черт тебе! Черный, с рогами, с предлинным хвостом, с бородою, с калиткою денег в когтях и с людскими грехами. Черта Яремка повыпачкал грязью и дегтем, очи проклятые выжег, всего исколол, исцарапал. Если Яремка кует — уж он так норовит, чтобы к черту спиной повернуться.... А если и глянет, бывало, на черта, то, верно, чтоб плюнуть на чертову харю». Черт разозлился и решился отомстить. Вот нанялся в кузницу новый работник, цыган, и какой работник! Десять против него не сработают; Яремка только смотрит да деньги считает.

Приехал однажды к Яремке хромой атаман. Цыган предложил ему сковать ногу. Атаман согласился. «Цыган пригораздил к жаровне хромую ногу; ударил молотом, спрыснул водою, посыпал песком. Атаман лишь вышел из рук кузнеца — да в присядку! С этой поры к кузнецу приносили не лом да железо, а увечье, недуг да калечество». Много перековал цыган: стариков и старух в молодых, калек в здоровых, безобразных в красавцев. «Как-то работник цыган отлучился: а барин Яремкин, дряхлой старик, приходит к Яремке с приказом — перековать его в молодцы. Недолго думал кузнец: завязал его в мешок, подложил угольков в жаровню, и, бросив в горнило, сам принялся раздувать. Отчаянный крик и стоны господские скоро затихли. Вынул Яремка с огня обгорелые кости... Цыган пропал без вести! Уж палач и Сибирь ожидают Яремку!» Велел он позвать священника с молитвою; вот священник прочитал молитву, стал кропить святою водою и прямо попал в намалеванного черта. Вдруг откуда ни взялся — пришел цыган, вызвал Яремку и сказал: «Что хочешь надо мной делай, глумись и ругайся, только не кропи святой водою! Сейчас приведу твоего барина». Скоро явился барин молодец молодцом! Яремку простили, а работник его сгинул без вести, Яремка снял чертов портрет и швырнул в огонь: с той поры черт почернел еще хуже и любимым местом его стали кузнечные трубы.

Смотри также легенду: «Пустынник и дьявол».

В немецкой сказке совсем иначе обставлено предание о перековке дряхлых стариков в юношей, полных сил и здоровья; здесь оно связывается с Христом и апостолами. Однажды шел Господь по земле вместе с апостолом Петром. Дело было к вечеру, и они попросились ночевать к кузнецу. Случилось, что в то же время пришел туда за милостиной бедный нищий, совсем согнувшийся от старости и недостатка сил. «Господи! — сказал св. Петр.— Даруй ему, чтобы он сам мог добывать свой хлеб». Господь приказал кузнецу развести огонь: «Я желаю,— говорил он,— помолодить этого больного старика». Кузнец положил в горнило горячих угольев, св. Петр принялся за меха, и когда все было готово, взял Господь старого нищего, положил его в горнило на самый жар и раскалил до красна, после того бросил его в воду, дал охладиться горячему телу и благословил: и тотчас восстал нищий здоровым, сильным, молодым, как будто ему было только двадцать лет. На другой день то же самое повторяет кузнец с полуслепою, сгорбленною старухою, но его опыт оказывается неудачным.

Любопытно то целебное и животворное свойство, какое в этой легенде и во многих других народных сказках, приписывается воде и огню: это. поверье, по своему происхождению, принадлежит глубокой доисторической старине, когда обожались стихии, и когда знахарство (лечение больных) входило в область религиозных священнодействий. С принятием христианства многое из этих старинных представлений — в массе народа, по преимуществу живущей преданием, было удержано и сказалось. в ее поэтических созданиях, между тем как самая обстановка нередко заимствовалась из иного мира. Так было у всех народов, так было у славянских племен.

Norwegiche VolksmUchen (ч. 1, N 21) передают сказание о кузнеце отчасти сходно с немецкою легендою, напечатанною братьями Гримм, отчасти со своеобразными дополнениями.

Кузнец заключил с чертом договор, что ровно через семь лет готов отдаться ему, если на все это время нечистый сделает его первым мастером в кузнечном искусстве. Однажды как-то Христос и св. Петр, странствуя по земле, зашли к этому кузнецу. У него была мать-старуха: со сгорбленною спиною, со сморщенным лицом, она-едва ноги передвигала от дряхлости. Господь взял ее, положил в горнило и начал ковать — и старуха сделалась молодою и красивою. Кузнец попробовал тоже сделать, но ему вовсе не удалось хитрая работа. Раздраженный тем, что черт плохо ему помогает, он вздумал его проучить. «Правду ли говорят люди,— спросил кузнец нечистого,— что ты можешь настолько умалять себя, насколько захочешь?» — «Правду».— «А ну, полезай в этот кошель!» — «Изволь!» — сказал черт, сделался маленьким и влез в кошель. Но едва он влез туда, как в ту же минуту кузнец затянул кошелек, завязал, положил в горнило и давай поджаривать нечистого. Черт кричать, молить пощады! Не тут-то было. «Я не могу тебя избавить»,— сказал кузнец. Пословица говорит: куй железо, пока горячо!» Бросил кошелек на наковальню и ну ударять по нем большим молотом. Вдоволь натешился над чертом и выпустил его: черт выскочил и давай Бог ноги!

Прошло довольно времени; взял кузнец свой молот и пошел искать дороги в ад. Шел, шел и добрался до перекрестка, где тропинка разделялась надвое: один путь вел на небо, другой в пекло. Здесь повстречался он с портным. «Добрый день! — сказал кузнец.— Ты куда идешь?» — «На небо; а ты куда?» — «Ну, брат, мне с тобой не по дороге: я иду в пекло». Распрощались и пошли каждый своею дорогою. Вот пришел кузнец к адским воротам. «Кто идет?» — спрашивает черт, поставленный на страже.— «Я, тот самый кузнец, у которого есть кошель и молот». Как услышал это дьявол, сейчас велел запереть двери на все на девять замков. «Видно, здесь нет для меня квартиры,— подумал кузнец,— пойду в рай». Пустился в дорогу, и достиг райских ворот в то самое время, как св. Петр впускал на небо портного; но попал ли туда кузнец — не известно.

В «Москвитянине» 1843 года г. П. К. передал со слов одного казака народную сказку «Коваль Захарко». Черт позавидовал доброму и работящему ковалю и стал отзывать от него всех, кто только ехал к нему с работою. Захарко с горя продался черту; но с того времени был столь милостив к бедным и столь набожен, что свыше дано ему было во власть два слова: стань и сядь. Когда наступил срок и явилась за ним нечистая сила, он одному черту сказал: стань! А другому: сядь! И оба они не могли уже тронуться с места. Самого сатану посадил он в кожаный кошель и разбил молотом на наковальне. (Сличи с легендою: «Солдат и Смерть».)